Друзья

          Под старым металлическим гаражом, что стоял неподалеку от магазина, жила счастливая семейка дворняжек. Их мамаша была очаровательная особа, из чистокровной породы «двор-терьеров», которая добросовестно исполняла заложенный самой природой материнский инстинкт, воспитывая четырех, таких же, как и она,  толстеньких пушистых бутузов. На вид им было около трех недель, но, не смотря на столь ранний возраст, они уже вполне самостоятельно и уверенно осваивали свою территорию. Да и что оставалось делать молодым и упитанным организмам? Ни забот, ни хлопот, знай, соси материнскую титьку, да резвись сутки напролёт, что они и проделывали с большим удовольствием. А как интересен и многогранен этот новый, еще незнакомый для них мир! Сколько всего неизведанного и загадочного преподносит он им каждый день, сколько он дарит добра, тепла и ласки!
          Все бы ничего, но уж больно коротко простое безоблачное собачье счастье. И казавшийся когда-то светлый, уютный и дружелюбный мир, показал, наконец-то, настоящее своё лицо, свой равнодушный и недружелюбный оскал. Так уж получилось, что их мамаша, оставила их полными сиротами, попав под колеса проезжавшего мимо грузовика. А вскоре, голодная смерть прибрала к рукам еще трех щенят, пожалев, непонятно по каким причинам, последнего, самого хилого из помёта. Оставшись в полном одиночестве, щенок долго переживал смерть своих близких, поскуливая холодными осенними ночами под полом гаража, лежа прямо на заиндевевшей земле. Но, по истечению нескольких дней, урчавший желудок все-таки выгнал его на улицу. И мир вновь обратил на него внимание, послав ему сердобольных людей, которые стали подкармливать это чудо природы. Однако, обилие, довольно свежей и сытной еды не смогло заменить щенку простого общения и ласки, которое так необходимо всему живому, и он тосковал, подчас отказываясь от принесенной кем-то пищи.
          Дни тянулись за днями, солнце все реже выглядывало из-за туч, и осенняя морось насквозь пропитала ветки кустов и деревьев, которые под своей тяжестью стали клониться к земле. Все живое старалось найти укромное местечко, где можно было бы немного согреться и обсохнуть. И это касалось не только птиц и животных, но и людей, волей случая оставшихся без крыши над головой.
- Ну и погодка, мать ее! – ворчал в сердцах непонятного возраста мужчина в грязной рваной одежде и ботинках без шнурков, пробираясь между гаражами, - Кх … кх… сейчас бы стакан замахнуть, кх.. кх..кх, - выдавил он сквозь кашель, - И вылечился бы сразу, да и согрелся бы.
      Он бродил между металлических гаражей, стараясь найти скат крыши побольше, где бы он смог беспрепятственно спрятаться от ненавистного дождя. Наконец найдя таковую, он присел на корточки, облокотившись о стенку, засунул руки к себе за пазуху и прикрыл глаза. Легкая истома прокатилась по его уставшему, давно не мытому телу и он закемарил. Очнулся он так же быстро, как и уснул, послышавшийся с боку шорох заставил его открыть глаза.
- А это, что еще за чудо природы? – обратился он к рычащему на него щенку, - Что, я, поди, твое место занял? Да не ругайся ты так, иди ко мне. На, на, на, - вытянул он руку.
Но щенок не торопился подходить к чужаку, он хоть и перестал рычать, но всем своим настороженным видом, давал понять, что к нему лучше не приближаться, тем более не трогать.
- Что, тоже холодно? Тебя как звать то? Давай знакомиться, меня Валерьянкой зовут. Наши прозвали так. Отчество у меня, понимаешь, Валерьянович, вот и придумали мне такое имя. Ну а ты кто? Шарик, Дружок, или ты, наверное, и сам не знаешь? Да, плохо не знать, кто ты есть, - щенок тем временем немного успокоился и с любопытством наблюдал за незнакомцем, - А может и наоборот, очень даже хорошо. Что толку, кем я был раньше, лучше от этого знания мне не становится, наоборот, тоска при таком упоминании давит. А тебе и так хорошо, без роду, без племени. Ну что, так и не скажешь, как звать то тебя? Тогда я буду называть тебя э..э..э.., Джазом. Когда то я неплохо играл джаз, музыкантом я был раньше.
Мирный голос чужака не предвещал для щенка ничего плохого, и он уже практически не обращал на него никакого внимания, лишь изредка косил глазом, наблюдая за его движениями.
- Ну что, Джаз, холодно тебе? Вижу, дрожишь весь, знать холодно. Пойдем ко мне, не бойся, - и вытянув руку, Валерьянович взял его за шкирку, - Кто ты тут у нас будешь, мальчик или девочка? Ага, мальчик значит, тогда недаром я тебя Джазом окрестил. Ну, иди вот сюда, здесь теплее будет, - и он посадил мокрого дрожащего щенка себе за пазуху.
          С тех пор и началась эта непонятная дружба двух бездомных никому ненужных существ. И какая это была дружба! Крепче и сильнее ее ничего в мире не было! Они делились друг с другом куском хлеба, местом у костра, своим душевным теплом, лаской и заботой. Джаз уже дано не походил на того трясущегося маленького цуцика, каким был буквально полгода назад. Сейчас это был здоровенный пес полных сил и отменного здоровья, который был предан до мозга костей своему затрапезного вида хозяину. Вместе они пережили долгую зиму и радостно, как и подобает живым созданиям, встретили долгожданное весеннее тепло, а вслед за ним и жаркое лето. Их жизнь постепенно налаживалась, ведь теперь им не приходилось особо заботиться о ночлеге, он был практически под каждым кустом. Обилие пустых пивных бутылок приносило в их скромный бюджет, пусть и небольшой, но такой необходимый им доход, который тратился пропорционально их потребностям, на выпивку для Валерьяновича и различные вкусности для Джаза. Теплыми летними вечерами они любили бывать на речке, где жгли костер, пекли накопанную в каком-то ближайшем огороде картошку и варили уху, из пойманной в водоеме мелкой рыбешки. Лежа у костра, эта странная компания вела задушевные беседы о смысле бытия, о таких же отщепенцах общества, обитающих на мусорной свалке и иногда «достающих» их своими выходками, и, конечно же, о девушках, вернее об одной породистой белокурой блондинке, живущей в доме у базара, которая так нравится Джазу.
          Но, как говориться, плохо тому счастью, у которого нет крыши над головой. Тает тогда оно, как туман на ветру, утекает, как песок сквозь пальцы. Вот вроде ты его крепко держал в руках, а через мгновенье – одна пыль. В один из таких томных вечеров на реке, Джаз облаял пьяную шумную компанию, которая издевалась над сидящими на берегу редкими рыбаками. И как только ни подзывал к себе своего подопечного хозяин, и какими только словами он ни умолял его замолчать, все было безрезультатно, собака всем своим нутром встала за справедливость.
- Пшел отсюда сучара! - кричал на пса один из пьяной компании молодых «отморозков», - Заткнись, падла!
- А ты ему битой по башке врежь, заткнется мигом, козлина, - советовал другой, - Или каменюкой его!
В пса полетело несколько крупных булыжников, от которых ему, правда, удалось увернуться, но своего лая он так и не прекратил.
- Джаз! Джаз, фу, фу я сказал, - кричал Валерьянович на бегу, приближаясь к компании, - Иди ко мне, ко мне мальчик мой!
Пес на мгновение повернул голову в сторону родного голоса и в этот момент его череп раскроил увесистый острый булыжник, прилетевший со стороны пьяных «отморозков». Кобель чуть-чуть взвизгнул и как подкошенный рухнул на прибрежный песок, который тут же обагрился его кровью.
- Здорово братан, клевый бросок, - получал похвалы кидавший камень, - Смотрите он еще ногой дрыгает чего-то, давай добавь ему еще битой, чтобы наверняка.
Компания подошла к умирающему псу и хладнокровно забила его палками.
- Стойте, стойте! – умолял их Валерьянович, подбегая к своему четвероногому другу, - Оставьте его сволочи! – отталкивал он их.
- Братва, смотри, так это вот эта бомжара натравила на нас своего выкормыша, мочи его сучару!
          Через некоторое время берег был абсолютно чист. Ни компании молодых «отморозков», ни рыбаков, которых, к слову сказать, уже и в помине не было после первых признаков трагедии, ничего. Лишь шум воды, дотлевающий костер, да девственный свет луны, который вырывал из темноты две фигуры, неподвижно, бездыханно лежащие рядом на песке, фигуры человека и собаки. Странно все-таки устроен наш мир, иногда, казалось бы, вполне самодостаточные, обеспеченные, современные люди, обласканные плодами цивилизации, напрочь теряют свой человеческий образ, превращаясь в диких беспощадных животных. И наоборот, отбросы жизни, больше похожие на животных, потерявшие все на свете, дом, человеческий вид, и даже собственное имя, остаются людьми до конца, сохраняя в себе пусть никчемную, немытую, но огромного размера духовность и человечность.