Туман

Пропуская через лёгкие туман,
Задыхаясь в его призрачной неволе,
Я отправлю дух невольно к облакам,
Что окажутся вдруг жарче алой крови.
И развеяв этот сумрачный покров,
Не боясь в последний раз развеселиться,
Я отдамся миру позабытых снов,
Счастию, что может приключиться…

Пошарканные створки со стоном разошлись, и он сел в троллейбус. На этой остановке он был единственным пассажиром, поэтому ему не пришлось терпеть обычную толкучку, которая, как правило, образовывалась в дверях. Однако особого энтузиазма это не прибавило: он уже настолько привык ко всем закономерным минусам общественного транспорта, что любые исключения из них лишь очередной раз подчёркивали их неотвратимость.
Схватившись правой рукой за поручень, парень без удивления обнаружил его мерзкую липкую прохладу. Ничего станного. Да здравствуют блага цивилизации! Хорошо хоть ничем не воняет, вроде перегара или даже того хуже.
Садиться он предусмотрительно не стал, хотя салон и был наполовину пуст. Хватит с него на сегодня приключений! Ещё подсядет какой-нибудь алкаш, и терпи его потом. Или пересаживайся на другое место, что, по сути, будет выглядеть очень глупо. Пересаживать же самого «случайного алкоголика» - лишние хлопоты. Да и настроение было совершенно не то, чтобы рассиживаться.
Вместо этого он встал у окна. Облокотившись на всё тот же поручень, парень угрюмо порыскал в кармане, чтобы набрать денег на проезд. Да, не густо, но в этот раз на билет вроде хватает…
Троллейбус тихо тронулся. Кондуктор, с видимым опытом маневрируя по слегка покачивавшемуся салону, приблизился почти бесшумно. Заученным движением парень отдал ему плату и засунул теперь уже бесполезный листочек с шестизначным номером себе в карман, при этом даже не отрывая взгляда от окна.
А за окном медленно проплывала картина вечернего города. Она, как всегда, была ничем не примечательна. Всё тот же, до боли в глазах уже заученный маршрут, сейчас предстал перед ним в своих обыкновенных тонах.
Парень видел, как люди, задыхаясь под ношей тяжёлого дня, бредут куда-то в неизвестность. Куда они следуют? Кто-то, несомненно, домой, чтобы завтра вновь угрюмо плестись обратно на работу. Для кого-то же, напротив, день только начинался. А закончится он должен либо в постели с прекрасной незнакомкой, либо, что вероятнее, где-то на полу какого-нибудь барного сартира… ну это только до тех пор, пока вовремя среагировавший охранник не выставит упившегося за порог, проверять, насколько хорошо у того развит автопилот и прочие навигационные системы…
Помимо людей ещё были машины. Они гулко прорывались вглубь улиц, стремясь и спеша домой. Домой ли? Не важно. В любом случае, их пассажирам повезло гораздо больше – им совсем не придётся мокнуть на улице, разве что слегка запачкать подошвы ботинок, добираясь от распахнутых дверей любимого авто до ближайшего подъезда. Да что уж там говорить о комфорте самой езды?
Машины всё тянулись, одна за одной обгоняя усталые окна троллейбуса. Повсюду сверкали огни тусклых фар, из последних сил пытаясь разорвать полумрак опускавшегося на мир тумана. Однако всё было тщетно. Эту тщетность, похоже, сознавали и сами огни, отступая и позволяя серому облаку тумана придать серости этого мира какую-то особую завершённость.
На грязных окнах троллейбуса обильными росчерками отпечатывался фонарный свет. Он, распадаясь на полотне застывшей грязи, складывался в великолепные колючие звёздочки-снежинки нежно золотистого цвета. Мишура, в сравнении с великолепием звёзд, яркими искрами пляшущих в небесах. Однако, кто ж их увидит за плотной завесой серого покрова?
Сверху накрапывал дождь, уже остывший после обильного ливня и теперь, утратив свою былую мощь, лишь тоскливо вспоминавший о былом величии. Он падал на бесконечную гладь дороги, кое-где лишь на миг прерываемую громадами зданий и подсвеченными островками фонарных столбов. Седой асфальт повсеместно перемешивался со скопившимися за день лужицами, превращаясь в какую-то странную тёмную палитру неумелого художника, впервые в жизни взявшего в руки кисть.
Брызги от ретиво скользивших по лужам колёс то и дело взлетали вверх, тёмными кляксами оставаясь на оконном стекле троллейбуса, и, омываясь в грязи, превращали былые звёздочки в ещё более немыслимые изгибы линий. Что ж, это уже лучше. Хоть какое-то разнообразие.
Наконец троллейбус добрался до нужной остановки и, скрипнув, затих в ожидании. Парень вновь оказался во власти сырого уличного воздуха. Однако он так и не успел вдоволь насладиться его нежным прикосновением, так как уже спустя несколько минут добрался до своего общежития.
Входные двери с натугой щёлкнули, когда он потянул их на себя. Небольшой, застеклённый справа проходик встретил его необычайно ярким, после уличного сумрака, светом, когда парень вошёл вовнутрь.
– Добрый вечер, - как обычно поздоровался он с вахтёршей, проходя мимо её каморки, что небольшой застеклённой дверью отгораживала пожилую, нуждавшуюся в покое, женщину от безумного мира общаги.
- Добрый, - устало и хмуро отозвалась та и, слегка прищурившись, вгляделась в лицо вошедшего. И узнав, тут же потеряла к нему всякий интерес. Теперь её всецело занимала какая-то книжка, на середине раскрытая перед ней на столе. Не говоря больше ни слова, парень прошёл мимо.
Двери непрестанно гудящего лифта заботливо распахнулись перед ним, пропуская в уютное лоно. Кнопка седьмого этажа услужливо вдавилась под пальцем, после чего кабинка неторопливо загудела вверх.
Вскоре он уже был у себя. Его встретила тёмная, мерцающая тусклым огоньком телевизора комната. Парень уже привычным движением ноги хлопнул дверью и, протянув руку к переключателю, включил свет.
В тот же миг помещение наполнила совершенно иная атмосфера. Заправленная ещё утром кровать, слегка разведённые в стороны занавески, лёгкий беспорядок книг на столе – всё это, казалось, манило к себе каким-то странным домашним уютом.
Но даже сейчас парню было немного не по себе. Всё в этом помещении напоминало ему о вчерашней ссоре с ещё недавно лучшими друзьями. Теперь же, пожалуй, даже знакомыми их назвать было трудно. Что ж, кому-то скоро придётся съезжать с этой комнаты, и, скорее всего, это будет он. Уж слишком ему надоели эти вечные склоки по любому поводу, а то и вовсе без оного.
Не разуваясь, он прошёл к окну и коротким, но резким движением руки отстранил занавеску до конца в бок. Оконные стёкла глянули в комнату ничего не выражающими белёсыми провалами – туман набирал силу.
Парень закашлялся. Пытаясь подавить этот неожиданный порыв, изнутри разрывающий лёгкие, он протянул руку и распахнул форточку. Но помогло это слабо – на улице было безветренно. Дышать было нечем. Он задыхался.
Пулей выскочив из комнаты, парень рванулся к балкону. Улица приняла его странной сырой прохладой. Всё, даже сам воздух, было пропитано её влажным дыханием.
Но, как ни странно, дышать стало легче. Астма потихоньку отступала.
Не желая сразу же возвращаться назад, парень застыл на балконе, пытаясь вглядеться вдаль. Получилось неважно. Густой, непомерный туман обволакивал всё вокруг. В нём терялись и дома, и улицы. Даже свет наверняка зажженных в этот час окон исчезал где-то в той бесконечной дымке.
Лишь только какими-то тусклыми искорками виднелись неподалёку уличные фонари. Но и они сейчас казались не более, чем обманом зрения. Мир исчез. Осталась только белая пелена.
Парень опёрся рукой на кирпичную кладку стены справа. Его ладони коснулся влажный холод шершавого камня и несколько зазубрин, по-видимому, оставленных здесь рукой кого-то из студентов. «Я тебя люблю», - вещали они. Что ж, хорошо кому-то…
Перед его лицом, сорвавшись сверху, вниз полетела одинокая капелька и едва заметной лужицей разбилась о перила, что преграждали путь вниз. Путь, показавшийся бы кому-то спасением. Кому-то… Но не ему.
Для него же тот путь был ничем иным, как великой глупостью, о которой и думать не стоило. Он и не стал.
Вместо этого он протянул руку раскрытой ладонью вперёд, желая ощутить на себе осязаемость этого безликого призрака, поглотившего в себя всё и вся. Быть может ещё пара минут, и даже этот крохотный балкончик исчезнет в его ненасытном чреве. И не будет совсем ничего.
Ладонь ощутила ласковое поглаживание лёгкого ветерка. А туман… нет, он не был осязаем. Он не встретил ничем, кроме сырости и прохлады. И рука не исчезла, растворившись в нём. Мир был прежним, лишь ненадолго скрывшись за невесомой завесой.
Сжав руку в кулак и прижав его к груди, парень ещё раз вгляделся вдаль. А затем вернулся в помещение, наглухо закрыв за собой дверь.
Туман остался за стеклом…