Он главнее

Очень она убивалась по мужу, такой был прекрасный человек, в институте Курчатова работал, скромный, непьющий, никто не слышал от него дурного слова. Она думала, что так будет вечно, а он уснул и не проснулся: легкая смерть. Нина плакала так сильно, что от нервов у нее глаукома возникла. Очень высокое давление глазное: сорок три. Ее взяли в больницу, но она и там плакала. Ей было совестно – не переживать. Забыть и успокоиться – значит предать память любимого человека, - так она думала. Даже представить себе не могла – что будет жить по-прежнему, когда его нет, а она обязана жить дальше.
О себе, о своем виде совсем перестала заботиться. Волосы жиденькие завязала старым капроновым чулком на затылке, кремом не пользовалась, руки совсем запустила. И сама опустилась душой. Ей казалось, что без мужа она как моллюск, потерявший свою раковину. Вся на виду, беззащитная и одинокая. Муж обо всем заботился, а не стало его, и она рассудок утратила, не знала, как квитанцию заполнить, что с деньгами делать, а также с капающим краном.
Часто во мне его видела. И каждый сон берегла и себе пересказывала помногу раз; как груди его прижимает и просит: возьми меня к себе, не могу без тебя, а он молчит.
Посоветовали ей в церковь сходить, она беседовала с батюшкой, и тот сказал: отпусти его, не держи. Еще он посоветовал, чтобы она жила с радостью. Эти его слова ее удивили: как же с радостью, когда жить не  хочется. Она долго думала: почему он так сказал, как бы запретил ей горевать. И еще вспомнила: надо научиться жить по-новому, муж ушел, а вы остались. У вас дети, подумайте о них. Повернитесь к ним, вы им нужны…
Тогда ее озарило – вот для чего дети нужны: чтобы в час испытаний, когда белый свет сужается до мизерной точки,  оставшиеся силы посвятить им. И тогда возвращается желание жить и уходит чувство, что ты предаешь умершего своим существованием на земле.
У Нины есть дочь разведенная и внучка-студентка. Из-за своей неустроенности дочь Светлана к матери относилась без должного внимания, а когда умер отец, даже в тайне обрадовалась: теперь ее мать уравнялась с ней в одиночестве. Впрочем, нельзя сказать определенно, что обрадовалась. Все же похоронить отца – тяжелый удар. Но рядом с потерей сквозило вот такое женское: зависть к матери, к ее счастливой судьбе. Очень было досадно дочери, что она, такая видная, метр семьдесят, с крепкой грудью и густыми волосами, которые, чтобы не мучиться, приходилось коротко стричь, на что уходили немалые деньги, никак не устроит заново свою личную жизнь. Поэтому, когда мать осиротела, она сочувствие свое к ней выражала чисто формально, без душевного сострадания. Жалеть она не умела. На все смотрела сквозь призму удобства и пользы ля себя.
Когда мать потянулась к ней, желая восполнить возникшую пустоту, Светлана сразу решила использовать ситуацию для  получения свободы, необходимой  при устройстве личных дел. Она предложила матери взять к себе в утешение Лизку-студентку и прописать ее у себя вместо умершего мужа во избежания опасности быть наживкой для преступников, охотившихся на одиноких стариков, имевших отдельную квартиру.
Нина, конечно, согласилась, и внучка переехала к ней. Что и говорить, для Нины присутствие внучки было  спасением.
Лизонька совсем не походила на мать. Несмотря на молодость, она проявляла удивительную тактичность в отношении к бабушке. Ни громкой музыки (пользовалась наушниками), ни долгих телефонных разговоров (их заменяли кнопочные послания по мобильному телефону) – ничто не нарушало домашнего покоя. И только  одно могло взволновать Лизу и побудить ее к шумным хлопотам: предстоящее свидание с отцом.
Тут она готова была перевернуть весь дом, бегая из кухни в ванную, оттуда к себе в комнату с зажатым в руке мобильником.
– Да, что ты суетишься! – удивлялась Нина, наблюдая за  внучкой.
– Ой, ты не понимаешь… Мне надо выглядеть, одеться поинтереснее, мы в ресторан идем.
Встречи с отцом были нечастыми. Это не мешало Лизоньке испытывать к нему сумасшедшую любовь. Которой вовсе не разделяла Нина.
Что произошло между зятем и дочерью оставалось для Нины загадкой. Но каждый раз, когда речь заходила о причинах развода, возникал не проверенный слух об утюге, запущенном якобы в сторону жены из-за ревности. Так ли это было или нет, Нина не знала. Может быть, зять только схватил это утюг, но не бросил его, а  может и бросил, но не попал. Только развод состоялся. И вот уже пятнадцать лет дочь Светлана довольствуется случайными связями и злится, что не может найти себе подходящего мужа.
С тех пор, как внучка поселилась у Нины, встречи с отцом участились. Наверное, ему  тяжело было договариваться о чем-то с бывшей женой, а теперь стало легче. Да и Лизонька подросла и уже самостоятельно может принимать  решения. Дошло до того, что незадачливый отец выразил желание навестить Лизонька  в квартире бабушки, то есть его бывшей тещи. Услышав об этом, Нина забеспокоилась – столько лет прошло, зачем ковырять старое. Всякое отклонение от нормы Нину расстраивало. Бесхозная дочь, приходящий отец – все это нарушало ее представления о порядке. Но Лизонька с ней не соглашалась: лучше разведенный отец, чем никакого.
В назначенный час раздался звонок и на пороге возникла фигура довольно высокого мужчины, чье худощавое лицо со впалыми, как втянутыми внутрь щеками, не соответствовало плотности его фигуры. Они стояли друг против друга – отец и дочь – и старались не нарушать торжественности  минуты излишними порывами, которые посчитали бы театральными.
Наконец, Лизонька произнесла: «проходите» и гость, избавившись от пальто, на третий раз нацепил петлю на крючок вешалки и покинул прихожую. Следующий жест – пригладить редеющие волосы и повести плечами, как перед ныряньем в воду. Нина любезно скривила губы и  пробормотала что-то приличествующее моменту. Как же его зовут? – пыталась она вспомнить, но память ничего ней не подсказывала. Она разглядывала гостя с нескрываемым интересом.
Кажется, он был зубным техником, дочь познакомилась с ним в протезном кабинете. Чем же он занимается теперь? Отсутствие галстука и твердых воротничков рубашки наводило на мысль, что этот человек далек от преуспевания.
Лизонька накрыла на стол, поставила тарелки с пирожками, принесла чашки и заварной чайник.
– А протезисты сейчас не бедствуют, – сказала Нина намекая на повышение статуса стоматологов.
– Ой, бабушка, вечно ты …, – прервала ее Лизонька. – Андрей Сергеевич эти не занимается.
Ах, да, Андрей … Такой был костлявый, а сейчас. Нина пожалела о пропаже на его лице юношеского вдохновения, оно заменилось тусклым выражением заурядности, как у торговца на рынке.
– Я уже лет десять как бросил свое ремесло, – подал голос Андрей Сергеевич.
– И чем же теперь… – не договорила фразы внимательная Нина.
– Бабушка, какое это имеет значение! –  возмутилась Лизонька. – Чем бы они занимался, меня не интересует профессия, главное … ну как ты не понимаешь.
Она раскраснелась и задела чашку, - дребезжащий звук мог означать начало скандала.
– Ну, вы поговорите, а я хозяйством займусь, – сказала Нина и удалилась на кухню.
Вот еще один повод, чтобы вспомнить о муже. Теперь прошлая жизнь казалась Нине сладким сном. Они любили друг друга и желали счастья дочери. Казалось бы, кому как не ей унаследовать заповеди родителей и передать их по цепочке следующему поколению. А ведь не получилось. Семья  рухнула и случилось сиротство: дочь без мужа, внучка фактические без отца.
Когда  Андрей Сергеевич ушел, Нина  завела о нем разговор с внучкой.
– Странный человек, – начала она, – беспружинный какой-то…
Ей самой понравилось изобретенное ею словечко, означавшее отсутствие стержня, бесхарактерность. Но Лиза, уловившая смысл этого выражения, не поддержала бабушку.
– Он что, матрац? И вообще ты слишком придирчива.
– Я хочу  понять, что приключилось с человеком. Был хорошим специалистом, а теперь даже ты скрываешь от меня правду. Кто он?
– Он мой отец, –  четко выговорила Лиза. – Можешь  считать, что он – неудачник, карьера его не интересует, деньги тоже.
– А что интересует? Чем и на что он живет?
– Я сейчас скажу, но ты сначала приготовься услышать такое, что тебя удивит. И даже сильно расстроит.
– О, Господи! – забеспокоилась Нина. – уж не преступник ли он?
– Нет. Он служит в храме. Старостой.
Рука Нины нашарила на  столе пузырек в валерьянкой и тут же отставила. Несколько минут она сидела молча, переваривала услышанную новость.
– Раньше за ним не замечалось ничего такого … религиозного, – пробормотала она. – Стыд-то какой… Староста. Что же его привело на эту стезю?
– Бабушка, на этот вопрос  я ответить не могу. Папа говорит: Бог призвал.
– Мама, наверное, в ужасе.
– У них и началось с этого. Когда папа в храм зачастил и она об этом узнала, она устроила скандал.
– Представляю …
– Помню, как она возмущалась. «В наш цивилизованный век» променять престижную работу на поклоны в церкви, –  на такое способен только некультурный, отсталый человек. Отец старался объяснить, почему он бросил работу, а она не хотела слушать. «Что я знакомым скажу?» И они разошлись.
– А ты сама была в этом храме?
– Была, бабушка. Откровенно говоря, я еще не могу целиком принять решение отца. Многое меня удивляет. Я тебе больше скажу: кажется неприемлемым. Поклонение, признание себя рабом – даже Божним, – с этим моя душа не хочет примириться. Я слишком мирской человек. А вот отец не знает сомнений, он верит и не хочет, чтобы что-то его отвлекало от служения Богу. Знаешь, бабушка, в том храме есть люди, которые помогают сиротам, больным, одиноким старикам. Ты тоже могла бы в этом поучаствовать.
– С моим-то здоровым и плохим зрением! – отреагировала Нина с горячностью.
– Если подумаешь, – скажешь, – продолжала Лизонька. – А главное – попытайся понять отца. С точки зрения успешных людей он … можно сказать – юродивый. Но ты бы видела, как его встречают ребятишки в детдоме! Он с ними играет, книжки читает, разговаривает. Его там называют дедушкой.
– Ну ладно, – прервала внучку Нина. – К детям можно приходить, не теряя работы. В церковь многие ходят, даже профессора и теперь вот политики. Но они совмещают, не  рвут с работой и с семьей из-за веры.
– Бабушка, что случилось, то случилось. Папа выбрал храм. И нечего тут обсуждать.
Нина внимательно посмотрела на внучку. Как она повзрослела. Как разумно говорит. Нина скорее почувствовала, чем осознала какие-то новые, удивительные черты в характере Лизоньки. Не во всем соглашаясь с отцом, она принимала как должное его образ жизни и даже гордилась им. Ее не шокировали его непрезентабельный вид, его привычки и манера говорить. Она представала в глазах Нины как человек широких взглядов и доброго сердца. Какие-то невидимые токи ее душевного устройства проникли в сознание Нины и начали свою созидательную деятельность. Такая девочка, – подумала она с гордостью, – составит счастье достойного мужчины.
И мужчина не замедлил явиться. Причем, не своим ходом, а с помощью Нины и ее подруги Галины, к которой приехал сын, состоявший на дипломатической службе в Германии. Обе свахи быстро сообразили, что молодых людей нужно познакомить.
Начались телефонные звонки. Нина слушала, как Лизонька отвечает на вопросы предполагаемого жениха.
– Учусь? На экономическом. На третьем курсе. Читаю? Если честно, то в основном в метро. Про Фандорина, например, чтиво? Нет, я не согласна. Хороший язык и знание истории. Интересно. Вечерами? А у меня нет свободного времени. Я еще  работаю. Совсем нет времени. В воскресенье – бассейн. И домашние дела. Спасибо, конечно, но мы с бабушкой справляемся. Знаете что, я сама вам позвоню, так будет удобнее.
Шло время, а она не звонила. Придет с работы, закроется у себя в комнате и не подает никаких признаков жизни.
Нина нервничает. Вот негодница, никакого интереса у нее к «жениху».
– Обещала позвонить, а сама молчишь, – напомнила Нина.
– Ой, бабушка, я сама знаю, что мне делать. Вот если бы не влезли со своим сватовством,  бы давно позвонила.
– Это что же, тебя не устраивает наше участие? Мы добра тебе хотим. Чем знакомиться с кем попало, обрати внимание на человека проверенного, своего. К слову сказать и время сэкономишь благодаря нам. Люди теперь сама знаешь какие. Не дай Бог влюбишься, а потом узнаешь, что твой избранник плох и тебе не подходит.
– Вот молодцы! Поднесли жениха как на блюде с голубой каемкой. Бери да радуйся. А я сама, понимаешь?  Сама хочу найти того, кто мне нужен.
А Родион, так звали нареченного, по сговору свах, не сдавался и продолжал звонить.
Наконец, предназначенные друг другу договорились о встрече, которая должна была произойти в шоколаднице у Крымского моста.
Лизонька прихорашивалась у зеркала, когда раздался еще один телефонный звонок.
Это был Андрей Сергеевич. Услышав голос отца, Лизонька зарделась и забыла отнять от волос массажную щетку, которой производила какие-то манипуляции для  пышности прически.
– Ой, папа, как хорошо, что ты позвонил. Где?  Нет, я там не была. Ну, конечно… Давай через час. На Большой Никитской. Напротив консерватории. Знаю, знаю, маленький такой храм. Ну, все, договорились.
Сердце у Нины упало, и она обессилено опустилась на стул.
– Ты что де, внучка, издеваешься что ли? Ведь Родион, наверное, уже уехал, ему дальше, чем от нас. Такого парня хорошего упускаешь. И из-за чего? Неужели с отцом нельзя было встретиться в другой раз?
– Ты ничего не понимаешь, бабушка, – ликующим голосом возразила Лизонька. –  В другой раз можно с кем угодно и когда угодно, но только не с отцом.
– Господи! – только и нашла что сказать Нина. – Вот уж действительно сокровище дивное.
– У меня его, считай, не было и вдруг он появился. Как тебе объяснить… Он главнее любого жениха. Вернее, претендента на эту роль.
Нина махнула рукой.
– Делай, как знаешь… – И удалилась в свою комнату плакать.