Кейт Шопен. Пара шелковых чулок

A Pair of Silk Stockings
by Kate Chopin
1894

Перевод с английского


Маленькая миссис Соммерс в один день неожиданно обнаружила, что стала обладательницей пятнадцати долларов. Это казалось ей очень большой суммой денег, и то, как из-за этого наполнилось и оттопырилось ее старое портмоне, придавало ей чувство важности, какое она не испытывала многие годы.

Куда их потратить – вопрос, который полностью завладел ею. День или два она бродила, казалось, в мечтательном состоянии, но в действительности была поглощена размышлениями и подсчетами. Она не хотела действовать поспешно, совершив что-то, о чем потом пожалеет. Ночью же она лежала без сна, прокручивая в своем сознании планы, которые, как ей казалось, представляли собой подходящий и благоразумный способ использования денег.

Пару долларов следует добавить к цене башмаков для Джени, что позволит им служить заметно дольше, чем обычно. Она могла бы купить так много перкаля для новых рубашек мальчикам, Джени и Мэг! До этого она планировала поставить заплатки на старые. Мэг нужно новое платье. Она видела несколько прелестных образцов почти задаром в витрине одного магазина. Однако после всего этого останется достаточно денег на новые чулки – на две пары, – и даже штопать не придется! Кроме того, она бы купила кепки для мальчиков и бескозырки для девочек. Мысль о том, что ее выводок будет выглядеть свежим, изящным и новым впервые в жизни, не давала ей покоя и не позволяла уснуть в предвкушении всего этого.

Соседи иногда упоминали о неких «лучших днях», которые маленькая миссис Соммерс знавала прежде, чем хотя бы могла подумать, что станет миссис Соммерс. Сама она не предавалась таким болезненным воспоминаниям. У нее просто не было времени, ни одной секунды, на прошлое. Нужды настоящего поглощали все ее существование. Образы будущего в виде туманного, мрачного монстра время от времени приводили ее в ужас, но, к счастью, это «завтра» никогда не наступало.

Миссис Соммерс была из тех, кто знал всю ценность распродаж и скидок, кто мог часами стоять в очереди, дюйм за дюймом продвигаясь к вожделенному товару по сниженной цене. В случае необходимости она могла проложить себе путь при помощи локтей; она научилась хватать вещи, и удерживать их, и буквально приклеиваться к ним с настойчивостью и решительностью, пока не подходила ее очередь быть обслуженной – и не важно, сколь долго пришлось бы ждать.

Но в тот день она была довольно бледной и уставшей. Она проглотила легкий завтрак? – нет! Когда она думала об этом в перерыве между кормлением детей и походом по магазинам, она, по сути, вообще забыла позавтракать!

Она сидела на вращающемся табурете перед относительно пустым прилавком, пытаясь набраться сил и мужества, чтобы пробиться сквозь нетерпеливую толпу, осаждавшую другой прилавок с рубашками из узорчатого батиста. Ее окатила опустошающая слабость, и она непроизвольно оперлась на стойку. Она не носила перчаток. И постепенно осознала, что ее рука наткнулась на что-то очень мягкое, очень приятное на ощупь. Она посмотрела вниз и увидела, что ладонь ее лежит на груде шелковых чулок. Вывеска рядом сообщала, что их цена была снижена с двух долларов пятидесяти центов до одного доллара девяноста восьми центов, а молодая девушка, стоявшая за этим прилавком, спросила, не хочет ли она посмотреть поближе на их новую линию шелковых чулок. Она улыбнулась так, словно ее попросили изучить брильянтовую тиару, да еще и с окончательным намерением приобрести ее. Но она все-таки продолжила ощупывать мягкие, блестящие роскошные чулки – теперь уже двумя руками, чтобы увидеть их сверкание и почувствовать, как они скользят, подобно змее, между пальцами.

Вдруг на ее бледных щеках возникли лихорадочные пятна. Она взглянула на девушку.

– Как думаете, здесь найдется размер восемь с половиной?

Таких было полно. Оказалось, что чулок этого размера было больше, чем каких-либо других. Здесь были светло-синие, бледно-лиловые, некоторые полностью черные, а также огромное количество оттенков коричневого и серого цветов. Миссис Соммерс выбрала черную пару и смотрела на нее очень долго и пристально. Она делала вид, что изучает ткань, которая, как уверяла продавщица, была безупречна.

– Доллар и девяноста восемь центов, – размышляла она вслух. – Что ж, я возьму их.

Она протянула девушке пятидолларовую бумажку и ждала сдачи и пакета. Какой крошечный это был пакет! Он, казалось, затерялся в глубинах ее потертой старой сумки для покупок.

После этого миссис Соммерс направилась вовсе не в сторону отдела вещей по сниженным ценам. Вместо этого она зашла в лифт, который поднял ее на верхний этаж, где находились дамские комнаты. Здесь, в уединенном уголке, она сменяла свои хлопчатобумажные чулки на шелковые, которые она только что купила. В ее голове не происходило никакого острого мыслительного процесса или попытки урезонить саму себя, как и не пыталась она объяснить мотивы своего поступка. Она вообще ни о чем не думала. На тот момент времени она будто отдыхала от этой трудоемкой и утомительной деятельности и предоставила себя некоему механическому импульсу, который руководил ее действиями и освободил от ответственности.

Как приятно было прикосновение шелка к ее коже! Она захотела откинуться на мягком кресле и какое-то время упиваться роскошью своего приобретения. На короткое время она так и сделала. Затем она надела свои туфли, скатала хлопчатобумажные чулки и засунула в свою сумку. После этого она направилась прямиком в отдел обуви и заняла место, чтобы ей подобрали что-нибудь.

Она была привередлива. Работник никак не мог понять ее желаний, никак не мог подобрать обувь к ее чулкам, и ее было не так легко удовлетворить. Она подобрала юбки и повернула ноги в одну, а голову в другую сторону, как вдруг ее взгляд наткнулся на блестящие остроконечные туфли. Ее ступня и лодыжка выглядели очень привлекательно. Она не осознавала, что они принадлежат ей и являются частью ее самой. Она хотела, чтобы туфли сидели на ней идеально и смотрелись стильно, так что она сказала молодому парню, который обслуживал ее, что не возражает против разницы в цене в один или два доллара, если получит то, что желает.

Много времени прошло с тех пор, как миссис Соммерс примеряла перчатки. В редких случаях, когда она покупала пару, они были уценены настолько, что было бы нелепо и безрассудно надеяться, что они будут впору.

Теперь она опустила локоть на подушку прилавка с перчатками, и прелестное молодое существо, деликатное и ловкое, надело длинные лайковые перчатки на руку миссис Соммерс. Она разгладила их на запястье и аккуратно застегнула, и обе застыли на пару секунд в восхищенном созерцании маленькой ручки в перчатках. Но были и другие места для траты денег.

В нескольких шагах ниже по улице находился киоск, где были сложены стопки книг и журналов. Миссис Соммерс купила два дорогих журнала, которые она привыкла читать в те дни, когда была привычна и к другим приятным вещам. Она понесла их без обертки. Как могла она подбирала свои юбки на перекрестках; ее чулки, обувь и прекрасно подошедшие перчатки сотворили чудеса – дали ей чувство уверенности, чувство принадлежности к хорошо одетой толпе.

Она была очень голодна. В других обстоятельствах она усмирила бы тягу к еде, пока не доберется до дома, где она заварила бы себе чашку чая и перекусила чем-нибудь, что попадется под руку. Но тот порыв, что руководил ею, не допускал и малейшей мысли о подобном.

На углу был ресторан. Она никогда не заходила туда; снаружи ей порой доводилось видеть безупречную ткань дамаста, сияющий хрусталь и мягко ступающих официантов, которые обслуживали богему.

Когда она вошла, ее внешность не вызвала ни удивления, ни ужаса, хоть она и немного боялась, что это могло случиться. Она заняла место за маленьким столиком, и внимательный официант мгновенно приблизился, чтобы принять заказ. Ей не нужна была излишняя роскошь; она желала хорошо и вкусно перекусить – полдюжины крабов, пухлая отбивная с кресс-салатом, что-нибудь сладкое, например, десерт со взбитыми сливками, бокал рейнского вина и под конец маленькую чашечку черного кофе.

Пока несли заказ, она очень неторопливо сняла перчатки и положила рядом. Затем она взяла журнал и начала листать его, разрезая страницы тупым краем ножа. Все было очень приятно. Дамаст был еще безупречнее, чем казалось через окно, а хрусталь сверкал еще сильнее. Тихие дамы и господа обедали за своими собственными столиками, не замечая ее. Мягко и успокаивающе звучала музыка, а в окна дул легкий ветерок. Она попробовала немного еды и прочитала пару-тройку слов, потягивая янтарное вино и шевеля пальцами в новых чулках. Цена всего этого не играла роли. Она отсчитала деньги официанту и оставила чаевые на подносе, после чего тот поклонился ей, словно она была особой королевских кровей.

В кошельке еще оставались деньги, и следующее искушение предстало в виде плаката дневного спектакля.

Вскоре после того как она вошла в театр, началась пьеса, и зал выглядел наполненным до отказа. Но тут и там было несколько свободных мест, и ее проводили на одно из них, между великолепно одетыми женщинами, которые пришли туда, чтобы убить время и съесть какую-нибудь сладость, а также продемонстрировать всем свой яркий наряд. Были и другие, пришедшие исключительно ради пьесы и актерского мастерства. По правде говоря, в зале не было никого, кто бы испытывал к своему окружению те же чувства, что и миссис Соммерс. Сцена, актеры, зрители – все это она вобрала в себя и наслаждалась этим. Она смеялась над комедией и плакала – вместе с яркой женщиной рядом – над трагедией. Они даже немного поговорили о пьесе. И яркая женщина промокнула глаза и всхлипнула в тонкий, как паутина, кружевной платочек, пахнущий духами, после чего передала миссис Соммерс свою коробочку со сладостями.

Пьеса закончилась, музыка оборвалась, толпа выходила на улицу. Было такое чувство, будто сон подошел к концу. Люди разбредались во всех направлениях. Миссис Соммерс дошла до угла и дождалась канатного трамвая.

Мужчине с проницательными глазами, сидевшему напротив нее, казалось, нравилось изучать ее маленькое бледное лицо. Его озадачило, что же он увидел в нем такого. В действительности он не увидел ничего – если только не был волшебником и не распознал мучительно-острое желание, чтобы трамвай нигде не останавливался, но ехал и ехал дальше. Вечно.