Орден Сутулова глава 10

                1
   Весть о том, что некто Пичугин – залётный московский культуровед – собирает по городу опубликованные и неизданные произведения Павла Вересова, в один миг сарафанным телеграфом облетела весь литературный "бомонд" Захолмска. Правильнее сказать – окололитературный, поскольку основные "ценители" добротного русского слога тусовались лишь при любительском литобъединении "Прометей", а остальные значились сотрудниками городской библиотеки. Прочих захолмчан интересовали другие, более "важные" дела и проблемы. К тому же провинциальный городок уже захлестнула волна очередных летних отпусков. Поэтому тёплым июньским вечером обсудить ситуацию с Пичугиным собрались всего три участника литературного объединения: Аскольд Зарёв, Ольга Сорокина и Глеб Пестун. Справедливости ради следует заметить, что и обозначенные "сочинители" явились под своды местной библиотеки только по причине крайнего недовольства тем, что столичный "копатель-архивариус" не заинтересовался их персонами…
   Естественно, первым взял слово самый недовольный – поэт и бард Зарёв.
  – Итак, что мы имеем? – угрюмо бросил он, исподлобья глядя на единомышленников. – Какой-то прощелыга из Москвы жульническим, можно сказать, путём собирает обширную коллекцию из Пашкиных книг, газет, журналов, рукописей, дисков и дискет. Спрашивается, зачем? Ответы могут быть разные. Но наиболее достоверными видятся несколько вариантов. Во-первых, Пичугин, являясь сотрудником какого-то там культурного фонда, хочет либо защитить диссертацию на произведениях Вересова, либо опубликовать сенсационную монограмму в научном журнале, либо в корыстных интересах замышляет банальный плагиат… Во-вторых, не исключён выпуск Пашкиных книг в каком-либо московском издательстве или публикация отдельных его вещей в литературном альманахе. В-третьих… Вообще-то вариантов много. И полностью их высветить просто невозможно. Единственное, что можно сказать, – налицо явно нечистоплотная игра, использование Вересовских трудов под прикрытием отсутствия самого автора… Однако настораживает главное – почему Пичугин интересуется только наследием Голубева? Отчего другие захолмские писатели остаются в тени? По какой такой причине?
  – Да по очень простой! – развязно хмыкнул Глеб Пестун. – Давайте положим руку на сердце и честно признаем, что у Павла была самая лучшая проза в городе. Была и есть! Потому что я не верю в его уход из жизни. Во всяком случае не хочу в это верить!
  – Угу. Может быть, проза и была лучшей, – подала голос Сорокина. – Но только не поэзия! Здесь-то как раз он не тянул на лавры первенства… Хотя я и с его сомнительной беллетристикой поспорила бы!
  – Погодите, ребят! – нетерпеливо заёрзал на стуле Аскольд. – Сейчас не о том речь – кто лучший, кто худший… Вам не кажется, что нас просто хотят элементарно облапошить? Как последних лохов? Из-под носа утягивают рукописи Вересова, непонятно, для чего их используют, а мы, как бараны, спокойненько смотрим на расхитителей да ещё пытаемся им помочь?! Ну не дураки ли, а?.. Если уж на то пошло, то на наших глазах крадут интеллектуальное наследие родного края! Это наше захолмское богатство! Морально-нравственный потенциал! Копилка современного литературного этноса!.. И прежде всего на его защиту должны встать мы – участники ЛИТО, в котором бок о бок с нами долгие годы работал и творил Пашка! Мы не можем предать его память, его талант, его любовь к нашей земле! И не должны допускать чужаков к нашим литературным ценностям!
  – Правильно! Именно так! – с пол-оборота зажёгся Глеб проникновенной речью "лидера". – Мы тут кровью, потом и нервами создавали наш "Прометей", а какие-то ловкачи будут беспардонно пользоваться его реликвиями?! Да ещё хорошие бабки на этом делать? Вот хрен им!
  – Да уж! – пискнула уязвлённая Оля. – Легче всего готовенькое лопатой загребать! Тоже мне, нашлись ухари!
  – Молодцы! – воодушевился Зарёв. – Верной дорогой идёте, господа. И мыслите в нужном направлении… А для того, чтобы не дать всяким москалям разбазаривать нашу культурную собственность, мы должны прежде всего отыскать этого Пичугина, схватить его за руку и выяснить, для каких целей он нагло пользуется Пашкиным архивом…
  – Точно! – поддакнула Ольга. – И не просто выяснить, но и воспрепятствовать тому, чтобы он им свободно пользовался. Это наши, авторские ценности Захолмска! И даже не городские, а прометеевские. Вот так!
  – Всё это верно, но… – Пестун вздохнул и наморщил лоб. – Каким образом мы возьмём за шкирман и надавим на Пичугу? Нужны весомые аргументы…
  – У меня есть план! – торжественно изрёк Зарёв. – Если он сработает, то этот "Пи-Пи-Пи" (Аскольд изобразил порхающую птичку) сам сорвётся со своего гнездовья и прилетит к нам на поклон… Нужно составить официальное письмо от инициативной группы "Прометея" на имя начальника городского отдела культуры. В бумаге следует выразить своё негодование в адрес московских проходимцев, которые средь бела дня по-хамски разворовывают интеллектуальное наследие Захолмского района. Без всякого на то разрешения!.. С этим письмом сходим в отдел культуры к Якову Макарычу Дмитруку и выразим свою позицию. А потом обяжем его принять в данном вопросе самое деятельное участие. Пусть он через секретаршу откопает Пичугина и свяжется с ним, хотя бы по телефону. Выскажет наши претензии… Я полагаю, после такого разговора нашему столичному оппоненту станет жарковато. Он по-любому крепко задумается…
  – Здорово! – подхватил Глеб. – Так и надо сделать!.. А ещё давайте отошлём во все местные СМИ материалы по этому делу. Всколыхнём людское сознание, добьёмся массового читательского резонанса!.. Волна докатится до Москвы, и Пичуге по полной отгрузят за его деяния. Что, как говорится, и требовалось…
  – Отлично! – встрепенулась Оленька. – Я беру на себя статьи в газеты и репортаж для местного радио! А заодно попробую пробить хотя бы новостную заметку в московские издания. Чтобы ускорить процесс разоблачения этого псевдопатриота от культуры!..
   Зарёв удовлетворённо крякнул и вытер пот со лба.
  – Умница, Оля! Действуй! – растроганно вымолвил он и от избытка чувств погладил соратницу по плечу, едва удержавшись от "дружеского" поцелуя. – Если не будем телиться, то успеем вовремя остановить беспредел озверевших плагиатчиков. Надо не позволить столичной братии взять инициативу в свои руки! Мы здесь хозяева! И Пашка был и есть только наш!
  – Во-во! – ухмыльнулся Пестун. – А то действительно эти монстры дойдут до того, что создадут в нашем городе музей-квартиру Вересова, откроют здесь всемирный литературный центр и поставят нашему земляку памятник. Хэх!.. По телеканалам станут вещать на весь шарик о нашем славном писателе. Будут купоны стричь мешками, а нам, как фофанам, останется стоять в сторонке и жалко улыбаться… Нетушки! Давайте, ребята, засучивать рукава, строить баррикады и противостоять московскому жулью! А то слишком жирно им будет!..
  – Без сомнений! – хлопнул ладонью по столу Аскольд. – Я беру на себя сочинение письма в отдел культуры. Думаю, за два дня управлюсь…
  – Я, как и сказала, продавливаюсь в местные и центральные СМИ! – также решительно заявила Сорокина.
  – Ну а я буду звонить в администрацию и договариваться с Дмитруком о нашем визите в отдел культуры. На следующую неделю пойдёт?
  – Не-е!.. Я думаю, дня через три надо уже быть там! – резко отрезюмировал Зарёв.
  – Правильно! – щебетнула Ольга. – Чем быстрее, тем лучше! Чтобы успеть подпалить крылышки этой московской Пичужке!
  – Угу… Ну тогда всё? – обвёл орлиным взором свою команду Зарёв. – По коням?
  – По коням! – бодро констатировали собратья по перу и, спешно покинув здание библиотеки, вновь созданная "группа по защите писательских архивов Захолмска" без долгих прощаний быстро растеклась в разные стороны…

                2
 …Завораживающая мелодия Эннио Морриконе, трепетно-волнующе расплескавшись по комнате, удушливым спазмом сдавливает Сашкино горло, и он, до краёв переполняясь неведомыми ощущениями, не отрываясь смотрит на бархатистый изгиб нежной шейки танцующей с ним спутницы. Ещё одно мгновение – и мужчина, не в силах больше сдерживать властные позывы инстинктов, наклоняется и касается пылающим ореолом сомкнутых губ этого мягкого, тёплого, чувственного изгиба. Галочка вздрагивает, заметно напрягается, встряхивает волной каштаново-чёрных локонов и медленно разворачивает очаровательный анфас навстречу отпрянувшему лику своего партнёра. Её шоколадные глаза сначала удивлённо-сосредоточенно смотрят в серые "буркалы" Шурика, затем покрываются влажной поволокой и начинают таинственно светиться изнутри. Сквозь шелковистые ресницы просачиваются томные биоимпульсы, расшифровав которые, Сашка сам неожиданно вздрагивает. "Я тебе нравлюсь? Тебе хорошо со мной?" – прочитывает он вопрос, генерируемый зрачками молодой женщины. И тут же уверенно отвечает потеплевшим взглядом: "Нравишься! И даже очень! Неужели не замечаешь?" Ещё сильнее прижавшись друг к другу, Он и Она начинают кружиться уже в едином сердечно-дыхательном ритме…
 …Домывая последнюю чашку, Вязников передаёт её в мокрые ладони Галки и невольно перехватывает восхищённо-заинтересованный взгляд хозяйки, скользящий по его профилю. Влажные руки сами ложатся ей на талию, и, зажмурившись (была не была!), Санька слегка нагибается и ловит дрожащими губами пухленький ротик изумлённой Галочки. Её сладковатые от помады губки не сопротивляются, а лишь нерешительно застывают в полуулыбке, скованные любвеобильным поцелуем молодого мужчины. Не проходит и двух секунд, как они из выжидательной позиции переходят в контрнаступление, и тогда Шурка начинает просто задыхаться от клокочущего внутри восторга и сжигающего разум вселенского счастья…
  – Гав-гав! Гав! – требовательно рявкнула за окном собака.
  – Фу ты! – очнулся от романтических грёз Вязников, поднялся с дивана и открыл дверь сторожки. – Тебе чего, Кукла? Кормил уже! Больше ничего нет!
   Псина виновато прошмыгнула в служебное помещение и, извиняюще повиляв хвостом, свернулась клубком около электронагревателя.
  – А-а, замёрзла? – догадался Санька, только сейчас разглядев, что у собаки изрядно подмоченная шерсть. – Чё, опять в пруду купалась? Хых!.. И чего ты там только нашла?.. Ну ладно-ладно, грейся! А я пока подымлю…
   Закрыв за собой дверь, Шурка присел на скамеечку рядом со сторожкой. Затянул "Приму". "Ну что, господин Вязников, тебя можно поздравить? – с иронической усмешкой подумал он. – Похоже, втюрился ты, парень, по самое некуда. Эх-х! Не было печали, да Русаковы помогли… А Галочка-то действительно хороша! Что и говорить. Будто экзотическая мулатка с бронзовой кожей и глазами-вишнями. Красотка из бразильского сериала!.. Странно, как это она до сих пор свободна? Такую леди только последний идиот не заметит. Видно, слишком разборчивая в мужиках. Далеко не каждого привечает… А на меня, похоже, запала. Всем нутром чую! Только чего она во мне нашла, в рядовом стороже? Не знаю… Ох-хо-хо. Прошло уже больше недели, а у меня всё никак рука не поднимается позвонить ей. Такая мадам! У-у… Шибко боязно!.. И как я только осмелел тогда поцеловать её на кухне? Жаль, Русакова не вовремя зашла, а то бы я так быстро не выпустил Галку из объятий. Видно, вино в башку ударило, не иначе… К-хм… Ну что, братан, так и будем сидеть, сигаретки смолить? Не жди, она первой не позвонит – всё-таки женщина. Самому надо действовать!.. А может, вовсе не стоит связываться? Кто я для неё? Незавидная партия – ни жилья своего, ни зарплаты достойной. Словно бомж какой-то, со стройплощадки ГСК не вылезаю. Пришлый странник из соседней области… А с другой стороны – вон как она на меня смотрела! Мурашки по коже… Если я ей нравлюсь, то почему бы и не подбить клина? Не склеятся отношения, то хотя бы какое-то время вместе побудем. С такой вумен не стыдно! Даже почётно в определённом смысле… Не сидеть же в сторожке безвылазно?! Я ведь не старик ещё, гормоны-то играют! А вдруг Галочка – это судьба моя? Пожизненная? А?.. Вот возьмём и всем назло станем вместе жить. Душа в душу. Как два голубка. Привольно и счастливо!.. Ещё детишек успеем нарожать. Двоих или троих. Воспитаем их по последним достижениям педагогики. Самое главное – чтобы были умными и добрыми!.. А что? Почему бы и нет?.. Ф-фух-х… Эх, мать моя! Где наша не пропадала?! Пойду, рискну… Хуже, небось, не станет?.."
   Санька отбросил чинарик в сторону, поднялся со скамейки, почесал в затылке, мысленно перекрестился и, тяжело вздохнув, нырнул в сторожку. Отыскав заветный блокнот, дрожащими пальцами набрал нужный номер и, дебильно ухмыляясь, приник к телефонной трубке.
  – Да? – игриво тенькнуло мягкое женское "ля" на другом конце провода, после которого Шуркины ладони мгновенно повлажнели, а во рту противно пересохло. – Алё! Вас не слышно! Алё!.. Перезво…
  –  Галя?
  – Да…
  – Это Саша… Вязников… Добрый вечер!
  – Ой, Сашенька! Приве-ет!.. Какой сюрприз – а я только что вспоминала о тебе!
  – Правда? – под сердцем у сторожа слегка отпустило. Вдобавок полегчало от внезапного осознания, что ещё в прошлый раз они перешли на "ты". – И я тоже… думал… Вот уже неделю только и думаю о… той встрече. О нас с тобой…
  – О-о! Неожиданно, но… Спасибо! – голос в трубке понизился до эротически-волнующего "до". –  Какие самые яркие впечатления?
  – Хе-хе-хе… – непроизвольно вырвалось у Сашки глуповатое подхихикиванье. – Самые яркие почему-то остались за пределами комнаты. В районе пищеблока… Но особо запомнились твои необыкновенно лучистые глаза, Галенька! Такие нежные, ласковые, тёплые. Они у тебя очень выразительные и красивые! Я думаю, именно про них пел когда-то Ободзинский: "Эти глаза напротив чайного цве-ета…" – мужчина вдруг  поразился своему дикому ловеласному лексикону. А ещё более тому, как его безостановочно "понесло". – Прости, если слишком смело выразился!
  – О-ой! – вдохновенно-томным аккордом сразу из пяти нот пронеслось по проводам. – Ты меня в краску вгоняешь, Сашуль! Так нельзя! А то преждевременно растаю…
  – Но это же искренне! – воодушевился собеседник, чувствуя, что от "Сашуль" у него опять, как тогда в прихожей, засвербило в паху. – Если честно, то твои милые глазки каждую ночь приходят ко мне в сновидениях. И смущённо так подмигивают. Особенно под утро… К чему бы это?
  – У-у… Как сентиментально-трогательно!.. Впечатляет! Хи-хи-хи… – явно растерялась девушка, прикрываясь смешком, чтобы взять мимолётную паузу и прийти в себя. – Почему ж ты не попросился к этим глазкам в гости? Сидел и отмалчивался неделю?
  – Извини, Галочка!.. Я просто не решался. Боялся, мой лирический настрой не оценят. И не так поймут…
  – Отчего же не поймут? Глазки, которыми ты восхищаешься, в своё время прочли огромное множество книг. В том числе и классическую лирику. Поэтому… – молодая женщина вдруг запнулась, глубоко вздохнула и… перешла на будничную "прозу". – Ты сейчас откуда звонишь?
  – С работы. Из ГСК.
  – А, понятно… Хм… Слушай, Санечка! У тебя есть возможность вырваться и зайти ко мне?
  – Когда? Прямо щас?
  – Ага! Чтобы не во сне, а наяву  увидеть мои глазки… А я тем временем на твои посмотрю, по которым тоже соскучилась… Впрочем, я не настаиваю. Если есть проблемы, то… можем повременить…
  – М-м… – Вязников явно не ожидал подобной развязки. – Вообще-то можно, конечно. Даже нужно!.. А не поздно будет?
  – Ой, да ладно! Время ещё совсем детское! Восемь вечера. Светло, как днём… А у меня ужин только что приготовлен. Приходи, вместе покушаем, чайку попьём…
   Шурка сглотнул тягучую слюну, лихорадочно соображая, как незаметнее смыться с работы. В голове за секунду промелькнуло до десяти вариантов. Несмотря на смятение, душа его ликовала. И вовсе не от перспективы совместного ужина, а от осознания, что женщина, о которой он тайно вздыхал последние дни, хочет ЕГО видеть. Непременно сейчас, в ближайшие часы!
  – Спасибо, Галюш, за приглашение! Я, по правде сказать, тронут! – стараясь придать голосу металлические нотки уверенности, работник гаражного кооператива тем не менее "дрейфовал". – Значит, так… Я сейчас позвоню сменщику. Если договорюсь с ним, то… В общем, жди моего звонка. Хорошо?
  – О-кей! Уже жду… Пока! – бодро откликнулась Титова и первой прервала телефонную связь…
 …После расслабляющего, почти семейного кухонного застолья Вязников совсем "поплыл". Он вдруг до щиплющей боли под веками почувствовал, сколько всего оставалось для него "за кадром", пока он смиренно и тупо отсиживал все эти нудные месяцы в сторожке. "И почему Диман раньше не мог познакомить меня с Галкой? – сокрушённо подумал он, допивая горячий чай с бергамотом. – Ведь она совсем не страшная! В смысле – наоборот. Галя просто красавица и с ней абсолютно не страшно находиться один на один. Она такая домашняя, заботливая, приветливая, умная, с развитым чувством юмора! И как я мог раньше обходиться без неё? Осёл! Больше недели ждал, чтобы наконец позвонить! А она совсем не кусается. Напротив – я себя чувствую с ней вполне раскованно, словно мы были знакомы давным-давно. Да это просто мой человек, вот и всё! Мой идеал! Родственная душа! Моя самая близкая на земле женщина!.. А как она славно улыбается! Как смотрит притягательно! Ух… Какие у Галинки стройные ножки! Какие грудка и попочка! Прелесть!.. Даже не верится, что я сижу с ней рядом, в её квартире, и спокойно болтаю о всяких пустяках. Господи, как же соскучился я по домашнему уюту и по близкой женщине! Совсем отвык, бедолага. Гхм… Да, Вязников. Похоже, тебе очень крупно повезло! Такая вумен!.. Держись за неё. Никому не отдавай!.. Потому что лучше тебе уже не найти. Сто пудов!.."
  – Сашуль! Ты не обидишься, если я скажу тебе одну вещь? – словно читая мысли визитёра, улыбнулась сидящая напротив Галина.
  – Смотря какую… – игриво ответил представитель сильного пола, с трудом отводя взгляд от эротического разреза на груди собеседницы.
  – Ты знаешь, я сейчас поймала себя на мысли, что никогда, ни с одним мужчиной мне не было так спокойно, так тепло и комфортно, как с тобой. Честное слово!.. От тебя исходят какие-то очень добрые, чистые и… притягательные флюиды, которые благотворно на меня воздействуют. Мне не напряжно с тобой, понимаешь? А это дорогого стоит! Поверь!.. Я… Я просто поражаюсь!
  – Гм… А я ещё больше поражаюсь! Поскольку только что подумал о том же. Только в твой адрес…
  – Да-а?! – вспыхнула хозяйка. – Ой, надо же… Как бывает… Хих…
   После взаимно-непродолжительного расточения дифирамбов Галка, выждав многозначительную паузу, благосклонно предложила гостю передислоцироваться в большую комнату. То бишь в гостиную. Тот, поблагодарив хозяйку за ужин, также благосклонно принял это предложение. Угнездившись на мягком диване в непосредственной близости друг от друга, женщина и мужчина, как и полагается в подобных ситуациях, несколько мгновений помолчали. Даже интригующе посопели. Поправив складки на кофточке и юбке, первой нарушила тишину кареглазая смуглянка.
  – Саш, – тихо вымолвила она, выжидательно глядя на визави. – Расскажи мне о себе, пожалуйста. Я ведь практически ничего о тебе не знаю. В прошлый раз Русаковы так и не дали нам нормально пообщаться…
  – Да, действительно… – приглушённо кашлянул визитёр, улыбнулся и призадумался. – Ну что ж. Рассказать можно. Кха!.. Извольте, мадам! Вот вам моя устная визитная карточка… Я – Вязников Александр Степанович. Родился в городе Набуздове Архангельской области. После окончания средней школы пошёл работать на машиностроительный завод учеником слесаря. Затем на два года был призван в армию. Отслужив, вновь вернулся на завод и параллельно стал заочно учиться в Архангельском политехническом институте… Через пять лет закончил оный с отличием, и был назначен старшим инженером цеха лазерной металлообработки на том же заводе. Одновременно приобрёл специальность инженера-электрика… Наверное, так бы и трудился до сегодняшнего дня, если бы не одно "но"…
  – Угу! – сразу подобралась собеседница. – Так…
  – Угораздило меня жениться в двадцать пять лет. Рановато, конечно. К тому же в жёны взял совсем соплюшку – Римку из соседнего двора. Она едва успела школу закончить. Какая из неё супружница и хозяйка? Так, смех один… Поначалу всё было более-менее, терпимо. Предки жены выделили нам отдельное жильё – квартиру однокомнатную. Живи, как говорится, да радуйся. Однако тёща решила по-своему. Ввиду отсутствия собственной личной жизни – тесть относился к ней, как к плите на кухне – она надумала жить заботами молодых. То есть полностью посвятила себя семейной жизни дочери и зятя. Стала третьим членом нашего семейства. Только с правом голоса номер один… Тут всё и полетело кувырком…
  – Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее! И не так протокольно…
  – Хорошо! Только я буду краток, потому что… гнусная эта тема. Противная! Во всяком случае – для меня…
  – Я понимаю! – с готовностью кивнула Галя.
  – Так вот… Тёщиными стараниями наша совместная жизнь с Риммой сначала дала глубокую трещину, а потом и вовсе развалилась. Слава Богу, к тому времени детей мы с ней не нажили… На третьем году брака я подал заявление на развод из-за невозможности жить под указку вездесущей тёщи. Жена мой иск в конце концов удовлетворила… С занимаемой жилплощади меня, естественно, хотели сразу выпереть. Но место в заводской общаге пообещали только через полгода. Поэтому деваться было некуда, и я стойко держался за свой угол в тёщиной, можно сказать, квартире. Тем более – до официального развода мы ещё автоматически числились супругами. А процесс был назначен к Новому году, стало быть, ждать оставалось не меньше двух месяцев… Тогда, чтоб меня потравить и выжить, бывшая жёнушка с подачи мамаши решила устроить, так сказать, проверку на прочность – затащила как-то в дом нового сожителя и на моих глазах начала склонять его к интиму. Мне бы, дураку, уйти пока на улицу, переждать этот эксцесс. А я свой норов показал – затеял драку. И сожителю врезал как следует, и Римке. Нервишки подвели… Оказалось – так врезал, что челюсть свернул любовнику и сознания лишил. А бывшей фингалов насажал и нос в кровь расквасил. Она заверещала и выскочила из дома. Побежала мамке жаловаться и ментов на выручку звать… Я понял, что дела мои плохи. Схватил паспорт, деньги, какие были, и – дёру. Примчался на вокзал, сел в ближайший поезд, проходивший мимо, и укатил куда глаза глядят. А глядели они, как потом выяснилось, в сторону Вологодской области. Правильнее – на её северо-восток. Поезд привёз меня куда-то в пригороды Бирюлёвска. Оттуда уже автобусом я доехал до Садилова. Тогда показалось – на край света прибыл. Замаскировался, значит… Огляделся, поскитался несколько дней по городу, пока не наткнулся на гаражный кооператив. Здесь меня и устроил на работу Димка Русаков. Гм… Вот, собственно, и всё. Такая у меня получилась автобиография…
  – Я-ясно… А ты, Саш, больше в свой Набуздов не ездил?
  – А зачем? В ментуру сдаваться?
  – Да нет, глупенький! Хотя бы документы все забрать. Диплом, свидетельство о рождении, трудовую книжку… Ну и… прочее…
  – Нет, пока ещё не решился. Может, чуть попозже… Впрочем, этот процесс можно ускорить. После всего услышанного, под впечатлением таких жутких откровений можешь сдать меня властям. Как хулигана-рецидивиста. Хэх!.. Я на тебя не обижусь. Просто ещё раз отмечу, что нельзя доверяться людям. Даже таким обаятельным женщинам, как Галя Титова…
  – Да ты что, Сашка?! – возмутилась последняя. – Разве я похожа на садистку? Зачем мне тебя подставлять, если мы уже стали друзьями? И вообще. Неприглядное это дело – стукачество. Не по-христиански как-то…
  – Ну… Тогда спасибо, Галюш! Видимо, я в тебе не ошибся.
  – Слушай, а Русаков со своим председателем знают о твоём прошлом?
  – Отчасти… Я кое-что рассказал Димке. Так, в общих чертах…
  – Угу-у… Любопы-ытно… – задумчиво произнесла хозяйка и сдержанно усмехнулась. – Выходит, ты у нас беглый поселенец? Пострадавший за справедливость на бытовом фронте?
  – Точно! По-другому не скажешь… Кхм… Галин! Только не делай, пожалуйста, вид, что первый раз слышишь об этом. Уверен, что Лариса тебе уже все уши протрещала о моих былых заслугах. В кавычках… Да и Диман наверняка помог просветить… Я не прав?
  – Ох ты!.. Частный детектив! – улыбнулась собеседница. – Да от тебя, похоже, ничего не утаишь, болезный ты наш!.. Ладно, не буду скрывать – я действительно в курсе. И очень хорошо, что ты сам, Шурка, обо всём поведал. Без вранья… Уважаю!
  – Так как мне теперь? С вещами на выход? – состроил страдальческую гримасу Вязников. – Или подождать немного?
  – Не только подождать, но и послать все эти тени из прошлого куда подальше! – рассмеялась Галка. – Думаю, твоя бывшая вместе с любовником уже давно вывели все фингалы, водрузили челюсть на место и благополучно забыли о случившемся. А ты всё маешься, от людей в сторожке прячешься, затравленно озираешься по сторонам… Не пора ли налаживать новую жизнь, Александр?
  – Хых… Я бы с радостью… и полным нашим удовольствием! Только… Может, подскажешь, как, где и с кем?
  – Ну-у… – Титова замялась и покрылась румянцем. – Подожди немного. Придёт срок и я тебе подскажу. Обещаю!
  – Отлично! Тогда будем считать, что у меня есть шанс для исправления… – усмехнулся Санька и невольно покосился на балкон, ощупывая карманы брюк.
  – Покурить хочешь? – перехватила его взгляд кареглазка. – Можешь выйти. Я разрешаю!.. Мало того – вместе с тобой постою. Здесь вечерами так благостно!
   Галина откинула с окна штору, распахнула балконную дверь и жестом пригласила гостя освежиться на воздухе. Шурка с готовностью встал и протиснулся в дверной проём. А там… За частоколом металлических перил в самом деле расплескалась редкая благодать! Вязников глубоко вздохнул, распрямил грудь и… с замиранием под сердцем вдруг почувствовал, как к его плечу трогательно прильнуло тёплое плечико спутницы. Забыв о сигарете, он набрал в лёгкие побольше воздуха, мягко обнял Галеньку за талию и застыл, боясь пошевелиться…
   Короткие июньские сумерки плавно перекатывались в прохладную летнюю ночь, о чём красноречиво свидетельствовали первые робкие звёздочки, загоревшиеся над горизонтом… 

                3
   Новенькую бежевую "Волгу" Кирсанова заметила ещё издали. Поблёскивая никелированными бамперами, машина сиротливо маячила у главного входа в психоневрологический диспансер. "О! К чему бы это? – удивлённо подумала женщина, всматриваясь в окна больницы. – Похоже, Зельбин уже на месте. Странно… Обычно наш шеф раньше половины десятого не приезжает. Видимо, есть веские причины…" Ускоряя на ходу шаги, медсестра резво взбежала на крыльцо, потянула на себя массивную дверь и шмыгнула в полусумрак лечебницы.
   Натягивая на ходу служебный халат и шапочку, Вера первым делом заглянула в ординаторскую. Ира Ботова была на месте, вот только плечи её выглядели неестественно ссутуленными, будто девушка сидела не за столом, а пряталась от кого-то за полированной спинкой стула.
  – Иринка! Привет! – бодро выкрикнула Кирсанова, проходя в помещение. – Ну как отдежурилось? Смотрю, наш Вензель сегодня уже с утра порань… – женщина внезапно запнулась, увидев, что сменщица плачет, размазывая грязные от косметики подтёки по влажно-бледным щекам.
  – Ириш, ты чего? – упавшим голосом произнесла Вера. – Что случилось?
  – Лес… Леснянская… у-у… умерла… – задыхаясь от рыданий, глухо выдавила из себя девушка.
  – Ка-ак?!.. Как умерла? – обомлела Кирсанова и, чувствуя, что ноги перестают слушаться, присела на край кушетки. – П-п… Почему?
  – На… наверное… Передо… передозировка тран… транквилизаторов… – еле выговорила сменщица. – Пред… предварительное заключение – острая сердечная недос… недостаточность… Остальное покажет вск… вскрытие…
  – О, Боже! – всплеснула руками Верочка. – Интересно, где… Где она взяла столько снотворного?
  – Н… не знаю! – шмыгнула носом Ботова. – Возможно, откладывала по-тихому. От тех, что были назначены. С… спрятала где-нибудь. А потом… Этой ночью жахнула их разом. Все!.. Я… Я пришла в её палату в шесть утра. Чтобы первую инъекцию витаминов сделать … А она… С-смотрю… Лес… Леснянская не реагирует. И не дышит… Потрогала… ойх!.. А Маша уже… вся холодная… Господи!.. – Ира вновь захлебнулась в удушающих спазмах. – И… И надо ж такому произойти! Именно в мою смену!.. У-у-ой… Затаскают теперь…
  – Та-ак! Угу… – Кирсанова попыталась взять себя в руки, с трудом приподнялась, налила в стакан воды и подошла к коллеге. – Успокойся, Ирин! Пожалуйста!.. Вот, выпей…
   Та послушно отхлебнула и дрожащими руками вынула из кармашка носовой платок. Трубно высморкалась и вытерла свежую партию тёмных разводов от слёз.
  – Скажи мне, Ириш… А где сейчас труп? – Вера подсела рядом. – Его уже увезли?
  – Да… – затравленно пискнула девушка. – Как только… всё это… случилось… Я позвонила Вензелю… Он приехал быстро… минут через пятнадцать… Сразу осмотрел умершую… Потом расспросил меня о… вечерних дозах лекарств… Которые принимали пациенты… После вызвал милицию, а затем, когда те провели осмотр тела и фотографирование, подъехала труповозка… Она и… отвезла Машу в морг… Потом… Вензель долго разговаривал с оперативниками, а мне велел никуда не уходить и сидеть в ординаторской… Чуть позже заставил писать объяс… Объяснительную записку для комиссии… Я… с трудом тут… кое-что нацарапала… Ой, прямо ужас какой-то! Всё перед глазами плывёт…
  – Ну успокойся, успокойся… – Кирсанова погладила сослуживицу по плечу, встала и взволнованно заходила по комнате. – Непонятно… Странно как-то всё… Не похоже было, что Леснянская собирается свести счёты с жизнью… Может, тут кто-то помог? Не обошлось без посторонних?
  – Ой, да что ты! – отмахнулась Ботова. – Ночью здесь никого не было. Я сама все двери запирала. И два раза проверяла их… А Леснянская допоздна ходила по коридору – туда-сюда, туда-сюда… Много курила… Потом вроде успокоилась и ушла в свой бокс… И на тебе! Скончалась под утро… Никто ничего и не услышал. В больнице всё это время было очень тихо… Правда!
  – А с чего это Вензель так уверен, что Мария наглоталась транквилизаторов?
  –На её тумбочке… стояла маленькая упаковочка… Пластиковая такая… Марк Леонидович заглянул в неё – пенальчик на одну треть был заполнен таблетками феназепама… Вензель сразу определил препарат – по фирменным знакам… Остальные Маша, похоже, проглотила…
  – Заба-авно… – тяжело вздохнула Вера и потянулась к своей сумке за сигаретами.
   В этот момент дверь ординаторской резко распахнулась, и в помещение зашёл угрюмый Зельбин. Из-под очков он хмуро взглянул на женщин, кивнул Кирсановой и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
  – Ну что, Ботова? У тебя готово? – обратился он к Ирине. – Написала?
  – Да… Вроде всё… – тихо вымолвила девушка, взяла бумажный листок и протянула его шефу. – Написала, что смогла… Вернее, что знала…
  – Ладно, давай! – устало бросил Вензель, краем глаза просканировав написанное. – Пойдём со мной! Там следователь ждёт… А ты, Кирсанова, принимай дела, – повернулся он к прибывшей сменщице. – И убедительная просьба – меня ни с кем не соединять и по пустякам не отвлекать! Понятно?
  – Понятно… – как эхо откликнулась смущённая Верочка.
  – Пошли! – Марк Леонидович кинул озабоченный взгляд на растерянную Иринку и требовательно ткнул пальцем в сторону коридора.
   Спустя мгновение их фигуры растаяли за поворотом, ведущим к служебному кабинету главврача…
 …Бесцельно поскитавшись по ординаторской, Кирсанова наконец села за стол и принялась "на автомате" перелистывать амбулаторные карты больных. Однако мысли мешались, перед глазами стояло грустное лицо Машеньки Леснянской, каким запомнила его медсестра в последний раз. "Что же ты наделала, Мария? – закрутились в голове обрывки тревожных воспоминаний. – Как же так? Тебе б ещё жить да жить, доченьку на ноги ставить. А ты… Может, тебе действительно не хотелось больше мучиться на этом свете? Опротивело всё? До предела? Или… Кто-то безжалостно решил убрать тебя?.. Зачем?! Кому уж так сильно ты мешала?.. Эх, Машуля… Прости меня, грешную! Прости, что в прошлый раз так и не поняла тебя. Сидела, как дура, издевалась. Обзывала по-всякому, ёрничала… А ты, похоже, уже прощалась со мной. Поцеловала у двери, сказала в назидание какие-то добрые слова. Ушла такая печальная и задумчивая. А я… Я, бестолочь, посмеялась в душе над тобой. Подумала, что у тебя очередной сдвиг по фазе. Обострение… Прости меня, дурищу! Прости, родненькая моя!.. Прости!.."
   Вера отложила ручку в сторону, обхватила пылающие щёки ладонями и, как ни старалась сдерживаться, всё же не удержалась и разревелась на всю комнату, прикрывая рукавом хлынувшие из глаз горюче-предательские слезопотоки…
 …Сразу после обеда служащие Медниковского диспансера начали усердно "перетирать" новую весть – в тумбочке Леснянской под пакетом с яблоками якобы обнаружили её предсмертную записку. Бумажку эту никто в глаза не видел, но практически весь медперсонал стал утверждать, что умершая написала, мол, о своём добровольном решении уйти в мир иной, попросила у всех прощения и особенно покаялась перед дочкой-школьницей. Что оставляет ту сиротой…
   "Получается, в самом деле – суицид… – с трудом веря в слухи, отстранённо подумала Кирсанова, раскладывая по персональным ячейкам таблетки и пилюли для пациентов. – Тогда ещё печальнее, Машенька. Решиться на такое в самом расцвете, ещё совсем молодой… Это по крайней мере – безрассудно. Глупо и грешно! Ужасно грешно!.. Может, мне взяться за собственное расследование случившегося? Вывести на чистую воду муженька твоего непутёвого? А заодно и нашего Вензеля? Хоть режь, но чую, что здесь не обошлось без постороннего вмешательства! Ну не верю я, Машка, что ты могла добровольно руки на себя наложить. Не верю!.. А с другой стороны – чего я добьюсь, даже если докопаюсь до истины? Кто мне особо поверит? Леснянский откупится от любых уголовных преследований и правосудий. А Зельбин… Тот просто вышвырнет меня из больницы, как грязную, облезлую кошку! Без пособия и отпускных. Да ещё по тридцать третьей – чтобы на другое место не взяли. К тому же непременно привлечёт за клевету, по судам затаскает. На этом и закончится моё бесславное правдоискательство… В лучшем случае получу решение суда о немеренном штрафешнике за причинённый моральный ущерб. В худшем – пулю в затылок от киллера. Которого в складчину наймут Леснянский и Зельбин… И что? Кому от этого станет лучше? Так и не отомщённой Машеньке? Или её малолетней дочке?.. Да дочери мать нужна, живая и здоровая! А не мои доводы, которые могут лишить девочку ещё и отца!.. Маму уже не вернёшь, никакими стараниями. А папу… Пусть он перед совестью своей отвечает. И перед Господом…"
 …Ближе к ночи, когда в клинике всё стихло, Верочка обошла палаты, выполнила последние медпроцедуры, заперла главный и аварийный входы, отключила в холле телевизор, покурила в дамском туалете и, разбитая, вернулась в ординаторскую. Закрыв дверь на ключ, она устало присела за стол, заварила крепкий чай, отхлебнула несколько глотков. "Сейчас Машуня принесла бы каких-нибудь новых сладостей, и мы сидели бы с ней напротив друг друга и мирно беседовали, – с горечью констатировала медсестра и тяжело вздохнула. – Вот она, наша суровая действительность! Был человек и… Всё! Нет уже Машуни! И никогда она больше не придёт сюда, ко мне. Не улыбнётся виновато. Не расскажет очередных небылиц… Никогда!.." Чувствуя, что на глаза вновь наволакиваются непрошенные слёзы, Кирсанова огромным усилием воли заставила перебороть себя и, отмахиваясь от душещипательных сентиментов, постаралась переключиться на другие мысли.
   "Её душа сейчас уже беседует с ангелами, а не со мной, – Вера отставила чашку в сторону и задумчиво посмотрела за оконные рамы, в серую мглу июньской ночи. – А нам следует скрепиться, смириться и… жить дальше. Как бы ни было больно, горько и досадно!.. Живым остаётся только память о близких людях. Память разума и сердца. По сути – одни воспоминания. Кстати, о памяти… – Кирсанова с трудом приподнялась и поискала глазами свою сумочку. – Ох-х!.. Я же совсем забыла! Ведь Леснянская оставила у меня эти бумажки. О закопанных драгоценностях. М-м… Где они тут?.."
   Молодая женщина открыла сумочку и среди прочих вещей наткнулась на сложенные листки, переданные Марией. "Ага! Вот! Вот они… Бедная моя подруженька. Старалась, всё подробно описала. Как доехать, как дом отыскать. План начертила, пометила подпол на кухне… Эх, Маша, Маша! Зря ты так напрягалась. Не нужны мне эти изумруды. Грязные они, ворованные. Из-за них человека убили… Пусть себе дальше в земле покоятся и никому не достаются. Пусть пропадают в забытом Богом урочище!.. Выбросить, что ли, бумаженции эти? От греха подальше. Или сжечь без следа? Чтобы неповадно было доставать каждый раз и соблазняться?.. Впрочем… По всем показателям выходит, что теперь я одна осталась хранительницей тайны Марии Леснянской. Никто об этом больше не знает. Ни одна душа!.. Да, точно… И Машутка перед смертью именно мне доверилась – рассказала про свой клад. Стало быть, она хотела, чтобы эти драгоценности в будущем принадлежали только мне, единственной. Угу… Значит… К чему тогда торопиться? Следует всё основательно взвесить и хорошенько обдумать. Возможно, отыскав эти камушки, я выполню последнюю волю Леснянской? Тем самым облегчу ей пребывание в потустороннем мире? А наказ умершего, как известно, – дело святое. Такие наказы нужно выполнять беспрекословно… Хм… Помнится, Маша говорила, что её заныканные изумруды на лимон баксов потянут. Это ж какие деньжищи, целое состояние! У-у… Можно за кордон уехать, купить там приличный домик под пальмами и с видом на море. Остальное вложить в прибыльное дело, стричь дивиденды и жить себе безбедно. Ух, заманчиво, чёрт возьми!.. А что? Следует обмозговать такой поворот судьбы. Причём, вполне возможный поворот… Во всяком случае меня никто не подгоняет. Вот уляжется вся эта шумиха вокруг Машиной гибели, закончится следствие и… Я очень трезво подумаю над данным вопросом. Может, и приму стоящее решение. К тому же, в отпуске я уже два года не была. Возьму да и махну в это долбанное Грязино. Разведаю – что и как. На недельку. Максимум – на две… При возможности приватизирую спрятанные камешки. Ведь они по праву теперь мои? Сама Машенька так хотела… Напишу заявление на отпуск, поговорю с Вензелем и… Гуд бай, Медниково! Вместе с Захолмском… А маме скажу, что путёвку в подмосковный санаторий дали, от работы… В любом случае я – женщина свободная, никто меня не удержит! Если того захочу… Ну что ж, ладненько. На том и порешим. Утро вечера, как говорится…"
   Вера убрала бумажки в сумку, подошла к окну, распахнула обе рамы и, клацнув зажигалкой, жадно затянулась дамской сигаретой. Табачный дым, завиваясь в кольца, резво устремился на волю – к сиреневым кустам, из-за которых смущённо подмигивали друг другу застывшие на ночном небе созвездия…

                4
   В два часа дня московский ресторан "Бриз" вполне оправдывал своё название – к этому времени здесь размеренно "плескалось" редкое затишье, какое бывает утром на море после отгремевшей ночью грозы. Байт и Пичугин сидели за одиноким столиком у окна и, не обращая внимания на единичных посетителей, предавались "светской" беседе под элитный коньячок с гламурной снедью.
  – Не ожида-ал… Честно говорю, не ожидал! – усмехнулся в очередной раз Антон, зажёвывая только что опрокинутую рюмку. – Чуть больше месяца и… Пожалте вам! Макет уже готов. И главное – контракт подписан. Хых!
  – А ты думал, тут целый год хрен к носу примеривать будут? – поддакнул раскрасневшийся Георгий. – Не-ет, братец, Москва денежки лю-юбит. Оттого и шустрит, работает слаженно, оперативно. Товар – бабки, бабки – товар…         
  – Да я даже не об этом! А вообще… Поражаюсь, как Осмоловский так легко клюнул на мою идею издать малоизвестного провинциального автора. Решился на такое… Насколько мне известно, сегодня приёмные издательств ломятся от рукописей. Но их годами парят на стеллажах, превращая по сути в макулатуру. М-м… Ведь наш славный землячок, то есть Вересов, тоже совсем нераскрученный товарищ. Его ещё пиарить да пиарить нужно! А тут – бабах! Сразу двухтомник тиражом в две тысячи. С шикарным переплётом, на хорошей бумаге, с использованием профессионального дизайна. Томики все иллюстрированы, где-то по семьсот страниц каждый. Просто блеск! Мечта идиота… Воистину – чудны дела твои, Господи!
  – Угу… Если учесть, что за Господа стараются вполне земные люди… – налегая на оливье, скривился Пичугин. – Во-первых – Приходько. Это весьма влиятельное и авторитетное лицо в литературно-издательских кругах. К нему даже за бугром прислушиваются. Одной его рецензии достаточно, чтобы на автора посмотрели более пристально… Во-вторых – твой покорный слуга. Я тоже не последняя пешка в полиграфии. Имею связи, влияние, свою номенклатуру. Располагаю многими козырными картами в игре с этой бумажной шоблой. Знаком с правилами закулисных интриг, даже когда игры перестают подчиняться каким-либо правилам… Так что…
  – Хех!.. Кто бы спорил!.. Не зря я именно на тебя ставку делал…
  – Поэтому не думай, что успех данного проекта тебе с неба на парашюте сбросили. Осмоловский тот ещё жучила! Он бы ни за что не взялся за твоего Голубя, приди ты к нему с улицы – в одиночку, без всяких там протеже. Хоть на триста процентов увеличь свой пай, он не стал бы руки марать об твой двухтомник. Больно надо! У него другие проекты найдутся. Покруче нашего… Запомни – сегодня куют деньги только на знакомствах, брэндах и репутациях!..
  – И всё? Хм… А сам Вересов? Совсем не тянет, что ли? Ни на что не годен?
  – Ты имеешь в виду – как автор?
  – Естественно.
  – Понимаешь… Не обижайся, но… В России таких Голубевых можно в каждом городе отыскать. При желании – в каждом посёлке… Парень он был, несомненно, талантливый. И даровитый от природы. Не зря его Приходько сразу засёк, отметил. Только… Одного таланта здесь мало. Ему нужно индивидуальный лэйбл создавать, свой имидж, своё лицо. Как говорят – имя или брэнд. Требуется мощная раскрутка, реклама, пиар. Лишь после этого можно будет утверждать – состоялся ли данный автор, как коммерческая единица, как товар… А чтобы дойти до подобного уровня, нужно день и ночь качать бабки из продюсерского океана. Через огро-омную трубу. Это на два порядка больше, чем весь твой сегодняшний проект стоит…
  – Гм… Ну… Давай тогда… начнём хотя бы с малого… Ты, Гош, тисни в какой-нибудь журнальчик что-нить из Вересовских рассказов. Подборочку небольшую… Или повестушечку страниц на тридцать… В принципе можно и статью дяди Приходько опубликовать. В популярном литературном издании. Со ссылкой на то, что в скором времени из печати выходит двухтомник замечательного российского автора – основоположника, те сазать, современного направления в отечественной прозе и публицистике. Ну… в общем… как-то вот так… В таком разрезе… И обязательно упомянуть, что книги выпускает не какая-нить Задрищенская контора по переработке макулатуры, а известное и престижное московское издательство… м-м… как его?
  – "ЭГО".
  – Во-во!.. Кстати, а что означает это "ЭГО"?
  – Элементарно, Ватсон!.. Мы имеем дело с банальной аббревиатурой. То есть, с первыми буквами имени, отчества и фамилии директора издательства. Эдуард Германовичч Осмоловский. Получается – ЭГО…
  – А-а… Вон оно как… Увековечил, значит, себя в поколениях Эдуардик. Хех! Вообще-то умно… Гм… Ну так что? Сделаешь? Провернёшь первую пиар-акцию?
  – Ладно… Попробую подыскать подходящий журнал… Что-нибудь придумаю…    
  – Умница!.. А за мной не пропадёт. Ты меня знаешь. Сколько скажешь – столько и получишь. В разумных, конечно, пределах…
  – Договорились! И… раз уж речь зашла о деньгах, то… Позволь, Антон, небольшую ремарку…
  – Позволяю.
  – В принципе, я всё о том же… О твоих вложениях в "ЭГО"… Твоя эксклюзивная доля в тираже – шестьсот экземпляров. Это мизер. Я тут прикинул – никакой прибыли, одни убытки. И довольно существенные… Никак не могу понять: ну зачем тебе всё это? Ведь на альтруиста ты совсем не похож. Или на чокнутого библиофила… Неужели надеешься, что настоящий проект в ближайшее время станет бомбой замедленного действия? Произведёт небывалый фурор? Разнесёт в клочья устоявшиеся взгляды на современную беллетристику? Привлечёт внимание миллионов читателей? Хм… Сомневаюсь я что-то… Классики, и те сейчас многие в дерьме сидят. Не востребованы…
  – Хох… – выдохнул из себя Завьялов и устало посмотрел на собеседника. – Может, ты и прав. Никчёмное это занятие. Одни растраты… Но… давай перенесём наш разговор на… хотя бы на полгодика. Или даже на три-четыре месяца. Посмотрим, что из всей этой затеи получится. Вот тогда, если сбудутся мои предположения и расчёты, я уж, так и быть, поделюсь с тобой всеми моими соображениями относительно изданий Вересова… Идёт?
  – Ну… Как знаешь… Дело твоё…
  – А сейчас… – Байт потянулся за коньяком. – Сейчас давай-ка, дружище, выпьем за скорейший и качественный выход тиража из печати, и за… За наше с тобой дальнейшее сотрудничество!.. Ты не против?
  – Да нет… – пожал плечами Георгий и взял рюмку в руки. – Хорошо… Давай!
   Компаньоны дружно звякнули казённым хрусталём, дёрнули по стопочке, удовлетворённо хмыкнули и… продолжили трапезу. Ресторанные часы показывали без пяти три…