1. 14. Школьные годы

    Моя супруга  Нина Евстафьевна в последнее время всё чаще вспоминает вслух различные эпизоды безвозвратно ушедших лет. Тогда она, Нина Митина, была ученицей сначала Маленькой, (так называли начальную школу, на месте которой сейчас расположена кулинария и ресторан «Север»), а затем Большой.  Так называли среднюю школу № 1.   И, хотя я учился в тех же самых школах, а с седьмого по десятый в одном классе с ней, не могу отыскать в памяти никаких следов об этих эпизодах. Особенно, когда воспоминания касаются  уроков и учителей.
Видно, так уж избирательно действует человеческая память. Мужчины запоминают формы, а женщины их  содержание.
Я в деталях помню, как была устроена Маленькая школа с её длинным  широким коридором в виде буквы «П» и классами. В каждом из них стояла голландская печь до потолка, побелённая известью. Наш класс находился в конце основной части коридора, на повороте, ведущем в учительскую. Печь в целях обеспечения пожарной безопасности и лучшего обогрева класса располагалась в метре от торцевой стены. Во время уроков в закуток за печью учительница отправляла не в меру расшалившихся учеников. На переменах  наиболее хулиганистые в классе Женя Таран и Вова Насоновский загоняли туда безропотного второгодника Лёню Поздеева. За первой партой у окна сидела девочка с характером.  Я её хорошо знаю, но упоминать боюсь, так как её живой  характер не изменился и по сей день. После очередной выходки учительница предложила ей отправиться за печку.  Она отказалась, тогда мальчишкам приказали вместе с партой вынести ослушницу в коридор.
Не помню, чему и как нас учила учительница по фамилии, кажется, Рассохина, имени и отчества не помню, но учила, видимо, хорошо. Пять её учеников ; Луиза Кочина, Надя Хоменко, Женя Таран, Вова Насоновский и я окончили начальную школу отличниками. По этому случаю нас усадили за стол в пионерской комнате и сфотографировали на память. Это было первое и последнее моё посещение пионерской комнаты, ведь пионером я не был.
Нина Митина, учившаяся в параллельном классе, вспоминает, что здание школы было очень холодным.  После мытья полы в коридоре не успевали высохнуть до начала уроков и покрывались ледяной коркой. До первого звонка мы успевали в своих валенках покататься на этом катке. Писали тогда перьевыми ручками, аккуратно обмакивая их в чернильницы. В особо холодные дни  чернила в чернильницах замерзали, и образовавшуюся ледяную корочку приходилось пробивать пером. Сидели за партами в верхней одежде и рукавицах.
Чтобы дети согрелись, учителя на переменах затевали в коридоре различные подвижные игры, водили хороводы. Тем более, что мёрзли они не меньше нашего.
Столовых в школах не было. В Большой школе имелся буфет, куда после отмены продуктовых карточек в 1947 году завозили хлеб. Работала в буфете мама нашей одноклассницы Лили Шелыгинской, тётя Аля. Сначала завозили только чёрный хлеб, потом стали привозить серый. Хлеб привозили в двухкилограммовых буханках. Тётя Аля разрезала его на куски одинакового веса и складывала в картонные коробки. Нина вспоминает, что дежурный по классу собирал деньги и во время большой перемены отправлялся в буфет. Как в классе ждали его! Каждому хотелось получить горбушечку, а если она была еще и поджаристой, то это было высшим счастьем! 
В каком-то классе на смену хлебу пришли булочки. Они тоже выпекались из серой муки, но с каким-то очень приятным привкусом. Это были витушки с шишечкой наверху. Сначала откусывали верхушечку, а потом уже смаковали остальную часть булочки. Кажется, их вкус до сих пор сохранился во рту…
Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть сказанное Ниной Митиной, я жил рядом со школой и  в большую перемену ходил есть домой.
Из учителей пятых-шестых классов  запомнились в основном мужчины: учитель математики Пётр Фёдорович Шехнов, физкультуры  Николай Николаевич Кольчевский и истории  Владимир Андреевич Филиппов. Пётр Фёдорович стремился на уроках привить  нам нестандартный стиль мышления. В одной из его задач требовалось не только вычислить расстояние от города до деревни Оксино,  но и определить, какой путь окажется короче: через деревню Сопка или через Владивосток.
Н.Н. Кольчевский на уроках физкультуры и после занятий прививал нам любовь к лёгкой атлетике, спортивной гимнастике, волейболу и баскетболу.
Большинство моих одноклассников запомнило молодого учителя В.А. Филиппова, преподававшего нам начальный курс истории, только как хорошего шахматиста.  Я запомнил его ещё и как человека, не побоявшегося в пятидесятые годы сообщить подрастающему поколению, что потери при штурме Зимнего были в десятки раз меньше потерь  Ленских расстрелов. Этого  хватило, чтобы задуматься о фактах и мифах Октябрьской революции.      
Из школьных уроков тех лет запомнился  один урок русского языка, вела который  сестра директора школы Ирины Алексеевны Елисеевой, Вера Алексеевна. На урок она  приходила в тёмной одежде и чёрном берете. Никогда не улыбалась. Я её очень боялся. В марте 1953 года перед её уроком мы затеяли игру в «слона». Один из ребят встал лицом к двери на расстоянии около метра, наклонился вперёд и двумя руками взялся за ручку двери. Сзади него в такой же позе, взявшись двумя руками за его брючный ремень, встал второй. Остальные с разбега запрыгивали на них, как на гимнастического козла. Когда человек пять уже взгромоздились на «слона», дверь резко отворилась, и все участники игры, потеряв опору, рухнули на пол. Вошла Вера   Алексеевна. Строго сказала: «Сесть всем на свои  места». Когда класс успокоился, она сообщила, что сегодня умер Иосиф Виссарионович Сталин. Наступила мёртвая тишина, у каждого из нас было такое ощущение, что наступил конец света.
В седьмом классе к нам  присоединили группу учеников из параллельного класса, Нину Лосеву, Нину Митину, Лилю Шелыгинскую, Нину Кушкову и других. Классным руководителем назначили молодую учительницу английского языка Любовь Александровну Кузнецову. Вести уроки литературы назначили её подругу, Глафиру Михайловну Епифанову. Подруги недавно приехали в Нарьян-Мар после института и жили в одной комнате на втором этаже дома, расположенного напротив дома связистов по улице Смидовича.
Нина Митина вспоминает: «Это была комната-пенал. Всегда очень холодная, потому что дрова, которыми они топили, были сырыми и плохо горели. Когда по их приглашению мы шли к ним в гости, то каждый нёс сухое полено. В домашней обстановке они рассказывали много интересного о жизни в большом городе,  поили нас чаем или все дружно делали и ели пельмени. Появление в нашей жизни этих двух учительниц открывало нам окно в какой-то иной мир. Молодые, красивые, нарядно одетые они являлись для нас образцом чего-то необычного, прекрасного.
Конечно, у них было немного нарядов, но, с присущей им фантазией они каждый раз превращали одно и то же платье в новый наряд, меняя на нем ленточки, бантики, косынки…Зимой они носили шляпки, а ещё ботинки. И это в наши-то морозы»! Наверное, в городе только Глаша и Любаша решались на такой подвиг. Нужно отметить, что и сегодня, в 81-летнем возрасте, Глафира Михайловна продолжает мастерить себе шляпки,  шьёт платья и посещает художественные выставки. Это ли не пример для подражания!
   Любовь Александровна была девушка красивая и видная, бесконечно добрая и совершенно безвольная, по крайней мере, в отношениях с нами. Многие ученики прониклись симпатией и даже детской любовью к ней. Некоторые из мужской половины класса стали проявлять свои симпатии самыми необычными способами. Так, однажды во время урока кто-то свернул бумажную воронку, окунул её в чернильницу, после чего запустил воронку  в направлении   роскошных огненно-рыжих волос учительницы. В результате попадания воронки в цель, в её волосах появилось чернильное пятно, а на глазах слёзы.
На последней встрече одноклассников в 2009 году, когда речь зашла об ушедшей в мир  иной  Любови Александровне, один из нас ; Валентин Паутов ; признался, что в те далёкие годы ему так хотелось коснуться её прекрасных волос! В 1966 году одноклассницы Нина Митина и Лиля Шелыгинская, путешествуя по Волге, зашли к ней в гости в Волгограде. Любушка, так мы её любовно звали, передавала всем привет и просила у нас прощения за плохое обучение. Но всё это в прошлом. Во многом мы и сами были виноваты.
  Глафира Михайловна ; учитель более строгий и возвышенный. Каждый её урок был поэмой, полностью захватывающей не только девчонок, но и  ребят. Поэтому проблема дисциплины на её уроках отсутствовала, а литературу мы знали лучше, чем английский. Я тогда сидел на одной парте с Борей Добрыниным и мы, из-за определённых пробелов в нашем воспитании, не очень воспринимали поэтический настрой молодой пылкой учительницы. Поэтому и оценки по литературе у нас с Борей колебались на уровне  «трёх с плюсом» баллов. Но даже мы прониклись поэтическим настроением Глафиры Михайловны. Благодаря ей мне удалось получить оценку «отлично» на вступительных экзаменах в Ленинградский университет за сочинение на тему: «Образ Татьяны в поэме А.С. Пушкина «Евгений Онегин». 
Нина Митина  часто вспоминает, как интересно эти учительницы проводили внеклассную воспитательную работу. К сожалению, эта сторона школьной жизни не отложилась в моей памяти. Скорее всего потому, что я  в комсомол вступил только перед самым окончанием школы и не принимал участия в общественных мероприятиях, за исключением редких походов и школьных вечеров в девятых-десятых классах.
Настоящую революцию в методику преподавания географии внёс одарённый талантами не только педагога, но и художника, музыканта, спортсмена выпускник Ленинградского вуза Михаил Михайлович Истомин. Не прошло и полугода с момента появления его в школе и нашем классе, как все девицы и некоторые незамужние учительницы оказались влюблены в него. География, которая раньше утомляла и раздражала из-за необходимости запоминать бесконечный перечень названий: стран, континентов, городов, океанов, морей и т.д., с его приходом превратилась едва ли не в самый любимый урок. А некоторые выпускницы школы ; Гера  Купцова, Нина Митина, Нина Кушкова решили стать учителями географии.
Благодаря Михаилу Михайловичу  песня «Глобус» стала гимном школы, а «Полонез» Огинского открыл нам прекрасный мир классической музыки.
Историю в десятом классе преподавала молодая, но очень строгая Ульяна Апполоновна Чуклина, будущая супруга Михаила Михайловича.
Все эти педагоги оставили яркий след в памяти многих выпускников, окончивших школу во второй половине пятидесятых и первой половине шестидесятых лет.
Но мало кто из них помнит скромного учителя физики Михаила Лешукова, отчество, к своему стыду, забыл. Может быть, потому, что физика была самым трудным, а, значит, и нелюбимым предметом для большинства учеников. Мы тогда не осознавали, что он учил нас не только законам физики, но и азам аналитического мышления, благодаря которым мне удалось успешно выдержать трудные испытания по решению нетиповых для школьных программ задач на вступительных экзаменах по физике и математике в Ленинградском университете.
 Молодые педагоги не только проводили внеклассную воспитательную работу со старшеклассниками, но и привлекали их к аналогичным занятиям с младшими детьми, назначая их пионервожатыми классов. Одной из таких пионервожатых стала Надя Хоменко, первая красавица нашего класса, а может быть и школы,  Джульетта Нарьян-Мара тех лет.
Как пионервожатая, зимой 1957 года она попросила меня, опытного лыжника, знающего все окрестности в округе,  помочь организовать  для её пионеров игру в лесу с поиском спрятанных «кладов». Мы целый день провели в лесу, закапывая в снег под ёлки эти «клады».
На следующий день вечером ученики, вышедшие на вечерний моцион по улицам  города, и я в том числе, увидели, как она, счастливая и гордая, идёт  под руку со своим Ромео ; Жоркой Бобковым.  Он окончил за год или два до этого нашу школу с Золотой медалью и прибыл на каникулы в сверкающей золотыми позументами форме курсанта военно-морского училища. Жорка не только увёл  первую красавицу, но еще заявил, что за время учёбы в  училище  стал  боксёром и готов в честном поединке побить любого старшеклассника. Его вызов принял Гена Дуркин, по прозвищу Гена Рыжий, за цвет волос.  Поединок состоялся в помещении, прилегающем к школьному залу. Взрослых в известность не ставили, поэтому тащить из зала гимнастические маты не рискнули, и поединок состоялся на деревянном полу. В присутствии двадцати или тридцати зрителей Гена  отстоял честь школы, отправив Жорку в нокаут на твёрдый пол. На том поединок прервался.
Телевидение еще не вошло в быт, и развлечения старшеклассников в долгие зимние вечера сводились к кино и прогулкам по центральным улицам города. Самым желанным времяпровождением были школьные вечера. 
Чтобы провести рядовой школьный вечер, не по случаю очередного красного дня в календаре, а просто потанцевать в школьном зале, инициаторам сначала было необходимо найти одного-двух учителей, согласных подежурить на вечере. Затем, собрав делегацию из трёх-пяти человек,  отправиться к директору школы Ирине Алексеевне и получить её «добро» на проведение вечера.
Иногда идея устроить танцы возникала на вечерних прогулках по улицам города.  Авторы идеи тут же шли уговаривать Глашу и Любашу подежурить. Ребята брались наносить дров для печек, уговорить уборщицу тётю Лиду истопить их, а девчонки помыть полы в зале.
Если мне не изменяет память, то в роли инициаторов часто выступали старшеклассники Юра Савельев, Роберт Хатанзейский и Юра Ануфриев из параллельного класса.
Я иногда попадал в состав делегации по той причине, что жил рядом со школой и со своим приятелем, одноклассником Вовой Порошиным, частенько бродил по улицам вечернего города.   
Вова обладал философским складом ума, мог часами наблюдать за движением звёзд на небе, переливами северного сияния, знал многие созвездия. Из преподанных им уроков астрономии я усвоил совсем немного: как выглядят и где находятся созвездия Большая медведица, Кассиопея и ещё два-три других. Любимым актёром Вовы после выхода на экраны кинотеатров фильма «Карнавальная ночь» стал Сергей Филиппов с его знаменитой репликой: «Есть ли жизнь на Марсе … науке неизвестно». Вероятно, постоянное устремление ввысь повлияло на выбор профессии.  Вова стал монтажником-высотником.
Почти каждую неделю  танцевальные вечера проходили в Доме культуры и педучилище. Но школьников туда не пускали. Для Рудика Селянинова, Саши Иванова и    нам с Вовой Порошиным в их обществе ; в педучилище иногда делалось исключение, поскольку матери Рудика и Саши здесь преподавали. Тем более, что роль нашей компании на этих вечерах сводилась к роли скромных наблюдателей. Ходил я на вечера в педучилище  по просьбе Володи, у которого там учился объект его грёз: стройная, высокая и черноокая казачка по фамилии Мелехова, подойти к которой он так ни разу и не решился. Саша Иванов в свою очередь составлял компанию Рудику Селянинову, тоже имевшему там объект тайных воздыханий.
На вечерах в школе мы танцевали под  патефон. В школе имелся определённый запас пластинок. Не знаю, кому они принадлежали, но среди них помню вальсы: «В лесу прифронтовом», « На сопках Манджурии»,  «Школьный вальс», «Севастопольский вальс». Правда, они не устраивали продвинутых в музыке инициаторов вечеров, таких, как Роберт Хатанзейский. Поэтому они старались принести что-нибудь новенькое. Они приобщили нас впервые к  фокстротам  «Риорита», «На карнавале, под сенью ночи Вы мне сказали люблю Вас очень….», танго «Пчёлка и бабочка», вальсу «Домино, Домино, слышишь, счастье стучится в окно…».
Из мероприятий, помимо школьных вечеров, я запомнил походы с концертами самодеятельных артистов школы. Сам я в самодеятельности участия никогда не принимал. Брали меня в качестве проводника, знавшего дороги во все деревни в радиусе двадцати километров от города. В походы с концертами ходили пешком в сопровождении нескольких учителей. Большим успехом однажды увенчался поход в Тельвиску. После окончания концерта в здании бывшей церкви, артисты и их зрители высыпали на улицу и над деревней еще долго разливались звуки баяна и песен. С большим увлечением пели «Первым делом, первым делом самолёты, ну, а девушки, а девушки потом». 
Успех воодушевил артистов, и они решили отправиться с очередным концертом в Никитцы. На мои робкие возражения, что до  Тельвиски расстояние пять километров, а до Никитцы пятнадцать, мне ответили: «Ну и что? Значит, мы переночуем  там». Дорога в деревню шла по льду Городецкого шара, а затем Печоры. Дело было в феврале, мела позёмка, видимость минимальная. Ориентиром нам служила накатанная полозьями саней дорога и вехи вдоль неё. Часа через полтора дорога пошла в гору. Хотя зимой я в Никитцах никогда не бывал, но из рассказов дядюшки Исая знал, что до самой деревни дорога должна идти по льду Печоры. Судя по времени, мы прошли не более семи-восьми километров, о чём я и сообщил руководителю похода, но он отмахнулся от меня:  «Не морочь голову».  И только, когда слева показались вскрытые колхозниками силосные ямы и запахло силосом, все поняли, что ушли не туда.  Прозвучала команда возвращаться. Участники похода не очень огорчились и с песнями потопали обратно домой.
В 1955 году было принято решение о ликвидации районного центра в деревне Оксино и переводе туда Дома инвалидов, размещавшегося ранее в здании бывшей церкви Пустозерска. А ещё через пару лет кому-то в голову пришла «блестящая» идея: в бывшем Доме инвалидов Пустозерска оборудовать пионерский лагерь и сделать это силами старшеклассников.
Сразу после окончания учебного года группу старшеклассников, и меня в том числе, на доре отправили в  Пустозерск. При выходе из Бабьего моря (Косомельского озера) в Городецкий шар дора села на мель. После нескольких безуспешных попыток снять её с мели, пассажиров  высадили на берег и предложили  остаток пути до Пустозерска, около десяти километров, преодолеть пешком.
Добравшись до места назначения и отдохнув, мы приступили к работе. Мне поручили выкопать мусорную яму. Я начал копать, но быстро наткнулся на полусгнивший гроб. Указали другое место.  Но и там я наткнулся на гроб. К концу дня авторы проекта пионерлагеря прозрели, что со всех сторон церковь окружают полуразрушенные могилы. Нам дали  команду прекратить работы до утра и идти отдыхать. Спали мы в церкви, за окнами которой виднелись ещё уцелевшие могильные кресты. К утру руководители нашей экспедиции окончательно поняли, что могильные кресты не очень вяжутся с пионерским лагерем. Работы свернули, и мы отправились домой.
Не помню, как прошёл выпускной вечер. Предполагаю, что не очень здорово, коль скоро сразу после него я и Валера Дерюгин предложили своим одноклассницам Наде Хоменко и Лиле Шелыгинской покататься на моторной лодке по болоту между городом и Кармановкой, залитому полой водой. Лодка стояла всего в ста метрах от школы.  Они согласились и, не заходя домой, в туфельках и праздничных нарядах, накинув на плечи пальто, сели в лодку.  Валера завёл мотор и стал лавировать между плывущими по болоту льдинами. Кончилось тем, что лодку затёрло льдом, мы вынуждены были своих дам в туфельках высадить на льдину, а сами волоком по льду тянуть лодку до свободной воды.
Многие одноклассники собрались поступать в вузы и техникумы. Через несколько дней после выпускного мы решили в последний раз собраться всем классом на квартире у Кати Туфановой. Родители впервые разрешили нам иметь на столе спиртное, но его в городе не оказалось. Хотя по реке ещё шёл последний лед, мы с Валерой Дерюгиным отправились на моторке на лесозавод за спиртом. Наша экспедиция оказалась удачной, и на праздничном столе появился спирт, разведённый соком брусники.
Ещё раз попрощавшись друг с другом и слегка захмелев, мы расставались поздно вечером, исполняя хором «…расставаясь с детством окончательно, может быть, с тобой я расстаюсь…» и «Я не знаю, где встретиться нам придётся с тобой…».
Первыми вылетели из родительского гнезда Нина Лосева и Валя Паутов.  Рудик Селянинов и Дима Сядей, как представители коренных народов, остались сдавать вступительные экзамены в вузы в Нарьян-Маре, в педучилище.
Брат Иван в это время сдавал экзаменационную сессию в институте физкультуры им. Лесгафта в Ленинграде, где учился заочно. Он написал мне, что меня как лыжника  из Архангельской области, родины членов сборной СССР по лыжам В. Кузина и В. Кудрина, согласны принять в этот институт вне конкурса. Мой приятель Саша Иванов решил последовать за Маринкой Преображенской и поступать в Ленинградский гидрометеорологический институт. Мы с ним вдвоём на пароходе «Чиатури» отправились в Ленинград. Кажется, тем же пароходом ехали в институт две подружки Лиля Шелыгинская и Света Фролова.
Надя Хоменко улетела в Калининград к своему Ромео.
Так закончились наши школьные годы.