Про мячик и дядю Валю

       Летом меня будили рано-рано: маме в семь часов надо было уже быть на работе, и я не хотела проспать её уход. Да и бабушка всегда приговаривала:
     – Вставай, пока прохладно и воздух свежий, а то проспишь самое хорошее время.

     Я вставала безропотно, потому что мне нравилось смотреть, как солнце начинает набирать свою силу, как блестит выпавшая за ночь роса на листочках и лепестках цветов в нашем палисаднике. Перед уходом на работу мама успевала заплести мне косички – два беленьких «мышиных хвостика», и  пока бабушка собирала завтрак, я бежала в палисад смотреть на вновь распустившиеся бутоны мака или тигровой лилии. Особенно радостно было смотреть, как распускается мак. С замиранием сердца, затаив дыхание смотрела я на это таинство природы. Вот чуть-чуть надтреснули мохнатые чашелистики, приоткрыв ярко-красную щёлочку, где в глубине прятались тугие сморщенные лакированные лепестки. Вдруг раздаётся лёгкий щелчок – и эта щель приоткрывается чуток сильнее.  А потом, движимые неуёмной тягой к жизни, наружу всё настойчивее и настойчивее рвутся маковые лепестки. Наконец, чашелистики полностью раздвигаются в стороны, принимая горизонтальное положение, и начинается самое главное и захватывающее! С лёгким шорохом и хрустом разворачиваются заплиссированные  самой природой лепестки,  всё больше и больше расправляя свои складочки. И вот уже весь цветок мака высвободился из плена и раскрыл свою восхитительную чашечку! Серединка его чёрная-чёрная и мохнатая от множества тычинок, которые ещё не раскрыли свои мешочки с пыльцой, а потому пока и не пачкаются, если уткнуться носом в их слегка прохладную, пахнущую солнцем пушистость. А солнце подбирается ближе, окончательно разутюживая лепестки. Всё. Таинство свершилось. Можно идти завтракать.

      После завтрака, который зачастую проходил на крылечке, я выходила во двор. Было немного скучновато: ребята вставали поздно, поэтому с утра играть было не с кем. Ну и ладно! У меня всегда находилось занятие. Сегодня в кармане был припрятан маленький и тугой резиновый мячик синего цвета. Обычно я его выносила, когда мы собирались с ребятами и играли в лапту. Та-ак, а чем же мне сегодня заняться? Ага, придумала! Я буду закидывать его на крышу общего с соседями сарая и ловить внизу. Сначала это было не очень удачно – мячик  то не долетал до крыши, то долетал только до самого края (с меткостью у меня всегда было плохо). Но раз от раза броски становились всё лучше и лучше, и я еле успевала подхватывать мячик внизу.

       Покашливая и покряхтывая спросонья, из крайней квартиры  вышел сосед – дядя Валя Пирожков. Сел на крыльцо, закурив свой «Север», но вскоре стал поёживаться от утренней прохлады – крыльцо выходило на северную сторону и не освещалось солнышком. Надев в сенях тапочки, дядя Валя поковылял к сараю: была там очень хорошая приступочка, на которой любили сидеть все. Удобно устроившись, он закурил очередную папиросу и сидел, зажмурившись, от ярких лучей. Меня такое соседство не очень устраивало, потому что сидел он как раз по центру свисающей крыши, под тем местом, куда я бросала мяч. Конечно, я могла передвинуться левее или правее, но, учитывая мою «меткость», мячик тогда  неминуемо скатился бы либо в чей-то огород, либо в выгребную яму с помоями. И то, и другое было крайне нежелательно.

    Улучив момент, когда дядя Валя задремал, усыплённый нежарким ласковым солнцем, я стала вести «прицельный огонь» с угла сарая. Несколько раз получилось просто великолепно! Но везение не может быть постоянным! То, что произошло потом, повергло и меня, и дядю Валю в крайнее изумление. Меня – потому, что очередной бросок был поистине снайперским: мячик,  долетев до края крыши, ударился об неё и, описав дугу, на излёте выбил папиросу из губ  дремлющего старика, да так ловко, что тот даже не почувствовал удара!  Проснувшийся от выпавшей  – по  неизвестно какой причине - папиросы,   мужчина удивлённо озирался вокруг, не понимая, что же это была за сила такая, которая лишила его недополученного «удовольствия»? Но, приглядевшись и заметив валяющийся рядом окурок,   он поднял его,  засунул в беззубый рот, ещё раз с подозрением посмотрел по сторонам и снова задремал, пригретый солнышком, так и не разрешив этой странной загадки.
     Я тихонько-тихонько ретировалась домой.