Начало осени. Рыжий и его неприятности

Рыжий задумчиво проследил за витиеватым и шальным спуском багрово-красного кленового листа, стремительно спикировавшего с самой высокой ветки старого клена прямо ему под нос и тяжело вздохнул… Осень наступала стремительно, и это значило, что еще немного и придет слякоть, а за ней и морозы…И вдоволь на крыше уже не поваляешься, подставляя худое пузо солнечным лучикам, и воробьи( вот ведь зловредные птахи) тоже попрячутся, зябко ежа тонкие лапки где-нибудь в темных уголках верхних этажей многоэтажек… и Рыжему будет холодно и голодно много бесконечных и длинных осенне-зимних месяцев, одному, на ветхом чердаке заброшенного барака, в который даже пацаны лишний раз носы не суют, таким чернющим и неблагонадежным им кажется его провисший во многих местах потолок и громко стонущие половицы…
Рыжий осторожно потрогал лапой замерший перед ним лист и посмотрел в ослепительно синее небо… В небе едва заметно двигался на юг узкий птичий клин-признак того, что дни теплу были уже сочтены и первый, настоящий, холодный осенний дождь, неслышно топчется на пороге новой осени... Им даже пахнет вокруг и повсеместно, как будто он стоит и ждет какого-то сигнала, чтобы вот-вот начаться…
Первая капля шлепнулась на правое ухо Рыжего (порванное еще в прошлом году, в драке с чужим, ухоженным, домашним котом, в подъезд которого Рыжий забежал как раз вот от такого вот холодного и противного ноябрьского дождя), Рыжий вздрогнул, недовольно зашипел на приближающуюся непогоду и, понурив ушастую башку, пошел в свой скрипучий барак.
Одиночество давно одолело Рыжего. Барак был настолько пустынен и зловещ в непогоду, что взрослому, многое повидавшему на своем веку коту, больше всего хотелось, чтобы в нем завелись на худой конец пускай уже тараканы!! Чтобы хотя бы они шуршали по пыльным углам... и Рыжий даже не стал бы гонять их…пусть бегают…всё не один…
Дождь расходился все сильнее и сильнее, разбитые створки окон ныли протяжными скрипами на ветру, а Рыжий думал о том, что хорошо хотя бы то, что он успел понатаскать на чердак почти обглоданных им косточек, кусков засохшего хлеба и тому подобных сокровищ, собранных им за короткое, все время куда-то спешащее лето… Косточки были совсем лысые, куски хлеба совсем каменные, но зато сейчас не нужно было тащиться под дождь…а то вдруг он зарядил не на один день…
Рыжий беззвучно зашел в барак и, вскарабкавшись по съеденным короедом перилам, прошел в самый сухой угол старого чердака - там у него лежал рваный шерстяной шарфик, брошенный при переезде прежними хозяевами барака, на котором Рыжий любил спать в особенно холодные ночи.
Шарфика на месте не оказалось. Рыжий озадаченно потоптался на своей теперь уже бывшей лежанке, поводил по сторонам глубокими удивленными глазами и жалобно мяукнул от неожиданности.
Где-то на чердаке едва различимо что-то завозилось и тут же затихло - Рыжий решил, что это дождь свирепствует на улице, не обратил внимания, но, на всякий случай, решил проверить-на месте ли его съестные припасы.
Рыжий прятал их под пожелтевшей от времени, пыльной газетой, скомканной и закатившейся под колченогий, перевернутый вверх тормашками стул.
Рыжий подошел к стулу, аккуратно, кончиком когтя, приподнял газетный ком и жалобно мяукнул во второй раз - под газетой лежал только засохший хлеб Рыжего... все обглоданные, почти лысые косточки самым невообразимым образом куда-то испарились!
«Тараканы!!»-поразила Рыжего совершенно фантастическая догадка, но в этот момент странная, длинная и тощая тень метнулась по чердаку из одного угла в противоположный, дальний угол, и чердак снова стал привычно необитаем.
Рыжий слегка тряхнул ушастой башкой, потом воинственно выгнул спину и отчетливо зашипел в сторону того угла, в котором только что спрятался расхититель продовольственных припасов Рыжего.
Пошел в угол бочком, пружинисто перебирая лапами, ощетиня клыкастую, опытную к уличным дракам пасть, вытянув хвост острой, несгибаемой стрункой…
Из угла не доносилось ни звука, Рыжий чуть сбавил обороты своего отважного нападения, вгляделся в темнеющую дымку из пыли и надвигающегося вечера и замер.
Из угла на Рыжего смотрели два больших, зеленых глаза. Смотрели сосредоточенно и напугано, при этом остальная часть морды чужака активно двигалась-догрызала остатки куриных косточек, найденных Рыжим на прошлой неделе, на ближайшей помойке.
Чужак был жалок-тощее, удлиненное тельце покрывала грязно белая, местами скатавшаяся шерсть, уши трусовато подрагивали, когти были удивительно короткими, как будто обкусанными и ничуть не острыми. Это было видно даже в подступающих сумерках. Вдобавок он весь трясся, то ли от страха неминуемой расправы, то ли от разгулявшейся непогоды, врывающейся в щели крыши обветшалого барака.
Рыжий еще немного подумал и решительной поступью подошел вплотную к хиленькому чужаку, намереваясь во чтобы то ни стало отвоевать остатки куриных косточек... но приблизившись и поглубже втянув ноздрями незнакомый запах, обескураженно остановился… чужак был не чужак… чужак был кошкой.
Кошка догрызла последнюю косточку, виновато посмотрела на Рыжего снизу вверх, и незаметно подтащила лапой рваный, шерстяной шарф, утащенный ею все в тот же дальний угол чердака.
Рыжий приблизил свою морду к исхудавшей мордочке своей осенней гостьи и… его вечное одиночество забыло дорогу на пыльный, пустынный чердак заброшенного барака…
…Спустя несколько недель по чердаку пушистой гурьбой носилось пятеро рыжих котят…
Они толкались, кусались и царапались, отбирая друг у друга первенство в своей неутомимой игре, а Рыжий и его главная в жизни Неприятность, свернувшись одним клубком, блаженно дремали под злобные завывания зимней вьюги, напрасно стучащейся в окна старого барака, в котором одним дождливым, осенним вечером вдруг стало навсегда тепло…