27. Fакультет живописи Роман Единственная

                Глава 27. Fакультет живописи

                Будь все добро мое - кирпич один, в кружало
                Его бы я отнес в обмен на полбокала.
                Как завтра проживу? Продам чалму и плащ
                Ведь не святая же Мария их соткала.             
                Омар Хайям

     Вдруг в проеме нашей цветочной беседки неожиданно появилась «личность» - высокий, изможденный – похожий на «засушенного Геракла», молодой человек с горящими глазами, одетый в просторный «лапседрак», у которого «борты были вырваны из лацканов». Я еще успел заметил, что ноги его были обуты в «секонд-хендовские» одноразовые белые легкие сандалии из заграничной гуманитарной помощи, причем обе сандалии были на одну левую ногу – «Наверное для того, чтобы всегда вставать с левой ноги» – подумал я. На правом боку, на широком ремне, у «личности» болталась покрытая засаленными пятнами, грязноватая, прямоугольная холщовая сумка. «Личность» беспрестанно мельтешила – полуприседала, раздвигая ноги колесом, часто перебирала руками и ногами так, что создавалось впечатление, что человеку жмут, то ли секонд-хендовские тапочки, то ли трусы, а может быть и то и другое одновременно.  Глаза личности «туманно горели», то ли от глубокого похмелья, то ли от «вращения мозга в высоких материях». По специфическому запаху, исходящему из «облика личности», я понял, что сей товарищ «работает» не на «твердом топливе». Скорее всего, его «топливо» было всегда «булькающим», жидким и высокооктановым с большим процентным содержанием этилового спирта – основного ингредиента дешевой «PаRадайZ und PRеисподня»-нской «хлявы». Картавя, грассируя, «гундося», проглатывая половинки слов и вообще всячески коверкая слова, «личность» что-то сбивчиво пыталась втолковать нам, доставая из холщовой сумки и всучивая в руки мне и Олегу какие-то картонки с неровно оборванными краями, в которые мы с Олегом «инстинктивно уставились». Как я понял, картонки были оторваны от коробок из-под упаковочных ящиков от стирального порошка, и на них было что-то, то ли нарисовано, то ли нацарапано.
     Изумленный видом «личности» Олег машинально предложил ему присесть с нами. Не церемонясь, «личность» плюхнулась на стул рядом со мной справа. Из ближайших нескольких минут его «словоблеения» - сбивчивого рассказа «личности», мы с трудом смогли понять, что имеем дело со «свободным художником», который пишет неординарно и распространяет свои произведения только в «местах общественного пользования». Эта несправедливость происходит потому, что ввиду оригинальности его кисти и тонкой передачи света и тени, консерваторы от искусства не позволяют ему «выставляться» в художественных галереях.
     Затем Художник перешел на «личности».  «Я, как Великий Малевич, готов тут же принять заказ и намалевать… э.э.э… простите, написать Ваши экстерьеры на фоне интерьеров из черных квадратов и серых овалов» - заявил он всматриваясь в нас профессиональным взглядом со слегка прищуренным правым глазом – «Должен заметить, что индивидуальные черты Вашей широкой души, не очень выразительны на фоне окружающих нас решеток, но все можно подретушировать. Гарантирую качество исполнения заказа. Желательно получить небольшой аванс – в счет работы. Аванс желательно натурой – в стакане, для вдохновения. Когда примешь для вдохновения, то сразу же внутреннее состояние души плавно перетекает в благосостояние, пардон, великое искусство. Можно приступить к написанию портретов прямо сейчас – у меня здесь с собой необходимые ингредиенты и инструменты». Художник, не давая нам и рта раскрыть, раскрыл свою холщовую сумку и стал в ней что-то лихорадочно перекладывать.
     «А вы пишете обнаженную натуру?» - спросил я, чтобы хоть как-то остановить поток коммерческих предложений и рекламы собственных «творений» из уст Художника. На что Художник моментально отреагировал – «Да, конечно, грешу помаленьку. Вот не желаете купить картину – я назвал ее Мурра обнаженная! Это портрет моей жены – Муррой я называю ее ласкательно - она ко всему прочему, еще и натурщица, позирует как художникам, так и всем, кто захочет» - он попытался всучить мне картонку, на которой были изображены какие-то цветные круги и треугольники. «Нет, спасибо. Не хочу брать грех на душу. Но рад пожать мужественную руку великого художника, дарящего людям великие произведения» - попытался вывернуться я из неловкого положения.
     Не обращая внимания на мое рукопожатие, Художник продолжил свою «рекламную кампанию» лихорадочной скороговоркой: - «Без напряжения нет мучения творчества. А боль и мучения мне очень хорошо знакомы – я был женат пять раз. Моя теперешняя Первая Леди, поэтесса – она очень любит завтрак в постель. На завтрак она принимает коктейль «Де ля Порт» - выливает свежеразбитое яйцо в стакан хереса и, не размешивая, выпивает. Она говорит, что этим убивает сразу двух зайцев: - делает профилактику против птичьего гриппа и не тратит время на закуску».
     «Вот визитная карточка моей жены» - торжественно произнес Художник и всучил мне и Олегу в руки помятые клочки бумаги. Я всмотрелся в «бумажку». На ней в «виньетке с розочками и сердечками», было «пропечатано от руки» тяжелым «готическим» шрифтом: - «ПОРНОАСС – Ятъ». Чуть пониже шла расшифровка, тоже готическим шрифтом - «Поэтическое Общество Раскрепощенных Небожителей Особенно Активно Самовыражающих Собственное Я», и еще ниже «завитушечным» каллиграфическим почерком было приписано - «Любите нас! Мы любим Вас!» Внизу «визитки» стояла подпись «исполнительного» секретаря общества – «госпожа Хлоя Луизелла Натюрмордова-Андерстен» и были «нацарапаны» номера телефонов «для контрахтов». Но не «разбрасываясь» и не обращая внимания «по сторонам», Художник «целеустремленно» продолжил свои «художественные речи»: - «Все свое свободное время жена отдает литературному творчеству. За эту жертвенность творчеству я и люблю мою жену, ведь как сказал не то Эсхил, не то Эврипид: - … «За что почитать мы должны и венчать похвалою поэтов? За правдивые речи, за добрый совет и за то, что разумней и лучше, они делают граждан родимой страны!»  Во всей фигуре моей жены заложено гениальное сочетание таланта и грациозности Эрато – музы любовной лирики, и породистость, дикость и необузданность поэтического Пегаса! Но не только с Пегасом можно отождествлять мою жену. Правильно говорят: - «За каждым большим львом стоит большая львица!» Моя жена – богиня с ликом львицы с гривой роскошных волос кольцами спадающих на ее лебединную шею! А в семье всегда бывает так - куда повернет шею жена, туда голова мужа и смотрит! Я люблю смотреть, как выпивая завтрак, моя жена всегда с выражением произносит слова поэта Вергилия – «Все побеждает Амур и мы покоримся Амуру! Для побежденных спасение одно – не мечтать о спасении!» И еще слова поэта Анакреонта: - «Принеси мне чашу отрок – осушу ее я разом! …И тогда объятая Вакхом, Вакха я прославлю чинно!»
     «Этих поэтов, писателей и прочих «еврипидов и есхилов», расплодилось как собак нерезаных» - подумал я «про себя». «Пишут все, кому не лень. Этих разноцветных книжек и газетенок в подземных переходах города выставлена тьма-тьмущая. Интересно, есть ли у них столько читателей-почитателей, и кто-нибудь вообще читает всю эту «галиматью» современных «рифмоплетов и рифмоплетш». Или, получается, как в анекдоте про переводчика Хуан Настасия Жозе Мария де Сидоровс и Хуэта из славного города Карамбы-де-Паскудо что находится в провинции Костиломоне в гордом государстве Парагувуае. Про того самого переводчика, который десять лет, усердно и «авторизовано», переводил с парагувуайского языка на свой родной язык десятитомник произведений под общим названием «Мои Горизонтальные Вертикали Лирики Жизни» великого парагувуайского писателя-классика д`Алма Хосе Сантамария Каннибал Родригес и Мордалес де Пипето аль Фекалос дела Парабокалос. Но ввиду полнейшей нераскупаемости на отечественном базаре переведенного на отечественный язык десятитомника, теперь этот переводчик Хуан Настасия Жозе Мария де Сидоровс и Хуэта, переводит десятитомник обратно - с отечественного на парагувуайский, чтобы потом перевести это эпическое произведение д`Алма Хосе Сантамария Каннибал Родригес Мордалес де Пипето аль Фекалос дела Парабокалос уже на уругувайский язык, где по разговорам специалистов и литературных критиков, десятитомник, возможно, будет иметь спрос на тамошнем книжном «базаре». Все эти мысли мгновенно пронеслись у меня в голове, пока художник произносил свои дифирамбы во славу своей жены.
     Но художник, «невзирая на лица», продолжил свои «художественные пропаганды»: - «Великое искусство слабо проникает в массы и не приносит большого дохода, а херес все дорожает и дорожает. А душа требует праздника и вдохновения каждый день после изнурительного творчества. Вы должны купить у меня картины иначе я останусь без вдохновения, а моя жена – и без завтрака и без вдохновения! Ведь, как сказала несравненная поэтесса Сапфо – «Самое красивое на Земле – то, что мы любим!» А я люблю творчество, творю запоем и не выхожу из него, ибо считаю, что: - «В водке – радость, в пиве – сила, в вине – здоровье, в коньяке – благородство! А в воде одни бациллы» - вдруг «понесло» художника «словесной диареей» в другие «оперы». При этом лицо художника скривилось, а взгляд заворожено остановился и уперся в одну точку. Я проследил за остановившимся взглядом художника – глаза его уперлись в нашу расцвеченную наклейками бутылку адикинова «коньяка-комикадзе» на столе.
     Вдруг правая рука художника, «как бы инстинктивно», потянулась к бутылке. Мы с Олегом заворожено, как за действиями фокусника, наблюдали за рукой художника, ожидая, что произойдет дальше. Дрожащей рукой художник взял бутылку с коньяком и «плеснул» из нее коньяк в мою рюмку, наполнив ее до краев. Затем опять дрожащей рукой, но торжественно и медленно поднес рюмку ко рту и также медленно и, давясь, выцедил коньяк. После принятия «дозы» лицо художника скривилось и стало походить на печеное яблоко – глаза его были закрыты. Потом его сильно «передернуло» и он крепко «мотнул» головой. Затем он открыл глаза, причем лицо его немного порозовело, и художник уставился на Олега немного осмысленным взглядом. «Превратился из Савла в Павла!» - снова мелькнуло у меня в голове.
     Олег тоже посмотрел на художника заинтересованным взглядом и неожиданно задал ему наивно-познавательный вопрос, который, наверное, давно мучил его. «Скажите, пожалуйста» - сказал он, обращаясь к художнику – «Вот Вы прекрасно знаете, что алкоголь враг человека, а все равно пьете водку! Вы можете мне ответить – в чем причина?» Художник снова мотнул головой и уже несколько раскрепощено и даже фамильярно ответил. «Уважаемые господа!» - с некоторым пафосом, сказал он – «Водка – вечный источник краткого забытья, размывающий очертания реального. А причин для употребления оной - две! Первая причина – духовная. В Священном Писании сказано – «Возлюби врага своего, как самого себя!» Вторая причина – физическая: - «Я пью водку потому, что она субстанция жидкая. Была бы она твердая, то я бы ее грыз!»
     Я знал этот анекдот про «грызение» водки и удивился только тому, как к месту «ввернул» его нам художник. Но Олег, скорее всего, не слышал этого анекдота и потому несказанно удивился - на его лице отразилось удивление от метко высказанной художником мысли о духовной и физической сущности водки. Он с задумчивым взглядом уставился на художника, осмысливая его ответ.
     Но художник, не останавливаясь, продолжил свои «речи»: - «Вот недавно мы с женой скромно – минутой молчания - отпраздновали трехмесячную годовщину нашей свадьбы – выпивка быстро закончилась. А сегодня я узнал, что моя жена забеременела – как тут не выпить – такая радость! Вы обязательно должны купить мои картины, иначе я не смогу отметить такое важное обстоятельство в моей жизни, как рождение ребенка!» - снова начал «канючить рекламу» художник. «Интересно, кого он подозревает в беременности своей жены? Неужели себя?» - подумал я «про себя», смотря на светящееся радостью лицо художника.
     В это время в проеме нашей беседки появился Секьюрити нашего питейного заведения. «Извините за беспокойство» - сказал он, обращаясь к нам – «Не успеешь отойти от двери на минутку, как тут же в «заведение» просачиваются разные-всякие Рафаэли. Вы не бойтесь – он не опасный. Я его знаю – он мой сосед, живет от меня неподалеку - в соседнем подъезде». Затем, повернувшись лицом к Художнику, Секьюрити несколько фамильярно сказал: - «Давай, вставай Рафик, пошли, на выход с вещами». Взяв одной рукой за шиворот, а другой – за штаны пониже спины, Секьюрити, без особых усилий, оторвал Художника Рафаэля от стула, и нежно понес его к выходу. Художник сник и, не сопротивляясь, с блаженно-изумленным выражением на лице, поплыл по воздуху. Мы с Олегом долго не могли прийти в себя от встречи с Художником Рафаэлем и его «гениальным искуцтвом».
     В задумчивости Олег вдруг произнес – «М-да» – пожевал он губами – «Живет под каждой крышею своя беда: - одним мешают жить причуды случая, другим – так свой же собственный тяжелый нрав». Как говорил один мой знакомый – «Вино и сонливость мешают славы достойный труд совершить!» Правильно сказал Омар Хайям:-
                Если я напиваюсь и падаю с ног –
                Это Богу служение, а не порок!
                Не могу же нарушить я замысел Божий,
                Если пьяницей быть предназначил мне Бог!    
     И затем, немного помолчав, продолжил - «Еще Плутарх говорил: - «Зевс для того создал много Муз, чтобы все люди могли черпать прекрасное в изобилии из многих источников: - не все мы нуждаемся в знаниях охотника, военачальника, моряка, ремесленника, но образованность и владение речью необходимы каждому. И так как все в жизни относится либо к серьезному делу, либо к игре, а то и другое требует меры и гармоничности, … то Музы должны следить за тем, чтобы все связанное с игрой и наслаждением не переходило, по нашей слабости, в животную распущенность, а сопровождалось и сдерживалось пляской, пением и хореей, подчиненной ритму и гармонии, благопристойно и чинно сочетаясь с разумом… В каждом нашем действии два начала: - врожденное стремление к наслаждению и приобретаемое извне суждение, зовущее к добру; первое называется страстью, второе – разумом. И то и другое начало требует важного и поистине божественного руководства. Я еще вспомнил стихи поэта Беранже: «На красавиц с искусственным жаром, Богачи разоряются в прах. Муза даром счастлива и даром, Оставляет меня в дураках!»
     «Опять, наверное, какой-нибудь древний грек сказал» - подумал я, имена: - Плутарх и Беранже, мне ничего не говорили. Но я опять промолчал и только с умным видом кивнул головой.
     Олег разлил коньяк и предложил выпить за те мгновения счастья, которое дарит нам великое искусство. «И особенно за людей, творящих это искусство!» - добавил я. Мы чокнулись и опорожнили свои рюмки.
     В это время Секьюрити снова стал в проеме нашей беседки с извинениями за беспокойство, которое доставил нам Художник Рафаэль. «Я знаю Рафаэля с детства» - сказал Секьюрити - «Мы вместе, с детства - с шести лет, занимались спортом – боксом и тяжелой атлетикой. В детстве у него даже была кличка – «Триста первый спартанец», за природную силу и ловкость. Но он закончил занятия спортом в шесть с половиной лет - мозги слабые оказались, их хватило только на пару аперкотов во время тренировок и с тех пор он занялся художеством! Теперь рисует картинки, а жена его пишет стишки. Они не вредные – просто несчастные люди, как и все люди искусства! Еще раз прошу простить его за ваше беспокойство!» «Ничего. Не беспокойтесь. Все в порядке» - успокоил его Олег. Затем достал небольшую денежную купюру и передал ее Секьюрити. «Отдайте это Художнику Рафаэлю» - сказал Олег. Затем задумчиво добавил: - «Художник верно сказал - Самое красивое на Земле – то, что мы любим! Завтра уик-энд, пусть у жены Художника будет завтрак в постель, а у Художника – вдохновение, чтобы запоем творить!»
     В это время музыканты заиграли мелодию и певица, «интеллигентно раззевая» рот, запела о художнике, который подарил красавице артистке «миллион, миллион, миллион алых роз!» Все снова вернулось «на круги своя».

             Продолжение Новелла 28 Как Олег изучал поп-искусство