Эпизод 5. Месть

После регистрации в загсе выправили заграничные паспорта, намереваясь осенью всей семьёй поехать в Италию, я там уже был, научился разговаривать, не так уж и трудно, фильмы, личные контакты с итальянцами-художниками дали первоначальное знание основ языка. Зимой можно будет махнуть и в Таиланд, пока в России будут стоять сильные морозы. Планов было громадьё.

Мои картины входили в моду заграничных коллекционеров и активно раскупались. Моя студия почти опустела, висели лишь картины Бориса и полотно с Леной, для которой я купил красивую раму и дал название «Леди совершенство». Репродукция уже была включена в свежий сборник мировых шедевров, который должен выбросить в продажу к концу ноября, поступали предложения о покупке моей картины за сотни тысяч долларов. Но это была моя любимая картина, а денег и без того вполне хватало.

Единственное неудобство —  пришлось вызвать специалистов, которые установили видеокамеры, электронную охрану моего жилища, и, всякий раз, возвращаясь домой, надо было снимать охрану. Но привыкнуть можно ко всему.

У Оленьки неожиданно  прорезались задатки художницы, мои уроки не пропали даром, начала писать вполне завершённые картины, и у неё появились поклонники, была продана первая её картина —  полная очаровательного примитива и неожиданной философии. Борис прочувственно произнес:

—  Молодым принадлежит мир. Мы —   уходящая натура. Нужно молить Бога, чтобы удержал мир на грани мира. Чёрт знает, что творится вокруг, словно с ума посходили, спокойно не живётся, требуют перемен. А мне и так хорошо. Да и тебе  тоже. Скажешь —  нет?
—  Скажу —  да. Не знал, что ты верующий.
—  Я тоже не знал. Болтаю так, на всякий случай, а вдруг он есть? Сидит себе с пультом от Вселенной, и отправляет  —  одного в рай, другого  —  в ад. Интересно, куда попадёт Оксана? Я разве тебе не говорил? Пыталась проскочить на красный свет, а другая, такая же лихачка, врезалась в левый бок. И подушка безопасности не помогла. Умерла от болевого шока, пока пытались вырезать из салона.
—  Я же её предупреждал, —  ошеломлённо произнес я.
—  А кто её только не предупреждал?! Гонору-то сколько было! Мужики табунились вокруг неё, все устилались ковром, весь мир лежал у её ног! А она выбрала скорость. Вот глупая девка! И сколько их ещё погибнет? Вот и ты свою леди обучаешь.  Подумай, стоит ли ей садиться за руль? У них же крышу напрочь сносит! Оргазм получают от скорости. Мужики на этот счёт крепче, но адреналин вырабатывается ещё тот.
—  Знаешь, я тоже думал об этом. Но, джин выпущен из бутылки, обратно не затолкаешь.
—  Она же, вроде бы, тебя слушается.
—  И что? Отнять уже подаренную машину?
—  А о чём ты думал до этого?!
—  Я же её люблю.
 —  Ну что ж, остаётся надеяться, что её минет чаша сия. Кто-то из них да выживает.

В середине октября за завтраком я уловил на губах Лены загадочную улыбку Джоконды. Оленька давно уже убежала в свою комнату рисовать картины, её вдохновили первые заработанные деньги, что бы понимала? Приятно было внимание взрослых. Лишь выпила чашку какао с круассаном. К более плотному завтраку не приучали. Захочет есть, сама попросит. Днём она больше налегала на фрукты, виноград.

—  Леночка, ты мне хочешь что-то сказать? После завтрака попозируешь с этой улыбкой, новую Мону Лизу нарисую.
—  Я бы с удовольствием, но нужно ехать в женскую консультацию.
—  Зачем?
—  Ты не догадываешься? Сделаю УЗИ. Узнаю, кто у нас будет?
—  А какая нам разница? Как-то я читал, что зародышу не нравится, когда его облучают. Кто знает, как это на нём сказывается! Пусть будет нам сюрприз. Но обследоваться нужно, чтобы не было неприятных неожиданностей.
—  Может быть, ты прав. Не буду делать УЗИ. Так  даже интересней. Про облучение впервые слышу.
—  Стоит всем рассказать, как поток людей на УЗИ иссякнет, прекратится денежный доход.  Сейчас по любому поводу на УЗИ отправляют. Раньше врачи без него диагноз ставили.
— Так они дипломы не покупали. Учебники штудировали.
— На дорогах будь внимательна. Ни в коем случае не разговаривай по мобильнику.
—  Ты, как моя мама. Все за меня беспокоятся, словно маленькая.
—  А ты большая?
—  Куда уж больше? И дочка есть, —  улыбнулась Лена. —  Не волнуйся, всё будет хорошо. Рядом с тобой у меня выросли крылья. Я и мечтать не могла об Италии. Сплю и вижу. Скорей бы.
—  Как только сделают загранпаспорта, так и поедем.
—  А папа с мамой? Они уже использовали отпуск.
—  Возьмут без содержания. Сейчас никого не удерживают, работников много.

Лена поцеловала меня, простилась с Олей и вышла из квартиры. Мы с Олей, перегнувшись через ограждение лоджии, проследили, как она садится в красный «Renault», прежде помахав нам рукой.

Моросил дождь. Деревья уже наполовину сбросили разноцветную листву. Дворники не спешили убирать. Хотя от неё, вообще, не стоило бы избавляться, опревшая листва служит отличной подкормкой деревьям, что и происходит в естественной среде, а в городской их держат на голодном пайке.

«Renault» скрылся за поворотом, и мы с Оленькой пошли в студию рисовать.

—  Лёня, я правильно положила здесь жёлтой краски?

Оля показала на принесённый этюдник. Над зеленой дворовой лужайке среди многоэтажек  в голубом небе летала супружеская чета с двумя детьми.

—  А почему они летают?
—  Ты же мне показывал Шагала. Мне понравилось.  Я тоже хочу летать. Это —  мама, а это —  ты.
—  А рядом с тобой кто?
—  Братик. Но я не знаю, как его звать?
—  Тебе мама сказала, что у нас будет братик?
—  Нет. Он мне приснился сегодня ночью. Такой хорошенький.

Вот и говори, что не бывает вещих снов. Оля пристроилась у меня за спиной и, временами отрываясь от своей работы, молча, следила за следами моей кисти. Иногда что-то спрашивала, я отвечал, почти не думая, вопросы не были сложными. Чем больше будет вопросов, тем скорее узнается обширный мир.
   
В 13 часов мы, помыв руки, пошли за стол. Оля с аппетитом съела борщ, котлету с ложкой пюре. На десерт поставил мороженое в шоколадной глазури, изредка можно себя баловать.

—  Когда же мама придёт? —  спросила Оля, надув губки.

В самом деле, уже давно пора бы ей вернуться. Посмотрел на мобильник, стоит ли сейчас звонить, не помешаю? Вдруг она за рулём, может отвлечься. Из невидимых непоправимых мельчайших величин состоит путь к аварии.

—  Пойдём на лоджию, поглядим, как мама подъедет. Только курточку накинь, уже прохладно. Скоро снег посыплется.

С радостью побежала в свою комнату за курточкой. Прошли на лоджию, я посадил её на своё колено, и мы пристроились за перилами ограждения. Дождь уже прекратился, но тучи нависали тёмные. Запад, откуда шла вся погода, просветлел. Красный «Renault» так и не показывался. Лёгкая тревога овладевала сознанием, но старался быть спокойным. Многословно отвечал на бесконечные, почему, Оленьки. Через два года перестанет задавать вопросы, сама будет находить ответы.

Вздрогнул от звонка мобильника.

—  Мама звонит! Ура!

Это был её номер, но не голос. Мужчина спросил:

—  Леонид? Вам нужно подъехать к следственному управлению МВД.
—  Что случилось?!
—  Мужайтесь. Преступник уже задержан. Это некто Гиви Маймунишвили. Он пытался вырвать ключи у вашей жены, она не отдавала, и он пырнул её ножом. Но прохожие его быстро задержали.
—  Где моя жена?
—  Скорая увезла в медицинский центр. Вас ждут в 343 кабинете.
—  Я сейчас приеду.

Оля с тревогой слушала мои реплики.

—  Что с мамой?
—  Не знаю, милая. Тебе придётся одной побыть дома, пока я буду узнавать, что там случилось? Бабушка с дедушкой на работе. Порисуй. Поиграй в куклы.
—  Я хочу с тобой! Не оставляй меня. Я боюсь.
—  Чего боишься?

Не смогла ответить. Слёзы появились в глазах. Взять, не взять? Ей не нужно слышать то, что будет произноситься.

—  Захочешь мороженое —  оно в морозильнике, но ешь маленькой ложечкой, не спеша. Иначе заболеешь.

Поцеловал в щёчку и вышел из квартиры, поставив на охрану. В случае чего, сообщение придёт на мобильник. Ехал, не видя окружающих, возможно, и скорость превысил, но никто не остановил. Капитан в следственном кабинете полиции сказал, что моя жена скончалась по пути в больницу, тело поместили в морг. Выдал ключи от «Renault», я расписался.

—  Для получения тела привезите паспорт и свидетельство о браке.
—  А где убийца?
—  Он в камере. Гиви Маймунишвили. Говорит, что не хотел убивать, мол, по-хорошему просил, отдать ключи.
—  Я могу на него взглянуть?
—  Не стоит. Радости вам не доставит. Можете не сдержаться. На суде увидите.
—  Капитан, я лично дам тебе миллион рублей, если он не доживёт до суда. У вас есть мой номер телефона, переведу деньги на любой указанный счёт.

Капитан промолчал и опустил взгляд на поверхность стола. Через минуту он поднял голову, и молча, едва заметно, хмуро кивнул.

—  Спасибо, —  ответил я и вышел из кабинета.

На улице позвонил Ивану Григорьевичу, объяснил ситуацию.

—  У вас водительские права есть?
—  Да. Где-то лежат в ящике.
—  Возьмите с собой. Автомобиль Лены теперь ваш. Если будет нужно, помогу приобрести гараж по-близости. А пока его нужно забрать с места происшествия.

Не повернулся язык произнести: с места убийства. Неожиданно для себя зарыдал, прислонившись к стене полицейского МВД. Мимо проходили люди, но никто не подошёл, понимая, каждый сам должен справляться со своим горем.

Похороны прошли как в тумане. На поминках пил водку стаканами и не пьянел, лишь тупо сидел за столом, пока  не пришла Оленька и сказала:

—  Папа, пойдём домой.

Я обнял её и зарыдал. Оля не плакала. Лишь прижимала мою голову к себе. Она уже выплакала свои слёзы. Постепенно я затих и, прижимая к себе девочку, вышел на улицу. Мы сели в «Ниссан» и поехали домой. Нам было нужно учиться жить без Леди Совершенство. 

Оленька осталась жить со мной. Иван Григорьевич понимал, что она ко мне привязалась, и уговорил жену не вредничать: каждый вечер она его накручивала, что родная кровиночка не должна жить с чужим дядей, совершенно не думая, что у них нет времени за нею присматривать, да ещё дача отнимала всё свободное время.

Раз в неделю я привозил Оленьку к ним домой. Лариса Семёновна готовила разные вкусные блюда, я и Оля из вежливости ели, и с облегчением возвращались домой, где могли рисовать картины, бегать по квартире, играть в прятки, куролесить.  Вечером вдвоем смотрели детские передачи, пока она не засыпала, и я относил её в детскую спальню.  Иногда приезжала Лариса Семёновна, готовила нам ужин, купала внучку, изредка оставалась на ночь.

Как-то я спросил Олю, может быть, ей будет лучше, если она снова начнёт посещать детский садик, но она наотрез отказалась.

—  Там девочки плохие. И мальчики тоже.
—  Чем же?
—  Дерутся. За волосы дёргают.
—  Это потому что ты им нравишься. Я в детском саду тоже дёргал за косу девочку, которую считал самой красивой. Ты тоже красивая. Вся в маму.
—  И ты тоже меня будешь любить?
—  Конечно, тебя все любят.
—  Потому что я красивая?
—  Не только за это, но и за то, что ты хорошая девочка, не капризничаешь, слушаешься бабушку, дедушку. 
—  Можно я с тобой буду спать, как мама это делала? Я боюсь одна спать.
—  Девочки не должны лежать на одной постели с взрослыми, это считается неприличным.
—  А что это такое?
—  Неприлично? Это означает — нехорошо. Неправильно. Если кто-либо узнает, что ты спишь со мной в одной постели, тебя сразу у меня отберут, вернут бабушке, а меня посадят в тюрьму.
—  А что это такое?
—  Это такой большой дом, где содержат очень плохих людей.
—  Но ты же хороший!
—  Хороший. Но все люди знают, что те взрослые, которые лежат на одной постели с маленькими девочками, очень плохие.
—  А мама взрослая? Я дома всё время сплю с мамой. Иногда с бабушкой, с дедушкой лежу. Они мне сказки рассказывают.
—  А просыпаешься утром в своей кроватке.

Оля задумалась, потом радостно воскликнула:

—  А я никому не скажу!

Я улыбнулся.

—  И не надо говорить, потому что ты будешь спать в своей комнате, а я в своей. Захочешь поговорить, позвони по телефону. Пошли спать.
—  А ты сказку расскажешь? Какую?
—  Какую захочешь.
 
Суд над убийцей так и не состоялся. Гиви  повесился в следственной камере на шнурках, оставленных по недосмотру надзирателями. Меня провели в тюремный морг, и я собственными глазами убедился, что это был он, узнал по фотографии в деле  —  грузинский парень двадцати восьми лет родом из Ахалцихе. Вполне приятной наружности, если бы не эта смертельная желтизна. Я всё же потрогал его лицо, щеку. Ну что, Гиви Маймунишвили, ты этого хотел?  Жизнь —  это постоянный труд, а не пьяные вечеринки с девочками. Ничему хорошему тебя родители не научили.

Если бы все преступники знали, чем закончится их заигрывание с законом. Но нет, все видят только успешных воров и бандитов, которые ничего не боятся. Мне понравился итог эпизода времён восьмидесятых годов, когда палестинские отморозки решили проверить на «вшивость» советскую власть, захватили в заложники наших дипломатов. Переговоры не давали результата, ставились невыполнимые условия. И тогда в Палестину послали специальную группу, которая убила инициаторов захвата, то есть руководителей, а в рот им засунули отрезанные члены, что являлось несмываемым позором для всей семьи, и было гарантией, что сей персонаж ни в коем случае не попадёт в рай к небесным гуриям. После этого урока палестинцы весьма уважительно стали относиться к советским людям, поняли, что с ними лучше не заигрываться.

Достойно поступила израильская разведка «Моссад», уничтожившая всю палестинскую группировку «Чёрный сентябрь» до единого человека, посмевших убить их спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене в 1972 году.  Преступники понимают слова, произнесённые с позиции силы, а не беспомощный лепет, который был в Буденновске со стороны наших властей, разрешившим бандитам уйти безнаказанными. После чего снова последовала серия терактов, которая и поставила Россию на колени, заставив выплачивать дань.

                Ставрополь-на-Волге