Судьба - судьбина

   Так бывает: на душе отвратительно, то ли оттого, что душат злободневные проблемы,  то ли оттого, что не идет работа, когда за что ни возьмешься, все валится из рук. Вот в один из таких дней я решил заглянуть, а вернее ноги сами понесли меня в «утолительницу печалей», чтобы пропустить одну - другую рюмку горькой и по мере возможности, как говорится, собрать мозги в кучу.
   В знойный летний день дверь «богадельни» была распахнута настежь, выставляя напоказ свое неприглядное чрево. Убогость интерьера нисколько ни смущала посетителей, а наоборот давала возможность, забулдыгам любого ранга, не конфузясь и не опасаясь, что их попрут, переступать порог с желанием утолить свою  истерзанную душу.
   Войдя внутрь питейного заведения, именуемого в народе «наливай-ка», я проследовал к барной стойке, подождал, пока обслужат суетливый дуэт, и заказал водку с пивом. Я уселся за столик, некогда белый, теперь же испещренный множеством царапин с забитой в них грязью и со следами многочисленных воронок от гасимых о столешницу сигарет. В подобном заведении о скатерти не могло быть и речи. Накатив «граммчик» и осадив его пивом, я закурил сигарету, со смаком затянувшись, принялся ленивым взором блуждать по залу. Вскоре мой взгляд остановился на «куле» за соседним столом напротив. Сходство с кулем усиливала низко опущенная голова. Человек сидел ко мне спиной, и я видел лишь его плечи. Несмотря на сорокоградусную жару на улице, его тело было облачено в полосатый узбекский чапан.
   Мы были знакомы. Не многим раньше, зимой, я впервые встретил его здесь же, в этой самой забегаловке. Тогда это был совершенно другой человек: Стройный мужчина, одетый в черный кожаный плащ, гладко выбритый, источающий аромат дорогого парфюма. Широко жестикулируя руками, он о чем-то говорил с барменом, перемежая речь лихо опрокидываемыми шкаликами. Не знаю, что побудило его обратить внимание на меня - то ли какая-то симпатия, то ли возбуждение от алкоголя, но так зачастую случается в подобных заведениях, захочется вдруг разделить настоящее мгновение с посторонним человеком, будь то радость или горе, скрепив его доброй рюмкой водки. Вот так состоялось наше знакомство. Позднее мы так же случайно встречались несколько раз, перекидывались ничего не значащими фразами, каждый загружался  до необходимой ему кондиции, и расставались «по-английски».
   В эти редкие встречи я замечал, что с ним что-то происходит. Он не просто утратил лоск, а стал «опускаться»: Слипшиеся волосы на голове, щетина, неряшливость в туалете выказывали в нем признаки алкогольной зависимости.
   Вот и сейчас он полудремал за столом, подперев голову руками, в пепельнице дымящаяся сигарета, а рядом недопитая кружка пива. С трудом, узнав в «полосатом мешке» Константина я окликнул его. Когда произнесенное мной имя дошло до его сознания, его голова, не поднимаясь над плечами, медленно повернулось в мою сторону, явив отекшее лицо с небритой щетиной и «мешками» под глазами.
     - А, Алексей, - окинув мутным взглядом и скривив в улыбке щербатый рот, Приветствовал меня Константин. - Привет, привет. - Затем поднялся, захватил свою недопитую кружку, и грузно осев на стул против меня, протянул руку. - Как дела, Алексей? Давненько не виделись. Налей «сто», если, конечно, есть деньги, а то я совершенно пустой.
     - С чего веселишься, Константин? Ты же знаешь, когда есть деньги, мне не жалко. Но тебе, по-моему, уже хватит.
     - Эх, Алексей, - сокрушенно вздохнул проситель, - горе у меня.
     - Очередной запой, из которого не можешь выбраться? - не без иронии заметил я.
     - Ты вот смеешься, издеваешься, а что ты знаешь обо мне? Вы вообще все, что вы знаете обо мне? - Глаза Константина вспыхнули, искривленные губы задрожали. - Может, это настоящая боль, а может, повод, для того чтобы выпить, а может, все сразу - и боль и утрата, и исковерканная жизнь. Я не сентиментальный человек, все свои чувства я растерял по жизни, в итоге трудно различить, где боль, а где суррогат. Налей и послушай, а там суди сам, что такое наша судьба и что мы в ней…
   Я принес сто грамм водки и поставил перед Константином. Он некоторое время смотрел на рюмку, затем сгреб рукой, резко поднес к губам и залпом выпил. Немного помолчав, он начал свое повествование:
     - Ох, как давно это было… Зимой мне исполнилось восемнадцать, а в мае я готовился честно и благородно отдать долг родине службой, тогда еще в вооруженных силах советской армии. Несмотря на то, что отец у меня был военный, подполковник Туркестанского военного округа, а может быть, именно поэтому, он считал, что я обязательно должен был отслужить в армии. Так что никаких ухищрений и «отмазок» на случай избежания армии у меня не было. Да, откровенно говоря, я и сам хотел хлебнуть из солдатского котелка. Мы в то время всей семьей проживали в городе Навои - мать, я с братишкой и отец. Ну, отец по долгу службы часто отсутствовал, мать занималась Игорьком - это мой братишка, он еще учился в школе. Ну, а я был предоставлен самому себе, что делать? Школу я закончил, комиссию мандатную прошел, вот и догуливал оставшуюся пару месяцев до службы.
   Константин попросил у меня сигарету, прикурил, несколько раз глубоко затянулся и продолжал:
     - Так вот, Алексей. Город наш в ту пору был еще совсем молодой, много понаехало всякого люда с нашей необъятной родины. Много девушек молодых, красивых приехало, - работы на комбинате уйма. Сам понимаешь, проживали они в «общаге», ну а мы как вечер, так туда, уж очень в эти годы «хочется». На правах старожилов мы, конечно, требовали себе особых привилегий, которые зачастую приходилось отстаивать. Приезжие ребята, правда, были разобщенные, но, тем не менее, за себя постоять могли. Вот как-то завязалась очередная потасовка, - молотили друг друга, чем попадя. В самый разгар драки слышим: свистки, «менты» по налетели, мы врассыпную, дай бог ноги. Как оказалось позднее, одного из приезжих убили. Тут следствие всех нас, участников драки, «подтянули». Долго разбираться не стали, припаяли «групповуху» и пошел я за «паровоза» на восемь годков в места не столь отдаленные. Четыре года отбыл на зоне, затем определили на вольное поселение… Браток, налей еще пятьдесят.
   Я пододвинул ему свою ополовиненную рюмку. Он выпил, снова закурил. Наблюдая за ним, я про себя отметил, что пьяная сонливость у него исчезла, глаза блестели, лицо как-то разгладилось, плечи расправились, только руки нервно вздрагивали, - это было особенно заметно, когда он пригублял стакан или прикуривал сигарету. Чувствовалось, что он сильно волнуется и говорит искренне, бредя по закоулкам своего темного прошлого.
     - Четыре года тише воды, ниже травы, не дай бог какая-нибудь заварушка, и срок «намотают» по полной. За эти четыре года успел жениться, обзавестись ребенком, мальчик у нас родился, Иваном назвали, как деда. Что не веришь, что кто-то мог выйти за меня замуж?
   Константин в упор уставился на меня. Я молчал, ожидая продолжения. Собеседник не заставил себя долго ждать.
     - Люська, жена моя, оказалась хорошей бабой, поверила мне, поверила, что срок тянул за чужой «похмель». Сам я слесарил на заводе, и вроде все шло нормально. Пока не заявились ко мне пара «корешков», с которыми вместе зону топтали. В дорогом «прикиде», при «капусте». Организовали стол в ресторане, чего там только не было, обслуга весь вечер вокруг нас на «цирлах». Выпили хорошо, посмеялись они над моим житьем, предложили «дело». Все чин-чинарем, равная доля на брата. Глядя на их блестящий, независимый вид, меня долго уговаривать, не пришлось, так я оказался в «деле». Завод бросил. Воткнул «трудняк» в какую-то шарагу, (мертвой душой), а жене сказал, что устроился на другую, более высокооплачиваемую работу. Дома по материальным признакам  особенно от соседей не отличались, тогда было нельзя, а деньги, добытые воровством, просиживали в кабаках, или проигрывали в карты. Так продолжалось около двух лет. Пока однажды не «бомбанули» кассу на заводе, где я раньше работал. Взяли чисто, поделили добычу и разбежались. А ночью ко мне приходят, «ласты» скрутили, сторож подлюга заметил нас - таки, ну, и меня узнал, тут же в ментуру, а они, родимые, тут как тут. «Закрыли» меня на десять лет с конфискацией имущества. Пропарился я от звонка до звонка. За время отсидки произошло много событий. Отец с матерью переехали в Ташкент. В скоре отца отправили на войну в Афганистан, где он погиб, защищая «интересы родины». Игорек окончил военное училище, сейчас служит где-то в Калининградской области, меня знать не желает. Мать осталась одна. Жена, когда меня забрали, узнав, что я вор, развелась и прекратила со мной всякие отношения. Потом вышла замуж.
     - И что же дальше?.. - покачивая головой, откровенно тронутый рассказом Константина, спросил я.
     - Еще пятьдесят грамм…, - поймал я на себе умоляющий собачий взгляд.
Я, откровенно говоря, опешил, но, тем не менее, подозвал бармена и попросил наполнить посуду Константина. Он выпил и продолжал:
     - Вышел я как раз в развал советского государства. Приехал к матери, мать есть мать, какими бы ни были дети, они всегда остаются для нее желанными. Огляделся, профессии толком никакой. Мать с трудом сводит концы с концами на мизерную пенсию, определенную государством, так что быть нахлебником на ее шее недостойная перспектива даже для такого падшего человека как я. Попробовал ловить рыбку в «мутной воде», пока непонятное время. Но все безуспешно, опять привлекался за махинации, аферы, а это все сроки. Мать умерла, оставив мне двухкомнатную квартиру. В эту зиму устроился к одному крутому хозяину магазина, из «бывших», тех, кто успел «наловить». Менеджером, как это теперь называется. Дела пошли в гору, я приоделся, на работу, с работы только на такси, не иначе… И вдруг подстава: на десять тысяч «зеленых» заключил договор на поставку товара, а он тю-тю, - ни поставщика, ни товара, ни «бабок»… С прокуратурой связываться не стали, у всех, видать, рыльце в пушку, ну, а меня вышибли грузчиком. Документы у шефа, пока не рассчитаюсь, а когда я рассчитаюсь?.. Квартира ушла на погашение, так-то… Вот и чапан на мне с чьего-то сердобольного плеча.
     - Да-а, - протянул я. - А сын-то, где твой сын?
     - Об этом я и сам узнал только недавно, со слов моей бывшей жены. - Глаза Константина увлажнились. - Неделю назад она мне позвонила. После школы он окончил техникум с экономическим уклоном, у нас в городишке. Занялся коммерческим бизнесом, отчим помог на первых порах. «Крутились» со своим другом, стали подниматься. Но вскоре, как это у нас водится, их заметили, потребовали «доляну». Мальчишки угрозу проигнорировали, мол, сами крутые. И вот однажды к ним в палатку ввалилась «торпеда», стал требовать деньги, завязалась драка. Иван хватил его гирей по башке и убил… Ребята «повелись», не знали что делать, ну и решили труп расчленить и закопать, - мол, и концы в воду. Так и сделали. Ну, а когда их прижали, они и сознались. Испугались, мол, когда поняли, что убили, тем более он первый начал избивать, они, мол, вынуждены были защищаться. Суд вменил сокрытие преступления и отмотал моему Ванюшке шесть лет, а напарник получил условно, должно быть родители подсуетились. Отбыл три года, а там амнистия, освободили, значит, моего Ивана. Но, видать, не прошли даром эти три года заключения, подцепил он там что-то вроде туберкулеза. А вот недавно пришел с работы, лег спать, а утром уже не проснулся. Мне позвонили, когда его уже похоронили…
   Закончив, Константин как-то снова обмяк, положил голову на руки и опять превратился в куль. Я не знал, как его утешить, да и вряд ли он услышал бы, а может быть, он вовсе и не нуждался в утешении. Каждый человек сам проживает свою судьбу или же сам ее творит.
   Я подсунул под рукав его чапана несколько купюр и пошел.               




   Так бывает: на душе отвратительно, то ли оттого, что душат злободневные проблемы,  то ли оттого, что не идет работа, когда за что ни возьмешься, все валится из рук. Вот в один из таких дней я решил заглянуть, а вернее ноги сами понесли меня в «утолительницу печалей», чтобы пропустить одну - другую рюмку горькой и по мере возможности, как говорится, собрать мозги в кучу.
   В знойный летний день дверь «богадельни» была распахнута настежь, выставляя напоказ свое неприглядное чрево. Убогость интерьера нисколько ни смущала посетителей, а наоборот давала возможность, забулдыгам любого ранга, не конфузясь и не опасаясь, что их попрут, переступать порог с желанием утолить свою  истерзанную душу.
   Войдя внутрь питейного заведения, именуемого в народе «наливай-ка», я проследовал к барной стойке, подождал, пока обслужат суетливый дуэт, и заказал водку с пивом. Я уселся за столик, некогда белый, теперь же испещренный множеством царапин с забитой в них грязью и со следами многочисленных воронок от гасимых о столешницу сигарет. В подобном заведении о скатерти не могло быть и речи. Накатив «граммчик» и осадив его пивом, я закурил сигарету, со смаком затянувшись, принялся ленивым взором блуждать по залу. Вскоре мой взгляд остановился на «куле» за соседним столом напротив. Сходство с кулем усиливала низко опущенная голова. Человек сидел ко мне спиной, и я видел лишь его плечи. Несмотря на сорокоградусную жару на улице, его тело было облачено в полосатый узбекский чапан.
   Мы были знакомы. Не многим раньше, зимой, я впервые встретил его здесь же, в этой самой забегаловке. Тогда это был совершенно другой человек: Стройный мужчина, одетый в черный кожаный плащ, гладко выбритый, источающий аромат дорогого парфюма. Широко жестикулируя руками, он о чем-то говорил с барменом, перемежая речь лихо опрокидываемыми шкаликами. Не знаю, что побудило его обратить внимание на меня - то ли какая-то симпатия, то ли возбуждение от алкоголя, но так зачастую случается в подобных заведениях, захочется вдруг разделить настоящее мгновение с посторонним человеком, будь то радость или горе, скрепив его доброй рюмкой водки. Вот так состоялось наше знакомство. Позднее мы так же случайно встречались несколько раз, перекидывались ничего не значащими фразами, каждый загружался  до необходимой ему кондиции, и расставались «по-английски».
   В эти редкие встречи я замечал, что с ним что-то происходит. Он не просто утратил лоск, а стал «опускаться»: Слипшиеся волосы на голове, щетина, неряшливость в туалете выказывали в нем признаки алкогольной зависимости.
   Вот и сейчас он полудремал за столом, подперев голову руками, в пепельнице дымящаяся сигарета, а рядом недопитая кружка пива. С трудом, узнав в «полосатом мешке» Константина я окликнул его. Когда произнесенное мной имя дошло до его сознания, его голова, не поднимаясь над плечами, медленно повернулось в мою сторону, явив отекшее лицо с небритой щетиной и «мешками» под глазами.
     - А, Алексей, - окинув мутным взглядом и скривив в улыбке щербатый рот, Приветствовал меня Константин. - Привет, привет. - Затем поднялся, захватил свою недопитую кружку, и грузно осев на стул против меня, протянул руку. - Как дела, Алексей? Давненько не виделись. Налей «сто», если, конечно, есть деньги, а то я совершенно пустой.
     - С чего веселишься, Константин? Ты же знаешь, когда есть деньги, мне не жалко. Но тебе, по-моему, уже хватит.
     - Эх, Алексей, - сокрушенно вздохнул проситель, - горе у меня.
     - Очередной запой, из которого не можешь выбраться? - не без иронии заметил я.
     - Ты вот смеешься, издеваешься, а что ты знаешь обо мне? Вы вообще все, что вы знаете обо мне? - Глаза Константина вспыхнули, искривленные губы задрожали. - Может, это настоящая боль, а может, повод, для того чтобы выпить, а может, все сразу - и боль и утрата, и исковерканная жизнь. Я не сентиментальный человек, все свои чувства я растерял по жизни, в итоге трудно различить, где боль, а где суррогат. Налей и послушай, а там суди сам, что такое наша судьба и что мы в ней…
   Я принес сто грамм водки и поставил перед Константином. Он некоторое время смотрел на рюмку, затем сгреб рукой, резко поднес к губам и залпом выпил. Немного помолчав, он начал свое повествование:
     - Ох, как давно это было… Зимой мне исполнилось восемнадцать, а в мае я готовился честно и благородно отдать долг родине службой, тогда еще в вооруженных силах советской армии. Несмотря на то, что отец у меня был военный, подполковник Туркестанского военного округа, а может быть, именно поэтому, он считал, что я обязательно должен был отслужить в армии. Так что никаких ухищрений и «отмазок» на случай избежания армии у меня не было. Да, откровенно говоря, я и сам хотел хлебнуть из солдатского котелка. Мы в то время всей семьей проживали в городе Навои - мать, я с братишкой и отец. Ну, отец по долгу службы часто отсутствовал, мать занималась Игорьком - это мой братишка, он еще учился в школе. Ну, а я был предоставлен самому себе, что делать? Школу я закончил, комиссию мандатную прошел, вот и догуливал оставшуюся пару месяцев до службы.
   Константин попросил у меня сигарету, прикурил, несколько раз глубоко затянулся и продолжал:
     - Так вот, Алексей. Город наш в ту пору был еще совсем молодой, много понаехало всякого люда с нашей необъятной родины. Много девушек молодых, красивых приехало, - работы на комбинате уйма. Сам понимаешь, проживали они в «общаге», ну а мы как вечер, так туда, уж очень в эти годы «хочется». На правах старожилов мы, конечно, требовали себе особых привилегий, которые зачастую приходилось отстаивать. Приезжие ребята, правда, были разобщенные, но, тем не менее, за себя постоять могли. Вот как-то завязалась очередная потасовка, - молотили друг друга, чем попадя. В самый разгар драки слышим: свистки, «менты» по налетели, мы врассыпную, дай бог ноги. Как оказалось позднее, одного из приезжих убили. Тут следствие всех нас, участников драки, «подтянули». Долго разбираться не стали, припаяли «групповуху» и пошел я за «паровоза» на восемь годков в места не столь отдаленные. Четыре года отбыл на зоне, затем определили на вольное поселение… Браток, налей еще пятьдесят.
   Я пододвинул ему свою ополовиненную рюмку. Он выпил, снова закурил. Наблюдая за ним, я про себя отметил, что пьяная сонливость у него исчезла, глаза блестели, лицо как-то разгладилось, плечи расправились, только руки нервно вздрагивали, - это было особенно заметно, когда он пригублял стакан или прикуривал сигарету. Чувствовалось, что он сильно волнуется и говорит искренне, бредя по закоулкам своего темного прошлого.
     - Четыре года тише воды, ниже травы, не дай бог какая-нибудь заварушка, и срок «намотают» по полной. За эти четыре года успел жениться, обзавестись ребенком, мальчик у нас родился, Иваном назвали, как деда. Что не веришь, что кто-то мог выйти за меня замуж?
   Константин в упор уставился на меня. Я молчал, ожидая продолжения. Собеседник не заставил себя долго ждать.
     - Люська, жена моя, оказалась хорошей бабой, поверила мне, поверила, что срок тянул за чужой «похмель». Сам я слесарил на заводе, и вроде все шло нормально. Пока не заявились ко мне пара «корешков», с которыми вместе зону топтали. В дорогом «прикиде», при «капусте». Организовали стол в ресторане, чего там только не было, обслуга весь вечер вокруг нас на «цирлах». Выпили хорошо, посмеялись они над моим житьем, предложили «дело». Все чин-чинарем, равная доля на брата. Глядя на их блестящий, независимый вид, меня долго уговаривать, не пришлось, так я оказался в «деле». Завод бросил. Воткнул «трудняк» в какую-то шарагу, (мертвой душой), а жене сказал, что устроился на другую, более высокооплачиваемую работу. Дома по материальным признакам  особенно от соседей не отличались, тогда было нельзя, а деньги, добытые воровством, просиживали в кабаках, или проигрывали в карты. Так продолжалось около двух лет. Пока однажды не «бомбанули» кассу на заводе, где я раньше работал. Взяли чисто, поделили добычу и разбежались. А ночью ко мне приходят, «ласты» скрутили, сторож подлюга заметил нас - таки, ну, и меня узнал, тут же в ментуру, а они, родимые, тут как тут. «Закрыли» меня на десять лет с конфискацией имущества. Пропарился я от звонка до звонка. За время отсидки произошло много событий. Отец с матерью переехали в Ташкент. В скоре отца отправили на войну в Афганистан, где он погиб, защищая «интересы родины». Игорек окончил военное училище, сейчас служит где-то в Калининградской области, меня знать не желает. Мать осталась одна. Жена, когда меня забрали, узнав, что я вор, развелась и прекратила со мной всякие отношения. Потом вышла замуж.
     - И что же дальше?.. - покачивая головой, откровенно тронутый рассказом Константина, спросил я.
     - Еще пятьдесят грамм…, - поймал я на себе умоляющий собачий взгляд.
Я, откровенно говоря, опешил, но, тем не менее, подозвал бармена и попросил наполнить посуду Константина. Он выпил и продолжал:
     - Вышел я как раз в развал советского государства. Приехал к матери, мать есть мать, какими бы ни были дети, они всегда остаются для нее желанными. Огляделся, профессии толком никакой. Мать с трудом сводит концы с концами на мизерную пенсию, определенную государством, так что быть нахлебником на ее шее недостойная перспектива даже для такого падшего человека как я. Попробовал ловить рыбку в «мутной воде», пока непонятное время. Но все безуспешно, опять привлекался за махинации, аферы, а это все сроки. Мать умерла, оставив мне двухкомнатную квартиру. В эту зиму устроился к одному крутому хозяину магазина, из «бывших», тех, кто успел «наловить». Менеджером, как это теперь называется. Дела пошли в гору, я приоделся, на работу, с работы только на такси, не иначе… И вдруг подстава: на десять тысяч «зеленых» заключил договор на поставку товара, а он тю-тю, - ни поставщика, ни товара, ни «бабок»… С прокуратурой связываться не стали, у всех, видать, рыльце в пушку, ну, а меня вышибли грузчиком. Документы у шефа, пока не рассчитаюсь, а когда я рассчитаюсь?.. Квартира ушла на погашение, так-то… Вот и чапан на мне с чьего-то сердобольного плеча.
     - Да-а, - протянул я. - А сын-то, где твой сын?
     - Об этом я и сам узнал только недавно, со слов моей бывшей жены. - Глаза Константина увлажнились. - Неделю назад она мне позвонила. После школы он окончил техникум с экономическим уклоном, у нас в городишке. Занялся коммерческим бизнесом, отчим помог на первых порах. «Крутились» со своим другом, стали подниматься. Но вскоре, как это у нас водится, их заметили, потребовали «доляну». Мальчишки угрозу проигнорировали, мол, сами крутые. И вот однажды к ним в палатку ввалилась «торпеда», стал требовать деньги, завязалась драка. Иван хватил его гирей по башке и убил… Ребята «повелись», не знали что делать, ну и решили труп расчленить и закопать, - мол, и концы в воду. Так и сделали. Ну, а когда их прижали, они и сознались. Испугались, мол, когда поняли, что убили, тем более он первый начал избивать, они, мол, вынуждены были защищаться. Суд вменил сокрытие преступления и отмотал моему Ванюшке шесть лет, а напарник получил условно, должно быть родители подсуетились. Отбыл три года, а там амнистия, освободили, значит, моего Ивана. Но, видать, не прошли даром эти три года заключения, подцепил он там что-то вроде туберкулеза. А вот недавно пришел с работы, лег спать, а утром уже не проснулся. Мне позвонили, когда его уже похоронили…
   Закончив, Константин как-то снова обмяк, положил голову на руки и опять превратился в куль. Я не знал, как его утешить, да и вряд ли он услышал бы, а может быть, он вовсе и не нуждался в утешении. Каждый человек сам проживает свою судьбу или же сам ее творит.
   Я подсунул под рукав его чапана несколько купюр и пошел.