Не до кнца разочарованный странник

                НЕ ДО КОНЦА   РАЗОЧАРОВАННЫЙ  СТРАННИК
   
  О раннем творчестве  и
                о  трудном восхождении   
                потаённого   писателя  ЮРИЯ  КУКУЛИЕВА-СТРЕЛЬЦОВА.
   

      Настоящее есть  дитя прошлого. Самым честным фактом творческой биографии  каждого одарённого писателя являются его ранние произведения. Именно по ним, по этим порождениям истекшего Мгновения, мы можем судить о  незримых миру трудностях восхождения  большого  мастера Слова,  непрестанно  рождающего в муках самого себя в разных ипостасях и  масках.  Ранние произведения любого художника – это своеобразные  мостики, нависшие над  Бездной, жерди и жердочки, проложенные  через трясину жизни в поисках сочувствия и понимания.
      Любому художнику необходим обмен  творческими идеями, нужна периодическая подзарядка энергией, ибо творчески одержимые люди не могут жить без этого. Но как быть писателю-мыслителю  в эпоху победного шествия консюмеризма, с его  «идеологией пустоты», мятежной ненасытностью низменных страстей и вожделений  блаженствующих скотов?
      Как быть молодому мыслителю и юному  художнику в эпоху  безвольных,  социально пассивных и безответственных людей?  Как найти ему, бедолаге, на  этом скотном дворе собратьев по   разуму  и  духу? И как  при этом  ему изловчиться, чтобы не попасть  в плен чужих вкусов и пристрастий, справиться со своим комплексом одиночества маленького мальчика, оставленного и забытого мамой в тёмном чуланчике  её ставшего   проклятием чувственного бытия. 
      Сложно  юному художнику оставаться самим собой, быть самому себе суверенным государством.    Трудно  ему  не впускать в себя тоску и отчаяние, но ещё труднее  не впускать в свою  суверенную душу Любовь, под  соблазнительно вожделенной видом  которой чаще всего  скрывается   «очаровательная, с длинными волнистыми волосами»  животная самка Самаэль-Лилит.  Известно с давних пор, что многие  большие художники и поэты стали жертвами   магически соблазнительной Лилит, Одем-Батны («Красного чрева»), постоянно меняющей свой облик Хайо Бишат, Лилит-суккуб, праматери  «немых люей лишённых разума».  («Шаббат» 151 б; «Зогар»11,267б, а также см.:  Krebs Wilgelm. Lilith –  Adams  erste Frau // “Zeitschrift fur Religions- und Geitesgeschichte”, 1975,  № 27 ).
      К счастью, герой  ранних рассказов  писателя Кукулиева-Стрельцова уже умеет своим   внутренним  чутьём находить  в  «прекрасных  дочерях  человеческих»  именно ту девушку, которая    может стать для  него  на всю жизнь  крепкой, как любовь, «нитью, которая никогда не порвётся». (психоэтюд «Нить, ведущая нас», М., 2003-2004).
      Что скрывать, в современном обществе потребления-истребления-расчленения-разрушения  женщина-Мать и женщина-Жена  смиренно и без борьбы   уступили  свою высшую предназначенческую  роль  «очаровательным животным» женского рода, женщинам-вамп, Лилит-суккуб  и  успешным порно-звёздам, у которых уникальная «глубокая глотка» (как в одноимённом голливудском фильме), а  «сердца пустые, глаза слепые». Цель у этих   алчных валькирий и соблазнительных тварей Божьих одна – выкачать из своих партнёров все  их жизненные соки,  присвоить себе их блага и ценности, деньги и власть, сделать всё возможное, чтобы этих  окончательно  выжатых  самцов  «как можно быстрей в гроб   уложить»   (психологический этюд  «Учитель жизни суровой», М., 2004.)
      Увы, полная девальвация  гуманизма в ХХ веке исключила почти полностью человекосущностный подход к  решению проблемы очеловечивания человека. Первочеловек, герой-полубог,  изначально помещённый теологами и атеистами-материалистами во главе животного царства, во главе творения к концу второго тысячелетия от  Рождества Христова, оказался животным, лишённым души, человеком разрушающимся. Прежний, самозванный венец творения, отметил своим нравственным и физическим вырождением конец Творения, ибо творение, кульминировавшее в нём, неизбежно приходит в упадок в случае его физической смерти.
      В этом тотальном падении человека в смертельный грех, герой произведений  писателя Юрия Кукулиева-Стрельцова является  не до конца ещё  разочарованным странником, мучительно пытающимся с одной стороны   материализовать, очеловечить божественные тайны  Любви, а с другой – одухотворить физиологию творения, подчинить Материю-плоть метафизике.
      Это желание вызвано тоской по смыслу жизни, который никак не обнаруживается героем писателя в нашей  трескучей и пустой «культуре повседневности», где высокая любовь становится  животным соитием,  прозой жизни, ярмом и тяжкой крестной ношей.
      Как понятен нам  этот юный всемогущий  Воитель-девственник, преисполненный божественной невинности и  лучистой энергии,  архангел непобедимый и бесполый. Как трагичен этот  серафим и херувим в одном лице, Витязь, облачённый в кольчугу  отрицания гностиков, с их отказом  создавать заведомо  неполноценных индивидов, с их отказом плодить имбецилов, латентных дегенератов и манкуртов (рассказ «Вера», «Пацанки») 
      Для  ранней прозы  Юрия Кукулиева-Стрельцова характерен  странный, срывчатый, нервный стиль, разорванность  мыслеобразов,   стремительная  сменяемость чувств и переживаний её  главного лирического   героя  на фоне выраженного чувства  необъяснимой подсердечной тоски.   Это объясняется, прежде всего, тем, что первые шаги Юрия Кукулиева-Стрельцова как писателя пришлись на время  подлых и позорных 90-х годов  прошлого века, когда  резко обозначился  глубокий духовно-нравственный кризис  в России.   
      И,  соответственно,  как  писатель и гражданин Юрий Кукулиев-Стрельцов не мог не слиться  мысленно и духовно  со своим  героем,  таким  же  несчастным и обманутым  лукавым «городом и миром», как и миллионы его доверчивых граждан.   Вот почему  сам автор,  и его  лирический герой, оба  с одинаковой болью  души и сердца  глубоко переживают национальную катастрофу третьей великой Смуты и третьего великого  Грабежа в России. Эти моральные  депрессивные страдания  автора, как и у многих его современников,  проходят  на фоне  плохо скрываемой тревоги, переходящей  часто  в глубокие эсхатологические  переживания, характерные для большинства творческих натур с их ажитированной меланхолией и  обострённым чувством вины.
      Герой ранних рассказов  Кукулиева-Стрельцова – это юный «неврастеник  городского типа»,  больное дитя урбанизма, больной плод больного российского  общества. Он может быть несчастлив «по дороге к метро из-за своих разногласий с  мамой»,   ставших уже для него  банальными (эссе «Учитель жизни суровой»). Но он буквально озарён ожиданием счастья, духовного просветления и творческого  вдохновения, отчего  привычная дорога в библиотеку для него – это  стремителеный полёт, «светлый путь к  автобусной остановке» через  цветущие луга  иллюзий и фантасмагорий (психологический этюд «Это могла быть любовь», М., 2003).
      Лирический герой раннего творчества Юрия Кукулиева это, прежде всего, жертва неумолимого закона биологического конвейера, который в  одинаковой  мере относится к любой формации мезокосма: семье, общине, классу, нации, ко всему человечеству  в целом – и к каждому человеку в отдельности. 
       Он – одна из  бесчисленных жертв самой тяжкой Кармы  первопредков, их духовных беззаконий, преисполненных качеством скверны, ставших причиной наследственной дегенерации, чудовищного конвейера вырождения. 
      Он – жертва грехов своих родителей, дедушек и бабушек, архаичных предков, потомков Кроноса, «пожирателя  своего семени», своих детей  «под видом камня», Jupiter-lapis, с их физическими деформациями  человеческого организма, половыми извращениями, психическими болезнями, с подсознательными изменениями. «перевёрнутости» восприятия субъективно-объективных отношений под воздействием галлюциногенного, божественного напитка Сомы-Халмы во время  кровавых соитий самцов-антропофагов со своими жертвами-самками. (Staudacher Wilgelm. Die Trennung von Himmel und Erde. Ein vorgiechischer Schofugsmythus bei  Hesiod und den Ophikern. Tubingen, 1942. s.32-34 – Hesiod. Theologia. S. 154). 
      Герой Юрия Кукулиева-Стрельцова вполне может оказаться в этой своеобразной  мясорубке в конце исторического конвейера, ибо  сегодня в России, ставшей  в 90-е года ХХ века страной негодяев и содомитов для этого есть все условия.
      Но будем надеяться, что  писатель и мыслитель Кукулиев-Стрельцов  спасёт от страшной гибели своего  лирического героя, что минует его   проклятие Немезиды, что увидим мы его в роли победителя  мироыого Зла в новых рассказах, повестях и романах этого странного, оригинального и очень одарённого  литератора. И «ещё не написан Вертер»…   Ещё не сказано последнее веское Слово о своей  трагично постыдной, позорной эпохе.  Но, слава Богу,   сложилось  пусть и в эфирных образах  некое сочинение с условным пока названием «Бытие сердца моего», уже  облачились  в одежды и материализовались   люди, судьбы и события  в сборнике рассказов и повестей пока ещё  под  не определённым окончательно  названием. Может,  он будет называться «Ade, main schones Vaterland»,  а может – «Прощай, alte Deutschland».  Это не столь важно. Главным здесь является то, что писатель сумел преодолеть  рутину  непреодолиой реальности и ему есть, что сказать,  есть,  что поведать миру.
      В лихолетье Смуты и духовного разложения он  смог  выковать  и заточить свой  Дух на оселке святоотеческой литературы и  осознать своё высокое предназначение.  В мире торжества Золотого Тельца и дешёвого соблазна, он  не захотел  пойти за теми, кто  навязывает нам  «идеологию»  своего неистового, нетерпимого и мстительного   племенного божества,   священным символом, «Святая Святых»   которого  являются органы слепого и бессмысленного  деторождения. Будем надеяться, что  писатель  Кукулиев-Стрельцов не свернёт со своего  пути  и подвергнется  слишком жестокому наказанию Кармы, что  закон Воздаяния будет прямо пропорционален  добрым  делам этого страдающего человека и  трудно восходящего на Олимп писателя.
      Всем  давно известно,   что проклятие жизни велико.   Однако, мало тех мыслящих творцов, кто  согласен обменять  все мучения сознательной  проклятой жизни  на  бессознательное совершенство бесплотного духовного Бытия. Мучительно тяжело пребывать вечно там, где царит непогрешимая тотальная Справедливость и торжествует идеальное Добро. Нет причин  большому художнику мучить себя одним из вечных вопросов: «Кто, кроме меня, осмелится осудить Вечную Справедливость? Жажду, Боже, жажду  Справедливости,  но  ещё больше  жду Возмездия  за причинённые  мне страдания и муки!»
       И всегда в любой эпохе  находятся  талантливые, мыслящие, мудрые люди,     руководствующиеся в своём творчестве  благословенным знанием Кармы,  внутренним подсознательным ощущением её непреложных,  сознательных или бессознательных законов, которые в минуты крайнего отчаяния, на грани суицида,  удерживают  их от предания проклятию  жуткой  и несправедливой  жизни.   
      Что говорить, трудно объяснить себе и другим людям таинственную проблему Добра и Зла, примирить  созидающего человека-труженика с ужасной и кажущейся несправедливостью жизни. Ничто другое не может успокоить  наше  возмущённое чувство  справедливости.  Сложно быть писателю в нашем мире  жить и творить вне всяких  эмоций и  животного жертвенного альтруизма, исходя одного холодного  и расчётливого рассудка.
      Сложно  писателю поставить себя над миром и быть пророком-утешителем и вдохновителем, когда он  сам с детства видит вокруг себя неравенство в рождении, в  судьбе, в интеллекте и способностях.  Трудно видеть  мыслящему человеку уродства социального неравенства.  С болью и гневом   видит он почёт, оказываемый  глупцам и бездельникам, на которых судьба расточает свои милости лишь в силу  их привилегированного рождения.  Особенно трудно Поэту, «который утвердил пророчеств гневных виды и Истину увидел в вещих снах»; и не менее  трудно Писателю, котороый  через кровавый пот  выявил свою эпоху,  а через выявленную   эпоху «выявил  своё отображенье, и  в  капле  пота  выявил себя» (А.  Апостолов).
      Обидно до слёз, как он сам, при всём его интеллекте и  добродетелях, он, гораздо более достойный во всех отношениях, погибает здесь и сейчас от нужды, одиночества и  оставленности, от недостатка в сочувствии. Когда он видит всё это,  он  бессилен  помочь себе самому и своим близким в этом незаслуженном страдании.  Ему приходится отворачиваться с сердцем, обливающимся кровью от воплей, раздирающих душу несчастных сограждан.  Тогда наступает час отчаяния,  тогда  лживое смирение уступает место  гневу проклятия, укротить который может лишь   великий закон Кармы.
      Именно эти мысли и чувства обуревают автора  ранних гневных эссе и памфлетов  - потаённого и  скрытного   для консюмеристов всех мастей  писателя Юрия Кукулиева-Стрельцова.  У этого  весьма одарённого  литератора большое будущее, ибо он относится к тому типу  русских писателей, которые  подобно   Михаилу Булгакову молча, тайно и с какой-то безрассудной отвагой продолжают делать своё великое Дело.  У таких писателей  в душе своё суверенное государство, своя идеология, своя  вера и своё чёткое понимание своего высшего предназначения: быть честным,  бескорыстным  и совестливым толмачом Бога.

Анатолий АПОСТОЛОВ, писатель, поэт, публицист,
действительный член Международной Кирилло-Мефодиевской  академии славянского просвещения