Татартубский бой

Взывает Кабарда к Мансуру,
Чтоб разделить не добытую шкуру
Медведя полночной страны,
Не избежать Москве войны.
Хотят князья и их уздени,
Забыв о праздности и лени,
Ворваться в русские приделы.
Они свирепы, ловки, смелы.
И жизни их, в руках Аллаха,
И пусть дрожит гяур от страха.
Кровавый смерч сметёт урусов,
Как скот погонят они трусов.
Возьмут ясырь, стада скота,
Как было в прошлые лета,
Когда на Дон они ходили
И там донских казаков били.
Пусть шейх Мансур их поведёт
И отомщение грядёт.
Пусть он объявит газават,
Как то велит им шариат.
К князьям взывают Дагестана,
Пока ещё саднит их рана
От истребленья под Кизляром.
Когда болотный хлад сменился жаром
Казачьих пуль в сраженьи яром.
То привело к резне кровавой
А казаки покрылись славой.
Среди вождей, князей, узденей,
То вызвало немало трений.
Между усобную резню и споры:
Кавказцы на расправу скоры.
Но их призвали замириться
И вместе, против русских биться.
Зовут ингушей и чечен,
Те не берут гяуров в плен.
И как скоту им режут глотки
Их кровь пьянит, ненужно водки.
Они свирепы, будто волки,
Их не смущают злые толки,
Когда поманишь их добычей.
Такой у них мой друг обычай.
Посланцы Кабарды речисты
И помыслы, наверно, чисты.
Сзывают всех их в Татартуб,
Точить на русских острый зуб.
Точить ножи, кинжалы, шашки
И восхвалять свои замашки,
Чтобы потом громить Моздок,
Как завещал им всем Пророк.
Во имя Бога правоверных,
Пора ограбить им неверных
И залить кровью всю Кубань.
Восстань Кавказ, восстань, восстань!
Надежда вспыхнула в сердцах,
Прогнавши прочь раздор и страх.
И шейх Мансур спешит к аулу,
Топот копыт подобен гулу,
Вдруг разразившейся грозы.
Волы влекут арбы, возы,
Идут тавлинцы и лезгины,
Идут шапсуги, абазины,
Чеченцы страшные, кумыки,
Под бубны, ржание и крики.
Хотят все истреблять урусов,
Гяуров жалких, подлых трусов.
И кровью обагрить Кубани воды,
Чтоб все забылись их невзгоды.
Их двадцать тысяч; пеших, конных
И до зубов вооружённых.
Полковник Нагель против них.
Он из драгун и очень лих,
Но войск имеет тысяч пять.
Других ему ни где не взять.
Но ничего, что войск немного –
Они все свято верят в Бога.
Готовы все за Русь полечь,
А горцам, головы снесть с плечь.
С ним Кабардинский полк пехотный,
Он жизнью не избалован вольготной.
В горах сражался Дагестана,
Где персов бил он непрестанно.
Моздокский полк линейных казаков,
Рубак таких, что будь здоров.
Один там стоит трёх черкес,
Но вот людей у них в обрез.
Ещё три сотни удальцов:
Терских казаков и донцов.
Ну этим, море по колено,
А то, что выше, это пена.
Драгу лихих два эскадрона.
Не мало горцам те урона
В боях драгуны нанесли,
Чем жизней поселян спасли.
                ***
И вот, второго ноября,
Как только занялась заря,
Повёл Мансур джигитов в бой.
И горцы дикие, как рой,
Войска урусов обступили
И перед резнёй о всём забыли.
Почуяв запах крови, смерти,
Забыв о слове и о шерти,
Которые не раз давали.
Хотя то слово не сдержали.
И бросились толпой, все разом,
Как будто потеряли разум
На русских плотные каре,
Чтоб истребить их на заре.
И уподобясь судьбе и року,
Прорваться на простор, к Моздоку.
В ответ раздался барабанов бой
И лишь сплотился «кабардинцев» строй.
И грянул залп по спешенным тавлинцам,
Огнём их опалив все лица:
Стреляли русские в упор,
Чтоб выбить из джигитов вздор
И смерть посеяв тут и там,
Прервав на миг их визг и гам.
Их первые ряды, легли на веки:
Старуха смерть им смежила всем веки.
Но дух тавлинцев не сломлён
И будет враг их посрамлён:
Они ударили бесстрашно в шашки.
И били вроде без промашки:
Пустили в ход ножи, киндалы,
Но их успехи балы малы.
Ведь против русского штыка,
Была бессильна их рука.
И двинулись каре в перёд,
Погнав тавлинцев будто скот.
Коля безжалостно штыками.
А те, хватают их руками,
Стремясь добраться до солдат.
Но тот солдат, известный хват:
Удар штыком, удар прикладом,
И гонят уж тавлинцев стадом.
А те, спасаются в горах,
На лицах ужас их и страх.
И мажут горцы салом пятки,
Чтобы бежалось без оглядки.
                ***
Вот кабардинцев тысяч пять;
Хотят казаков дружно смять.
Ведёт их Дол, знатнейший князь,
Из под копыт коней, бьёт грязь
И землю сотрясает топот.
Они доставят много хлопот.
В кольчугах все князья, уздени,
Они летят, как смерти тени.
Но то линейцам не впервой,
Брать кабардинцев головой.
Казаки там, им чёрт не брат,
Сам дьявол им и кум и сват.
Пред Кабардой, вдруг побежали,
Те вслед за ними поднажали
И напоролись на картечь:
Её ужасна была речь.
Князья, уздени и джигиты,
В мгновенья ока перебиты.
И тот час лава обернулась,
И с кабардинцами столкнулась,
И взяли в шашки, грудь к груди:
На нас, так больше не ходи!
Булатом панцыри рубили,
На месте многих положили.
И пал наездник первый Дол,
Хоть был он ловок, храбр и зол.
И опрокинув, прочь погнали,
Пока их кони не устали.
                ***
Чеченцев приняли драгуны:
Им не страшны Кавказа гунны
В мохнатых шапках из овчины,
Их гневом искажённые личины.
Сомкнувши строй, врубились с маха
И велики глаза у страха.
Они на пики приняли чечен,
Ни кто не будет брать здесь в плен.
И их порыв становили:
Попав на пики, те завыли.
Во фланг ударили донцы,
Потом отважные терцы
И началася тут потеха.
Чеченцам же, брат, не до смеха,
Когда их бьют и в хвост и в гриву.
Полковник наш, дивиться диву,
Как сотни, тысячи погнали.
Тут лишь бы кони не устали.
А враг бежит толпою пёстрой,
Под шашкой смерть находит острой.
Телами устилая путь,
В чеченцах страх сидит и жуть.
Стремглав несутся, как бараны,
Забыв про стыд, позор и раны.      
И не до чести тут вайнаху,
Всё отдано на откуп страху.
                ***
Кумыки двинулись поздней,
Но вид их толп, куда грозней.
Из брёвен сколотив щиты,
За ними те, пошли на «ты».
Не страшен им каре огонь,
Их за щитами ты не тронь!
Глядит полковник, дело худо,
Расчитывать нельзя на чудо.
По ним из пушек бить велит,
Но батарея зря палит.
Бессильны ядра и картечь,
Для дела надо их беречь.
Пехотный полк он в бой ведёт,
Пускай развеется народ.
Пусть развернётся во всю ширь,
Покажет силу богатырь:
Пошли ребятушки, в штыки,
Штыком колоть их нам с руки.
Приклад, он тоже молодец,
Когда бессилен уж свинец.
«Ура!» над полем прокатилось,
И было ясно, что свершилось,
Не сдюжит пред штыком кумык,
К такой резне он не привык.
Щиты оставив те бежали,
Обоз спасать даже не стали:
Пускай достанется врагу,
Тогда, быть может убегу.
В ущельях скроюсь Кабарды
И избегу большой беды.
                ***
Мансур бежал один из первых,
Чтобы уйти от рук неверных.
За ним уорки и уздени
Исчезли, будто в полдень тени,
На поле боя бросив стяги.
Полковник Нагель взял те флаги.
И все наместнику отправил,
Чем удовольствие доставил.
Потёмкин, князь, доволен был,
Что нагель горцев изрубил
И всех рассеял среди гор,
Решив победой этот спор.
Знамёна князь, все сжечь велел,
О чём потом не пожалел.
Созвав владельцев Кабарды
И все известные роды,
Сложил из флагов тех костёр.
Чтоб больше в головы их вздор
Не смел являться, мятежа.
Иль он подпустит им ежа
И истребит все их аулы.
А их самих сошлёт в приделы Тулы,
Иль ещё дальше, за Урал,
Куда Макар, скот не гонял.
                ***
Мятеж Мансура был подавлен,
Врагом России он объявлен
И к туркам под крыло бежал.
Где долго он ещё дрожал,
При мысли о штыках урусов:
Ведь он бежал от этих трусов!
Какой позор, о мой Аллах!
Меня сковал животный страх!
Засел в Анапе он, до срока,
О чудесах моля пророка.
Чтоб он гяуров истребил
И горцев правоверных возлюбил.
И ниспослал бы им победы,
А не разгром, несчастья, беды.
Но видно мало он молил,
К тем горцам Бог не благоволил.
Гудович взял и сжёг Анапу,
Отсёкши порте её лапу,
Которой та Кавказ держала,
И отпускать его б, не стала.
Мансур, душой был обороны:
Он враг Российской был короны,
И турок вдохновлял на бой.
Но рисковать не стал собой:
Пускай рискуют дураки,
А шейху это, не с руки.
От страха он засел в подвале,
Ведь некуда бежать уж дале.
И просидел бы до скончанья века,
Ведь духа не имел абрека. 
Если б не русская пехота.
Что турок извела без счёта,
Его не извлекла оттуда:
Сидеть мол, хватит там прокуда.
Пора держать тебе ответ,
В чём виноват ты, а в чём нет.
Под белы руки шейха взяли,
Слегка бока ему намяли,
Да и отправили в столицу,
Чтобы влиятельные лица.
Могли взглянуть в глаза Мансуру,
Пока, читать тот будет суру,
Ходя вдоль колоннад дворца,
Спасти моля его Творца.
Молитвам внял его Аллах,
Жизнь сохранил, чтоб он зачах
На Соловецких оствовах.
Приют нашёл там его прах.
В земле суровой и скупой
Мансур обрёл вечный покой.
Там жил в опале, семь он лет
И претерпел немало бед.
                ***
Средь горцев же пошёл раздор,
Ведь горец на расправу скор.
Кто виноват, пускай ответит
Иль его шашкою отметят.
И началась грызня и свара;
Потёмкин князь, добавил жара,
Стравив союзников, как псов,
Коль наломали они дров.
Друг другу, те вцепились в глотки,
Упились кровью вместо водки.
Ведь не велит пить ту Аллах,
Упьёмся кровью же вгорах!
Лезгины резали чечен:
Они виновники измен!
Чечены резали лезгин,
Ведь клином выбивают клин.
На этом всё и улеглось,
Других героев не нашлось
Идти на русские штыки:
Идут на них пусть дураки!
Но память на Кавказе коротка.
Пройдут дожди и вздуется река,
И новые абреки подрастут,
И вскоре эти дни грядут.
Объявят вновь России газават,
Как то велит Аллах и их адат.
И толпы горские нагрянут,
И пушки русские вновь грянут.
18 марта 2010 год.