Народное средство - глава I

Если удивление разбужено,то
всякий найдёт ответы
самостоятельно, открывая в себе
такое,о существовании которого
не  подозревал…     (Э. Фромм)


 
                I
  Хирург, прозванный  больными Григом, в этот день начал ошибаться с самого утра:  он выпил кофе – в среду он всегда пил чай; он не посмотрел на своё отражение в зеркале; не провел каждым пальцем правой руки по своему отражению; не пригладил вредный и всегда торчащий клок седых волос на макушке; а быстро оделся и, выходя из квартиры, сверил время на экране мобильника с предполагаемым временем. Время не совпало – оно, словно бы, ужалось на десять минут. Он попытался вспомнить – чего не сделал, отмахнулся. Колени работали как всегда пружинисто и живо и он, отсчитав ступеньки, на цифре тридцать семь уверенно  вытолкнул дверь. Несколько секунд постоял на крыльце, вдохнул полной грудью холодный воздух,
  К этим незначительным ошибкам добавились лишние размышления. Он начал мечтать о встрече с больной Казариновой – казалось, застенчивой, но раздражающе активной. Больная Казаринова за три дня со времени появления в отделении слишком часто попадалась ему на глаза, и этим самым заставляла оценивать отработанный временной отрезок. И каждый раз ему невольно приходилось  морщиться. В операционной его руки, как всегда, слушались и творили сущие чудеса, и он был господином, вне операционной он как будто разделялся на две противоборствующих половинки. Одна его половинка выполняла роль  идеального хирурга, вторая половинка  мешала этому – анализировала окружающие условия и негодовала, потому что они становились с каждым годом все менее идеальными.
 До центра идти недолго – минут двадцать и все это время он размышлял:  а что если бы на территории центра действительно появился православный храм. Посмел бы он в него войти? Посмел бы  вымолить право на ошибки? Представил: как он будет встречаться в этом храме с больными – тем самым провозглашать право на собственное бессилие или, стоя рядом с ними , защищать их право на веру в чудеса?
Иерархия мироустройства центра отводила хирургам роль богов,  медсестрам отводилась роль низшего звена услужения. Они все чаще становились свидетелями бессилие своих кумиров, и сами все чаще ошибались во время операций, после операций на перевязках, при обслуживании больных. Григ начал  бояться делать им замечания: ведь чрезмерная строгость и жесткость в отношениях с ними приводила к тому, что они,  измотанные придирками, не выдерживали и увольнялись. Когда он об этом узнавал, то начинал каяться и мысленно исправляться, но было поздно.
У ворот,  ширину которых повторяла стрела шлагбаума, он остановился, перевёл дыхание, уверенной походкой пошёл по дороге, ведущей к строящемуся объекту, предположительно, храму. Проходя мимо высокого крыльца, невольно перекрестился, огляделся: заметил ли кто.  Когда наложил вторично на себя крест – осознал, что сделал это автоматически. Никогда он не понимал, что означает – « находиться в виртуальном мире». Вот сейчас понял, что послал своей второй половинке разрешение на вмешательство. Брат – близнец согласился работать почти моментально, он это почувствовал ударом горячей волны в руки, в ноги и в сердце.
По узкой лестнице Григ поднялся на пятый этаж, перед дверью входа в отделение приостановился. Дверь открылась и выпустила на него разъяренную женщину в белом халате. Григ отстранился, пропуская  заведующую отделением Софью Вениаминовну. Она схватила его за руку и как нашкодившего мальчишку потащила  за собой по коридору соседнего отделения, не уставая отчитывать. Наконец, руку Грига отпустила и остановилась, повернувшись к нему лицом.
– Что за провокации?! Нам оно надо?!
– Здравствуйте, уважаемая Софья Вениаминовна! Ничего не понял. – Григ с высоты своего роста добродушно вглядывался в покрасневшее лицо спутницы, словно в замедленной съемке прокрутил головой, осматривая место остановки – длинный коридор перехода в административное здание.
– Правда – не в курсе?
– Нет, не в курсе!
– Твои больные в Облздрав позвонили и пожаловались на плохие условия, в том числе на  отсутствие отопления в отделении. Как они посмели? Кто их настроил?
Григу на эту разборку не хотелось отвлекаться.
– Я ведь не духовник, и не наставник, я – простой хирург.
– Больные твои, и Главный вызывает нас обоих. Что будем говорить?
– Будем слушать, – легкомысленно предложил  Григ.
Начальство в критические моменты инспектирования или перед получением заработной платы становилось придирчивым, буквально “сбивалось с ног” в борьбе за показатели – терроризировало весь коллектив предусмотрительностью, чтобы подтвердить свои исключительные права на более значимую денежную благодарность. Григ перестал даже мысленно осуждать строгое начальство за это, как перестал придираться к медсестрам. Это должны делать другие – те другие, которым таковые обязанности были предписаны должностными инструкциями.
Главный встретил вошедших вопросом, с трудом пряча за сиреневатым отблеском очков  реактивность.
– Пришли?
«А могло ли быть иначе?» – Григ почувствовал где–то в животе сумятицу, засопротивлялся всей напряженностью бронхов этому – закричал глубоко внутрь спасовавшему близнецу: «Я – хирург».
– Давно я не получал такого разгоняя, как пионер оправдывался перед бабой. Почему не докладывали, что отопления нет в отделении?
Главный ждал ответа, набычив  голову и высверливая тяжелым взглядом обоих.
Слово взяла, стоявшая  на вытяжку, розовощекая Софья Вениаминовна.
– Я ведь только что из отпуска вышла, знаете же – какая нагрузка на хирургах. Да и  холод – больше нам друг.
– А я – меньше? Надеюсь, кляузники пожалеют. Идите.
Изнутри рвался на волю близнец: «я – честный человек!», Григ вынужден был его поддержать.
– Пора бы отопительную систему проинспектировать, чтобы жалоб не было.
– Не надо меня поучать. Кляузниками займитесь. Кстати, сложные операции у них предстоят?
Григ поглядел на Вениаминовну, ожидая подсказки, та придвинувшись, шепнула ему: «тринадцатая палата».– Нет, не сложные, вернее, гистология решит.
– Не забывайте про дикие очереди, соразмерно и действуйте.
Григ пришел в ординаторскую уже совершенно спокойным. Коллеги, раскладывая папки с историями больных, задавали короткие вопросы друг другу, так же коротко отвечали на них. Тема Грига заинтересовала, и он прислушался, машинально пошел к умывальнику, вгляделся в своё отражение в зеркале. Отражение тучного Бориса и худосочного Алекса образовало естественную реакцию – Григ улыбнулся, поприветствовав всех сразу, отражения ответили ему тем же. Стряхнув с рук лишнюю воду, похлопал мокрыми ещё руками по хорошо выбритым щекам.
– Как ты смотришь на то, что Алекс собрался уехать в теплые края? – спросил Борис у отражения Грига. Отражение сморщило лицо, словно от зубной боли.
– Смотрю с сомнением, – сказал Григ и, не говоря лишнего, устремился за двери в лабиринты отделения.  Из коридора, ведущего в перевязочную, выкатился навстречу Григу на коляске полуголый Сашок, облепленный разнокалиберными отрезками коричневого лейкопластыря; он, уступая дорогу озабоченному хирургу, резко приткнул коляску к углу, вслед бросил «здравствуйте!», не дождавшись ответа, прокрутился на месте. Нога Грига уже толкала двери тринадцатой палаты.