Сговор

    В конце 1625 года на смену Якову Хрипунову  в Енисейск прибыл новый воевода, - сын боярский Андрей Дмитриевич Ошанин. Уж на что  крут был Яков Игнатьевич, а этот по жестокости своей превзошёл и его. К тому же проявил несравнимую ни с кем алчность. Был Андрей  из дворянского рода, происходившего от выходца из Венеции, чем очень гордился, если не сказать чванился. Дед его служил при дворе окольничим, отец - Дмитрий Васильевич, - сын боярский и голова - воеводой в Калужском посаде.
 
    На своё пребывание в Сибири Ошанин смотрел не иначе, как на удобный  случай нажиться, сколотить состояние, и потому не брезговал ничем. Быстро нашел способ окружить  себя  людьми, готовыми ему услужить в ответ на послабления и вольности, которые он им прощал. Через близких людей наладил винокурню,  приказал  курить вино и варить пиво с государева казачьего хлеба, хранившегося в острожном амбаре. А при остроге завел питейную избу, где каждый в свободное время мог гулеванить, пока у него были деньги. Давали и в долг. Не прошло и трёх месяцев, как половина служилых была у него в долгу.
 
    Оказался в воеводском окружении и Максим Перфильев.  Максим был из Сургута. В 1618 году он вместе с Петром Албычевым и Черкасом Рукиным ставил Енисейский острог, был ранен при нападении на острог тунгусов. Потом, когда острогом на правах приказных людей управляли тобольские дети боярские Максим Трубчанинов, Павел Хмелёвский и Михаил Ушаков, как единственный грамотный среди них человек,  стал служить в остроге подьячим. А с приходом на воеводство Якова Хрипунова, продолжая выполнять обязанности подьячего, не раз ходил с  казаками  за  ясаком.
 
    По характеру своему  Максим был, подстать новому воеводе, - властным, самолюбивым и жестким, если не сказать жестоким. Не жалел ни служилых, ни, тем более аборигенов. Знал, что почести ему и продвижение по службе определялись тем, сколько привёзёт ясака и сколько новых земель приведет под государеву руку. О своей мошне в походах  тоже не забывал. Впрочем, никто не мог отказать ему ни в мужестве, ни в умении управлять людьми.

    Как-то  позвал  к себе воевода пятидесятника Савина.
  - Скажи, Терентий, если, не дай бог, случится что с Поздеем, али Василием Алексеевым, кто  мог бы стать казачьим атаманом?
  - Перфильев конешно.
  - Пошто Перфильев?
  - Дак отчаянный он, в бою яростен, и воопче…
  - Я тоже так думаю. Так что, Терентий, если что, стой на круге казачьем за Перфильева, и другим скажи. Понял?
  - Как не понять.
  - А я тебе к жалованью государеву рублевку добавлю.

    Позвал воевода Максима Перфильева.
  - Скажи-ка мне, Максим, сколь ты  в Енисейском остроге служишь?
  - Дак  уж семь лет.
  - И всё рядовым казаком, да подьячим? Ить ты  боевой служилый, сколько раз в походах бывал, что ж тебя Хрипунов в пятидесятники, али  в десятники не произвел?
Максим пожал плечами, - воевода наступил ему на самое больное место.

  - А скажи, Максим, ты ить тунгусов-то хорошо знаешь, что они боле всего любят, на что  меняться готовы? Небось, в последнем походе соболей себе не мене трех десятков наменял?
  - Ну уж, ты, воевода, скажешь, - Максим с подозрением глянул  на Ошанина, - всего то десяток хвостов, - на всякий случай вдвое уменьшил он прибыток. – Чтобы взять больше, - товар нужен, а где он у меня. На государево жалованье много не наберешь. 

    Ну, а  что они боле всего любят, так это… - Максим задумался, - котлы медны любят,  топоры, ножи, бисер, али адекуй…  Ну, и вино, конешно. За саблю, да «огненну воду» оне много что  готовы отдать, - рассмеялся он. Да токо  где мне  его взять, вина-то? Тут и самому в остроге не часто перепадает, - ить  деньги опять же нужны.
    А за пищаль, - совсем уж развеселился Перфильев, - так Тасей, али  сын его, - Лукашка, небось, ни жен своих, ни всего богатства свово не пожалеют; уж больно хотца им пищалью завладеть.
 
  - Вот что, Максим, - прервал опасный разговор воевода, -   пойдешь в поход,  дам я тебе бочонок вина. Сможешь ли  выменять на него соболей? Каждый десятый – твой…, как государю, - усмехнулся воевода, - остатное – мне. Как? Подумай-ка. А я тебя, даст бог, атаманом сделаю, али лучше того, - сотником.

  - Отчего ж не попробовать, попробовать можно, - ответил ему Максим. Сам при этом подумал: ну и жига! Как государю, говорит, а самому – девять…
Перфильев ушел. Воевода, довольно потирая руки, подошел к оконцу, посмотрел на двор, где суетились служилые. Ему не давала мысль о пищали.

    Рисково, конечно, - думал воевода. Вспомнил указ государев, коим строго-настрого наказывалось беречь пищали и огневой наряд, ни в коем разе не допускать, чтобы попали они в руки инородцев. Но война, - на то она и война, уже не раз случалось, что не только пищали, но и пушки попадали в руки воинственных инородцев. Однако нужно было иметь еще зелье, и свинец; нужно было знание, как пользоваться оружием. Чаще всего ни того, ни другого у аборигенов не было, и потому случавшиеся  потери не приносили служилым особого урону.   Правда, передачу инородцам оружия по корысти  иначе, как изменой не назовешь.  Зато, - не отпускала воеводу крамольная мысль, - ежели  с умом, так  озолотиться можно…

    Воевода своё слово сдержал. Избранный с его подачи атаманом, Перфильев летом 1626 года с отрядом в 15 человек совершил свой первый самостоятельный поход по Ангаре. Он поднялся до Шаманского порога, но дальше не пошёл, - была малая вода, людей у него было немного, и преодолеть пороги волоком не было никакой возможности. Но удалось собрать  подробную информацию о живших по Ангаре бурятах. Вернувшись в Енисейск, атаман докладывал воеводе о богатстве братской земли пушным зверем, - бобром и соболем,  скотом и хлебом.

    Обнадеживало и то, что встретившиеся у порогов тунгусы утверждали, что буряты ждут прихода казаков и готовы идти в подданство к белому царю. Воевода был рад вдвойне этим известиям, когда Перфильев вручил ему почти полусотню соболей, вырученных за вино, которым снабдил его Ошанин перед походом. Осведомился:
  - А боле того добыть нельзя было? А сами-то вы вина не пили? - подозрительно посмотрел на атамана.

  - Ну, что ты, Алексей Дмитрич, рази можно. А боле добыть было нельзя, потому, как я, почитай, все  забрал. Торговались-то мы после того, как взяли с них  ясак государев. Казаки итак на меня косились, - видно завидовали. Откуда, спрашивали, вино.  Особливо злобился Васька Алексеев, еще и казаков баламутил. Привык, вишь, атаманить то, а в походе он у меня  ведь только десятником был.
  - Ну, этого-то я  найду способ прищемить, - молвил воевода, любовно поглаживая собольи шкурки.

                *
 
    Как в воду смотрел воевода. Возвращаясь из Тобольска, куда сопровождал он сдавшего воеводство Хрипунова, Поздей Фирсов утонул в Оби. При каких обстоятельствах это произошло, - спьяну ли, или по какой другой причине, дознаться так и не удалось.
 
    Пользуясь моментом, Ошанин отправил в Москву челобитную с просьбой назначить на освободившуюся должность Максима Перфильева. Кроме воеводы челобитную по его наущению подписали еще четверо стрельцов и пятидесятник Пятунко Арбенёв. Уверенный в том, что в Москве в его просьбе не откажут,  Ошанин не стал ждать ответа, произвёл назначение сам, чем вызвал недовольство казаков, знавших, что  сотников назначает Москва.

    Вообще-то Перфильев был женатым человеком. Но не заладилось что-то у него с женой, не поехала она за ним на Енисей. Не осталась она и в Сургуте, где жили родители  Максима, - ехала к отцу-матери в Верхотурье. И Максим жил сам по себе, - перебивался кое-как без жены. Постирать там что, или одежонку починить, подштопать - зазывал  к себе женок казаков, находившихся в походе. И не только по этим делам. 
    Казаки среди всего прочего жалились  на него, что живет де с чужими женами, когда служилые в походе.

    Лет пять тому назад приглянулась ему жена сотника Поздея Фирсова, - Ольга; полюбил так, что не оторвешь. Она тоже была к нему не равнодушна. Встречались, конечно, когда Поздей был в походах. Но от людей не утаишься, - прознал об этом и Поздей. Чего  только он не делал с ней, - и бил смертным боем, и в бане закрывал, и с Максимом дрался, - все попусту.
 
    После того как Поздей, возвращаясь из Тобольска, утонул в Оби, решил Максим как-то упорядочить свои отношения.  Да только как ему, венчанному, узаконить свои отношения  с Ольгой при живой то жене?

    Вот тут-то его Ошанин и выручил. Заручившись поддержкой воеводы, заставили они острожного попа Кирилла ночью в храме обвенчать их, а чтобы тот помалкивал, дал ему Максим 10 рублей и 10 четей хлебного запаса. Одним словом, решил этот вопрос по-атамански, как привык решать сложные задачи в походах.

    В сентябре в низовье Ангары для ясачного сбора отправились служилые люди Кондратий Федоров и оклемавшийся после ранения Василий Ермолин, получивший вскоре прозвище «Бугор». С ними увязался торговый человек, - Фролка Шолков. Был у него кое-какой мелкий товар, и он тоже хотел разжиться соболями. Служилые имели при себе  пищали с саблями, а у Фролки, нагруженного торбой с товаром, был только лук, да охотничий нож.
 
    К назначенному времени казаки не вернулись. В остроге уже решили, что они погибли. Однако в начале января, когда лед на Енисее окреп,  вернулся в Енисейск  Василий Ермолин. Рассказал, что тунгусы вновь учинили непослушание, ясаку платить не стали,  князец Лукашка Тасеев хотел его, Ваську, убить, но он сумел бежать. А Фрола Шолкова, да Кондратия Фёдорова тунгусы «убили досмерти». Самое неожиданное в рассказе Ермолина состояло в том, что  Федоров был убит из неведомо откуда взявшейся у  Лукашки пищали. Теперь, де, наверное, и пищаль  Кондратия тоже в руках у тунгусов.
 
    Слушая Василия, воевода Ошанин невольно подумал: вот он случай  запродать Лукашке пищаль. Тобольским воеводам можно будет сказать, что пищаль пропала с этими служилыми. Скажу, что  у Фрола тоже  пищаль была острожная.