Следствие ведут... Гл. 1

      Шарик  рвался  с  цепи,  он  буквально  заходился  в  собачьей  истерике.
  Катерина  всунула  босые  ноги  в  растоптанные  валенки,  накинула  на  голову  старый,  бывший  когда-то  пуховым,  платок,  на  плечи   набросила  теплую  куртку  и  вышла  на  улицу.
  Шарик  продолжал  лаять,  но  уже  без  прежнего  остервенения.  Пёс  явно  успокаивался. 
Катерина  обошла  двор. Никого.  Только  на  калитке  почему-то  не  было  доски-задвижки. 
 Вроде,  никогда  не  забывала  закрыться  на  ночь,  да  только  и  на  старуху, видать,  бывает  проруха. 
  Женщина  вздохнула,  заперла  наглухо  калитку  и,  воротившись  в  избу, решила  досмотреть  прерванный  сон  - время  едва  перевалило  за  полночь,  до  рассвета  было  ещё  далеко.

  Под  утро  Шарик  опять  заистерил  и  Катерина,  повторив  ночную  процедуру  одевания,  вновь  вышла  во  двор.  Опять  никого.  Но  калитка  почему-то  так  же,  как  и  ночью,  вновь  оказалась не  заперта.  Да  и  Шарик  на  сей  раз  успокаиваться,  похоже,  не  собирался. 
  Дом  Катерины   крайний,    от  соседей   отделён  водокачкой,  от  соседней  улицы - болотом.  Сейчас  январь,  болото  замерзло  и  стало  не  только  проходимым,  но  и  пригодным  для  санного  пути.  Именно  на  тот  угол  двора,  на  водокачку,  на  зимник  через  болото  и  рвался  пёс,  значит,  кто-то  притаился  по  ту  сторону  забора. Ночь  была морозная, звёздная, ясная.  Полная  луна  заливала  окрест  природным  неоном.

   Катерина  вышла  за  ворота  и  направилась  к  углу  забора,  но  не  успела  она  дойти  до  него,  как  оттуда  вынырнул  Витька  Софронов,    известный   в  округе  мелкий  воришка  и  большой  пакостник.  В  правой  руке  он  держал  топор.

 -Откель,  садовая, бредёшь  ты,  голова?-   с  изрядной  порцией  насмешки  в  голосе  продекламировала  Катерина  строку  из  поэмы  Пушкина. 

 -От  Мышкаря, - слегка  подрастерялся  Витька  и  на  всякий  случай,  чтобы  Катерина  не  заподозрила  его  в  каких-либо  коварных  замыслах,  добавил:
 - Домой  иду. 
 

  Он  хорошо  знал  Катерину,  но  такого  даже  от  неё  не  ожидал:  разве  можно  себе  представить,  что  пожилая  одинокая  женщина  выходит  ночью  за  ворота, видит  мужика  с  топором,  но  не  только  не  орёт  лихоматом,  а  ещё  и  шутки  шутить  надумала?!   
  Не  знал  Витька,  что   Катерина  мужика-то  как  раз  и  не  увидела,  а  увидела  она  только  мелкого  воришку  и  большого  пакостника.
-Дом-о-о-й, -  ехидно протянула  женщина  и  прищурила  на  Витьку левый  глаз. -А  почему  ты  из  Варшавы  на  Берлин  через  Львов  движешься?
  Витька  географию  изучал  плохо,  поэтому  сказанного  Катериной  не  понял:
-Не,  Катерина  Сергеевна,  я, это, не  оттуда,  откуда  Вы  сказали.  Я,  правда,  от  Серёги  Мышкаря  иду.
  И,  махнув топором  в  сторону  водокачки,  опять  назвал  конечный  путь  своего  маршрута:
 -Домой.
 -Понимаю,  что  не  в  Берлин, - согласно  кивнула  головой  Катерина, -  только вот  почему  такой  крюк  делаешь,  мог  бы  водокачку  и  по  другую  сторону  обойти,  там  и  тропа  шире,  и  путь  короче.  А топор-то  зачем  тебе?

 Катерина  уже  откровенно  издевалась  над  парнем  -  она   презирала  воров  и  тунеядцев. 

   Про  крюк  могла  бы  и  не  спрашивать, мелькнуло  в  Витькиной  голове,  сама  догадалась,  кажись. А  вот  про  топор,  так  и  быть,  Витька  даст  показа... тьфу  ты,  пояснение.
 - Я  всегда  с  топором  хожу,  мало  ли  чего.

  -Ну,  и  мужики  пошли,  прости  Господи!  Я  вот,  старуха, с  пустыми  руками, даже  без  жердины,  вышла  навстречу  тебе,  топором  вооруженному,- она  плюнула  и  махнула  рукой,
 -Иди, уж...  Стирай  да  суши  свои  портки,  а  то  после  встречи  со  мной   уделался,  поди.
 
 Вот  зараза,  про  жердину  ему  напомнила.  У  Витьки   зачесался  кобчик,  а  в  душе  шевельнулось  какое-то  нехорошее  предчувствие.

  Витька  Катерину  Сергеевну  уважал,  потому  что  до  пенсии  она   в  их  сельской  школе   учила  детей,  слыла  человеком  справедливым  и   никогда  не  смешивала  личные  отношения  с  профессиональной деятельностью.  Для  неё  все  ученики  были  равны,  она  не  делила  их  на  любимчиков  и  изгоев.
  Витька  тоже  не  смешивал  личное  с профессиональным.  Уважение,  которое  он  лично  испытывает  к  Катерине,  ни  в  коей  мере  не   должно  было  мешать  его  профессиональным  налётам  на  её  дом  -  нельзя  путать  личное  с  работой. Но  почему-то  именно  здесь,  у  Катерины,  фортуна  всегда  ему  изменяла.
 И  зачем  только  он  послушался  этого  Кондорю?  Ведь  знал  же,  что  этот  дом  лучше  за  три  версты  стороной  обойти.  Опять  азарт  поганый  подвёл.   
 
 Катерина, в свою  очередь,  за  долгие  годы  жизни  в  этом  селе  хорошо  изучила  методику  действий  местного  воровского  племени  и  понимала,  что  сегодня  Витька  был  не  один,  "разведку  боем" они    уже  провели,  а  вышел  он  ей  навстречу  только  для  того,  чтобы  дать  возможность  скрыться  своему  подельнику.
   Нет,  совсем  не  бесцельно    оказался  Витька  возле  её дома.  Что-то  уже  стащил,  только  чуть  раньше.  Ночью.  Сейчас пришёл  за  очередным  трофеем,  но  Катерина  его  застукала,  так  что  сегодня  здесь  больше  никто  не  появится. Вот  рассветёт, и  станет  ясно,  чем  поживились  на  её  подворье  Витька  или  со  товарищи,  или  со  чада  и  домочадцы.  Пустыми  не  ушли,  потому  что   у всех  у  них  руки  клеем  смазаны,  всё  к  рукам  этим  липнет.

  Знаком  был  Катерине  и  другой  приём  в  методике  воровства,  его  воришки  применяли  чаще  всего  при  "работе"  с  одинокими  пожилыми женщинами.

                ***

  Тридцатипятилетнюю  Таньку Лошариху,  сожительницу  Витьки,  женщиной  назвать    невозможно.  Вечно  пьяная,  в  лучшем  случае,  под  хмельком, с неизменной  самокруткой,  приходила  Витькина  баба  к  одиноким  старушкам,  отвлекала  их  внимание  пустопорожней  болтовнёй,  а  в  это  время  Витька  сигал  через  забор  и  тащил  всё,  что  подвернётся  под  руку.   

   Позапрошлой  зимой   таким  вот  макаром  выгребли  они  и  у  Катерины  из  ларя  всю посыпку (фуражную  муку).
  Что  делать?  Чем  поросёнка  кормить?  Пошла  она  к  соседям,  те  выручили,  одолжили  мешок.  Катерина  этот  мешок  в  ларь  высыпать  не  стала,   в  сенях  поставила,  чтоб  опять  не  стащили.

   День  как  раз  субботний  был,  банный.  Истопила  она  баню,  вечером  помылась,  только  в  дом  вошла - звонок.  Вышла  на  улицу,  открыла  калитку,  а  там  опять  эта  Танька  беззубая,  вся  в  слезах  с  соплями  вперемежку.  Хотела  Катерина  калитку  закрыть  и  в  дом  поскорее  вернуться,  да  не  тут-то  было -  Танька  ногу  между  калиткой  и  столбиком  поставила.  Уж  и  пинала  эту  ногу  Катерина,  и  в  наглую  пьяную  Танькину  рожу  плевала - всё  бесполезно,   стоит  бичиха,  как  робот - полицейский  на  трассе,  с  места  не  сдвинешь,  только  скулит  да  подвывает.   
  Решила  Катерина   одеться  потеплее,  она  ведь   после  бани  ещё  и  не  обсохла  толком.  Танька  потащилась  следом  за  хозяйкой,  но  в  дом  входить  не  стала,  застыла  изваянием  в  коридоре.  Хоть  и  торопилась  Катерина  переоболокаться,  хоть и не много  времени  потрачено  на  это  было,  а  всё  равно  опоздала,  потому  что,  когда  она    вышла  на  улицу  вдругорядь,   Таньки  уже  и  след  простыл,  а  Витька  успел  спереть  и тот  мешок,  что  соседи  дали. 

 

  Растерявшаяся  вначале,  Катерина  быстро  пришла  в  себя  и  помчалась  за   ними.  Недалеко  живут.  Отшвырнув  яростным  пинком  пса, преградившего  ей  дорогу, зашла  в  сени.

  Вот  он,  мешочек  её  приметный,  вот  и  завязочка -   поясок  от старого  халата.  Слава  Богу,  не  успели  они  её   посыпку  на  бутылку  поменять.   А  ещё  лежит  у  входа  в  дом  коврик.  Её  коврик!  Катериниными  руками  вязанный!  Ох,  и  разозлилась  она!  Рванула  дверь,  ворвалась  в  дом. Поверит  читатель  или  нет,  но  это  было  сущей  правдой. Видно,  страшна  была  в  ярости   эта  пятидесятипятилетняя  женщина,  потому  что  враз  смолк  гомон  и  сидящие  за  столом  бичи,  а  было  их  человек  пять-шесть,  напряглись.  Растерявшийся  Витька  не  нашёл  ничего  лучшего,  как  пригласить  её  к  столу.
   Катерина  подошла,  ногой  отшвырнула   табурет,  любезно  предложенный  ей  Витькой,  взяла  со  стола  наполовину  опустошенную  бутылку  и  с  силой  запустила  её  в  хозяина.  Витька  успел  увернуться,  бутылка  ударилась  о  край  печки  и  мелкими  осколками  разлетелась  по  всей  комнате, а  брызнувший  в  разные  стороны  спирт  едко  завонял  ацетоном
  Гостей  Витькиных  как  ветром  сдуло,  и  пришлось  ему одному  транспортировать  этот  злосчастный  мешок  на  прежнее  место,  да  ещё  при  этом  стараться  коврик  Катеринин  из  подмышки  не  выронить.
  А  Катерина  идёт   сзади,  обломком  жердины его подгоняет.  Жердина-то  целая  была  до  того,  как  в  Катерининых  руках  оказалась  да  по  Витькиной  спине  прогулялась.  Хорошо  ещё,  что,  на  его  счастье,   гнилая  попалась... вообще-то,  они    в  его  заборе  все такие.    Хорошо,  что  темно,  никто  Витькиного  позора  не  видит. Дружки-приятели  разбежались,  хвосты  поджав.  Оставили  его  на  растерзание  этой  бешеной  географичке.  Танька, зараза  чертова, и  та  смылась,  стерва  поганая.   Ох,  и  вломит  же  ей  Витька  за  то,  что  не  сумела   мешок  чисто  "сработать"! 

   После  этого  случая   зажила  Катерина  спокойно.  Да,  видно,  стерлась  из  Витькиной  памяти   та  история,  если  он  вновь  замаячил  возле  её  дома. 
 
           (Продолжение  следует...)

http://www.proza.ru/2013/10/22/380