Сартр о Женэ. Д. Г. Купер

Часть вторая.

Сартр о Женэ (Д. Г. Купер)

144.
Жан Женэ – сволочь, бродяга, педераст, вор, изгой, драматург, поэт – субъект, к чьей истории жизни наиболее широко применимы именно эти понятия. В своей книге, "Сент-Женэ, комедиант и мученик", Сартр стремится показать, что реальную жизнь человека можно понять только с помощью диалектики свободы применительно к данным материальным условиям. Он демонстрирует личную свободу в схватке с судьбой, поначалу, по-видимому, раздавлен и задушен сытостью [fatedness фр.] вытравляет эту сытость кусок за куском. Если Женэ является гением, то его гений не Божий или генетический подарок, но выход изобретен Женэ в одиночку, в мучительные особые моменты отчаяния. Он стремится вновь открыть выбор, который делает Женэ для себя, своей жизни, и осмысливает мир, чтобы стать писателем, и показать, как уникальная специфичность этого выбора пронизывает даже промежутки между формальным характером стиля Женэ, структурой его образов, и спецификой его вкусов. Он стремится, одним словом, проследить строго в деталях "историю освобождения".

145.
Сартр написал его биографию, с глубоким знанием всех текстов Женэ, и на фоне личных отношений с самим Женэ. Вопреки определенным критическим отзывам, которые были, мы считаем, что Сартр действительно преуспевает в передаче радикального понимания Женэ как живого и цельного, в то же время вызывая у читателя ощущение реального присутствия Женэ. Сартр, кажется, был очарован Женэ, и читатель находит это увлечение заразительным, даже через страницы самой грозной диалектики. Сартр, на самом деле, исследует сложные чувства очарования, вызванные в нем Женэ, и использует их, чтобы понять эту тему.

146.
Основные факты жизни Женэ такие: он родился в Париже в 1910 году и был оставлен своей матерью в госпитале "Assistance Publique". Он был незаконнорожденным, и никогда не знал своих родителей. Он был принят в крестьянскую семью в местечке Morvan, и в возрасте 10 лет после того, как его поймали на краже у них и по другим различным поводам, он был отправлен в исправительное учреждение в Mettray. Он провел несколько лет в учреждениях такого типа, а затем сбежал, чтобы попасть в Иностранный легион, откуда он вскоре дезертировал. Как бродяга и вор, он скитался по Европе, проведя некоторое время в тюрьмах разных стран. Находясь в тюрьме в 1942, он написал свою первую книгу, Нотр-Дам-де-Флер, а затем в течение следующих пяти лет романы, пьесы и стихи. В 1948 году, после десяти осуждений за кражы во Франции, он избежал пожизненного заключения, когда был помилован Президентом Республики, перед которым ходатайствовал целый ряд выдающихся писателей и художников, в том числе Кокто, Пикассо, и сам Сартр.

147.
За десять лет писательства, по мнению Сартра, Женэ достигнуто то, что можно назвать эквивалентом психоаналитического лечения. Каждая из его книг представляет собой кризис с катарсисом. каждая из них является психодрамой, каждая воспроизводит тему своих предшественников – как его новые любовные дела воспроизводят его старые любови, каждая делает его немного больше хозяином демона, владеющего им. Обратимся теперь к мнению Сартра о детстве Женэ.

148.
В первые годы в деревне, в Morvan, Женэ жил в том, что Сартр называет "сладкая путаница вместе с миром". Его существование было рассыпано среди природы. Обласканный дикой травой и водой, он находился в состоянии невинности. Он вырос благочестивым, нежным и уважительным ребенком, меньше и слабее, чем его приятели, но умнее. Кюре чувствовал, что он имел религиозный характер, но Женэ уже был жертвой жестокой мистификации. Этот миф о детской невинности, состояние естественной благодати, в котором он был погружен, звучит фальшиво, и не может быть устойчивым, ибо Женэ был неправильным ребенком. При отсутствии реальной матери как его собственности, без наследия, он никому не принадлежал, и никто и ничто не принадлежит ему. Само его существование было нарушением общественного порядка. Институт с его регистрацией имен и его бюрократией был расположен между Женэ и человеческой расой. Конечно, он был рожден от женщины. но это физическое происхождение не был сохранено в коллективной памяти. Он пришел в мир из неизвестного чрева, почти как изделие, полученное с помощью современного завода, не несущее никаких следов человеческого производителя. Изначально принадлежащий к административному устройству, его более поздние влечения имели тенденцию к учреждениям - детской колонии и тюрьме.

149.
С самых ранних лет, неизвестная мать была одной из главных фигур в мифологии Женэ. Для него реформаторий в Mettray был в некотором смысле его матерью. Колония проявится "всем тем, что свойственно женщине, нежностью к тошнотворной отрыжке из полуоткрытого рта, глубоким дыханием приподнятой кормящей груди, наконец, всем тем, что делает мать Матерью" (18) . Последующий опыт отторжения обществом Женэ находятся в зародышевом виде, в его чувстве отторжения от его собственной матери и его приемной семьи. Когда он пытается найти свое истинное происхождение за пределами бюрократии, чьей эманацией он является (как ему представляется), Женэ приходит к выводу, что его рождение совпадает с жестом отказа. Будучи ребенком, в своих фантазиях он представлял, как женщина оторвала его от себя, живого, кровоточивую часть себя, и выбросила его за пределы этого мира. Он был проклят навсегда. С того времени он был нелюбимым, неудачником, статистом. Женэ чувствовал себя нежелательным в самом своем существе, не сыном этой женщины, но ее экскрементами. Для Женэ осуждение подразумевалось в его рождении, рождении, которое самим своим фактом (как все "незаконные" роды) нарушали порядок мира, или, как говорит Сартр, двигаясь от эмпирического психологического к онтологическому уровню, создавали трещину в полноте бытия.

18) ‘Saint Genet’, стр.15.

150.
Далее Сартр показывает, что Женэ является "испорченным" не только с точки зрения существа, но и от того, что он имеет. Он знал, что он не принадлежал целиком его усыновителям, и может быть затребован администрацией обратно. Ничто не может принадлежать ему, материальное владение было запрещено ему, вся его жизнь должна была быть продолжением усилий дематериализовать объекты и фантазиями о своих метафизических двойниках, которыми только он мог обладать. Ребенком Женэ играл в две любимых одиночных игры, как он может быть святым (чтобы компенсировать его недостаточность бытия), и как он может быть вором (чтобы компенсировать его неспособность иметь). Он всегда был один, он не имел никакого опыта [общения с] всезнающей, всемогущей матерью, которая видит своего ребенка насквозь, даже тогда, когда он слышал свой тайный внутренний голос. Не произошло никакой семейной церемонии, освятившей союз его идентичности для себя с его идентичностью для других. В одиночку, даже без мнимого свидетеля его тайны, Женэ жил в состоянии сожительства с самим собой, он сделал культ самого себя, и прибегал к архаическим мифам о двойнике. Женэ тогда избрал Бога как свидетеля его внутренней жизни. Бог исполнил роль отсутствующей матери. Став объектом заботы бесконечного Существа, Женэ нашел жизнь [будущее] для себя, он стал святым из-за потребности быть сыном.

151.
Другой игрой Женэ было воровство у своих приемных родителей и их соседей, чтобы достичь воображаемого опыта владения чем-либо. Владелец это тот, кто имеет и использует свое имущество, не говоря другим "спасибо". Поэтому Жене брал вещи других в тайне, чтобы использовать их в одиночестве. Без наследования или по праву рождения, его ранние кражи были попытками ощупью установить отношения владения к вещам, отношение, которое бы иначе запретили ему, поскольку за все вещи, что он получил от "Assistance Publique" или же от своих приемных родителей, были подарком, за которые он чувствовал себя в долгу.

152.
Женэ прибегал к этой двойной компенсаторной деятельности, потому что он не мог разрушить саму систему ценностей, которая не позволяла ему занять свое место в мире. Его кражи и его мечты о святости были не против крестьянской морали, но на самом деле были ее последствиями. У Женэ были предписания в морали, призванные оправдать и освятить собственность, и это была именно та мораль, которая осуждала его.

153.
Для ребенка, который пытается быть владельцем или совершать действия [кражи] втайне, такая незаметная деятельность не дает полноты чувств, если его не видят взрослые. Чтобы иметь и быть, Жене надо было чтобы его видели, и поэтому он был наказан.

154.
Это картина, которую Сартр рассказывает о мальчике Женэ до его "кризиса". Бог заменяет ему отсутствующую мать, и кражи заменяют собственность. Его состояние "сладкой путаницы вместе с миром" будет прерываться в моменты кражи, с экстазом, и этого было достаточно, чтобы сохранить свое внутреннее равновесие. Но в то время как он воровал в простодушии и мечтал о святости, Женэ оставался в неведении, что он ковал судьбу для себя.

155.
Мнение Сартра о том, что он называет "первичным кризисом" Женэ, приобретает центральное значение в анализе. Этот первичный кризис был не единственным выделенным опытом, имеющим решающее значение для последующего развития Женэ, но был довольно прототипическим для Женэ [в становлении отношений] я-и-другие на стадии своего детства.

156.
Для Сартра не очень важно, был ли первоначальный опыт кризиса, который он описывает, реальным или мнимым. Женэ неоднократно ссылается на опыт такого рода – реальный или воображаемый или и тот и другой – как тогда, когда он пишет, что "мелодичность ребенка" была убита в нем "головокружительным словом". Это убийство, возможно, произошло в результате одного словесного удара или в результате повторных травм подобного рода.

157.
Опыт Сартр описывает следующим образом: в один прекрасный день, когда ему было десять лет, Женэ играл на кухне. Совершенно неожиданно, в приступе тоски, он почувствовал свое одиночество, и погрузился в экстатическое состояние (Absente фр.). Его рука вошла в открытый буфет. Он заметил, что кто-то вошел в комнату и наблюдает за ним. Под взглядом этого другого человека Женэ "пришел в себя" [в некотором смысле для первоначального времени]. До этого момента ему не хватало идентичности. Теперь он прошел конфирмацию. Вдруг он стал неким Жаном Женэ. Он был ослеплен и оглушен. Он был встревожен звонком, который продолжал звонить. Вскоре вся деревня будет знать ответ на вопрос: «Кто такой Жан Женэ? Только сам ребенок оставался в неведении. Затем голос объявил о своей идентичности ... "Ты вор!"

158.
Его поступок, который для Женэ не был ничем большим, чем нерефлективным функционированием его субъективности, стал вдруг превращаться в объект, и Женэ почувствовал себя объектом для другого. "Вор" был чудовищным принципом, который проживался неосознанным внутри него, и который теперь был раскрыт его Истине, его вечной сущности. Если бы ему было шестнадцать или семнадцать лет, Женэ, возможно, восстал бы против суда и бросил вызов осмысленности своим старейшинам, но он был ребенком, робким и почтительным ребенком, который был воспитан в религиозности, страстной любови к добру и святости. "Честные люди" проникали до глубины его сердца и оставили неизгладимый след "инаковости", часть самого Женэ, которая была другая, не такая, как он сам. Когда он искал спасения от осуждения других людей, уйдя в себя, он встретил внутри себя осуждение еще хуже. Он стал своим собственным тюремщиком. Даже самые кажущиеся невинными желания, которые его развлекали, стали желаниями вора, и, следовательно, вызывали чувство вины. Именно благодаря этому опыту обвинения Женэ вышел из своего состояния "сладкой путаницы вместе с миром" и обнаружил, что по незнанию он становится человеком, и что этот человек был монстром, и что все, что он мог бы сделать со своей жизнью – эта единственная вещь отныне была запрещена ему, а именно – принять себя.

159.
Сартр описал, как "добрые люди" осуществляют эту метаморфозу ребенка, для социализации, утилитарной причины, поскольку им необходимо было найти козла отпущения. Для хороших людей, доброта отождествляется с бытием, с тем, что уже есть, и зло с тем, что ставит существование под вопрос, с отрицанием, небытием, инобытием. Аргументы не могут быть воспроизведены здесь в деталях, но по сути это выглядит так: "хороший человек" постоянно отрицает негативный момент своих собственных действий. Он утверждает без отрицания вопреки тому, что он утверждает. Его разрешенные действия направлены на поддержание, в целях сохранения, на восстановление, на обновление. Это категории повторения в отличие от других изменений. Но дух, как говорит Гегель, это беспокойство, и это беспокойство внушает хорошему человеку ужас. Затем он отторгает от своей свободы негативные моменты и проекты, которые которые не имеют к нему отношения. В этом благо, человек сам становится абстрактным отрицанием, отрицанием своего собственного отрицания.

160.
Злой человек является изобретением хорошего человека, воплощение его непохожести на то, что он представляет собой, его собственный негативный момент. Все зло, как сказано у Сартра, в проецировании (19). Честные люди способны ненавидеть в Женэ ту часть себя, которую они отрицали и проецировали на него. В качестве аналогии, Сартр описывает индустрию, которая используется, чтобы процветать в Богемии, в котором такие честные люди брали маленьких детей, уродовали их лицо "улыбкой", сжимали их черепа, и держали их день и ночь в жестких коробках, чтобы предотвратить рост. Таким образом, они получали уродцев, которые они показывали за деньги. Точно так же, но более тонкими средствами, люди трансформируют Женэ в монстра по соображениям общественной полезности.

19) 'Saint Genet’, стр. 33.

161.
В детстве Женэ не имел защиты против этого метода, практикуемого против него взрослыми, которые его окружали. Он согласился с приоритетом объекта, которым он был в их глазах, перед тем объектом, которым он был для себя самого. Он стал путать реального себя и кажущегося себя, и пожертвовал свои интимные чувства той интуитивной уверенности в себе, которую дает принцип авторитета взрослых. Его бытие как объект для других имеет приоритет над его бытием как объектом для себя, и в глубине души он чувствовал себя, как другое существо, не собой. Сартр ставит своей целью проследить этапы отчуждения Женэ, процесса, благодаря которому он стал чужд самому себе из-за его постепенной интериоризации приговора, вынесенного ему со стороны взрослых.

162.
Сартр рассматривает возможности, которые предоставились Женэ после его осуждения. Во-первых, то, что если он спросит у честных людей, как он мог бы возместить причиненный вред? Но единственный ответ "Будь жалким", и это не является решением для Женэ, потому что он уже впал в унижение и захотел уйти от этого способа бытия. Это лишь видимость альтернативы, выбрать этот "выход" из несостоятельной позиции, которую честные люди предлагают ему, может означать только то, что он попадает в дальнейшем в их ловушку, то есть, он должен принять себя как "то, что они сделали с ним".

163.
Другим выходом для него могло бы быть сумасшествие, но Женэ слишком прям, слишком реалестичен, слишком полон воли (trop 'volontaire' фр.), чтобы прибегать к воображаемым уловкам. Здесь, предполагает Сартр, виновен  petitio principii [нищенство, принцип мелочности] постольку, поскольку Жене, как trop volontaire, слишком полон возможностей выбора, вряд ли мог выбрать такой способ отречения от выбора, как психоз, как видит Сартр. К сожалению, Сартр в своей аргументации не уточняет его значение в этот момент.

164.
Далее, "оптимизм Женэ" преграждает ему путь самоубийства, с помощью оптимизма, как утверждает Сартр, он обозначает «саму направленность своей свободы» (par la j' entends designer l' orientation meme de sa liberte)(20). Сартр противопоставляет Женэ тем, кто в некоторых экстремальных ситуациях, когда приходит определенный предел ужаса, знают только абсурдность мира, и отказываются от их притязаний на жизнь. Женэ цеплялся отчаянно за свою жизнь в беспричинном убеждении, что он "выйдет на другую сторону", что его чрезвычайная ситуация будет иметь некоторый выход. На самом деле, так как он не выбрал самоубийство, стало необходимым, чтобы в его оригинальной ситуации возник выход, несмотря на очевидность. Поэзия была этим выходом.

20) 'Saint Genet', стр. 50, "Я слышал от дизайнера ту же ориентацию его свободы".

165.
Невозможно в этой главе рассмотреть детальную разработку проекта Женэ стать поэтом, но в ранней ситуации прототипичного кризиса Сартр находит зародышевую структуру поэта. Он пишет восхищенно об этом ребенке, который в возрасте, когда большинство из нас занимается холопскими усилиями, чтобы угодить нашим родителям, неустрашимо заставил себя:

"Une volonte si farouche de survivre, un courage si pur, une confiance si folle au sein du desespoir porteront leur fruit: de cette resolution absurde naitra vingt ans plus tard le poete Jean Genet." (фр.) (21)

А позже Женэ пишет об этом раннем экстремальном выборе для себя:

"J' ai decide d'etre ce que le crime a fait de moi." (фр.) (22)

Так как он не мог избежать фатальности, он стал своей собственной фатальностью. Поскольку его жизнь оказалась непригодной другим, он будет жить этой невозможностью жить, как если бы он создал эту судьбу исключительно для себя. Эта судьба ему завещана – он даже пытался любить эту судьбу.

21)'Saint Genet', стр. 55, "Если желание выжить жестко, мужество так чисто, то в отчаянии даже глупая уверенность плодоносит: это абсурдное решение двадцать лет спустя породило поэта Жана Женэ."

22)"Я решил быть таким, каким [мое] преступление сделало меня."

166.
Сартр изо всех сил стремится подчеркнуть, что "первоначальный кризис" Женэ можно понять только если рассмотреть установки французской сельской общины, с ее узкой и жесткой системой запретов, с высокой степенью связанности, и с абсолютным значением, которое придавалось частной собственности. В этих условиях можно понять скандальную реакцию и распространение репрессивных санкций на десятилетнего вора.

167.
Если бы он был воспитан в промышленном районе, Женэ услышал бы, что само право частных владений оспаривается, и обнаружил бы, что это то же самое, что он делает и делает. Сартр дает детальный анализ диалектического взаимодействия города и страны, а также "общества производителей" и "общества потребителей", и этот анализ не может быть отделен от рассмотрения конкретных отношений Женэ с другими людьми, его сексуальности и творческой работы. Однако, поскольку наше исследование сосредоточено в основном на последнем, к оригинальному произведению Сартра следует обратится для консультации и детального рассмотрения первых.

168.
Дав объективную [en soi фр.] оценку решению малолетнего Женэ быть таким, каким его преступление сделало его, Сартр продолжает рассматривать решение, как то, что было для Женэ субъективным моментом его сознания в его преднамеренной структуре. Здесь мы сталкиваемся, как утверждает Сартр, с непреодолимым противоречием. Что я могу решить, если я уже то, что я есть: если я "заперт в моем существе"? Слово "бытие" для Женэ предполагает активное, положительное значение, а во фразе "J'ai decide d'etre ce que le crime a fait de moi" (фр.), чтобы быть, чтобы бросить себя в бытие для того, чтобы совпадать с этим бытием.

169.
Неоднозначность проекта Женэ отражает неясность нашего состояния. Мы существа, чье существование постоянно ставится под сомнение: смысл нашего бытия должен быть под вопросом в нашем существе. Ни один человек не труслив и не смел, как эта стена белая или эта книга является черной. Для труса трусость проявляется всегда, как возможность, которой может быть отказано или которая может быть принята, один может бежать от нее, вытерпеть ее без участия в ней, другой может найти ее даже в действиях, которые судят другие, храбр ты или нет.

170.
До своего решения быть тем, что его преступление сделало с ним, а именно вором, существо Женэ не было под вопросом для себя, так как он был чистым субъектом и чистым объектом. Это существо, которым он считал себя, полученное от взрослых, было той самой персоной, в одном из значений латинского слова persona – маской или ролью с заранее установленными моделями поведения. Это было бытие в-себе и для-других, а не бытие-для-себя. Своим решением быть тем, чем другие сделали его, Женэ осуществляет волевое соединение между чистым внушением [pour-soi, subjectivity], которое определило apres coup (фр.) (23)  совокупности его деяний, и субстанцией [eu-soi, objectivity фр.], которая предшествовала его действиям и которая появилась, чтобы производить эти действия по некоей внутренней необходимости. Столкнувшись с выбором между существующей чистой субъективностью или чистой объективностью – кажущееся неразрешимое противоречие – Женэ спасся от безумия и самоубийства героическим актом обмана. Но у него все еще было какое-то место в мире, убежище, где Другой не был установлен перед ним.

23) после поворота [последующий поворот]

171.
Сартр предлагает статическое описание несовместимых систем ценностей, которые Женэ использует одновременно, думая о мире. По словам Сартра, особые значения, придаваемые Женэ каждой из этих категорий, делают их несовместимыми парами.

I. Категории Бытия II. Категории Делания
Объект Субъект, сознание
Сам, как другой Сам
Сущность, которая показывает себя несущественной Несущественное, которое проявляется существенным
Обреченность Свобода, будет
Трагедия Комедия
Смерть Жизнь, будет жить
Герой Святой
Уголовник Предатель
Любимый человек Любовник
Мужской принцип Женский принцип

172.
Как мы увидим позже, Женэ представил вышеуказанные категории Бытия и Делания несовместимыми, а затем присвоил им ложное единство дальнейшей ловкостью рук. Это двойное решение Женэ является весьма динамичным. Оно трансформируется в контакте с опытом, оно живет и обогащается в течении многих лет. Диалектика вечного переплетения категорий бытия и делания Женэ превращает в невнятные любые попытки изучить эту псевдо-тотальность с точки зрения его собственной ложной синкретической слитности. Поэтому метод Сартра необходим для продолжения частичного анализа двух групп категорий, и позже, при изучении их взаимодействия, чтобы воссоздать конкретную совокупность частного синтеза Женэ.

173.
Сартр использует этот аналитико-синтетической метод по отношению к сексуальности Женэ таким образом (24) Женэ, пишет Сартр , является изнасилованным ребенком. Первым актом насилия был взгляд другого в его первоначальном кризисе. Этот взгляд удивил и проник в него и превратил его в объект навсегда. Сартр настаивает на том, что он не говорит, будто первоначальный кризис Женэ был как изнасилование. Это и было изнасилование.

24) Большинство идей Сартра о сексуальности Женэ можно найти в главе под названием «Вечная Пара преступника и святого», "Saint Genet".

174.
События, которые мы испытываем, происходят одновременно на всех уровнях нашей жизни, и на каждом уровне выражаются на другом языке. Физическое насилие может стать приговором на уровне морального сознания, и наоборот, приговор может восприниматься как насилие на уровне осознания тела. В обоих случаях человек создает объектификацию, и если у него такой опыт этой объективации, как стыд в своем сердце, он переживает это в своем теле, как половой акт, которому он был подвергнут.

175.
Спина Женэ стала центральной в его сексуальном культе. Когда ребенок украл, он ощутил неожиданное воздействие сзади. Во всех последующих актах краж его спина выделяется в его телесной осознанности. Именно спина, которой он ожидал катастрофического взгляда другого. Его опыт себя, который объективируется через его ягодицы и спину.

176.
Его пенис воспринимается не как нож или меч, но как неживой предмет, который только становится жестким, чтобы дать лучшее сцепление и обращаться с ним намного легче. Это характерно для гомосексуального опыта полового члена, и Сартр пишет, что Пруст не называл половой член не мечом или косой, как деревенские парни, а крюком. В то время как мужчина испытывает эрекцию как агрессивное ужесточение мышц, для Женэ это скорее распускание цветка. Принимая во внимание опыт мужской эрекции как набухание камеры с инертным газом, или обнажение меча, ничего не решено заранее, ибо это общий выбор, который человек делает для себя, который дает свое значение для этого интимного опыта тела. Один человек испытывает его трансцендентность в его члене, другой его пассивность. Верно то, что эрекция полового члена представляет собой процесс затвердевания (активный), но также верно, что это затвердевание необходимо некоторым образом вытерпеть (пассивный). Простой факт неоднозначен.

177.
Приоритет в субъекте самого объекта над субъектом (25) приводит к пассивности в любви, и к мужской гомосексуальности. Женэ, обнаружив, что он не смог реализовать свое бытие без посредничества других, продолжал делать свою объективацию-для-других существенной, а его реальность-для-себя несущественной. Его желанием было быть обработанным пассивно другим для того, чтобы стать объектом в своих собственных глазах. Положение любого человека, который находит свою истину в своем бытии-для-другого, Сартр называет предгомосексуальные. Существует что-то из этого в актерах, даже тогда, когда их сексуальные предпочтения имеются исключительно к женщинам.

25) Сартр был подвергнут критике на основании его поддержания ложного субъектно-объектного дуализма, но следует отметить, что когда он делает феноменологическое исследование человека, и также исследует свой опыт как субъект-для-себя и как объект-для-других, явно необходима лингвистическая дифференциация, чтобы выразить феноменологический контраст в режимах самопереживания.

178.
Обычно мужчина хочет соблазнить женщину не своими физическими качествами, которые он получил от природы, а не достиг. Женщина должна любить его за его энергию, его смелость и агрессивность, как силу без показухи, как чистую способность делать и брать. Такой человек ищет отражение его безграничной свободы в больных глазах, предоставленых женщиной. Но Женэ, который ничего не делает, который действует только для того, чтобы быть, стремится раскрыть другому не его силу, но его суть. Его действия имеют эффективность только внешне – это жесты.

179.
В его романе "Notre Dame des Fleurs" главным героем является мужчина проститутка, который настолько феминизируется, что он чувствует себя женщиной и именуется Дивинэ (Божественное). Женэ описывает его повсюду как "ее". В какой-то момент "она" стремится стать мужчиной, попытавшись совершить мужские действия, но они остаются только жестами. Она свистит и кладет руки в карманы, но этот спектакль так плохо выполняется, что в течение вечера она выглядит как пять или шесть различных персонажей мужского пола сразу. Она показывает себя, делает себя объектом; она хочет быть принятой, а не брать, быть увиденной, а не смотреть самой.

180.
Никто не рождается гомосексуалистом, как утверждает Сартр, но может стать одним из них по случайности своей истории и по своей реакции на эти несчастные случаи. Все зависит от того, что он делает с тем, что происходит с ним. Гомосексуализм, с этой точки зрения, не является результатом какого-либо дородового определения, ни эндокринной дисфункции, и это не пассивный и определенный результат комплексов. Это является результатом, обнаруженным или изобретенным ребенком в критический момент, момент удушья. (26)

26) Современная наука иначе смотрит на природу естественного гомосексуализма, считается, что определить его специалист-сексолог может в раннем возрасте, до 5 лет. В случае, который рассматривается Сартром, по-видимому он прав. (Прим. перев.)

181.
Другие факторы также привели Женэ к гомосексуализму. Он отреагировал на осуждение радикальной этической инверсией. Как он говорит, он был вывернут наизнанку, как перчатка, он был монстром, неестественным, невозможным. Мало того, что он исключен из природного мира, но он был исключен из его собственной природы.

"Мы купаемся в нашей жизни, в нашей крови и сперме: наше тело – это густая жидкость, поток, который несет нас, и достаточно того, что мы позволяем этому происходить. Банальность Венеры, едва различая пищеварительные и дыхательные движения и биение сердца, кротко ведет нас к женщине. Нам этого достаточно, чтобы уверенно служить богине и все оставить ей." (27)

27)  'Saint Genet', стр. 83.

182.
Но Женэ мертв, его жизнь не более естественна, чем его рождение. Эта жизнь не дает покоя мертвецу: Женэ цепляется за жизнь только благодаря своей воле. Если он узнает о удушливых ощущениях, которые возникают в его телесных органах, он ощущает себя, как невозможного, и впадает в состояние удивления. Он не находит в себе ни одного из мощных инстинктов, которые поддерживают желания честного человека; он знает только инстинкт смерти. Его сексуальные желания, как и сама его жизнь, будет фантомом. Независимо от их объекта, они осуждены заранее: для него существует своеобразный запрет на желание. Его перевернутая сексуальность, его единоличное отторжение правил других, принцип contra-nature, antiphysis, отражается в его теле так, как он переживает это.

183.
Это еще предстоит выяснить, как Женэ выбирал между мужской и женской гомосексуальной ролью. Для него партнер мужского пола является любимым человеком. Играя эту роль, мужчина переоткрывает себя, возвеличиваясь в сердце любовника (партнера женщины). Это бережет, укрывает. Женэ однако выбрал женскую роль, последствиями которой являются боль терпения индефферентности другого, ревность и, наконец, отчаяние от несомненного безразличия близкого человека, что он не любим. Но в волшебной церемонии общения любовник крадет существо любимого человека, чтобы вобрать его в себя. Сочинения Женэ насыщено изображениями, представляющими эту тему, и он сильно осознает, что его использовали в этом фантастическом обмене индивидуальностью. (28)

28) см. психоаналитический разбор бессознательных фантазий как "механизмов" проективной и интроективной идентификации. Для более полного рассмотрения этого вопроса с феноменологической и экзистенциальной аналитической точки зрения читателю рекомендуется книга "Я и Другие" Р. Д. Лэнга (I96I).

184.
Самая ранняя форма любви, которую помнит Женэ, было желание быть красивым мальчиком, какого он увидел, проходя мимо, а не иметь мальчика сексуально. Дивинэ говорит Габриэлю: «Ты [существуешь] сам», и Габриэль глупо улыбается, не зная, что другой пьет его кровь в акте магического вампиризма. Страстная любовь, которую лейтенант испытывает к Керель, проявляется в желании оторвать гениталии Кереля и пересадить их себе.

185.
Кому-то эти проекты проекционной и интроекционной идентификации могут показаться абсурдными, но, говорит Сартр, как он уверен, такие люди могут быть самими собой. Он рассказывает, что однажды он услышал, как мужчина начинал объявлять "Мы врачи ...", и он знал, что этот человек был рабом. Это "Мы врачи ..." была его собственная личность, как-будто совместная с его широко интериоризированными другими, паразитическими существами, высасывающими его кровь. "Не каждому позволено сказать эти простые слова: я – это я [I am myself.]" (29) . Только самый свободный может сказать:"Я существую ['I exist]" – и это уже слишком много. Большинство людей должны использовать такие формулы, как: "Я сам ['I am himself]', "Я такой же, как все [I am such a one in person]". Это социально приемлемое отчуждение Сартр называет "законным адом", и он выражает свое отвращение к этим "обиталищам души". Он написал :
«Если для себя вы уже другой, если вы страдаете от вечного отсутствия в вашем сердце, то вы можете проживать это отсутствие, как если бы это было то, что не имеет материи, другой: этот другой никогда не будет более отсутствующим, чем вы, в манере, в которой он не является собой (то есть, в котором он сам есть другой для себя), манера, в которой вы не являетесь собой, и та, в которой вы не он, ничем существенно не отличаются.' (30)
Сартр сравнивает Женэ с пустым дворцом. Столы расставлены, зажигают свечи, шаги резонируют в коридорах, двери открывают и закрывают, но никто не появляется. Он пролежал в ожидании, расставил ловушки и установил зеркала, но все напрасно.

29) 'Saint Genet', стр. 85.
30) там же, стр. 85.

186.
Быть любимым – это была невозможная мечта Женэ. Честные люди, как мы видели, проецировали в Женэ свои негативные силы и сделали его их воплощением. Женэ поэтому проецирует эту абсолютную инаковость в любимого человека. Воспринимая себя как незнакомца, он признает любовь только к другому, кто является другим-нежели-он-сам. Он любим только собой, ибо он сам в своей абсолютной инаковости, которая любит его в облике другого. Это не просто мышцы, волосы, или запах другого, проникший в него, но все эти вещи как воплощение бытия, его существа. Любя эту безразличную красоту всем своим телом и духом, Женэ, покинутый ребенок, достигает своей высшей цели быть любимым – но любимым не как себя другим, но самим собой в его инаковости в другом.

187.
Сущностью любимого человека является его равнодушие, его глубокая природа бытия вещи, объекта. Женэ представляет себе пару как объединение тела и духа, но это отношение не является взаимным, так как сознание может быть сознанием тела, но тело это просто тело, тело полностью-само-по-себе. Тело само по себе [eu soi] является автономной субстанцией; сознание само по себе и для себя. Такая автономия вещества вызывает равнодушие Женэ. Все слова, которые он использует для обозначения любимого человека, являются отрицанием или замаскированным отрицанием – например, "неподвижен и молчалив", "негибкий", "непроницаемый", "Ангел самой смерти, непреклонен, как скала". Любимый человек отсутствует, или присутствует лишь как видимость. Его чистейшие достоинства – это его деструктивные силы и отсутствие у него положительных качеств. В моменте покорности Женэ мужское уменьшается, уходит в тень, в ту видимость бытия, которая существует только через Женэ. Это является главным источником предательства Женэ.

188.
Любимый мужчина – это прежде всего "Нет": Не жизнь, не любовь, не присутствующий, не хорошие. Судьба для Женэ – это гигантский пенис, мужчина полностью становится фаллосом, фаллос становится человеком. Сартр отмечает, что многие из изображений Женэ иллюстрируют его пан-сексуализм и его природную фаллисизацию. Но этот пан-сексуализм является пан-морализмом, и это сексуализирует вселенную, в которой не хватает чувственности. Этот пенис металлический, что Пауло, например, описывает, как пушку. Женэ не обеспокоен плотью полового члена, но его силой проникновения и минеральной твердостью. Сартр ссылается на комплекс Икара (31) у Bachelard (32) и показывает, как сексуальность Женэ предполагает динамику грехопадения. Женэ поселился в сердце другого, и он падает с головокружительной фаллической скалы, которая тянется все выше и выше вверх, и тем глубже пропасть, в которую он падает. Наконец, на дне бездны сердца любовника, Женэ находит труп любимого человека, упавший перед ним.

31) комплекс Икара  – термин Г.А.Мюррея, обозначает синдром, включающий следующие основные признаки: 1.зачарованность видом огня; 2. недержание мочи; 3. желание быть бессмертным; 4. нарциссизм; 5. большие, хотя и хрупкие амбиции. Назван по имени Икара, персонажа греческой мифологии, который погиб, подлетев слишком близко к солнцу. (Прим. перев.)

32) Bachelard – по видимому, имеется в виду Гастон Башляр (фр. Gaston Bachelard) — французский философ и искусствовед.

189.
Половой акт для Женэ является церемонией покорности. Но акт – это также всегда акт изнасилования, в повиновении, его гордость оказывает значительное сопротивление, которое находит телесного представителя в сопротивлении его анального сфинктера.

190.
Половой акт является повторением кризиса, который превратил Женэ в вора. В обоих случаях он получил подкрепление от взглядов жестоких, сильных людей. Но в данном случае кризис был востребован и спровоцирован и, по мнению Сартра, имеет значение катарсис аналогично психоаналитическому процессу.

191.
В этой суровой церемонии присутствует мало чувственности. Партнер мужского пола никогда не ласкает другого, разве что изменяет его позицию, чтобы облегчить свое собственное удовольствие. Оргазм уходит от любовника во время коитуса, в течение которого одновременно истина и ложь, что Женэ испытывает удовольствие. Существует удовольствие "в нем", но это другой, кто принимает это удовольствие. После коитуса Дивинэ быстро и незаметно мастурбирует в туалете за спиной Нотр-Дам, ее партнера-мужчины.

192.
Есть две фазы в половом акте Женэ – "сильная" фаза, в которой другой присутствует, но удовольствие отсутствует, и "слабая" фаза, в которой удовольствие действительно присутствует, но другого нет. Когда другой действительно присутствует, удовольствие мнимое и лишь имитируется. В "слабой" фазе мастурбации удовольствие действительно присутствует, но это сопровождается лишь фантазиями – Дивинэ думает о Нотр-Дам, в то время как он мастурбирует, хотя Нотр-Дам спит и храпит, забыл его.

193.
Сартр развивает свою точку зрения на функции мастурбации в жизни Женэ в следующем отрывке:

"Все заключенные предаются мастурбации, но обычно это происходит за неимением лучшего. Они предпочли бы самую дряхлую проститутку этой одинокой роскоши. Короче говоря, они "хорошо применяют" воображаемое. Они честные онанисты. Французский журналист в Цинциннати, которому был отвратителен американский пуританизм, когда-то благородно объявил: "Я, человек тридцати пяти лет с военными наградами и четырьмя детьми, я мастурбировал сегодня утром!" Это честный человек. Но Женэ "плохо использовал бы" мастурбацию. [Для того, чтобы решить, предпочитая видимость прежде всего, в принципе поставить мастурбацию выше, чем все формы коитуса]."

Грубые молодые [воображаемые] "любовники" Женэ полностью зависят от него в их существовании как таковых: почему бы ему совсем не устранить "реального" другого?

"Изображения было бы вполне достаточно, чтобы проявились большие гомосексуальные эссенции. Эта фраза Женэ мне кажется замечательно определить его мастурбацию: "Я существую только через тех, кто не существует, но и для их существования они получают нечто от меня."
"Онанист по собственному выбору, Женэ предпочитает свои ласки, так как общепринятое наслаждение совпадает с его реальным наслаждением, пассивный момент совпадает с моментом наибольшей активности: он одновременно становится этим сознанием, которое свертывается, и этой рукой, которая становится возбуждает и кипит. Бытие, существование; вера, работа; мазохизм инерции и садизм свирепости; окаменение и свобода: в момент удовольствия две противоречивые компоненты Женэ совпадают, он является преступником, который насилует и святым, который позволяет себе быть изнасилованным. На его теле рука ласкает Дивинэ. Или, лучше сказать, группа, которая ласкает его, это рука Миньон. Онанист дереализует себя, он близок к открытию магические формулы, которые откроет ворота шлюза. Женэ исчез: Миньон занимается любовью с Дивинэ. Тем не менее, жертва или палач, ласки или ласкающий, эти привидения, наконец, должны быть поглощены в Нарциссе: Нарцисс боится людей, боится их суждений и их реального присутствия: он хочет только испытать на себе ауру любви, только дистанцироваться немного от своего тела, только для тонкого слоя инаковости, накрывающего его плоть и его мысли. Его персонажи расплавлены; это отсутствие согласованности успокаивает его и служит его кощунственным конструкциям; это карикатурная любовь. Мастурбатор завораживает сам, так как он никогда не может в достаточной степени чувствовать себя другим, и сам производит дьявольский вид пары, которая исчезает при прикосновении. Отказ от удовольствия – это кислота от удовольствия неудачей. Чистый демонический акт, онанизм поддерживает в центре сознания проявление внешнего: маструбация – это дереализация мира и самого мастурбатора. Но этот человек, которого устраивает быть съеденным своими собственными мечтами, представляет себе слишком хорошо, что его мечта существует только из-за его желания этого; Дивинэ не прекращает поглощать Женэ в него, и Женэ не перестает впитывать Дивинэ в себя. Тем не менее, после полного изменения, которое приносит экстаз до точки отказа, это осознанное отрицание вызывает реальные события в мире: эрекция, семяизвержение, влажные пятна на покрывалах, вызванные воображением [чем-то мнимым]. В одном движении мастурбатор захватывает мир, чтобы растворить его и внести исправления в степень нереальности во Вселенной: образы должны существовать, так как они действуют. Нет, мастурбация Нарцисса не такова, как люди напрасно думают, [это не] тривиальная галантность, которая выполняется в вечернее время, озорство, но хорошая компенсация за труды этого дня; она желает мнить себя преступлением. Женэ извлек свое удовольствие из своего ничтожества: одиночество, бессилие, нереальность, производящий зло, без обращения к тому, что происходит в мире." (33)

33) 'Saint Genet', cтр. 34.

194.
Здесь мы видим, что в использовании Женэ мастурбации выражается его путь решения, то ложное единство противоречий, которое он сам изобретает. Этот проект лежит в основе мышления и всех действий Женэ. Все ранние атрибуции сделаны о природе Женэ о том, что его природа была противоестественно скрыта судебным постановлением, которое он испытал, как запрещение иметь "природу", спонтанную мысль или чувство. Каждое спонтанное желание, которое непосредственно направлено на его собственное удовлетворение, наталкивается на рефлексивное сознание, запрещающее его удовлетворение. Каждое чувство, каждая форма первичного осознания, сопровождается паразитным рефлексивным сознанием, которое направляет, противоречит или манипулирует первичной осведомленностью. Это условие, вероятно, вообще [присутствует] в сложных людях в той или иной степени, но для Женэ это правило.
"Неоднозначные структуры, эти ложные единства, где два противоречивых термина [все время находятся] в погоне друг за другом в адском рондо, это я называю tourniquets'. (34)

34) Там же. стр. 238. Tourniquel было переведено как «волчок» у Bernard Frechtman, но я буду использовать французский термин здесь, в надежде, что он будет приобретать правильную, специфическую коннотацию из контекста.

195.
Хотя Женэ мучает его рефлексивное сознание, также верно, что его оптимизм и его ясное сознание живут в нем. Его спонтанная первичная осведомленность становится тусклой и менее жизненной, в конечном счете не более, чем прозрачная, желатиновая мембрана между миром и его рефлексивным сознанием. Женэ видит мир через посредство своего первичного осознания, а не им. Оконное стекло, а не глаз, оно служит уменьшеннию угрожающего аспекта мира. Он зритель своих собственных драм. Сартр пишет, что его сознание нашпиговано собой, как бык черносливом.

196.
Этот режим работы его сознания переживается Женэ в ступоре недоумения. Иногда он спрашивал себя, не приснился ли он себе, и реальность будет иметь привкус приснившегося кошмара. Но его ступор прежде всего – это рефлексия, Сартр просит нас представить себе странный вкус, который имеет это сознание само по себе. "Кто я?", "Почему я в одиночку страдаю так сильно?", "Что я сделал, что оказался здесь?", "Кто ставит меня в эти испытания?". На все эти вопросы есть только один ответ: сам Женэ является этим ответом. Он находит ответ в поиске себя. В каждый момент, сулящий сохранить бытие, в каждый момент он понимает, что [ему необходимо] держать себя в руках, профессионально. Но кто это, кто настаивает? Что ему было обещано? Кем? Временами он впадал в состояние удивления настолько глубокое, что он чувствовал будто теряет сознание. В исправительном учреждении (Mettray) в столовой он будет сидеть с вилкой, повисшей в воздухе, его глаза смотрели рассеянно, он забывал поесть. По распоражению властей его осмотрел психиатр, но, как Сартр говорит, эти "состояния ступора" были доказательством его здравомыслия. В отличие от тех современных философов, которые, как Камю, считают, что они обнаружили абсурдность мира и человека в мире, Женэ считает, что мир слишком полон смысла. Для Камю тонкая корочка смыслов иногда тает, чтобы разоблачить грубую реальность безо [всякой] значимости. Для Женэ это реальность, которая изрядно разъедена избытком странных значений. В своем "ступоре" Женэ в изумлении постигает одновременно и реальность и результаты своих собственных актов дереализации. Ступор является режимом "контакта с" и понимания реальности, но реальность постигается в режиме его отстраненности от нее [реальности].

197.
Сартр дает много примеров tourniquets Женэ, отражающими методы, с помощью которых Женэ имеет дело с парадоксами его существования. Он представляет набор общих принципов или схем, на которых базируются конструкции tourniquets. Жене разработал тип анти-логики, a logique du faux. Быстрое колебание от одной позиции к ее противоположности создает видимость идентичности, ложное единство, которое сразу следует при дальнейшем противоречии, которое делается так же. Ложное единство, как невозможное, дается только как предел, как обозначение движения, движение, которое не может произойти, поскольку прогресс влечет за собой синтез противоположностей, тогда как движение мыслей Женэ зациклено. Сартр сравнивает расстройство разума Женэ с систематическим расстройством чувств в стихах Артюра Рембо. Опираясь на две непримиримо противоположные системы категорий Бытия и Делания, [они оба] находят сложную диалектику, действующую в пределах каждой системы и между ними.

198.
Если Женэ утверждает тезис "Я самый слабый человек из всех и самый сильный", то что на самом деле он говорит? Значит ли это, что он слаб с некоторых точек зрения и сильный с некоторых других, или что он слаб "внешне" и сильный "на самом деле"? Но Женэ не делает таких различий. Он является одновременно сильным и слабым во все моменты и со всех точек зрения, по внешнему виду и в реальности. Он считает себя находящимся в двух противоположных ценностных системах, и отказывается выбирать какую-либо одну. В первой системе, "сутенер активных гомосексуалистов" – это судьба, яркое проявление чистого зла, и Женэ не что иное, как жалкий ползающий сброд, порабощенный его строгим учителем. Во второй системе Женэ с его ясным осознанием лишает свободы сутенера с его словами и его шармом, и приводит его к катастрофе с душком предательства. Но каждая система подразумевает существование другого. Если сутенер является лишь марионеткой, который дергает струны Женэ, как он находит удовольствие в этом процессе? Он должен каким-то образом сохранить свое превосходство над Женэ, так что последний, одурачив его, приобретает хорошие качества. С другой стороны, Женэ святой, когда сутенер пинает его, он должен сохранить свое чувство превосходства, так что зло может быть совершенным и несправедливость полной. Он является самым сильным, когда он является самым слабым и самым слабым, когда он является самым сильным. Если рассмотреть их действия с точки зрения садомазохизма, можно обнаружить не чередующиеся состояния садистского или мазохистского удовольствия, но садизм, который имеет скрытую размерность мазохизма, и наоборот.

199.
Невозможно передать в сокращенном виде исчерпывающий феноменологический анализ Сартра для функций природных объектов, инструментов и приспособлений, для языка в мире Женэ. Отношение Женэ к объектам хорошо показано в его опыте ограбления. Женэ узнает тупость бытия через усилие, необходимое, чтобы уничтожить его. Кража является священным актом разрушения. В процессе ограбления он должен поднять барьеры, расшатать двери, убить всех собак, вывести сигнализацию из строя. Если все пойдет хорошо, он затем входит в мир человека, голого, парализованного, беззащитного человека. В комнату, которая отражает вкусы этого человека, привычки и пороки.
"Я не точно отражаю владельца этого места, но все мои жесты вызывают его... Я купался в идее собственности, когда я грабил имущество. Я пересоздал отсутствующего владельца. Он существует не лицом к лицу со мной, но во всем вокруг меня. Он является флюидом, элементом, который я вдыхаю, который входит в меня, которым набухают мои легкие."  (35)
Но это присутствие не только нарушает, оно уродует. Словно руки в перчатках на ощупь внутри открытого живота. Они вырывают печень и захватывают семейный фотоальбом. Это изнасилование с последующим убийством является символическим, и воры знают об этом, так что они пытаются добиться телесной реализации этого. Некоторые воры, о которых Женэ пишет, садятся поесть на кухне дома, где они грабят, или они испражняются или блюют на деньги, что они берут из ящика. После этого разрушения другое разрушительное деяние следует в преобразовании значения объекта из значения использования до значения обмена. Результаты кражи, таким образом, в радикальном уничтожении украденного объекта, дезорганизации ценности, полезности и сентиментальной ассоциации, обеднение мира. Наши поступки это эскиз формы бытия, созданный объект представляет своего создателя в себе в объективном измерении. В создании я действительно выведен вне всех существ в мире: разрушение вселенной реабсорбируется в меня.

35) 'Saint Genet', стр. 244, цитата из Женэ.

200.
Материал, представленный Сартром, легко ложится на место в рамки психоаналитических концепций, в которых работают такие механизмы, как интроективная и проективная идентификация, идеализация объекта, отрицание и расщепление. Эти механизмы действуют в области опыта, известной как бессознательные фантазии, и происходят из ранней инфантильной жизни, к которой, в случае Женэ, Сартр слишком часто согласовывает всякое неявное и бессистемное узнавание. Можно было бы сказать, что, например, в дополнение к чувству отторжения своей матерью, Женэ фантазировал, разрушая мать ненавистью, и что чувство вины за его садистские нападки на мать лежит в том опыте, когда он был пойман и назван вором, и что эта фантазийная вина дает дополнительный, необходимый смысл для "чудовищного принципа" в Женэ, который позже был "спроецирован на него" взрослыми из его детства. Воровство "в действительности" можно рассматривать как совпадающее с фантазиями о воровстве и порче хорошего содержания груди матери и ее тела, и опыт Женэ, названного вором, может показаться подоплекой "бессознательного чувства вины", связанного с этими активными фантазиями.

201.
Женэ мог бы прожить остаток своей жизни как и большинство из нас, с его фантазиями, похоронеными "внутри" него, хотя возможно проявляющиеся косвенно как "симптомы" и недоступные для рефлексивного сознания, если бы он не оказался в положении, где другие пытались установить свое присутствие в нем и в дальнейшем контролировать его "изнутри", таким образом, что существует общая угроза его идентичности, угроза полного отчуждения, которое не оставило бы ничего в нем для себя. Они разыгрывали свои самые страшные фантазии о другом, и эта ситуация впервые привела его фантазии от уровня дорефлексивного сознания, который является бессознательными фантазиями постольку, поскольку это опыт, до уровня воображения, что влечет за собой рефлексивное понимание. Это превращение фантазий (дорефлексивное) в образное (рефлексивное) осознание является центральным вопросом. Фантазии Женэ стали образами его мифов. Он мог бы стать психотической "жертвой" своих фантазий, но вместо этого он овладел фантазиями через воображение своих ритуалов и своим писательством.

202.
Можно рассматривать ранние фантазии как часть чьей-либо «фактичности» (36) – точно так же, как больное тело могло бы быть частью чьей-либо фактичности. В какой мере кто-либо волен выбирать себя, в образах фантазии, которые, кажется, определяют свое восприятие себя и других, и которые происходят в фазе, следующей онтогенетически прежде ответственности в обычном смысле этого слова? И, как мы уже отмечали при обсуждении похожего вопроса, представление бытия Женэ trop volontaire [слишком легко] вызывает трудности на этом уровне теоретического рассмотрения. Саму способность выбирать себя можно рассматривать как генетически детерминированный первоначальный "конституционный" исходный факт, но, как Сартр утверждает, фактичностью независимости является то, что [независимость не свободна, чтобы не быть свободной.] Некоторые из этих вопросов, дополнительно освещены в "Критике диалектического разума".

36) Facticity. Этот термин, впервые используемый Сартром в "Бытие и Ничто", относится к манере, в которой сознание обязательно присутствует в мире, в материальности, и в прошлом человека.