Ночной рейс

НОЧНОЙ  РЕЙС


Н О Ч Н О Й  Р Е Й С

Ночь с субботы на воскресенье, середина июля

Горячая чёрная южная ночь втолкнула в душный зал ожидания адлеровского аэропорта очередную порцию отлетающих в Москву и спрессовала её в помещении багажного досмотра. Глаза пассажиров блуждали в поисках прохладительных напитков. К третьей стойке выстроилась длинная очередь. Внимание привлекал огромный субъект с черной бородой и выпученными глазами. Рядом с ним переминались двое плечистых парней.
Алексей невольно прислушался к разговору пожилой супружеской пары, двигавшей общими усилиями прямо перед собой оранжевый чемодан на колёсиках.
- Роза, посмотри на этого "Карабаса". Помнишь Толика-Большого из соседнего дома? Так они просто близнецы!
- Не говори глупости, Сеня, Толик на голову ниже, и потом, он лысый, а у этого стрижка, как у всех этих чёртовых "новых русских".
Толпа задвигалась, и пожилую пару оттёрло. Хотелось на чём-то сосредоточиться.
Но как назло, в голове дёргалось (наверное, от духоты) всё то же навязчивое четверостишие, к которому наконец-то нашелся довесок:

Я сдёрнул с глаз очки-темницы,
Рванул с груди косоворот,
В толпе мелькнули чьи-то лица
И выплеснулись в поворот.
Вдруг небо разразилось хлябью,
Нахлынул тягостный туман,
Трамвай продренькал гулкой дрябью,
Вода прошлась по головам.

"Да, такое можно только в стол", - подумал Алексей, но всё же постарался запомнить: "рифмы" он сочинял крайне редко. "К чему бы такое вдохновение?", - шевельнулось недоброе предчувствие. - И почему трамвай? Ах да, в Москву возвращаюсь".


Алексей

В состоянии ожидания есть некий особый смысл - какое-то ощущение надежды, перемен, а может быть, отсрочки. Что там, за горизонтом, за пеленой дождя, за крутым поворотом? Душа замирает…
Посадка! Толпа преодолела последние двери и вывалилась на лётное поле. "Карабаса" оттеснили к стене, и Алексею на миг показалось, что маленький крепенький хлыщ в зелёной клетчатой рубашке с поросячьими глазками сунул руку в карман мутно-белого "Карабасова" пиджака и тут же вынул. Не зная, как реагировать, Алексей решил считать, что ему показалось, да и не хотелось объявляться Митричу (под таким именем он знавал когда-то "Карабаса"), ибо разошлись они совсем не по-приятельски.
Впрочем, воспоминания всё же нахлынули, когда они уже сидели в салоне самолёта. Митрич оказался чуть спереди и в том же ряду, Алексея он не видел, зато Алексеев глаз поневоле упирался в толстый его затылок.
- Что будете пить? - пропел голос стюардессы, шелестящей по проходу с подносом. Митрич (в его руке мелькнула рюмка коньяка) проводил тёплым взглядом её волнующую фигуру. "Пожалуй, я его поддержу", решил Алексей ("как- никак, бизнес-клаcc!") и вытянул с подноса рыжую тридцатиграммовку.
- Врачи рекомендуют, а? - весело подмигнул ближний сосед с физиономией, почерневшей от южного солнца до состояния белоснежных зубов, и тут же отдернул руку от подноса, не выдержав сурового взгляда своей спутницы (очевидно, супруги). "Это хорошо, что пара, - можно будет помолчать", - Алексей сунул в рот плитку шоколада и прикрыл веки.
Свист моторов перешёл в нарастающий гул, самолёт дёрнулся в отрыве, и вот ужe за окном поплыли убегающие вниз и в ночь огоньки.
"Вас приветствует на борту… экипаж... во главе с… пилотом первого клacca Чурбатовым Василием Никитичем. Время в полёте - два часа сорок минут... ". Алексей вздрогнул. Чёрт возьми, вот это встречи! Неужели Чурбатов ушёл из банка и вернулся в авиацию? Да нет, вряд ли, просто совпадение. Алексей мысленно представил бывшего воздушного аса Васю Чурбатова, ставшего неисповедимыми путями сначала бухгалтером, а затем и заместителем председателя правления банка, хозяином которого был Митрич.
По сути, кадрами банка управлял Чурбатов, хотя отбирал и расставлял их лично Митрич. Но вот что касалось дисциплины… Это был Васин конёк, та ниточка (или пуповина), которая продолжала, пусть символически, связывать его с армией. Алексей вспомнил случай, когда единственный раз пришёл на работу на несколько мгновений позже девяти часов (буквально за ним по пятам следовала ещё одна сотрудница, солидная интеллигентная женщина, не первый год работавшая в банке), а на верху лестницы стоял ухмыляющийся Вася. "Опоздание на 34 секунды, - констатировал он. - Пока предупреждение, в следующий раз - штраф 10% от зарплаты". Алексей тогда не поверил, но через пару дней в такой же ситуации оказался молодой Петруха, написавший для куража в объяснительной: "Опоздал на 51 сек. по причине проспал с похмелья", - за что и был подвергнут прилюдной экзекуции в обеденный перерыв путём объявления о снятии 10% зарплаты. Жаль было Петруху: студенту вечно не хватало наличности, и вероятно, не было в банке сотрудника, которому он не задолжал бы хоть самую малость до этой самой пресловутой зарплаты.
"А с чего бы ему уходить из банка? Получал он там очень неплохо. Нет, всё  же однофамилец, правда, имя с отчеством тоже совпадают. Но чего не бывает?"


Полянкин

Взгляд Полянкина зацепился за уносившийся в ночь фиолетовый огонёк рекламы. Он помнил эту рекламу в центре города, зазывающую в местное казино сочными губами кокетливой красотки, сообщавшей печатным текстом: "У тебя есть шанс, и не один".
В тот день он так и не дождался Регину: указанным в телеграмме рейсом из Москвы она не прилетела. Истомившись бесплодным ожиданием и набрав в конце концов её номер, Полянкин услышал в трубке беспечное, как ни в чём не бывало, щебетанье подруги:
- Игорёк, я передумала. Мне тут предложили за счёт фирмы съездить на недельку в Испанию, я только пару дней должна поработать на переговорах шефа, остальноe время моё, представляешь? Не сердись, это срочно и очень важно, а я к тому же и отдохну на халяву. Ну что ж, что без тебя? Не могу же я упускать такой случай, потом себе не прощу. Слушай, Игорь, не устраивай мне сцен, я пока ещё сво¬бодная женщина.
Дальше Полянкин не слушал, бросил трубку. "Пожалуй, этот роман пора заканчивать, - подумал он тогда, - устал от этих измен и прощений". В расстроенных чувствах Полянкин побрёл по городу. Ноги сами вынесли его к центру, вот к этой рекламе. "А что, может, зайти посмотреть, как люди спускают деньги?" -нащупал в боковом  кармане фланелевого пиджака несколько зелёных купюр (предполагалось npокутить их с Региной) и нерешительным шагом направился к вращающейся двери. По дороге Полянкина полоснули призывным взглядом две-три раскрашенных девицы в юбочках, не доходящих до ног.
Там-то Полянкин и увидел впервые огромного бородача, который сидел тenepь в одном с ним салоне самолёта на расстоянии нескольких кресел. В казино "Борода" явно был в центре внимания, громко и много говорил и был уже изрядно навеселе. Полянкин купил себе пару жетончиков, тут же их проиграл и с чистой (перед владельцами казино) совестью ретировался за дальний столик, взяв себе бутылку "Хенесси" и тарелку арахиса. Теперь можно было надеяться относительно спокойно npoсидеть до самого утра. Несколько путан пронесли мимо него благоухающие формы, но на их пригласительные улыбки он не ответил и был через полчаса оставлен в гордом одиночестве.
Музыканты выдавали один шлягер за другим и были, как ни странно, вовсе не плохи. Четвёртая рюмка восстановила, пусть временно, в душе Полянкина утраченное равновесие, приятная музыка подхватила и унесла в раздавшееся вдруг пространство, обволакивая невнятным шёпотом каких-то неясных надежд и ожиданий.
Внезапно музыка оборвалась, из центра зала донеслись крики, звон разбитого стекла - там разрасталась потасовка. Полянкин заметил, как маленький крепенький паренёк в чёрных джинсах и салатовой майке проворно юркнул в толпу в направлении "Бороды", окружённого тремя мордоворотами-телохранителями. Они пытались отгрести вместе с хозяином на окраину потасовки. У парня в левой руке сверкнуло лезвие, однако его манёвр был замечен одним из мордоворотов, ловко подставившим парню кулак размером с кувалду. Соприкоснувшись с кувалдой, парень отлетел под зелёный стол, а ещё через десять секунд пробежал мимо Полянкина с разбитой физиономией. Поросячьи глазки парня злобно зыркнули по лицу Полянкина, не успевшего отвести глаза. Взгляд был цепкий, запоминающий, и Полянкину стало не по себе.
Драка, благодаря местным секьюрити, вскоре затихла, и публика потихоньку стала расходиться. Раздвинув тяжелые гардины, Полянкин увидел на краю неба только что выкатившийся ярко-красный диск. В распахнутое служащим окно брызнуло прохладным утренним воздухом, наполнившим лёгкие дыханием близкого моря. Поёжившись, Полянкин проглотил последнюю рюмку, выбрался на свет и зашагал прочь по направлению к морю, впитывая в себя, словно губка, чудесный рассвет нового дня.
Быстро разделся, несколько энергичных взмахов - и вот уже оно - восхитительное единение с природой, когда в радиусе ста метров вокруг никого нет, и ты словно в центре янтарной капсулы. Но ощущение блаженства было недолгим.
От берега отделилась голова и стала стремительно приближаться, а затем резко скрылась под водой. Полянкина внезапно охватило чувство опасности, он нырнул вправо, проплыл под водой, сколько мог, и резво заработал к берегу, боясь оглянуться. Наконец, дно. Выбежав, оглянулся. В пяти метрах от себя увидел злобное лицо с поросячьими глазками - это был тот, из казино. Лицо резко отвернулось и ушло под воду.
Подхватив вещи, Полянкин почти бегом бросился домой. Всё ясно: его принимают за свидетеля и пытаются убрать - так, на всякий случай. "Но если не мелькать, забудут", - спасительно подумалось тогда Полянкину. В тот же день он перебрался в другое место, километрах в 50 от Сочи. Однако отдых был уже испорчен, чувство тревоги не покидало, и, взяв с переплатой билеты на ближайшее возможное число, Полянкин на пять дней раньше, чем рассчитывал, возвращался домой.
Сегодня в аэропорту ему показалось, что промелькнуло то самое лицо с поросячьими глазками, правда, смотрело оно не в его сторону. Сидя сейчас в салоне авиалайнера, Полянкин старался незаметно рассмотреть окружающих, однако "поросячьего" лица не увидел.


Попутчик

Конечно, Владимир Никитович знал этого крупного мужчину с большой чёрной бородой, сидевшего в центре салона. Виделись на координационной встрече представителей нескольких политических движений. Обсуждался вопрос о создании предвыборной коалиции. Александр Дмитриевич (так его звали) был среди представителей ангажированного (как выражался Владимир Никитович, но только про себя) недавно созданного движения "Общий путь". Он играл не первую скрипку, но был достаточно влиятельной фигурой с хорошими связями. Александр Дмитриевич, безусловно, обладал завидным красноречием, говорил без запинки, с шуточками-прибауточками, обильно сдабривая их (но только в мужской компании) изрядным матюжком. Господин Пронин пытался играть роль некоего генератора идей, считая, видимо, себя знатоком во многих областях. "Надо признать, кое-что из его предложений звучало эффектно, но не очень понятно при попытке вникнуть в суть предлагаемого. Вот, например, его предложение о том, что все субъекты Федерации могут эмитировать некие долговые расписки, обеспеченные ресурсами, находящимися на их территории, и этими расписками рассчитываться между собой и даже покрывать ими долги перед федеральным бюджетом. Позвольте, но как это всё превращать в живые деньги, уважаемый Александр Дмитриевич? Не говоря уже о массе необходимых изменений в законодательстве - тут не иначе, как всю конституцию менять придётся. Конечно, с точки зрения какого-нибудь бывшего советского функционера, важно кинуть идею, так сказать, в массы: мол, пора сеять или, наоборот, приступать к уборочной. Сильны они в болтологии!"
"Впрочем, мне бы его проблемы, - задумался о своём Владимир Никитович. - Им легче, у них есть деньги, всё схвачено. А нам приходится думать о хлебе насущном".
Политическая партия, региональным лидером которой он был, ещё не была зарегистрирована, только что прошли учредительные мероприятия. Разумеется, общая идеология экспонировалась, так сказать, лево-право-центристская, социально, державно и т.д. - ориентированная, то есть, как полагается. "Паровозиком" стоял известный и авторитетный в недалёком прошлом политический лидер, с которым Владимир Никитович был давно знаком. Но вот дадут ли под него деньги - в этом вопрос.
"Идеология, конечно, неплохая, и люди сейчас сидят-работают над лозунгами, но только очень уж многие пашут на этом же поле. Одна надежда, что лидера ещё не совсем забыли. Не упустить, не упустить время! Ещё можно успеть поиграть символикой, пока другие не залапали, не затаскали. Всё-таки какой-то элемент романтической новизны (а для кого-то, наоборот, ностальгической старины) в звучании "Даёшь социально-ориентированное демократическое государство!" - есть. Люди сейчас к этому тянутся, шарахаясь от заявлений правых: рынок-де расставит всё по своим местам, победят сильнейшие. При слове "сильнейший" нашему человеку представляет¬ся "браток" с раскоряченными губами, короткой стрижкой, в маске и милицейской форме рядом со зловещим чёрным "джипом". Зато нас бояться нечего, мы люди интел¬лигентные, и мысли у нас интеллигентные, так что электорат должен поддержать, пусть не сразу, мы готовы поработать. Поменьше бы только всякой тусовочной бол¬товни, нужен нормальный партийный костяк: лидеры сказали - массы поддержали. Привлечь бы часть старых партбилетчиков, оказавшихся на обочине, подобрать бы их. Тех, у кого в крови ещё осталось чувство партийной дисциплины, замешанное на убеждённости в правоте дела ... и прочее. Так, ладно, к этому ещё вернусь, не это сейчас главное, главное - деньги", - Владимир Никитович поудобнее устроился в кресле и прикрыл глаза.


Диана

В правом по ходу ряду сидела эффектная сильно загорелая блондинка лет сорока в светло-зелёной блузке и довольно смелой белой юбке. Лак на её длинных ногтях отливал нежно-розовым перламутром, а пышные локоны опускались ниже плеч. Её спутником был довольно интересный мужчина с крупным носом и редкими седеющими волосами.
- Как ты думаешь, Дана, кто этот бармалей? - мужчина незаметно кивнул в сто¬рону габаритного пассажира.
- В данном случае, Витенька, я не думаю, а знаю. Он один из боссов художест¬венного фонда и, кроме того, банкир.
- Успела познакомиться на фестивальном фуршете? Ну да, тебе же нравятся броские, а главное, преуспевающие мужики.
- Брось, вокруг масса смазливых пташек. Мужики такого сорта предпочитают на юге иметь дело с ними. У меня был с ним деловой разговор, всего на пять минут.
- Ищешь спонсора для своей персональной выставки?
- А почему бы и нет? Ты знаешь, критики неплохо оценили мои последние работы.
- Как же, я читал рецензию этого, как его, Шутова?
- Шумова.
- Вот-вот. "Экспрессия бурных красок, плавно переходящие тональности, астрально вычерченная композиция".
Диана рассмеялась и сразу повеселела. С Виктором ей было легко, он не то, чтобы чувствовал, но как-то управлял её настроениями. Иной раз он задавал какой-то грустный мотив, внезапно замолчав и отойдя к окну, устремив взгляд куда-то вдаль, то ли в пространство, то ли во время. Тогда она тихо подходила к нему, прислонялась к его плечу и слушала мелодию дождя или внимала тишине падающего снега. Овладевавшая ею тогда щемящая грусть как будто сдавливала её дыхание. Виктор притягивал её к себе, и так они долго могли стоять, прижавшись, возле окна. Иногда в такие минуты в её воображении складывался новый сюжет, она тихо от¬странялась, целовала Виктора в подбородок и уходила в свою комнату к мольберту.
- Диана, о чём ты думаешь?
- Что мне было хорошо с тобой, дорогой. И что нам повезло с компанией, не правда ли?
- О да! А какой был чудесный вид из нашего номера! Скажи только, почему тебе не хотелось рисовать?
Диана задумалась. Она пыталась себе это объяснить. Конечно, суета фестиваля: она приехала в качестве художника одной из конкурсных картин, заодно прихватив мужа, который последние месяцы как-то маялся в Москве. Но была масса свободного времени. Раньше она всегда жила с ощущением, что нужно работать, двигаться впе¬рёд, всегда мучительно сожалела о потерянном времени. Но здесь она решила оста¬новиться, прислушаться к себе, чтобы понять: что же дальше?
А закаты были и в самом деле восхитительны! Красный солнечный диск, зависая над линией моря, словно останавливал время и сворачивал пространство в бесконечную спираль, захватывая своим розовым отблеском море и близкие горы. Накатывало осознание того, что так было сто миллионов лет назад и так же будет через сто миллионов лет. Но что такое наша жизнь и зачем она? Ответа нет, есть только таинство бытия.
Её повело, в памяти всплыли строчки романса: «Дремота сладкая моих коснулась глаз...». Однако сон не пришёл, зато Виктор, кажется, задремал. В проходе показалась стюардесса, катившая перед собой столик с напитками и закусками.


Алексей

Всё. Объявили о начале снижения, и махина ИЛ-86 начала толчками проваливаться вниз. Ночной город заглянул в иллюминаторы жёлтой паутиной своих огней. Несколько минут - и самолет уже бежит по земле, сотрясая перепонки пассажиров оглушительным свистом турбин.
Ожидая приглашения на выход, особо нетерпеливые уже привстали с кресел, как вдруг резкий вскрик заставил всех замереть. Бородатый гигант неловко вскинул руки и, схватившись за сердце, повалился прямо в проход.
- Помогите же его поднять! - какая-то дама была уже готова к истерике.
Алексей сделал несколько шагов и оказался рядом с Митричем. Кто-то уже прощупывал пульс: "Живой".
- Взяли!
Ясно, что даже двум рослым охранникам Митрич был не под силу: он весил около двух центнеров. В кулаке Митрича, прижатой к сердцу, был большой лист бумаги, на котором крупными буквами было выведено: "санаторий, дерево". Охранник, что-то соображая явно с трудом, вытащил листок и сунул в свой карман.
Алексей и ещё один полноватый мужик чуть выше среднего роста, одетый в синие джинсы и серую футболку, (его лицо показалось Алексею знакомым) вместе с двумя охранниками дотащили беднягу к трапу, где подоспели ещё люди, и через несколько минут Митрич уже лежал на лётном поле. К самолёту, пронзая ночь истошной сиреной, неслась "скорая".
Врач "скорой" без долгих раздумий констатировал инфаркт, Митрича погрузили в машину, в неё же после небольших пререканий с санитарами втиснулись оба охранника. Один из них уже разговаривал по сотовому, разглядывая при этом Алексея и полноватого мужика. Дверцы захлопнулись, машина, взревев сиреной, рванула в ночь.
Наконец, стюардесса подала знак, и по трапу потянулись взволнованные происшествием пассажиры. Алексей подумал, что следовало бы вызвать милицию и взять какие-то показания, но почему он так подумал? Ах да, эта записка. Похоже, Митрич как раз собирался её передать кому-то... Господи, уж не ему ли?
Погружённый в мрачные предчувствия, Алексей быстрым шагом прошёл к выходу сквозь шеренгу таксистов, едва не хватавших его за руки. Другого транспорта, собственно, не было - время 4 часа ночи, ближайший экспресс через час. "Ждать или ехать? Ехать!" Вот подруливает "Волга". Нет, в первую машину нельзя. Алексея била нервная дрожь, он помнил устремлённый на него пристальный взгляд говорившего по мобильнику охранника. Заставил взять себя в руки. "Нельзя торопиться". Пропустив две машины, Алексей голоснул третью.
- Куда едем, командир?
Алексей назвал улицу в центре города, деньги заплатил вперёд. "Дорого, чёрт, но сейчас не до бережливости". "Жигуль" оторвался от бордюра и понесся в тихую июльскую ночь. Почему-то всплыла недавно прочитанная фразочка одного поэта-острослова: "В июле выдалось бесснежье".


Соратники

Гуревич и Болченко должны были встречать шефа в аэропорту. Они давно воспринимали любое распоряжение шефа как непреложность, которая не обсуждалась. И сейчас, рассекая ночь в пятом часу, даже не пытались сетовать на столь неурочное время. Значит, шефу надо срочно дать какие-то указания. Ехали на новой машине Гуревича. Надо было выехать чуть раньше, но ничего, к выходу пассажиров они уже будут возле дверей.
- Ты что-то уже знаешь, Бол?
- Точно нет, но у меня есть предположения, однако учти, что это как бы эксклюзив.
- Не меси, выкладывай.
- Сам понимаешь, я не могу тебе даже намекнуть на информанта. Кроме того, ты знаешь, что любые мои действия никак не должны навредить шефу.
- Не сипи, тебе говорят. Мы союзники, иначе я не прикрыл бы твой зад в той истории.
В этот миг их прервал зуммер мобильника. Звонил "Сапог", охранник шефа,
- Сергей Борисович, беда, у шефа инфаркт, только что погрузились на "скорую". Вы где?
- Ясь твою вась, не может быть!
- Я что, идиот?
- Подожди, дай сообразить. Мы сейчас приближаемся к повороту на аэропорт.
- Там и стойте, мы счас подъедем.
- Серёга, что случилось?
- Бол, это писец, у шефа кондратий. Сейчас увидим.
Буквально через минуту впереди обозначилась "скорая", десять секунд спустя она тормозила возле "Ауди" Гуревича.
- Чёрт, первый раз вижу шефа в таком состоянии. Док уверен, что это инфаркт? Надо бы попросить его сделать при нас стандартный тест. Во-первых, он должен…
- Заткнись! Давай лучше сообразим, что нам делать, док даёт нам тридцать секунд.
- Нужно ехать сзади и проследить, чтобы его приняли по высшему. Разумеется, ЦКБ. Надо договориться…
- Док, мы за вами, трогай!.. "Сапог" уже договорился с ЦКБ, сообразил. Охрана тоже будет, он вызвал подкрепление.
"Скорая" тронулась, но тут же тормознула, из неё вылез "Сапог".
- Сергей Борисыч, есть осложнение.
- Что такое?
"Сапог" показал записку, Гуревич забрал её себе.
- Её кто-то видел?
- Двое, что помогали тащить шефа. Я уже договорился, их отследят.
- Окей, нам нужны будут их фотографии, срочно. Бол, едем. Я не исключаю покушения. Слушай, почему начальник охраны, Харитоныч, не полетел с ним?
- А это как раз имеет касательство к тому, о чём я тебе собирался поведать.


Алексей

Ночь облепила и словно сжала все предметы, но светлеющее на востоке небо уже предвещало близость рассвета. Накрапывал тёплый дождик. Июль, вершина лета! "Дыши всей грудью, к чёрту страхи и огорчения, мир вечен и незыблем!" - Алексей глубоко вздохнул и оглянулся. Метрах в пятидесяти маячила пара фар.
- Шеф, давай чуть помедленнее.
Снова взгляд в заднее окно - фары тоже притормозили и висят в тех же пятидесяти метрах. "Так и есть, следят. Может, только для профилактики? Нет, не надо себя обманывать: происшествие оборачивается серьёзными последствиями. Что там было в бумаженции? "Санаторий, дерево". Если это действительно адресовано мне, то я догадываюсь, о каком месте идёт речь. А вот что меня ждёт в этом месте и стоит ли мне об этом узнавать - другой вопрос. Кстати, записку видел тот полноватый в джинсах - писатель. Я всё-таки вспомнил, где его видел - пару раз в одной из телепередач, куда его приглашали. Говорил оба раза интересно, поэтому запомнился, жаль, ничего из его книг не читал. Помнится, во второй передаче писатель рассуждал о судьбах российских интеллигентов, и мысль его одна запала, банальная, в общем-то, мысль, что называется, общее место, но всегда ждёшь, чтобы кто-нибудь вышел и сформулировал. Звучит примерно так: "Мы все как-то притихли и ждём, что с нами будут делать дальше, ожидая на зрительской трибуне исхода чужой игры. А ведь десять лет назад сами пытались выйти на сцену".
Теперь стало окончательно ясно, что его "пасут'', и надо было срочно что-то придумать. Надо сделать так, чтобы водила помог, но если ему признаться, мужик может просто испугаться - высадит где-нибудь у поста - и дёру.
- Знаешь, шеф, не получается у меня сегодня оторваться.
- Какие проблемы, командир?
- Да вот, понимаешь, жена с детьми на юге, думал расслабиться, да только хрен. Видишь "волжанку" сзади? Шурин, гад, выслеживает, моя его вчера по телефону накрутила, как пить дать. А он у неё, слышь, всю жизнь на положении подчинённого и так привык к этому состоянию, что любую её просьбу готов исполнить, а если она ещё слезу подпустит: мол, семья может рухнуть… Словом, Сеня взял под козырёк. Его это тачка, узнал на светофоре, хотя, змей, на расстоянии держится. Вот чёрт, а я как раз деньжат сэкономил, гуднуть хотел в приятной компании.
- Сочувствую, командир, оно всегда так выходит. Так что прежде, чем свободу терять, надо прикинуть, стоит ли фарт того.
Водила мельком оценивающе взглянул на Алексея. Лицо того было безмятежным, лишь губы сжались в лёгкой досаде. "Небось, прикидывает, не расколоть ли меня на тысчёнку-другую".
- Если хочешь, можем оторваться от твоего  шурина… - минут через пять осторожно процедил водила и помолчал. - Только придётся отстегнуть.
- О чём речь, договоримся.
- Но шурин-то знает, где ты живёшь.
- Знать-то знает, но я могу поехать на дачу, не попрётся же он туда проверять. Сегодня, кстати, выходной...
- Значит, так. Я тебя высаживаю возле одного ночного магазинчика, его только вчера открыли.
- Быстро ты его заприметил.
- Ага, профессиональный, можно сказать, интерес. Так вот, магазинчик сквозной, другая дверь выходит во двор. Ты даёшь мне штуку, идёшь в него, он такой с поворотом, за поворотом как раз винный отдел продолжается, выходишь во двор и ждёшь меня там со второй штукой. А я рву с места, будто ты уже со мной расплатился.
- Или будто ты меня решил кинуть. А в натуре-то не кинешь?
- Обижаешь, командир. Ты там в отделе можешь что-нибудь взять, а я буду во дворе через три минуты. Идёт?
- Лады, конспиратор, - рассмеялся Алексей. А у самого внутри похолодело: а вдруг у них намерения не только следить? Местечко будет весьма подходящим: пушку в спину и шепотком: "На выход". А на продавца только цыкнуть, он тут же всё забудет. Однако шанс надо было использовать, и Алексей решился.
Трюк с магазином прошёл "на ура", и вскоре они уже поворачивали в пустой переулок. Сзади никого не было. Алексей узнал одно место с проходным двором.
- А вот здесь я соскочу. У меня тут корешок, к которому в любое время можно, если с пузырём. Спасибо, старик!
- Удачно расслабиться, командир!
Через минуту "жигуль" растаял в предрассветном тумане. Секунд двадцать Алексей постоял. Никого. Быстро проскочил проходной двор. Снова никого. А теперь где-нибудь полчаса отсидеться. Однако местечко не слишком приятное, да ещё чемодан в руке. Нет, надо выбираться в самый центр. Уже заметно посветлело. Время, когда даже бандиты спят. Зябко. "Однако с чемоданом надо что-то решать. Неизвестно, какие силы они могут задействовать. Может, уже вся московская милиция ищет "опасного преступника" с его приметами, во всех гостиницах предупреждены портье, и все привокзальные девицы проинструктированы. Ну, это ты загнул, - у страха глаза велики. А с другой стороны, -  бережёного бог бережёт. Давай-ка посмотрим, чем можно пожертвовать".
В чемодане была кое-какая одежда с обувью, пара прочитанных книжек, станок  для бритья да зубная щётка с пастой да ещё бумажник. "Так, бумажник заберём, щётку с пастой, станок, зонтик, ещё, пожалуй, кроссовки, еще вот это; всё в большой пакет, а остальным можно пожертвовать", - немного поискав глазами, Алексей узрел мусорные баки и, приподняв крышку одного, запихнул туда саквояж. - Так-то легче".
Подумал немного, снял белый пиджак, рубашку, вынул чемодан, вытащил из него футболку с ветровкой, надел и снова запихнул чемодан вместе с пиджаком и рубашкой. "Ну вот, теперь я похож на дачника, можно подгребать к вокзалу, к первым электричкам, - пришла внезапная мысль. - Да, надо добраться до того места, и чем раньше я это сделаю, тем больше будет у меня шансов", - додумывать мысль до конца не хотелось, главное - начать что-то предпринимать, нельзя оставаться в пассивном состоянии.
Выскользнул, теперь уже налегке, в переулок, оглянулся. "Чёрт!" К помойке метнулся какой-то ранний бомж. "Видел, гад!" Но ничего уже не поделаешь, это первый прокол. "Если через него выйдут на мой след, значит, организация серьёзная. Увидим". Почему-то вспомнился виденный недавно по "ящику" сюжет о людях с подавленной памятью, над которыми ставился (в передаче намекалось - какими-то спецслужбами) медицинский эксперимент. Они становились бомжами и не помнили, откуда они, кто они, кто их родственники. Причём люди были вполне приличные. "Если мой бомж такой, то опасаться нечего. А вообще-то мнительность у тебя, Лёха, разыгралась до неприличия". С этой мыслью Алексей стал прикидывать, как добраться до Белорусского вокзала.


Полянкин (воскресенье, раннее утро)

Полянкин приехал домой на такси почти в пять и, едва раздевшись, упал на диван. "Жутко устал. Буду спать часов до двенадцати, на завтра, то есть, на сегодня, ничего не запланировано. Регина всё ещё в Испании, бывшая - с её нынешним, дети со стариками на даче. К ним поеду завтра, в понедельник, спокойно, без этой суетности выходного дня. Профессия, слава богу, допускает свободный режим. Есть, конечно, контракты с издательствами, и два-три визита на следующей неделе предстоят, но дни и часы ещё буду согласовывать. Когда у тебя есть имя, издатель всегда найдёт возможность пойти тебе на мелкие уступки. Но довольно. Спать, спать".
Однако сон не шёл. Полянкин, промаявшись до полного рассвета, всё-таки встал, принял душ, побрился, заварил себе кофе покрепче, откинулся в кресле и, сделав два обжигающих глотка, стал думать.
Итак, он свидетель. Свидетель чего? Была попытка этого "хорька" там, в казино, пырнуть ножом бородатого. И вот здесь, в самолёте, он тоже присутствовал при неожиданном ударе, постигшем бородача (он был среди подскочивших и - в этом не было сомнения - узнал Полянкина). Обращаться в органы Полянкнн не захотел. Его свидетельства, в общем-то, косвенные, в обоих случаях возможны другие толкования: случайное совпадение, мнительность творческого человека и т.п. Кроме того, одного свидетеля в принципе маловато. "Стоп, а как же охранники?" Тот, что двинул тогда "хорька" по морде, его наверняка запомнил. Впрочем, в самолете рядом с "Бородой" были другие парни. Нет, в любом случае в милицию он не пойдет, не те вре¬мена. Тогда Захаров? Старый сыскной волк подсказал бы правильную линию поведе¬ния, причём искренне, по-дружески. Днём надо будет позвонить. Одно, пожалуй, яс¬но: "хорёк" не пытался его в этот раз преследовать. Вообще, слежки не было, это Полянкин знал точно, потому что всё время смотрел в заднее стекло. А зачем следить? Человек он известный, по телевизору периодически показывают, найти ведь несложно. "Хорёк" такие передачи не смотрит? Значит, вместе с ним есть и такие, что смотрят, не один он, стало быть". Полянкин встал и налил себе ещё чашку.
"Хорошо бы найти кого-нибудь из очевидцев и сопоставить наши впечатления. Вдруг этот "хорёк" был возле бородатого во время рейса, - не очень уверенно подумал Полянкин.-  Мне бы тогда сообразить и подождать на выходе хотя бы того парня, что вместе со мной тащил бородача. Кого бы найти? Дело безнадёжное. Впрочем, давай думать. Помнишь тех, что сидели спереди справа и, кстати, совсем рядом с бородачом, даму со спутником? Дама была довольно привлекательная, и такое впечатление, что я её где-то видел, я и тогда ещё подумал. На какой-то бомондной тусовке. Постой, постой, ведь я был на её вернисаже прошлой весной в Питере. Гостил тогда у Пашули, а в предпоследний день затащил он меня на это действо. Собственно, художников там выставлялось несколько, человек пять, какое-то направление модное, сейчас не вспомню, я тогда начал обдумывать последнюю свою книгу, ходил сомнамбулой. Но её я вспоминаю. Она что-то такое умное говорила на банкете и так как-то масляно на меня поглядывала. Да, нас познакомили, назвалась она, вспоминаю, Дианой, без отчества, хотя и весьма бальзаковского возраста дама, но из тех, что нравятся мужикам, особенно формы хороши. Да, поговорить нам тогда не удалось, потому что появилась Регина (она была только с самолёта - и сразу на банкет - меня проверять) и утащила меня в бар, причём довольно бесцеремонно, было даже неловко. Ну вот, вроде бы, и всё, больше мы не виделись. Как же я не узнал её в самолете? Впрочем, видел её только сбоку и сзади, ко мне она не повернулась ни разу. Прямо светская львица, знающая себе цену. На банкете она мне показалась более доступной. Очевидно, тут дело в её спутнике: вероятно, серьёзные отношения. Может быть, очередной муж. Конечно, не первый, такие женщины на одном не задерживаются, всегда готовы к новому роману. Так, отлично, найти Диану не составит труда, через того же Пашулю".
Полянкин приободрился от ощущения, что можно что-то предпринять. Сидеть неподвижно в положении загнанной жертвы ("Ну, здесь я сгустил! ") было невыносимо.


Соратники (воскресенье, утро)

Фотографии доставили ещё рано утром. Гуревич и Болченко вошли в кабинет Заикина и остановились возле стола.
- По-моему, это Крагин, помните его? А второй - писатель Полянкин. Думаю, писатель нам пока не интересен.
Гуревич и Болченко взглянули на фото.
- Похоже, он, только с усами. Хотелось бы понять, случайно он там оказался или нет.
- Хочешь сказать, не работает ли он на конкурентов? Что скажешь, Болченко?
- Я не удивлюсь, если окажется, что господин Крагин оказывает некоторые услуги определённым структурам. Александр Дмитриевич совершил тогда ошибку, взяв его к нам. Я, между прочим, был против, его скрытность меня тогда насторожила.
- Брось, Кирюха, ты просто увидел в нём конкурента и тут же начал под него ковырять. Но до сих пор не пойму, чем же ты дожал тогда Митрича? Может, нетрадиционным методом, а?
- Ты за свои намёки, Гуревич, когда-нибудь поплатишься.
- Может, я хочу сделать тебе интересное предложение, ты как?
- Кончайте базар, мужики, не до шуток, надо что-то решать.
- У нас, насколько я понимаю, есть служба охраны, которая, в частности…
- Я сейчас не знаю, кому верить, мне не всё понятно по этой линии. Ситуация в Сочи выглядела с этой точки зрения непонятно. В общем, я потому и вызвал вас, что могу довериться только самым надёжным и старым нашим сотрудникам.
- Уж не хочешь ли ты сделать из нас детективов?
- На время придётся, Гуревич. Вам надо проследить за Крагиным и выяснить, можно ли его подозревать, и если да, то в чём конкретно? И самое, может быть, главное. Что вы думаете об этой записке, уж не ему ли она адресована?
- С чего ты взял?
- Когда-то они с Митричем вместе отдыхали, вот я и подумал…
- Где? - в два голоса отозвались Гуревич и Болченко. Заикин назвал одно из известных санаторных мест в Подмосковье.
- Значит, если он будет пробираться в те края, то это будет означать…
- Что он отреагировал на записку и попытается там что-то найти.
- Если эго так, то он уже сейчас знает, где искать. Есть смысл вытащить из него информацию уже сейчас, не дожидаясь, когда он туда поедет.
- Интересно, каким образом?
- Ну, есть мягкие, а есть жёсткие методы. С учётом того, что за ним могут стоять некоторые силы, с которыми не стоит вступать в конфронтацию, я предложил бы мягкие.
- А если записка адресована тем самым силам и уже дошла до них?
- Тем более нужны мягкие методы, чтобы попробовать это выяснить.
- Так ты, Бол, предлагаешь его купить? Есть у меня нехорошее подозрение, что он попытается сначала понять, что у него покупают, и соответственно назначить цену.
- Нет, купить – это слишком прямолинейно и может оказаться неэффективным, время потеряем. Я бы предложил подложить ему какую-нибудь "конфету"…
- Уж не себя ли? Но он, похоже, не с того куста.
- Скотина ты, Серёга!
- Ну-ну, молчу. Продолжай.
- Господа, бросьте эту вашу пикировку, надо дело делать! Излагайте, Кирилл Витальевич.
- Так вот, Михаил Андреевич, я вспомнил, что он с интересом поглядывал на Леночку Мерцалову, а она у нас с некоторых пор на крючке.
- У кого у нас и с каких таких пор, почему я не в курсе? Мерцалов – член правления нашего холдинга…
- Который последнее время ведёт слишком самостоятельную игру. Александру Дмитриевичу это не нравилось.
- Да, такого он не терпит, но откуда ты-то, Болченко, знаешь?
- Михаил Андреевич, сейчас это неважно, поверьте мне. Скажу только, что по поручению Александра Дмитриевича я предпринял определённые попытки по разработке Леночки.
- Вот, значит, как? Жаль, что я об этом не догадывался.
- Успокойся, Гуревич, ты не в её вкусе. И потом, ты же специализируешься на тех, что попроще, кого можно взять, так сказать, голыми руками.
- Я предпочитаю не руками действовать.
- Понятно, что и не головой.
- А вот здесь ты хамишь, Кирюха!
- Мужики, время дорого. Ну, что Леночка, какие у неё слабые места?
- Леночка наша травкой интересуется, и вообще, иногда позволяет себе богемные штучки. Одним словом, господа, у меня есть на неё небольшое, но достаточно эффективное досье.
- И как оно может сработать?
- Элементарно: если ей объяснить, что оно может попасть в руки её мужа…
- Понятно, потерять такой денежный мешок она никак не захочет. Что ж, попробуй, но почему ты думаешь, что Крагин клюнет? Ну подумаешь, заглядывался, так ведь её ножки нельзя было не заметить. Насколько я помню, Крагин всегда был образцовым семьянином и даже в помыслах…
- Ну, о помыслах может знать только ФСБ.
- Надо попробовать, Михаил, Бол дело предлагает.
- Ну, что ж… Возможно, потребуются расходные…
- Думаю, потребуются, но я пока обойдусь своими деньгами, счёт представлю потом.
- С обоснованием, Кирюха, и приложением квитанций.
- Да пошёл ты!
- Перестань, Гуревич! Только учти, Болченко, времени у нас в обрез. Она хоть в Москве сейчас?
- В Москве. Но слежку за Крагиным надо организовать немедленно.
- Этим займётся Гуревич. У тебя сейчас новая "Ауди", если не ошибаюсь?
- Ты хочешь, чтобы я по всяким закоулкам на "Ауди" ездил? Мне нужна какая-нибудь неприметная "шестёрочка".
- Я потому и спросил. Я тебе "семёрку" дам, у тестя в гараже пропадает, он на ней практически не ездил.


Алексей (воскресенье, утро)

Алексей сошёл с электрички на одной из станций, близких к Можайску. План его действий постепенно вызрел, но нужно было дождаться темноты. Недалеко отсюда была дача его друга, но он специально вышел на одну остановку позже, предполагая возможную слежку, и теперь шел обратно к Москве лесом, намереваясь навестить Володьку. Он успокоился, потому что стало ясно, что за ним сейчас никто не следит. "Да полно, не слишком ли я накрутил себя?" - подумалось Алексею.
Он вышел из леса на большое поле. Пространство раздалось вширь, развернув замысловатым узором разнообразные сочетания облаков, небосвода и земли: там тучи рукавами опирались на линию горизонта, словно пытаясь притянуть её к себе, там облака взгромоздились огромным сугробом и побежали навстречу, а посреди панорамы вдруг выросла синяя туча (Алексей впервые увидел такую) и через пять минут превратилась в обычную, серую. В воздухе чувствовалось напряжение - собирался дождь. Змеёй убегала вдаль грунтовка, то исчезая, то отблескивая белым. Заморосило. Алексей брёл через поле в направлении десятка разбросанных на его дальнем краю домишек, загребая ногами разбухающую от влаги густую траву. Дождь усиливался, и вот уже запузырились лужи в вытянутой колее, на которую, наконец, выбрался Алексей. Вдалеке сверкнуло, и через минуту протрещал негромкий, пока ещё пробный, гром. Однако, гроза надвигалась быстро. Ветер швырнул в лицо уже целый водяной вал, и бессильный против него зонтик осталось только закрыть за ненадобностью. Одежда Алексея вмиг насквозь промокла, облепила тело; стало зябко.
Домишки придвинулись, но до них оставалось ещё далеко. А гроза уже вовсю хлестала молниями, гром разрывал уши. Алексей вспомнил, о чём ему толковали в детстве (и что он ещё ни разу не делал), и распластался в мокрой траве.
Так прошло какое-то время, и гроза, рыча, играя всполохами, откатилась в сторону. Выглянуло солнце - и сразу стало припекать. На самом верху, чуть не над головой, раскинулась аркой радуга. Алексей встал и, повеселев, начал стаскивать с себя вымокшую насквозь одежду. Выжал, бросил тут же на траву, а рядом улёгся с сам, запрокинув руки за голову, лицом в небо. Ему стало хорошо и легко, и подумалось, как всегда, когда он оказывался на природе: вот она, настоящая жизнь, какой она изначально была дана человеку в единстве с прекрасным и вечным миром. И захотелось ему остановить это мгновение, длить его вечно.


Полянкин (воскресенье, позднее утро)

Полянкин задумался, а затем вывел в углу листа условное пока название:
"Легенда"
"Конь внезапно заржал и дёрнулся вбок. Ранко вцепился в его гриву и огромным усилием осадил. Те, что ехали сзади, тоже остановились, замерли. На другой стороне оврага раздалось ответное ржанье, и Ранко увидел, как сквозь кусты, наполовину скрытые туманом, рванул в сторону от них всадник. Нет, то была всадница. Лишь на несколько мгновений фигура её открылась в просвете между кустами, но Ранко успел разглядеть длинные чёрные волосы, перехваченные бечевой, голые по плечи руки, держащие лошадиную гриву, тунику, доходившую до щиколоток, и связку бус на шее. Всего на миг всадница оглянулась и встретилась глазами с Ранко.
Это была чудесная молодая девушка с чёрными бровями, прямым носом и маленьким полуоткрытым ртом. Между ними было около тридцати локтей, но Ранко своим острым и быстрым взглядом охотника успел рассмотреть и (с этого мига) навсегда запечатлеть в памяти её лицо. Девушка была не из их племени, значит, она была из племени торхов, их врагов, стычка с отрядом которых произошла утром и была неудачной для них: двенадцать воинов погибли, в то время как враги потеряли не более пяти. Ранко был сыном вождя, дозорный отряд находился под его руководством.
- А! - Ранко едва успел выкинуть руку и задеть копьё, пущенное рукой могучего Митко, ехавшего рядом. Копьё пролетело на расстоянии локтя выше головы всадницы и, вонзившись в сосну, звоном наполнило лес.
- Стойте! - приказал Ранко. Воины недовольно придержали рванувшихся было коней.
- Молодой вождь, ты поступаешь не по закону,  - заговорил самый старый воин из отряда Ранко, седоусый Сурко.
- Здесь слово за мной. Можешь обратиться к моему отцу, если хочешь оспорить моё право.
- Я так и сделаю, когда мы вернёмся к стоянке, - шум голосов поддержал Сурко.
"Отец поймёт меня", — подумал Ранко. Возвращались к стоянке молча, лица воинов были мрачны.
Столкновения между соседними племенами, оспаривающими обширную долину, протянувшуюся вдоль реки Стрыч с восхода на закат, регулярно происходили с тех самых пор, как сошёл последний снег. Самое крупное произошло десять ночей назад, в самый длинный день, в центре этой долины. С обеих сторон в нём участвовало до трёх сотен воинов. Бились до самых сумерек, то расходясь, то снова сходясь в бою. В топком верховье долины, где вязли кони, схватились врукопашную. Там, на болоте, Ранко был на волосок от смерти, но верный Митко спас его, бросившись на вражеского воина, уже опускавшего свой меч на голову Ранко.
А теперь Митко ехал рядом, молчаливый и недовольный. Конечно, они должны были попытаться либо убить, либо пленить девушку. Тем более, что судя по крупному красному камню в её бусах, девушка могла быть дочерью вождя. Но Ранко уже в тот миг понял, что будет искать встречи с ней, но только не как с пленницей. "Это моя судьба", - решил он.
Вечером у костра вождь, отец Ранко, выслушав Сурко, молча и долго смотрел в глаза сына. Наконец, он заговорил.
- Я понял, что мой сын хочет найти эту девушку. Он поступил верно, потому что она не может быть просто его добычей. Сердце сказало ему, что эта девушка должна принадлежать ему по-другому. Я прав, Ранко?
- Ты прав, отец.
- Так вот, пусть Ранко отправляется один на поиски этой девушки и либо погибнет, либо привезёт её в племя и сделает своей женой. С ним не будет никого, он должен это сделать в одиночку.
Да, мудрый отец всё правильно понял и правильно сделал. Племя одобрило его решение, и вот уже Ранко торопит своего коня на закат, приближаясь с дальней стороны к основной стоянке торхов. Ему пришлось потратить три дня, чтобы объехать огромное болото, но зато теперь он мог рассчитывать на то, чтобы незаметно приблизиться к стоянке.
Лана увидела Ранко на закате, когда верхушки деревьев окрасились розовым, а лес начал погружаться в сумерки. Она зачерпнула холодной воды из родника и поднесла её ко рту. В этот момент она и увидела вышедшего из-за дерева высокого юношу с длинными светлыми волосами и синими глазами – и сразу узнала, потому что уже несколько дней постоянно думала о нём и, закрыв глаза, мысленно видела это лицо, казавшееся ей прекрасным.
Она не сказала тогда отцу о встрече возле жёлтого оврага, к которому она ездила за тёплым солнечного цвета песком. Она хорошо слышала и видела лес, и всегда была готова к внезапной встрече, умела не выдать себя. Но в тот яркий жаркий день её мысли, казалось, оторвались от земли и улетели вместе с теми быстрыми и мягкими облаками, что плыли белыми бурунами в бездонной синеве. Она слишком поздно увидела тех всадников, несомненно, из племени их врагов. Впереди ехал этот юноша на вороном красавце-коне. Она едва успела унестись, почувствовав затылком летящее в неё копьё, но оно пролетело, к счастью, выше. Обычно с такого расстояния воины стерхов не промахиваются... И ещё она успела на миг обернуться и встретиться глазами с юношей. "Но почему они не пустились в погоню?"
И вот юноша из вражеского племени приближается к Лане, а она выпрямилась и глядит на него, не пытаясь ни бежать, ни выхватить кинжал.
Юноша подошёл, взял её за руку, и сказал:
- Я пришёл за тобой.
- Я ждала тебя, - ответила Лана, и они пошли к его коню.
- Стой, Лана! - на опушку выехал её отец, вождь торхов Ярл. - Я запрещаю тебе уходить с ним!
Трое всадников, что были с Ярлом, разделились: двое поскакали на перехват, третий вместе с вождём устремился прямо на Ранко и Лану. Внезапно Ранко выхватил короткое копьё и сильно и резко бросил его в Ярла. Копьё пронзило тому горло, и Ярл рухнул навзничь. Лана пронзительно вскрикнула, а всадники остановились как вкопанные. Ещё один взмах - и другое копьё так же пронзило горло воина, ехавшего с Ярлом.
- Ты моя, бежим! - Ранко в несколько бешеных скачков приблизился к коню Ярла и перебросил на него Лану. С застывшим от ужаса лицом Лана обернулась на мёртвого отца, но подчинилась Ранко, сдавила ногами бока коня и поскакала прочь - за новым властителем её судьбы. Те двое вскоре отстали.
Они долго молчали, не прикасаясь друг к другу.
- Куда мы так долго едем? - наконец спросила она на третий день.
- Мы должны уйти далеко от наших племён и начать новую жизнь вдвоём, одни. Я не хотел получить тебя как добычу в бою, я хотел завоевать твою любовь. И ещё. Тебе закрыта дорога в родное племя, значит, и я не могу вернуться в своё. Мы должны быть в этом равны. Я прошу, чтобы ты простила меня за смерть твоего отца: судьба не оставила мне выбора, но она же и соединила нас.
- Да, так было угодно духам судьбы, они водили твоей рукой. Я буду твоей женой. - Лана подошла к Ранко и положила руки на его плечи".

Полянкин закрыл тетрадь, распрямился и выбрался из-за стола. Замысел новой книги ещё не вполне раскрылся ему. Но интуитивно ясной была его связь с произошедшими событиями. Ему казалось, что они подчинялись какой-то глубоко скрытой пока от него логике.


Диана (воскресенье, середина дня)

Телефон зазвонил, когда Диана уже выходила из ванной. Не одевая халата, она поспешила в комнату, каким-то образом почувствовав важность для неё этого звонка. Телефон был настойчив, и Диана успела добежать.
- Алло, я вас слушаю.
- Здравствуйте, Диана Викторовна! Я - Полянкин Игорь Валентинович, нас знакомили в марте прошлого года в Питере.
Возникла пауза. "Уверен, что я его помню? Другой добавил бы: "Возможно, вы меня помните". А я действительно помню, как будто больше года ждала его звонка. Но почему только сейчас?" - мысли быстро пронеслись в голове Дианы. На том конце провода ждали.
- А почему вы думаете, что я и есть Диана Викторовна? Ведь вы мне, кажется, ни разу не звонили, а тогда в Питере мы не успели поговорить. Ваша подруга очень ревнива. Случайно, она не держит трубку на параллельном аппарате?
- Извините, я должен был сразу сказать. Я узнал ваш телефон у Павла Монастырского, вы его знаете.
- А почему он дал мой телефон без моего разрешения?
- Видите ли ... - Полянкин замялся. Пашуля действительно предлагал прежде спросить разрешения, но время было дорого. "Я улажу все неловкости, поверь, дело тут не совсем личное. В общем, потом объясню, сейчас не спрашивай", - настоял тогда Полянкин.
- Ладно, не будем выяснятъ, я это не серьёзно. На самом деле мне приятно, что вы позвонили.
Голос Дианы приобрёл мягкие интригующие интонации. Голос был ее оружием в борьбе за успех у мужчин, которой она придавала большое значение, даже не меньшее, чем творческим успехам. А может быть, и большее. Может быть, ее творчество тоже должно было способствовать этому успеху?
- Мы с вами летели на одном самолете.
- Вот как! Но я вас не видела.
- Я сидел чуть сзади и сбоку. А потом, когда оказывал помощь тому толстяку, находился к вам спиной.
- Так вы были одним из тех мужчин, что помогали вытаскивать эту тушу? Боже, какой неприятный эпизод - и в самом конце полета. Впрочем, что я? Человек ведь пострадал. Он ведь потерял сознание, что с ним?
- Вероятно, инфаркт. У меня есть к вам разговор, связанный как раз с этим эпизодом. Не хотелось бы по телефону. С другой стороны, вправе ли я?
- Я вижу, вас что-то тревожит. Конечно, я готова с вами встретиться. Давайте договоримся.
- Что, если сегодня вечером? Часов в семь.
- Идёт, но лучше попозже, часиков в девять, хорошо?
- Конечно, а каким временем вы будете располагать?
- О, об этом не беспокойтесь. Сегодня я свободная женщина.
Они договорились, что Полянкин будет ждать её на одном заметном месте в центре города, и они зайдут куда-нибудь посидеть-поговорить.
- Игорь… Могу я вас так называть?
- Да, конечно.
- А меня называйте просто Диана, без отчества. Игорь, давайте договоримся, что каждый платит за себя.
- Вы что, считаете меня голодающим студентом? Слава богу, у меня не так давно вышла книжка, и тираж неплохо расходится. Ни за что! Я вас приглашаю. А выбор заведения могу предложить вам.
- Ну что ж, будь по-вашему. До встречи!
- До встречи!
Диана положила трубку. Правильно ли она вела разговор, не поставила ли Игоря в неловкое положение? Он мог бы всерьёз обидеться, тогда это была бы непростительная ошибка. Ведь не известно, какие у него финансовые обстоятельства. И потом, она страшно не любила, когда мужчина, ограниченный в средствах, сидел как на иголках, с ужасом думая, хватит ли денег оплатить запросы спутницы. Но здесь, кажется, всё в порядке, возмутился он вполне искренне, так что можно будет предложить один интимный кабачок, недавно ею обнаруженный, он ведь предложил ей самой сделать выбор. Там дороговато, но зато обстановка весьма сближает. Усмехнувшись, Диана встала и подошла к большому зеркалу, разглядывая свою обнажённую фигуру. Да, взгляду есть, на чём остановиться. Но это, конечно, не сразу, он не из тех мужчин. Кроме того (по рассказам Светки, которая бывает с Полянкиным на одной тусовке) он слишком привязан к этой своей попрыгунье. Красивая стерва, ничего не скажешь, и наверняка бесподобна в постели.
"Господи, что это я? - проснулся в Диане внутренний голос. - А как же Виктор, у меня же с ним прекрасные отношения, я ведь действительно люблю его".
"Просто тебе захотелось одержать ещё одну маленькую победу, - откликнулся другой внутренний голос, - добавить перцу в твою пресноватую жизнь, вот и всё. А такие вещи, как верность, преданность до гроба и прочее - не для тебя, ты же прекрасно это знаешь, да и Виктор это знает. Тебе повезло, что иногда (но не часто, конечно!) он способен просто закрывать глаза на твои закидоны. Тебе действительно пора взбодриться. Достойный объект попадается не каждый день".
Диана довольно улыбнулась и стала думать, в чём она пойдёт на это свидание. "Не свидание, а деловая встреча. Вздор, какая там деловая встреча, просто человек нашёл подходящий и даже изящный предлог. А его волнение - другого рода, мы знаем, какого".


Полянкин

Положив трубку и поглядев несколько минут в окно, Полянкии открыл тетрадь и добавил к начатому тексту ещё несколько абзацев. Идея замысла начала смутно обозначаться.
"Прошло лето, и осень прошла, а зиме ещё долго предстояло сжимать своей ледяной лапой небольшую речушку, на берегу которой, на небольшом пригорке, окружённом с трёх сторон непроходимым лесом, устроил свою землянку Ранко. Посреди землянки в яме горел костёр, дым от которого выходил через отверстие в крыше. Он же вместе с двумя лучинами давал освещение тесному помещению. Для хранения мяса Ранко устроил яму, выложенную снизу большими глыбами льда. Сверху мясо прикрывали такие же глыбы да несколько пригнанных друг к другу брёвен, засыпанных ельником. Чтобы добраться до мяса, надо было изрядно потрудиться. Обложенное льдом, оно не распространяло запаха, да и подходы к хранилищу Ранко обезопасил капканами, о которых знала и Лана, но бёз Ранко она в ту сторону не ходила,
Сейчас Лана лежала на шкуре убитого ещё летом огромного бурого медведя, положив руку на свой округлившийся живот. Ребёнка они ожидали к сходу снега. Ранко сидел подле неё, неутомимо заостряя большой каменный топор, которым приходилось пользоваться ввиду отсутствия железного. Ему предстояло много работы по вырубке леса. Пока зима, надо срубить несколько больших деревьев, разрубить их на брёвна и на еловых лапах по снежному настилу сволочь к реке. Чуть ниже по течению реки можно будет устроить небольшую запруду. И, кроме того, нужно было выдолбить хороший чёлн. Так что работы было много.
Обо всём этом думал Ранко, когда внезапно услышал протяжные звуки, похожие на волчий вой. Но звуки издавали не волки, это Ранко знал точно. С самого раннего детства он мог различить любой звук леса, но эти звуки не принадлежали лесу. Их мог издавать только человек. Осторожно Ранко вылез из убежища - и сразу увидел его. Впрочем, человек не скрывался. Он стоял на другом берегу реки, сложив руки ладонями, и смотрел в сторону Ранко. Ранко вспомнил, что так делали шаманы из дальних племён, живших за большим озером. Вглядевшись, Ранко увидел, что человек был стар, и на груди у него, точно, висели шаманские амулеты. Шаман поднял руку в знак приветствия, Ранко ответил ему поднятием своей руки. Шаманы ходили одни, и Ранко не опасался внезапного нападения. Через некоторое время он уже угощал шамана мясом и мятным отваром в своей землянке".
Полянкин закрыл тетрадь и снова уставился в окно.



Лена (воскресенье, середина дня)

- Ленок, приветик!
- Аська, это ты? Как я рада тебя слышать, куда ты пропала?
- Я повторила прошлогодний маршрут на острова. Помнишь, где мы с тобой познакомились, солнышко?|
- Ещё бы, мы классно провели тогда время! Ну, рассказывай! Ты с кем ездила?
- Солнышко, я хочу тебя повидать и всё-всё тебе рассказать при встрече. Приезжай сегодня ко мне вечером, я одна.
- Котёнок, а это не опасно? Что-то голосок у тебя очень томный.
- Опасно, киска, но ты ведь любишь маленькие приятные опасности. Я хочу тебе показать один прелестный костюмчик, из тех, что тебе так нравятся.
- Киса, перестань, а то я не доживу до вечера. Приеду к тебе часиков в семь – восемь. Целую, пока!
Лена положила трубку, мечтательно подняла и согнула в колене свою роскошную длинную ногу, обтянутую чёрным капроном, ласково провела по ней пальчиками от ступни до бедра и улыбнулась. Из состояния мечтательной неги её вывел сигнал мобильника.
- Алло, Еленушка, здравствуй, красавица.
- Кирилл, ты? - Вот уж кого ей не хотелось сейчас слышать. От их свидания у неё осталось какое-то гадливое впечатление и ожидание чего-то неприятного, что непременно должно было произойти вследствие этой дурацкой встречи. Второй она избегала, как могла. Может быть, предчувствия стали оправдываться?
- Кирилл, мне сейчас некогда, я убегаю, нужно отвезти ребёнка к маме.
- Ты уже знаешь, что у нас произошло?
- Да, да, Эдуард мне рассказал, это ужасно, но разве некому будет взять бразды правления в руки?
- Например, твоему Эдику?
- А почему бы и нет? Слушай, ты ведь звонишь на сотовый, а его у меня вот-вот отключат, я ещё не проплатила очередной аванс.
- Ты сейчас где?
- Еду в машине. Хочешь, чтобы я врезалась в своем новом "Порше"? Эдик меня тогда убьёт, если я из него живой выберусь.
- Врёшь, ты сейчас сидишь дома, твой домашний был только что занят. Это во-первых. А во-вторых, Эдик тебя убьёт за другое.
- Что ты хочешь сказать?
- Ты действительно хочешь это узнать? Тогда удели мне полчасика, в том рыбном ресторанчике, надеюсь, ты понимаешь, о каком ресторанчике я говорю?
- Господи, ничего я не понимаю. На что ты всё намекаешь, какой рыбный ресторанчик?
- Где ты встречалась неделю назад с тем красавчиком Рубеном, а потом вы поехали в гостиницу, сказать, в какую?
- Мерзавец, ты что же, за мной следишь?
- Да, дорогая, и собрал довольно интересную информацию. Вот её мы и обсудим в том вышеупомянутом заведении. Тебе не стоит что-либо предпринимать, да ты без мужа ничего и не сможешь, но это не тот случай, когда ты могла бы к нему обратиться. Эта информация, Ленок, будет уничтожена в обмен на одну твою услугу.
- Господи, уж не хочешь ли ты, чтобы я что-нибудь украла у Эдика?
- Будет тебе, ты что так перепугалась? - Болченко рассмеялся. Его слегка фальшивый, неприятный смех невыносимо долго раздавался из трубки.
- Приезжай, обо всём поговорим. То, что ты сделаешь, напротив, может весьма усилить позиции твоего благоверного. Кроме того, может быть, ты даже получишь удовольствие от своей услуги. Даже наверняка получишь. И наконец. Компромат на тебя будет нейтрализован аналогичным компроматам на твоего мужа, которым я располагаю и которым расплачусь с тобой за твою услугу.
- Господи, час от часу не легче. У Эдика бабы? Говори!
- Не только бабы. Впрочем, до встречи. Итак, я жду тебя ровно через час в том самом ресторанчике. Придёшь?
- Приду. - Расстроенная, чуть не плача, Лена отключила сотовый и бросилась лицом в подушку, затем вскочила и в истерике бросилась в ванную. Лишь через четверть часа при помощи контрастного душа ей удалось прийти в себя.


Алексей (воскресенье, вечер)

Алексею пришлось немного поплутать, прежде чем он нашёл Володькину дачу. Подойдя к калитке, столкнулся с ним нос к носу. Вот это удача! Он не был уверен, что Володьку удастся застать.
- Володь, привет!
- Алексей, каким ветром? Здорово!
- Второй день холостую, свободен, А какие погоды! На рыбалку зазывал?
- Ты что, в самом деле? Это мы организуем без проблем. Давай, заходи!
- А вот и реквизиты рыбака. - Алексей достал из полиэтеленовой сумки бутылку водки и две банки шпрот. - Остальное, надеюсь, у тебя найдётся.
- Вот это правильно! Подожди, я сейчас мигом чего-нибудь горяченького сварганю, а завтра мы с тобой славную зорьку отстоим.
- Володь, я насчёт рыбалки не совсем всерьёз, я сейчас с нашей дачи возвращался, вот по пути захотелось навестить старого приятеля. Часа через три отбуду в Москву, на завтра есть дела.
- Ну, как знаешь, жалко. Ну заходи, чего топчешься, посидим-поболтаем.
- Да, давненько нам с тобой болтать не приходилось, я уж соскучился.
- Давай, давай, проходи. Слушай, пока я тут варганю, можешь на пруд сбегать, помнишь, где? Вода изумительная, я только что окунулся.
- С удовольствием. Я мигом.
Алексей вернулся через четверть часа.
- Ну как, полюбовался зорями, романтик? Как вода - класс?
На столе уже всё было - просто и со вкусом и ещё с особым холостяцким уютом, который умел создавать Володька. В центре, естественно, она, наша русская царица-матушка с красной этикеткой, вокруг неё, как водится, служки-закуски, и тоже всё наши, родимые: обе вскрытые банки шпрот, дымящаяся отварная картошка, блюдце с маслом, зелёный лук, салатец из огурчиков и помидорчиков, к нему чашка сметаны и выложенные аккуратно на тарелочку кружочки розовой копчёной колбаски, с краю - здоровенная тарелка с хлебом.
- Ты чего столько хлеба напахал?
- А ты когда-нибудь без хлеба что-то ел? Не первый год, кажется, знакомы,
- Я сейчас себя стал ограничивать и ем только чёрный. Худеть надо.
- Худей, а по мне, от еды надо удовольствие получать, а не только сытость.
- С каких это пор так рассуждаешь? Ты ж всегда был неприхотлив.
- Одно другое не исключает. Ну, давай сразу махнём, ты извини, я себе стакан побольше взял.
- Да знаю я твои привычки: на первом махе почувствовать, осознать, так сказать, желудком и головой, корочкой принюхать. За встречу!
Выпили первую, Алексей навалился на закуски, Володя поддел вилкой одну шпротинку, попросив разрешения, достал сигарету, затянулся, и, откинувшись на спинку видавшего виды стула, приготовился к разговору.
- Ешь, ешь, ты голодный. - Затянулся, помолчал. - Ты, Алексей, мне вот что растолкуй. Вот вроде бы демократия должна выталкивать на поверхность людей, озабоченных благом общества. Так?
- Ну, вроде бы. Я бы добавил, что демократия только позволяет обществу увидеть таких людей, если они вообще в нём есть.
- Согласен, но вот что хочу сказать, э-э-э, где они? Ну, были у нас лет десять назад Сахаров, Попов с Афанасьевым, ещё несколько, которых я называть не буду. - Володька явно нащупывал предмет для спора.
- Вероятно, прежде, чем думать о всеобщем благе, нужно решить все свои собственные проблемы. Возьми тех, кого ты назвал. Как личности они полностью состоялись, в своём деле достигли вершин и признания, семьи их были защищены и обеспечены, по крайней мере, безусловной поддержкой на Западе. При этом сами они могли испытывать житейские тяготы, физические страдания... но тылы их были защищены.
- В целом твоя мысль понятна. Ты хочешь сказать, что таких людей мало по оп¬ределению, что весь их запас исчерпан. Но всё же. Должны быть люди, действительно организующие процесс - и управляющие этим процессом. Если это не выдвиженцы общества, которых мы видим, знаем, то тогда… Я возвращаюсь к нашему последнему разговору: есть люди, которые изначально решают глобальные задачи. К демократии это, оговорюсь, отношения не имеет.
- Вспоминаю наш разговор. Люди, которые управляют, так сказать, человечеством? Каста тайных руководителей? Не знаю, скажу только то, что говорил и в прошлый раз: намёки на это какие-то есть, рассуждения, но конкретных и однозначных фактов, как я понимаю, нет - одни предположения.
- А прямых фактов и не может быть, только косвенные.
- Это предполагает слишком глубокую законспирированность членов твоей гипотетической касты. Но если она существует столетия, то странно, что никто из них не проговорился.
-  Может быть, проговорился, но тем, кто получил информацию, быстренько рот заткнули. Каста (лучше сказать - клика) способна быстро и эффективно реагировать на любую утечку. В ней всё продумано до мелочей - отлаженный столетиями механизм.
- Слушай, Володь, для таких разговоров надо времени побольше.
- Так оставайся, куда рвёшься, я сейчас схожу ещё пузырь возьму, а ты встанешь завтра утречком пораньше.
- Не, терпеть не могу ранние побудки, до одиннадцати я вообще не человек.
- Давай сейчас эту допьём - и "чайковского". Если будет возможность, я к тебе в следующую субботу нагряну. Вот тогда посидим, поговорим с толком.
- Конечно, приезжай, всегда тебе рад. Я здесь ещё две недели просижу, у меня отпуск. Я тебе такую рыбалку организую!
- Вот давай за это и выпьем на посошок.
Почаёвничав, поговорив о погодах-природах, Алексей стал собираться - уже темнело. Володя вызвался проводить до станции. Билет Алексей взял до Беговой, а вскоре показались в сгустившихся сумерках два жёлтых глаза электрички.
…Володя посмотрел вслед удаляющейся электричке и глубоко задумался, вбирая в себя запах летней сырой ночи. Осознав полностью своё душевное состояние, двинулся на огоньки пристанционной деревеньки. Рядом послышались голоса:
- Ну что, баб Мань, никак не дождёшься своего Василия?
- Никак, Петруня, не дождусь. Должно, так и помру.
- А ты что же, помирать собралась?
- Дак пора, мой-то уже, считай, восемь годиков, как на погосте прописался. А давеча мне снился, всё звал куды-то. Знамо дело, куды звал. В могилку, значить.
- Ну, ты эт погоди маленько. Поживи ещё годков пять. Твоему-то всё равно, сколь ждать, ещё подождать может. А годков через пять, может, и Василий твой освободится. Щас, знаешь, как: под амнистию могут выпустить.
- Нет, мово Ваську не выпустють. У его никаких таких заслуг нету, самый, что ни есть, забубённый, пропащий он.
- Ну, ежели по болезни, туберкулёз там…
- Господи, окстись, Петруня! Я уж лучше тады без его в могилку сойду.
Володя вышел из темноты, подошёл. Бабку эту он знал, подторговывала она водочкой, всегда про запас держала. В деревеньке не было магазина, и многие прибегали к её запасам, в том числе и Володя.
- Здорово, Парфёновна!
- И вы здравствуйте. Должно, за водочкой ко мне? Найду. Вам чекушку или поллитру?
Володя задумался. Будто вскипело что-то в груди. То ли грусть о скоротечной жизни, навеянная разговором старухи, то ли навеянные этим же разговором думы о своём непутёвом сыне, то ли ночь, непроглядная и безнадёжно-мокрая, то ли грязь расейская непролазная… Нет, чекушкой не обойтись!
- Давай, Парфёновна, поллитру.
Старуха вынесла бутылку, Володя расплатился. Назад он пошёл по дальней тропинке, через овраг и поле, вбирая запахи и запрокидывая голову вверх на открывшийся кусок чёрно-звёздного неба, и думы его переместились на то, что июльская ночь всё же чудо как хороша, что пока всё это есть, хочется жить. И так вдруг ему хорошо стало, что уж и водку пить расхотелось, и решил, что не будет пить её сегодня, а будет думать, как с ним часто бывало, о вопросах мироздания и глобальных проблемах.


Полянкин (воскресенье, вечер)

Полянкин думал о другом, Диана вовсе не занимала его мысли. "Стоит ли во всё это влезать? Ну, предположим, мои подозрения небеспочвенны, не плод плохого настроения и невнятных страхов, предположим, я получу какие-то подтверждения. Диана - художница, женщина наблюдательная. Так вот, что дальше-то делать? Ну, хорошо, посоветуют мне не влезать в это дело, ведь я не сомневаюсь, что совет будет именно таким, быть может, затем он мне и нужен - чтобы подкрепить, обосновать собственное малодушие. Решение принимать мне одному - вот что я должен осознать. То, что здесь криминал, я внутренне не сомневаюсь. Видимо, идёт какая-то борьба, и в этой борьбе появилась очередная (или первая?) жертва. Борьба жестокая, ненужные свидетели будут устраняться. Очевидно, сделать вид, что я ничего не понял, не удастся. Если от меня не последует каких-либо действий, то заинтересованные лица могут истолковать это как жест моего гарантированного молчания. Это даёт шанс, что меня не тронут. Но будет ли уверенность у меня самого, что в какой-то момент кто-то из них не примет решение о моём устранении - на всякий случай, ведь я всё-таки писатель, публицист, вдруг мне захочется когда-нибудь об этом взять - и написать. Да и любой человек может годами хранить молчание, а в самый ненужный момент вдруг заговорить. Это одно. А второе ещё сложнее. Придётся жить с ощущением своего подленького малодушия. Кто знает, сколько ещё жертв в их списках, сколько людей живут сейчас в ожидании исполнения своего приговора, о котором они могут ничего и не знать или только догадываться. А их близкие, которым суждено вскоре пережить потерю? И третье. Доколе? Доколе мы все, как убойная скотина, будем жить, молча и покорно ожидая, что с нами будут делать завтра, послезавтра и молить бога, что всё как-нибудь уладится, утрясётся, образуется, и нам нужно только дождаться, дожить, сохраниться? "
Полянкин откинулся в кресле, закрыл глаза и так сидел несколько минут, ни о чём не думая. Затем заставил себя встать, подошёл к шкафу, налил себе немного коньяка, выпил и опять сел в кресло. Остаётся, пожалуй, один выход. Пока ещё остаётся. "Соберу побольше информации и напишу статью. Есть ещё пара газет, где её смогут опубликовать. Это будет и самозащита и предупреждение тем, приговорённым.
Свободная пресса, пока ещё свободная, хоть отчасти свободная - вот единственное, что мне поможет. Но ждать нельзя. Опередить, а их бдительность усыпить. И никого не подставить. Вот, вкратце, план действий, и к чёрту советчиков, решаю сам".
…Часом позже Полянкин  и Диана встретились в условленном месте. Теперь они сидели в ресторанчике, который так понравился Диане.
- Да, я обратила внимание на этого маленького неприятного субъекта, но он подошёл позже, когда Пронин (я ведь его знаю) уже лежал, и его пытались вытащить, в том числе и вы. Вы думаете, это покушение, а маленький субъект - исполнитель? Хотите меня привлечь в качестве свидетельницы? Должна вам сказать, уважаемый Игорь Валентинович, что на меня в этом качестве рассчитывать не нужно.
- Ну что вы, Диана Викторовна! Даю вам слово, что никоим образом даже не упомяну о вас. Но меня этот случай задел гораздо больше, чем вас. Я в некотором роде стал дважды свидетелем. Впрочем, не буду вас посвящать, возможно, это мои фантазии, и я вскоре в них разберусь. А вот уж поскольку вы оказались знакомы с Прониным (я правильно назвал фамилию?), - расскажите мне о нём, пожалуйста.
- Всё, что знаю?
- Если вас это не затруднит.
- Ну, это меня не затруднит, тем более, что и рассказывать особенно не о чем.
Диана поведала то немногое, что знала: Пронин финансист, кажется, банкир, принимает определённое участие в деятельности нескольких фондов, в том числе художественного, на помощь которого она рассчитывала и по этому поводу имела короткий разговор с Прониным на фуршете. К сожалению, теперь, видимо, её надеждам не суждено сбыться, а они тогда появились: Пронин проявил заинтересованность и приглашал к нему как-нибудь заехать - "Да вот его визитка". Вроде бы он занимается и политикой. Во всяком случае, возле него она заметила двух-трёх известных политтусовщиков. Вот и всё.
- Спасибо, Диана Викторовна, могу ли я переписать телефоны с визитки?
- Пожалуйста. Да забирайте её. Если вдруг Пронин оживёт, (а такое возможно, ведь он только в коме?), и мне захочется ему позвонить, я позвоню прежде вам, ведь вы не против?
- Ну что вы, Диана Викторовна.
- Давайте просто Диана, ведь мы об этом уже договаривались, помните?
- Хорошо, а я просто Игорь. Я помнил, но мне было как-то неловко.
- Игорь, может быть, нам пора выпить за знакомство, ведь первое (в Питере) - не в счёт?
- Согласен, за знакомство, пусть и по столь неприятным обстоятельствам.
Выпили шампанского. Повисла пауза, её нарушила Диана.
- Эти обстоятельства вас очень тяготят, Игорь? А если попробовать от них отвлечься на сегодняшний вечер?.. В этом вечере есть своя музыка, вам не кажется? Этот мелкий тёплый дождик, дом с мезонином напротив - отголосок ушедшей эпохи… Я так люблю это место.
- Вы говорите языком художника.
- Да, мне когда-то хотелось написать этот уголок Москвы, я тогда неожиданно увлеклась пейзажем.
Разговор не очень складывался, и было видно, что Полянкин поддерживает тему больше из вежливости. Диана почувствовала облегчение, когда он, наконец, догадался пригласить её на танец. Они медленно вращались в пространстве, ограниченном невысокой эстрадой и столиками, излишне громкая музыка не давала возможности продолжить разговор, и это было кстати. Молчали, приглядываясь друг к другу, но всё ещё избегая смотреть в глаза. Вот он привлёк её ближе к себе, и она не отстранилась
Это действовало на мужчин всегда безотказно: почувствовав её большую грудь, Полянкин почти мгновенно преобразился, словно через него прошёл ток. Он взглянул ей в глаза и сделал попытку коснуться губами её щеки.
"Ну нет, на простую и лёгкую победу тебе не стоит рассчитывать". Едва заметно Диана отстранилась, посмотрела ему в глаза и рассмеялась.
- Игорь Валентинович немного повеселел?
Он улыбнулся.
- В самом деле. А не выпить ли нам ещё? И, кстати, почему "Игорь Валентинович"?
Они оба почувствовали, что какая-то преграда между ними исчезла (хотя остались другие), им стало легко и свободно. Теперь уже Полянкин взял нить разговора в свои руки.
- Диана, знаете, о чём я думал последние дни? Вам не приходилось замечать, что люди, желая того осознанно или чисто инстинктивно, сооружают для себя в жизни некие декорации? Ну вот, например, если взять женщину, для неё такой декорацией может быть её муж, точнее, положение мужа, его успехи на том или ином поприще. И вот жена какого-нибудь крупного начальника или, скажем, олигарха, со временем не мыслит себя иначе, как женой начальника, и всех своих знакомых, родственников приучает смотреть на себя именно как на жену начальника, она тем самым приобретает какой-то ореол, что ли, атрибут…
Полянкин замолчал, как бы раздумывая, стоит ли продолжать.
- Игорь, говорите, пожалуйста, я хочу послушать вашу мысль.
- Так вот. Бывает, что люди строят декорации из своих детей, особенно, если у ребёнка вдруг в детстве обнаруживается какая-то способность или даже талант. У меня вертится какой-то вопрос, недопонимание, которое я затрудняюсь правильно сформулировать. Может быть, так: хорошо это или плохо, когда мы воспринимаем людей через их декорации или, если угодно, маски? А что будет, если человек лишится своей маски? Конечно, какая-то маска-декорация останется: "жена бывшего большого начальника"… Нет, даже не это. Я, признаюсь вам, Диана, думал о личном, о своей матери. Мне тяжело всегда было сознавать, что она скрывается в своей декорации от меня, своего сына, что есть какая-то правда, которую она никогда мне не раскроет.
- И это разделяет вас, удаляет друг от друга?
- Да, в наших отношениях мало искренности… Но довольно, давайте выпьем по бокалу.
- За понимание, которого нам так не хватает?
- Именно. И пойдём гулять. Или вы спешите? Да, ведь вас ждёт дома муж, это я тут холостую.
Диана рассмеялась.
- Муж, как в анекдоте, в командировке. Но это не намёк. А прогуляюсь я с вами, Игорь, с удовольствием.
Они вышли на улицу. Город неторопливо погружался в летние дождливые сумерки. Не так давно отгремела и откатилась гроза, оставив на память о себе большие лужи и тёплый моросящий дождик.
- Какой замечательный воздух! - Диана раскрыла зонтик, взяла Полянкина под руку и сделала шаг со ступеньки на мокрый тротуар.


Алексей (воскресенье, ночь)

Двери разошлись в стороны, и Алексей шагнул в черноту. Отпрянул к перилам, подождал, пока не скрылась электричка и последний сошедший с неё пассажир не оставил платформу. "Вроде тихо, да и откуда здесь взяться преследователям, они там ждут, возле санатория. Теперь к делу. План принят, и действовать нужно быстро". Соскочил с платформы, и, отделившись от тропы, неслышно юркнул в лес. "Чёрт, а как же не сбиться с пути, ни звёзд на небе, ни компаса, тьма кромешная, а пробираться к реке нужно через лес. Сделаю так. Пру всё время прямо, перпендикулярно платформе, препятствия обхожу по схеме: два шага влево, два прямо, два вправо, сквозь кусты продираюсь напролом. К реке должен выйти, до неё километра два, а поворотов она здесь не делает".
Отклониться, однако, пришлось, но часа через полтора выбрался-таки Алексей на берег реки: сначала лес оборвался, потом почувствовал её дыхание, а уже затем услышал её негромкий шелест. Несмотря на сырость, ночь была тёплой, какой бывают в Подмосковье ночи только на самом пика лета. Разделся, сложил вещи в большой полиэтиленовый пакет с тремя вложенными пустыми двухлитровыми пластиковыми бутылками (для плавучести), шагнул в воду и поплыл, выставив вперёд руки с пакетом и по-лягушачьи отталкиваясь ногами.
Река легонько подхватила и понесла его. Переждав первую минуту холода, Алексей обвыкся, выправил на стремнину. Большими тенями-глыбами зависли два высоких берега. В просвете туч показалась мертвенно-бледная луна и залила поверхность реки белёсыми бликами. "Некстати она", - подумалось Алексею. Но раскрывшийся мир заворожил, и нахлынули воспоминания.  Ведь эти места связаны с его детством и юностью. Вон тот пригорок и бегущая с него тропинка. Сколько раз касались её поверхности подошвы его детских сандалий… А вот здесь, под тропинкой, был "лягушатник" - деревянный такой загончик в воде с прогнившими досками; но сейчас его нет. А где-то здесь должны быть родники.
Всё - родные места скрылись за поворотом реки, течение проволокло Алексея животом по водорослям на мелководье ("здесь был брод" - мелькнуло), и уже надвинулся пешеходный мостик - и остался позади, "А сейчас - внимание, скоро будет нужный мне берег, перед ним река делает изгиб, не пропустить бы его, выйти нужно до поворота. Ну, кажется, он. Теперь - ближе к берегу - и тихо: не дай бог, заметят. Хорошо, луна вовремя скрылась в тучах. Сейчас это кстати. Пора прибиваться".
Алексей зацепил рукой за нависшую ветку старой ивы, перебирая, подтянулся к берегу, огляделся, прислушался и, ничего подозрительного не услышав и не увидев, быстро вылез, вытерся тёмным полотенцем, одел всё сухое, сверху - предусмотрительно взятый тёплый свитер: надо согреться.
Дерево он нашёл быстро. Удачно придумано: это дерево — не какой-то кряжистый дуб на одиноком утёсе. Об этом дереве мог догадаться только он: именно в него тогда, зимой, он въехал на лыжах и набил себе огромную шишку. Со стороны его наезд выглядел весьма забавно: перед тем, как врезаться, какое-то мгновение он балансировал на одной правой лыжине. Митрич тогда вволю отсмеялся, но помог, скрепя сердце ("Последняя бутылка!"), сделать водочный компресс. На следующий день они опять побывали тут, но в этот раз Алексей демонстративно  изящно объехал роковое (как сейчас выяснилось) препятствие.
"Что же получается? Встреча наша в самолёте была случайной (десять против одного!), а место, которое он мне подсказал в записке, было выбрано заранее. Что-то здесь не сходится. Если, конечно, в дереве что-то есть. А может, это как прощальный привет: мол, и я угодил в своё дерево? Да нет, сентиментальность и Митрич - две вещи несовместные. Ладно, додумаю после, а сейчас обследую дерево".


Соратники

- Алло, это восьмой. Я вместе с седьмым на берегу. Мы только что его засекли.
- Где он?
- В пятидесяти метрах от нас. Он возле какого-то дерева.
- Посмотрите, не достанет ли он что-нибудь из дерева.
- Если нет?
- Тогда схватить и развязать ему язык. Как - это ваше дело, но он должен сказать, где и что он собирался найти.
- А если он что-нибудь вытащит?
- Отобрать и…
- И что?
- Объект ликвидировать, но чтобы никаких следов.
- Понятно. Действуем.
Гуревич поперхнулся чаем из термоса.
- Ты что, Бол, офигел? Ты его приказал убить?
- Спокойно, Серёженька, идёт большая игра, в которую наш приятель так неудачно для себя попал. Мы не можем рисковать. А вдруг там два экземпляра, например, две кассеты, и одну он успеет зашвырнуть куда-нибудь в кусты, а затем вернётся? Ты уверен в добросовестности этих "номеров", как их там - "седьмой" и "восьмой"?
- Ну ты и подонок, Бол! Я знал, что ты тварь, но не знал, что такая. Решил, значит, вот так свести с ним старые счёты? Долго же в тебе сидит ненависть. Не можешь ему простить, что он раскусил тебя, гнилая фальшивка?
- Ну, ты не очень-то. Я бы советовал тебе выбирать выражения.
- Советуй выбирать своей заднице. Давай, звони, отменяй приказ на ликвидацию.
- Уже поздно, они были в пятидесяти метрах от него.
- Ах ты, гад! Всё равно звони!
- Да успокойся ты. Сейчас.


Алексей

В середине ствола на небольшой высоте оказалось глубокое дупло. Потыкав туда подобранной палкой, Алексей нащупал какой-то предмет. Залез по локоть рукой - так и есть – завёрнутая в целлофан кассета. Сунул её за футболку, к телу, и тут не увидел даже, а почувствовал, как от ближнего куста что-то отделилось. Маши¬нально выбросил руку с палкой в ту сторону, и в тот же миг тишину нарушил человеческий вскрик: палка угодила прямиком в вынырнувшее из темноты лицо. Лицо отпрянуло в сторону. По какому-то наитию, не оборачиваясь, Алексей ткнул палкой со всей силы назад. Раздался ещё один сдержанный вскрик, и согнутая пополам массивная тень дёрнулась к его ногам. Алексей отскочил, выпустив палку, поскользнулся и заскользил вниз по мокрому откосу.
"Стреляй!" – прохрипел голос, и в то же мгновение две пули чиркнули у его плеча и головы. Звука выстрела не было слышно: очевидно, стреляли из пистолета с глушителем. "К реке!" - дернулась мысль. Алексей метнулся в сторону, за куст, там вскочил и в три неистовых прыжка был уже у воды. Толчок ногами - и головой вперёд в воду. Обожгло локоть. Уже в воде почувствовал приступ небывалого, цепенящего страха.


Соратники

- Алло, восьмой? Что?!
- Что там?
- Вот скотина, он ушёл! Прыгнул в воду, они сейчас пытаются его засечь. Лядь, вот если он уйдёт, будет нам с тобой нехило.


Алексей

Как ни понимал Алексей рискованность своей затеи, но такого поворота никак не ожидал. Его даже не пытались просто догнать, а сразу убивали! "Взять себя в руки!" — приказал себе Алексей и до боли прикусил губу. Подействовало – обрёл способность двигаться. Развернувшись под водой, в несколько рывков продвинулся против течения. Когда уже тело разрывалось от желания глотнуть воздуха, выдернул голову из воды, судорожно вздохнул и снова ушёл в глубину. Ещё несколько рывков – и снова вдох. Проделав так раз пять, Алексей вынырнул и чудовищным усилием воли заставил себя удержать голову над водой и оценить обстановку. А так хотелось нырнуть и спрятаться где-нибудь на дне! В этот миг луна вырвалась из туч и осветила два силуэта на берегу. Один ушёл вниз по течению и всматривался в реку метрах в тридцати от Алексея, другой был ближе, метрах в пятнадцати и тоже всматривался в реку. Ясно, они не ожидали, что Алексей рванёт вверх по течению. Они его не видят, значит, есть шанс уйти! Воодушевившись успехом, Алексей таким же макаром отплыл ещё метров на пятнадцать, благо течение возле правого берега было несильным. Вынырнул, отдышался, опять всмотрелся. Он находился метрах в трёх от правого, высокого здесь, берега. Ситуация была дрянь. Тот, что был дальше, быстро двигался навстречу. Очевидно, понял манёвр Алексея, второй переплывал реку и был где-то на середине, метрах в двадцати ниже по течению. Необходимо было быстро принять решение, цена которому - жизнь.
И Алексей его принял, и оно оказалось правильным. Он поплыл на другой берег. Тот, что шёл по берегу, его всё-таки увидел и открыл огонь, но луна то появлялась, то исчезала, к тому же Алексей плыл брассом с длинными проныриваниями, и шансов попасть в него было у стрелка немного. Второй услышал крики первого, но плыл там, где течение было сильнее, и, вероятно, плавал не лучше Алексея. В общем, Алексей выбрался на берег всего на несколько секунд позже второго. Под конец пришлось сделать несколько быстрых, неистовых, на пределе сил гребков. На берег - и сразу в спасительный лес, вверх по склону. Найти здесь практически невозможно: снова пошёл дождь, подул сильный ветер. Да не просто дождь. Налетела гроза! Вот это вовремя! Природа как будто решила спасти Алексея. "Лес, дорогой, защити!" - заклинал Алексей, напрягая уходящие силы.
Он шёл до самого рассвета, отходя всё дальше и дальше от реки. К утру вышел к знакомому шоссе, недолго передохнул и потом целый день пробирался вдоль него к Звенигороду, к которому вышел уже под вечер. Теперь стало необходимым определиться, как незаметнее пробраться в Москву. "Ясно, что здесь меня могут ждать. Как знать, может, я уже в розыске, и вся подмосковная милиция рассматривает мою фотографию. Похоже, я всё-таки попал в очень скверную историю".


Соратники (ночь с воскресенья на понедельник)

Экстренное совещание в кабинете Заикина проходило в три часа ночи. Заикин был взъерошен и (чего никогда не бывало) без галстука.
- Так, оценим обстановку. Наш расчёт был верен, он пришёл туда, где мы его ждали, и мы знаем, что он что-то взял из тайника. Это плюс. Мы его упустили буквально из рук, обидно. Это минус.
- Болченко отдал приказ этим гориллам убить его! Ты понимаешь, во что мы можем вляпаться?
- Молчать!! А ты думал остаться чистеньким, грести денежки чистенькими ручонками?! В этих играх рано или поздно приходится замараться, ты понял? Что, хочешь выйти из игры, не поздно ли?
- Нет, конечно, я в игре, но можно ведь было обойтись без этого, давно ли мы разрабатывали, вообще, мягкий план?
- С подсадной девчонкой? Мы только не учли, стратеги хреновы, что прежде, чем подкладывать, неплохо бы сначала его найти. А он оказался предусмотрительнее, чем мы думали, даже домой не сунулся.
- Но там-то можно было его просто схватить, и он был бы в наших руках.
- Да некогда, всё уже завертелось, надо действовать быстро и радикально. Сегодня, то есть, уже вчера, был наезд сразу на три офиса подконтрольных нам структур. Кто-то, скорее всего тот, кто всё это затеял, решил застать нас врасплох. Это настоящая война, только я пока не знаю, с кем.
- А что они хотели?
- Документики хотели разные посмотреть, и немало в этом преуспели, кое-что важное им удалось сцапать. Кстати, надо бы предупредить другие наши структуры. - Заикин на минуту замолчал, прошёлся из угла в угол. - Нам просто позарез нужны эти материалы, чувствую, что они играют здесь ключевую роль. Но почему Митрич не передал их нам, мне, например, или Купцу? Зачем привлекать постороннего человека?
- Ну, во-первых, он не совсем посторонний.
- Да брось ты, наверняка Митрич случайно встретил его в самолёте.
- Я тоже так думаю. Я размышлял над этим, и ответ у меня один. Митрич узнал, что среди нас есть ять продажная, но не узнал, кто. А документы такие, что они вполне могут попасть туда, куда надо Митричу, с помощью Крагина.
- А почему Крагин это сможет сделать, почему Митрич решил, что он вообще что-то будет делать?
- Я думаю, Митрич делал расчёт на его порядочность.
- Чего? - Наконец подал голос Болченко.
- Раскрыл, наконец, пасть? Да, Кирюха, есть такое понятие, тебе не очень знакомое. Может, вспомнишь? В школе проходили.
- Я знаешь, когда в школе учился?
- Ну конечно, ты же с тех пор два института закончил, а в институтах это уже не проходят.
- Брось, Гуревич, не до ваших разборок. Думаю, ты прав. Но кто это может быть? У нас должны быть хоть какие-то намёки, давай вспомним.
- Не напрягайся, давай лучше думать, что нам сейчас делать. Если, конечно, эта ять не среди нас сейчас находится. - Гуревич выразительно посмотрел на Болченко. - Не здесь ли причина твоей кровожадности, Бол? Может, там была всего лишь записочка, два слова, и Крагин эти два слова теперь знает.
- Это всё твои злобные домыслы, Гуревич. Ты ведь знаешь, что такое презумпция невиновности, если…
- Да уж не то же, что презумпция невинности.
- Заткнитесь оба!
Минута прошла в тишине, Заикин сидел неподвижно, упираясь взглядом в какую-то точку на стене. Наконец, он шевельнулся, протянул руку под стол, нажал "вызов". Немедленно в комнату вошёл начальник службы охраны с двумя крепкими парнями. Все трое были вооружены.
- Взять его! - Заикин кивнул на Болченко.
- Михаил, ты что, всерьез отнёсся к этим бредням?
- Пусть несколько дней посидит в подвале, обыскать его. Потом выясним. Жене сбросьте эсэмэску, что срочно уехал в командировку, на неделю. Если позвонит, мы подтвердим, скажем, что командировка экстренная и суперконфеденциальная, поэтому звонить домой он не будет.
Болченко подавленно замолчал. Через минуту в комнате остались двое.
- Ты прав, Гуревич, оставлять его сейчас в деле опасно. Предателем может быть он… А может, и ты!
- Или ты.
- Да, или я. Но так мы не продвинемся ни на шаг. Что предлагаешь?
- Сколько людей мы можем задействовать?
- Достаточно. Наши связи нам позволяют.
- Сотрудничество с силовиками будет?
- Не сомневайся.
- Тогда предлагаю действовать по-простому. Крагин будет пробираться сразу в Москву, хотя бы потому, что в ней гораздо легче раствориться, чем в том же Можайске. Следовательно: перекрыть выход на электрички. Для этого выслать по три-четыре человека на ближайшие пять станций, нет, для верности - на все станции Можайского направления. Дать его фотографию, это само собой. Дальше: перекрыть магистрали, прежде всего, Минку и Можайку, по направлению к Москве, с этой целью посадить людей на всех постах ГАИ. Десятка по два человек - на Беговую и Белорусский вокзал. Итого, человек двести. Через два часа пойдёт первая электричка. Реально?
- Реально, есть спецотряд немедленного реагирования, всегда под ружьём. Выйди пока, я с ними свяжусь. Это сверхсекретная группа на самый экстренный случай. Фото у нас есть?
- Разумеется, ещё в воскресенье нашли.
- Ах да, конечно. Жди в секретарской, позову.
Гуревич вышел в секретарскую комнату и жадно закурил.


Партнёры (понедельник, ближе к вечеру)

Фирма "Спарта" входила в группу Пронина как в большой степени независимая единица. Собственно, о вхождении знали только три человека; для остальных эти трое представлялись как хозяева и руководители, но фактически они были номинальными хозяевами. "Спарта" занималась в своё время биржевыми операциями, теперь же была встроена как некое передаточное звено в рекламный бизнес.
Весть о несчастье застала Фила, Геру и Влада (они и составляли ту троицу) врасплох. Фил и Гера сидели в просторном кабинете Фила с большими кожаными диванами и креслами и потягивали пиво в ожидании Влада.
- Слушай, Гер, а ведь это абзац. Нам скоро отдавать кредит, я собирался завтра идти к Митричу, а тут такое. Полный абзац!
- Как думаешь, кто возьмёт дело в руки?
- Ну, об этом мы можем только гадать. Надо поговорить с Иванычем, он может быть в курсе.
- Иваныч, блин, может и не быть в курсе, его задача – мэрия.
- Не только, Думой отчасти он тоже занимается.
- Партийные контакты?
- Ну.
- Хочешь сказать, по этой причине он регулярно в контакте с Гришей, а Гриша, как известно, Митричев кореш.
- Ничего я не хочу сказать, соображай сам. Мне сейчас, честно говоря, всё по волне.
- Что так, с Мартой нелады? Ну, молчи, молчи. О кредите ты, между прочим, первый вспомнил.
- Ладно, не трясись, пролонгируем, впервой, что ли? Кроме Митрича в нас, сам знаешь, и другие людишки заинтересованы.
В комнату вошла Марта, высокая стройная девушка с длинными волосами. Красиво очерченный рот трогала полуулыбка, мягкие серые глаза были слегка прищурены. Она была хороша, и появление её внесло в комнату неуловимое ощущение свежести, словно в душной комнате открыли форточку. Чудесным грудным голосом, чуть нараспев, Марта произнесла:
- Ну что, неутомимые, остаётесь здесь ночевать? Вижу, мне придётся одной добираться… - Она посмотрела на Фила.
- Судя по вашим кислым лицам, что-то произошло, чего я пока не знаю. Может быть, просветите?
- Потом, Марта, не сейчас. Ты обожди меня, полистай там журнальчик, я принёс.
Марта грациозно удалилась, и возникаю ощущение внезапной пустоты. Но тут, наконец, появился Влад.
- Представляешь, Фил, набили в платёжку не те реквизиты, будут перебивать. Дурака, гады, валяют, тянут. - Влад плюхнулся в кресло.
- Само собой, - слабо отозвался Фил. Они сейчас думают, платить или нет. Ты ведь ещё не знаешь?
- Ты о чём?
- Митрича хватил кондратий, сейчас он в коме, лежит в ЦКБ, типа обширный инфаркт, прогнозы хреновые.
- Полный абзац! Постой, он же здоров как бык. Когда и где это случилось?
- В самолёте после посадки. Летел из Сочи, с этого грёванного фестиваля. Думаю, у него там была какая-то "стрелка".
- И что, он после неё так расстроился?
- Говорили, что нет. Вёл себя, как обычно: квасил, балагурил.
- Тогда, может, его "того"?
- Могли, желающих хватает. Но у него мощная охрана. Если…
- Не смеши, - оборвал Влад. Если решение принято в тех сферах, в которых он вращается, никакая охрана не спасёт.
- Не скажи, - подал голос Гера. Если есть утечка информации, можно создать контругрозу и добиться отмены решения. Это уже работа не охраны, а, так сказать, контрразведки, а она у Митрича есть, и работает в ней куча бывших, а то и не бывших, гебистов.
- Всё так, но как-то не верится, что этакого бугая хватил ударишко, он знаешь, как водку хавает, я раз имел удовольствие наблюдать: как чай.
- Это всё до поры… Короче, случай оценили, как чисто медицинский, от ментовки никаких кругов не пошло.
- Вот что, братцы. Как бы то ни было, но дела у Митрича говёные. Не факт, что выживет, а выживет - не факт, что будет дееспособен. Другими словами, речь идёт о новом "папе" холдинга. Вот мы и должны вовремя просечь, кто это будет, и вовремя подсуетиться, навести мосты.
- Фил, если ты что-то знаешь на этот счёт, просвети, не темни с корешами-то, от Иваныча мы хрен чего добьёмся, он мужик себе на уме, осторожничать будет.
- Да, собственно, знаю я то же, что и вы. Претендентов (из тех, кого я знаю) трое: Купец, Татарин и 3аика.
- Заику можно исключить: кишка тонка.
- В харизматическом плане - да, и давление он держать не умеет, как Митрич, и на публику играть не мастер, но мозги у него не хуже, а под давиловку он может того же Татарина подставлять. И потом: у него связи – ого-го!
- Связи! Да если у тебя в руках контрольный пакет чего-то стоящего плюс деньги, да в придачу немного ума - связи сами собой появятся. За тобой ходить будут.
- Ну да, за Митричем уже походили. Я всё же думаю, что его заказали.


Сергей

Сергей, как обычно в последние месяцы, сидел за компьютером, сочиняя очередную рекламную картинку. Он уже достаточно набил руку, и работа двигалась легко.
В комнату заглянула Марта.
- Серёж, слушай, ребята заперлись совещаться, я должна их дождаться. Но это часов до десяти. Можно, я посижу пока у тебя?
- О чём ты говоришь, ну конечно. Ты знаешь, как я всегда рад тебя видеть. Я тут сделал один рисунок, вернее, набросок. Впрочем, ещё не доделал…
- Отчего ты так смутился?
-Да так, что-то немного волнуюсь. Ведь мы с тобой наедине никогда не оставались. Как-то всегда в сутолоке, когда рядом куча народа. Я тебе сейчас покажу этот рисунок, только учти, что я ещё буду над ним трудиться… Ну вот, смотри.
- О, это мой портрет? Немножко непохоже. Что-то я здесь слишком красивая.
- Но ведь ты и в самом деле очень красива!
- Так уж и очень. Марта рассмеялась своим загадочным смехом, слегка прищурив глаза.
Сергей давно был влюблён в неё, ещё с тех пор, как встретился с ней на бирже, где она была представителем "Спарты", а он, тогда начинающий брокер, пытался играть на свой страх и риск. Тогда, в тот день, он вдруг увидел за орущей толпой брокеров высокую девушку с красивой фигурой, которая спокойно и грациозно огибала эту толпу, словно бы плыла навстречу. Сергей забыл обо всём на свете и не отрываясь заворожено смотрел на девушку. Когда она приблизилась, Сергей был окончательно сражён: её лицо показалось ему прекрасным. Потом уже выяснилось, что фирмой "Спарта" заправляют его старинные, ещё со студенческих времён, знакомые. С тех пор произошло много событий и с ним, и со всеми, в результате которых он был одно время успешным биржевым игроком и даже немного побывал в шкуре богатого "нового русского"; затем потерпел крах вместе со всей биржей да и всей тогдашней экономикой, потом занимался разными коммерческими проектами, уже за зарплату, потом был безработным и, наконец, прибился к "Спарте" в качестве художника, благо, в детстве получил некоторое художественное образование и (что важнее) любил рисовать. Неожиданно для него это его умение (а точнее - забава) пригодилось и стало его кормить, правда, пока весьма скудно. Но Сергей надеялся на лучшее.
- Я пока позвоню, ладно? - Марта набрала номер, кого-то спросила. По мере разговора лицо её приобретало всё большую озабоченность.
- Там что-то не так.
- Где?
- Я звонила в один наш офис, разговаривала с охранником, я его знаю. Пришёл какой-то госинспектор территориального управления, показал документ, сказал, что должен уточнить, какие в помещениях фирмы, и ушёл наверх. Вёл себя очень уверенно, охранник его пропустил. Сейчас он как раз там.
- Что же тут странного?
- Видишь ли, обычно мы о таких визитах знаем заранее, и кто-нибудь из ребят отправляется на подстраховку в офис, а сейчас все они здесь. Кстати, охранник уже хотел звонить нам, я его немного опередила. Слушай, Серёж, бросай свои картинки, давай туда съездим, на машине всего десять минут. Не будем ребятам забивать головы, у них и так неприятности, а я в принципе в курсе, сама разберусь с этим визитёром… если ты меня подстрахуешь, потому что… может, это как раз связано с ситуацией.
- Ты о чём?
- В машине расскажу. Ну как, едем?
- Ну конечно, конечно! Только я без машины, придётся брать такси.
- Не придётся: сегодня я на машине!
- Вот как, у тебя машина? И какая же?
- Увидишь. Едем!
Через четверть часа они входили в здание, где размещался один из офисов компании. В это время в нём уже никого не должно было быть. Охранник им подтвердил, что да, пришёл человек из территориального управления, показал документ, предписание и прошёл на этажи. Но здесь неувязка. Он только что разговаривал с руководством и выяснил, что никакого такого посещения сегодня не ожидалось.
- Сказали, проконтролируй его, а как я могу уйти с поста? Комендант, как назло, куда-то отлучился.
- Ничего, Константин, мы сами посмотрим.
- Марта, надо бы сообщить Филу, что мы здесь.
- Потом позвоним. Мне что-то этот визитер не очень нравится, пойдём его поищем. Константин, дайте нам, пожалуйста, ключи от комнаты коменданта.
Дальнейшее обескуражило. Открыв комнату, увидели человека, сидевшего как раз у сейфа. Сейф был открыт, на полу валялись бумаги.
- Вы кто и что здесь делаете? - спохватился первым Сергей
Реакция человека (он был невысок, с неприметным лысоватым лицом, в дымчатых очках) была неожиданной. В одно мгновение он подскочил к Сергею и нанёс ему ногой удар в голову. Удар получился чуть смазанным (Сергей всё-таки успел слегка уклониться), но достаточным, чтобы Сергей отлетел к шкафу и, ударившись об него спиной и затылком, на мгновение потерял сознание. Марта открыла рот, чтобы закричать, но человек ткнул ей куда-то пальцем, и она так и осталась с открытым ртом, согнулась пополам, не в силах сделать выдох. Человек стремительно покинул комнату, захватив с собой объёмистую чёрную папку. Прошло, наверное, минуты полторы, прежде чем Сергей и Марта пришли в себя.
- Ты как, дышать можешь?
- Да, - с трудом выдавила Марта. Скорее за ним.
- Ты оставайся здесь, звони Филу. - Сергей уже выбегал из комнаты.
Марта молча последовала за ним. Выскочили к охраннику. Тот ничего не слышал, хотя комната коменданта была совсем рядом (как раз пришли посетители), однако успел заметить, что человек в дымчатых очках (он и был, оказывается, тем проверяющим из территориального управления) минуту назад вышел из здания. К счастью (или несчастью?) на улице у дома образовалась пробка, и они без труда отыскали глазами машину, пытавшуюся втиснуться в поток. До неё можно было попытаться добежать и попытаться остановить, но что из этого получится и какие у них права? Вот ситуация!
- Марта, давай поедем за ним и попытаемся его отследить. У тебя есть сотовый? Давай, я позвоню сейчас Филу. Запиши номер машины.
- Уже записала. Нужно позвонить в милицию. Xотя нет, подожди, я не уверена, что нужно её привлекать. Возникнут всякие вопросы: что за документы, почему да отчего.
- Марта, мы его сейчас упустим. Вот что. Ты возвращайся к сейфу, установи, что пропало. Дай мне машину и сотовый, я попытаюсь его отследить. Быстро.
- Хорошо, Серёжа, только осторожно, очень тебя прошу. - Марта посмотрела на Сергея такими глазами, что на него нахлынуло внезапное волнение, и вдруг он решился - притянул Марту к себе и коснулся губами её губ. Её глаза вспыхнули, как ему показалось, удивлением и ("не может быть, но всё же, всё же…") - нежностью
Она не сказала больше ни слова, только протянула ключи от машины. Сергей шагнул к дверце, завёл мотор и, не оборачиваясь на Марту, стал ввинчиваться в поток, пытаясь не потерять из виду вишнёвую "шестёрку", Через минуту, придя в себя, Сергей обнаружил, что не взял у Марты сотовый. "Что ж, придётся действовать в одиночку".
Через полчаса стало ясно, что всё-таки Сергей упустил его. Хмырь оторвался на светофоре на Садовом Кольце, проскочив на жёлтый. Сергей дёрнулся было на красный, но передумал, завидев на обочине гаишника с палкой. "Чёрт, если бы я не забыл сотовый, меня бы поддержали, а на одной машине и без навыков - дело безнадёжное". Стало обидно на свою неудачливость и стыдно перед Мартой, "Да ещё без документов и на чужой машине. Полный мрак. Зря только время потерял, зато этот хмырь мог за то время, что я за ним гоняюсь, кого-нибудь мне самому на хвост посадить, у него-то сотовый наверняка есть. Герой хренов", - продолжал бичевать себя Сергей.
Однако ничего не поделаешь, надо возвращаться. Прикинув маршрут, Сергей надавил на газ и с удовольствием ощутил только теперь, когда неимоверное напряжение погони прошло, лёгкую поступь иномарки. Надавив на кнопку, включил кондиционер - только сейчас о нём вспомнил. У Сергея был отечественный “Жигуль”, и к комфорту он не привык. Но уж коль скоро так случилось, надо было насладиться моментом. "Чёрт возьми, на такой машине я чувствую себя другим человеком". Сергей приосанился и стал изредка бросать взгляды по сторонам, втайне надеясь встретиться с чьим-нибудь заинтересованным ответным взглядом.
И встреча действительно произошла, но не так, как он ожидал. Впереди вски¬нулась рука, и от тротуара навстречу шагнуло существо, которое можно было определить одним словом - "ноги". Сергей резко вдавил тормоз, и машина остановилась, как вкопанная. Мельком заметил выворачивающий со скрежетом колодок видавший виды "Москвич" и перепуганное лицо его водителя. Водитель, очевидно, что-то хотел сказать (ясно, что), но, оценив тачку, решил не связываться; Сергей только заметил, как он в сердцах сплюнул. Но дверь уже открывалась, и его внимание переключилось на "ноги".


Лена (понедельник, вечер)

Леночка пребывала в прескверном расположении духа. Какой всё-таки мерзавец этот Болченко. А муж? Конечно, она представляла, что выходит замуж не за ангела, она выбрала жизнь красивой кошечки, окружённой роскошью богатым мужем. Какая разница, чем он занимается. По крайней мере, - не явным криминалом; их окружение - достаточно приличная, воспитанная публика, сумевшая преуспеть в новой жизни. Она прекрасно вписывалась в их атмосферу (ауру, как сейчас говорят). Наверное, об этом думал и её будущий муж, делая ей предложение. Тогда она была в разводе, обременённая кучей житейских проблем, она даже подурнела тогда. И спасибо Эдуарду, что он сумел разглядеть в ней изящный цветок. Этого у него не отнимешь: он умеет разглядеть женщину. Так что их союз был сделкой с обеих сторон, о любви речь не шла. Ей повезло, что всерьёз она ни в кого за эти три года не влюблялась: муж взял её с десятилетней дочкой, и ей необходимо было сохранить для ребёнка нормальный психологический климат.
А небольшие интрижки, конечно же, были. Муж, умница, закрывал на это глаза; важно было соблюдать определенную договорённость: не возвращаться поздно домой, не переносить свои неприятности на отношения с мужем, быть осторожной (чтобы никто из их круга ничего такого не знал), избегать людей экстравагантных, от которых можно ожидать любой выходки. Ну и, конечно же, никаких шекспировских страстей, всё в рамках здоровой мягкой эротики. Это вполне устраивало Леночку, и всё шло хорошо. О том, бывают ли интрижки у мужа, она даже не думала. Ну, если и бывают, то пусть, потому что он сам наверняка соблюдает их негласную договоренность. То, что он старше её на шестнадцать лет, даже хорошо. Его собственные дети - уже взрослые люди и совершенно не вмешиваются в их отношения.
Два года назад Леночка заскучала и попросила мужа разрешить ей работать. Подумав, тот согласился. Так она оказалась в одном из подразделений компании. Работа была непыльная, в приятной офисной обстановке. Нужно было производить кое-какие экономические расчёты, красиво обрабатывать информацию. Леночка неплохо знала компьютер, имела экономическое образование, и со своей работой прекрасно справлялась. Зарплата, конечно, была смешной по сравнению с теми суммами, что давал ей на мелкие расходы муж. Она говорила: "Это мне на шпильки".
Вот так Леночка оказалась в отделе, которым руководил Болченко. Надо сказать, что вначале он ходил вокруг неё, что называется, на цыпочках, - как-никак, жена одного из владельцев компании. Но когда Леночке захотелось немного пококетничать с ним, он стал наглеть. Надо признать, Болченко пользовался определенным успехом у женщин: был внешне интересен, и у него довольно неплохо был подвязан язык. Он был из тех людей, что умеют пустить пыль в глаза, набить себе цену. На это, собственно, они целиком растрачиваются, и на что-то настоящее не способны. Но хваткой при этом обладают бульдожьей: такой вцепится и не оторвешь, хоть ногой пинай. Пресмыкаться и унижаться перед начальством было для Болченко чем-то вроде спорта: казалось, он занимается этим с вдохновением. И как бы получает моральное право переносить то, что он сносил от начальства, на своих подчинённых. Её, правда, это не касалось, но противно было вспоминать, как Болченко учинял публичные унизительные разносы другим своим сотрудникам.
До сих пор Леночка не могла понять, почему всё-таки уступила такому мерзавцу. Правда, на той вечеринке по случаю женского дня она изрядно перепила, а в компании сослуживцев (тех, что пришли в ресторан) не оказалось ни одного приятного мужчины, пожелавшего пофлиртовать с ней. Ею занимался один лишь Болченко. В общем, это была непростительная ошибка. И вот, что из неё вышло. Этот подонок зацепился за их единственную встречу и теперь шантажирует её. Мало того, что он повадился ей постоянно звонить, он, оказывается, за ней шпионил! Какая сволочь!
И в то же время этот негодяй пытался через неё сблизиться с её мужем. Дескать, обрати, дорогой, внимание на перспективного сотрудника, он тебе может быть очень полезен. Господи, ей только сейчас пришло в голову! Эдуард-то, оказывается, разнообразил свою жизнь (вот уж не приходило в голову) голубыми связями. Не на это ли рассчитывал Болченко? Может, он вообще этим пользовался в карьерных целях? Господи, когда такое вокруг, чего только не подумаешь. А каково предложение? Значит, она, как шлюха, должна по его указке под кого-то подлечь и выудить информацию? Причём человек-то приличный, он когда-то у них работал, и она вообще не была уверена, пойдёт ли он на такое. Алексей всегда представлялся ей таким правильным, семейным. Она вспомнила, как его всегда передёргивало от матерщины, которую позволяли себе эти похабники - Болченко и Гуревич. Впрочем, в тихом омуте, конечно, черти водятся, да и мужчина довольно симпатичный, при других обстоятельствах она, может, была бы и не против. Но вот так, насильно? "Фигушки тебе, Кирюха!" А если всё-таки заложит её мужу? Конечно, она в ответ ему тоже сможет рассказать, что видела на том фото ("тьфу, лучше бы не видела"). Но не понятно, как он прореагирует, ну как? И что, всё терять? Так может, всё же согласиться?
Через полтора часа она сидела у своей подруги в самых "растрёпанных" чувствах.
- Теперь ты представляешь, в какой переплёт я попала? Господи, зачем я вообще вышла замуж за этого дельца? Сидела бы сейчас спокойно в какой-нибудь конторке серой мышкой. Ну, получала бы полторы тысячи в месяц, на меня с Машунькой хватило бы. Прислонилась бы к какому-нибудь спокойному женатому бухгалтеру, встречались бы пару раз в неделю. Спокойная, тихая жизнь, простые радости. Зачем мне этот бурлеск? Я ведь была простой интеллигентной девушкой из простой интеллигентной семьи. А что сейчас? Вокруг - бандитские рожи. Аська, я боюсь! Что мне делать?
- Успокойся, киска, всё не так плохо. Издержки богатой жизни, надо перетерпеть. Думаешь, у меня ничего подобного не было? Ещё как! Не хочу рассказывать, но можешь поверить. Киса, выпей, пожалуйста. Ну вот, умница. Дай, я тебя поглажу, моя красивая девочка.
- Аська, Аська, почему мне так хорошо с тобой?.. Господи, опять этот телефон. Ну где он, этот чёртов мобильник?.. Алло, я слушаю. Когда? Ладно, выезжаю. – Лена стремительно встала с дивана, поправила платье.
- Ленусь, ты куда? Кто это?
- Попробую встретиться с Рубенам, он мне поможет разобраться с этой скотиной Болченко. А что мне остаётся делать, одна я ничего не смогу.
- Ленусь, позвони мне обязательно. Если этот твой Рубен ничего не сможет, попробую попросить своего Михаила, ты ведь знаешь, где он работает.
- Знаю, но конторы твоего мужа я, честно говоря, побаиваюсь.
- Зря, не страшнее бандитов. Звони, Ленок, прошу тебя. Ну, пока, киса, ни пуха!
- К чёрту!
Схватив сумочку, Лена выскользнула за дверь, не дожидаясь лифта, бегом спустилась по лестнице и, толкнув тяжеленную дверь подъезда, оказалась в толще жаркого влажного воздуха. Нещадно палило солнце, буквально высасывая лужицы, оставшиеся после недавно прошедшего дождя. Машина успела нагреться, по лицу покатилась капля пота, ставя под угрозу косметику, но наконец, заработал кондиционер, Лена достала платочек, осторожно вытерла капельку на лбу и закурила.
С трудом ей удалось сосредоточиться. Лена включила зажигание, резко бросила машину влево и уже через минуту стремительно ворвалась в поток машин на Тверской. Необходимость реагировать на ежесекундно меняющуюся ситуацию отвлекла её от чёрных мыслей, и она почти успокоилась.
Когда Лена подъехала к условленному месту, машина Рубена там уже стояла: серебристый "Мерседес" последней модели - Рубен на такие вещи денег не жалел.
Она не стала пересаживаться, как обычно, в его машину, выключила двигатель и стала ждать. Вот, наконец, дверца открылась, и красавец Рубен, как всегда, элегантно одетый, направился к её машине.
- Здравствуй, Леночка, будем говорить у тебя?
- Да, Рубен, и разговор у меня достаточно серьёзный. Если ты не желаешь вести со мной серьёзные разговоры, можешь уезжать, я не обижусь. Но только больше не звони.
- Серьёзное вступление. Я тебя слушаю.
Лена рассказала о шантаже, умолчав, разумеется, о компромате на Эдуарда. Рубен слушал не перебивая.
- Что ты хочешь от меня?
- Чтобы ты припугнул этого подонка, пусть он от меня отстанет. Вот здесь - как его найти. - Лена протянула листок бумаги с записанными адресами и телефонами.
- Кто будет платить?
- Ты о чём, Рубен? - не поняла Лена.
- Не я же сам его буду пугать. Свяжусь, с кем надо, пришлют серьёзных людей, а им нужно платить, бесплатно они и пальцем не пошевельнут.
"Чёрт возьми!" - Лене такой поворот как-то не приходил в голову. Она-то считала, что Рубен для неё что угодно сделает. Человека, конечно, не убьёт, но ей этого и не надо. Конечно, денег всё это стоит, но разве он не мог взять оплату на себя? Может быть, своим вопросом Рубен даёт понять, что ни в какие неприятности из-за неё влезать не намерен, но ведь он что-то говорил о своей любви? "Так вот, значит, какова цена твоим словам!"
- Ты что молчишь? Учти, у меня мало времени.
- А пошёл бы ты к чёрту, дерьмо собачье! Убирайся отсюда!
- Ты, девочка, осторожнее со словами. Запомни: если попробуешь меня как-то подставить - тебе не поздоровится. Я даже не знал, что ты замужем, запомнила?
- Ах ты… - Лена даже задохнулась, не в силах подобрать слова.
- Пока. – Рубен открыл дверцу и, не глядя больше на Лену, направился к своему "Мерседесу". Через минуту он пропал из виду за поворотом.
"Господи, и этот подонок!" На Лену нахлынуло такое отчаяние, что она разрыдалась, уткнувшись в руль. "Господи, а есть ли вокруг меня люди?" С тяжёлым чувством Лена включила зажигание и медленно тронулась, ещё не решив, куда она сейчас поедет.


Сергей (понедельник, вечер)

Взобравшись на подоконник и свесив на улицу ноги, Сергей жадно вобрал в себя влажный и тёплый июльский воздух. Внизу отразили вернувшееся солнце мокрые крыши окрестных низеньких домов. Внезапно возникло ощущение небывалой лёгкости, как бы парения. Почему-то не было страшно, хотя обычно Сергей не вполне уютно чувствовал себя на высоте. Впрочем, он крепко держался за раму.
Такое душевное состояние требовало поэтического воплощения, которое выразилось через полчаса в нескольких (тут же записанных - "в стол! в стол!") рифмованных строчках:

Воспринимая мир, как есть,
Узри, как явленное чудо,
Его диковинную смесь
Добра и зла, святи и блуда.
Открой глаза и оглянись,
Не стой, боязливо зажмурясь.
Не удались, но вознесись.
Мир - вот он, зри его, любуясь.

"Да, это, конечно, только в стол, показывать никому нельзя. А можно ли так  сказать: "Свять"? Мечтания Сергея прервала трель телефонного звонка. Торопливо сунув бумажку в ящик видавшего виды стола, Сергей снял трубку.
- Ну ты чего, падла, инициативничаешь?
- Это кто?
- Кот в пальто. Не лезь, куда не просят, если ещё хочешь тёлок на тачках катать. - В трубке раздались короткие гудки.
"Так, значит, за мной всё-таки проследили, я был тогда прав с этим хмырём. Скверное дело. Что я, собственно, в него ввязался? Ведь ясно, что здесь криминал. Но я-то здесь каким боком? Перед Мартой решил повыпендриваться? Смешно, она меня всерьёз никогда не воспринимала, это всё мои иллюзии и мечты о прекрасном. Марта занята совершенно другим человеком. Тогда к чему это геройство, эта автоакробатика? Жить как-то совсем не надоело. Вот, что называется, "чёрт попутал". В общем, так. Я об этой истории забываю. В фирму я больше не пойду, хватит время терять за какие-то копейки. С Мартой у меня тоже ничего не выйдет, это пора осознать. Так, накатило на неё с перепугу, не стоит придавать значения, а вот я буду выглядеть глупо. Да и влюбленность моя похожа на какую-то блажь. Влюбленность, не подкреплённая близостью, не может перерасти в любовь, это только в книжках так бывает".
Сергей подошёл к окну. Солнце играло своими отраженными зайчиками, внизу с хохотом по лужам шлёпали мальчишки. Сергей повеселел и пошёл ставить чайник.


Полянкин

В понедельник вечером Полянкин встречался с Андреем Васильевичем Горкиным, старым своим приятелем, с которым когда-то вместе учился. Горкин был известной фигурой в политологических кругах, весьма информированным человеком, к мнению которого прислушивались. Встречались у Горкина. Выпили.
- Так ты говоришь, похоже на покушение? - Горкин задумчиво вертел рюмку с остатками коньяка, подставляя её под солнечный луч, пересекавший гостиную. Удобно вытянулся в глубоком мягком кресле и, вздохнув, поставил рюмку на столик. - Может быть, может быть. Давай примем это как версию. Теперь о твоих страхах и подозрениях. Я не думаю, что они беспочвенны. Скорее всего, так оно и есть, как ты излагаешь. Значит, ты - двойной свидетель? Неприятнейшая ситуация, понимаю тебя. А всё обставлено так, что случай - чисто медицинский. Схватился человек за сердце, человек тучный, конец долгого утомительного ночного полета, да ещё и тяпнул, наверняка, и немало. Ничего удивительного, чистая медицина. И никакого следствия. А тут выясняется, что есть некий господин, имеющий веские основания думать иначе. Прокол-с! И что будут делать господа злодеи? Да всё, что угодно. Могут вообще никакого значения не придать, могут последить, не ходил ли в какие нехорошие места, ну там, в прокуратуру, милицию, ещё куда-нибудь. Ты, кстати, не замечал за собой слежки? Ну да, ты ведь у нас рассеянный, вечно в мыслях, образах. Да ты не обижайся, я не подначиваю, просто помню за тобой эту черточку: ты в задумчивости мать родную не узнаешь.
- Слушай, Андрюш, если за мной следят, я, получается, тебя подставляю?
- Чепуха, мы ведь с: тобой приятели, иногда встречаемся, зачем тебе вдруг начать избегать общения? Как раз это и будет сигналом, что ты чего-то дёргаешься. Нет, если за тобой следят, ничего в принципе не меняй. Ну, конечно, к потайной  какой-нибудь любовнице или к путане не ходи пока, воздержись на всякий случай, а так - живи нормально.
- Хорошо тебе говорить, видел бы ты глазки этого "хорька".
- И тем не менее, Игорёк. Постой, а может, тебе взять и уехать куда-нибудь подальше, махнуть на какие-нибудь острова, ты человек вольный.
- Надолго денег не хватит, да и возвращаться всё равно придётся, не в подполье же уходить.
- Ты прав. Ладно, поддерживаю твой вариант. Информацию общую я тебе дам, есть у меня кое-что интересное, и сведу тебя с одним толковым пареньком из хорошо знакомой тебе газеты, но это попозже, когда ты уже вчерне набросаешь. Главному редактору я сам позвоню, мы с ним в последнее время часто пересекаемся, есть поводы. - Горкин открыл ящик стола, вытащил оттуда папку.
- Вот здесь полистаешь, сам увидишь. Через два дня жду твоего сигнала. Ну, прощаюсь, извини, что коротко - бегу на пресс-конференцию. Давай, старик, не хaндри, держись.
- Спасибо, Андрюша. - Полянкин встал, шагнул к двери.
- Да, звони мне лучше не из дома и только на сотовый. У тебя-то он есть?
- Да нет, не обзавёлся, как-то ненужно было.
- Понятно, но это неважно, от серьёзного оборудования не защитит. Будешь звонить, скажешь, что, мол, заедешь тогда-то, отдашь должок. То есть, ты вроде ко мне заехал деньжонок попросить, а я тебе вроде их дал на пару дней.
- Так я их вроде должен буду потратить?
- Вообще-то да. Ладно, придумаешь что-нибудь.
Они простились, и Полянкин вышел на улицу. "Ну и жара в восемь вечера!" Утомлённые люди медленно (как ему казалось) двигались по тротуару, перемещаясь от одной тени к другой. "Эх, сейчас бы выпить кваску!" Полянкин вообразил любимую картину детства: квасная бочка и к ней недлинная очередь с бидонами, а те, кто брал только по кружечке, подходили с другой стороны. Сейчас квас не был проблемой. Поискав глазами, Полянкин увидел торговую палатку с напитками, в которой можно было взять и квасу и пива. "Может, пивка?", - медленно прокрутилось в голове. Нет, всё же пиво приятно выпить в компании, а квас можно и в одиночку. Бросил продавщице деньги, выхватил из-под струи кружку, не дожидаясь, пока осядет пена, тут же втянул губами живительную влагу. Жить стало легче, и Полянкин немного повеселел. Отошёл в тенёк под дерево, огляделся. Родные места, именно с них помнил Полянкин себя, здесь начиналась история его жизни. "И может, здесь она закончится", - мелькнула мысль, заставив поёжиться,  будто внезапно налетел стылый ветер. Допив квас, Полянкин побрёл по улице, ввинчиваясь в толпу, затем повернул в знакомый переулок, замедлив шаг, оглянулся. Никто за ним не следил. Минут пять он постоял так, чтобы видеть весь переулок: лишь немногие прохожие, не обращавшие на него внимания, пересекали переулок в разных направлениях. Успокоившись, Полянкин неспешно двинулся к пруду, что был неподалёку, погружаясь в свои мысли… Всё же он был неправ: за ним следили, только он этого не заметил.
Полянкин присел на лавочку возле пруда. Пока шёл, сложилась ещё одна сцена его нового сюжета. Достав ручку и блокнот, Полянкин начал записывать.
…………….…………………………………………………………………………………………………………..
"На секретном совещании в пригороде одной из европейских столиц присутствовали трое: Стокл XII, Диггер VII и Аполлоний V. Слово взял старейший по возрасту Аполлоний.
- Господа, мы выражаем здесь мнение 33 ныне здравствующих членов нашего могущественного сообщества, включая нас троих; каждому из нас делегировано по 10 голосов. Наша задача - выработать стратегию развития Европы на ближайшую перспективу. Выдвинутый и поддерживаемый сейчас нами Бонапарт осуществил ряд проектов, направляемых нами. Революция во Франции получила определённое завершение, и Бонапарт должен в ближайшие годы привести её государственное устройство в соответствие с новыми задачами, сформулированными на предыдущем представительном совещании сообщества. А именно, прежде всего должна решаться задача интенсивного промышленного развития, необходимость которого в глазах европейских политиков должна быть продиктована в первую очередь военными соображениями. Усиленное производство оружия станет побудителем для развития промышленности в передовых европейских странах. Именно с целью создания такого побудителя на предыдущем представительном совещании было решено втянуть Европу в серию интенсивных войн с большими жертвами. При этом какого-то глобального политического порядка Европы мы пока не планировали. Мы, конечно, позволим Бонапарту осуществить ряд территориальных завоеваний, но впоследствии он должен будет их потерять. Сейчас нам необходимо наметить важнейшие шаги по реализации наших замыслов.
- Позвольте взять слово.
- Да, конечно, господин Диггер, говорите.
- Выражая мнение большинства моих доверителей, с коим совпадает моё собственное, я предлагаю, во-первых, активизировать нашего агента влияния при Бонапарте. Я имею в виду Жозефину.
- Непременно ли нашим главным агентом влияния должна быть женщина?
- Да, по крайней мере, - пока. Бонапарт обладает слишком большим интеллектом, чтобы в большой мере поддаваться влиянию чьего-то другого интеллекта. В то же время восприятие им какой-либо идеи обычно подкрепляется сильными эмоциями. Через эмоции на него может сильно влиять только женщина, поскольку физиологической склонностью к своему полу он не наделён.
- Согласен.
- Высокий полководческий авторитет Бонапарта поставлен под угрозу Суворовым. Я опасаюсь, что в прямом столкновении Суворов одержит победу, - вступил в разговор Стокл.
- Это вероятно, поэтому предлагается Суворова отстранить. Я как раз хотел об этом сказать, - отозвался Диггер.
- Вы предлагаете его убить?
- Нет, он нам ещё может пригодиться. Где мы возьмём сейчас второго Суворова? Нам нужно его оставить как знамя побед для русской армии, она ещё сыграет свою роль, но позже.
- Тогда нужно заставить русского царя подписать какой-нибудь скоропалительный мир и отозвать русскую армии, а вместе с ней и Суворова. Затем тихо отправить его в почётную отставку, обласкав монаршей милостью, благо, его лета весьма преклонны.
- Да, именно так, господа.
- Через некоторое время мы заставим Бонапарта ввязаться в затяжную кампанию в центральной и восточной Европе, не обеспеченную соответствующими ресурсами.
- Я предлагаю в перспективе направить его на Россию и повторить африканский вариант, только в большем масштабе.
- Это будет сделать нетрудно, Бонапарт успел искренне поверить в своё предначертание стать вторым Александром Македонским.
- Сказочным Александром Завоевателем! Хорошо, что он не знает (как знаем это мы), что так называемая мировая история была написана "отцами всемирной хронологии" Петавиусом и Скалигером под диктовку наших предшественников.
- Интересно, когда-нибудь эта фальсификация будет вскрыта?
- Думаю, да. Наши предшественники, как вам известно, заложили в хронологию определённую логическую неувязку, я имею в виду дубликаты достаточно длинных хронологических цепочек, разбросанных в разных исторических эпохах. Это даст возможность исследователям лет эдак через сто-двести разглядеть фальшивку.
- Что это даст?
- Пока трудно сказать, об этом будут думать наши последователи, но возможность такая заложена.
- Вернёмся же к нашей сегодняшней теме, господа!"
…Полянкин закрыл блокнот и задумчиво стал рассматривать двух белых лебедей, скользивших по водной глади в его направлении.
……………….………………………………………………………………………………………………………...
Ровно через два дня он снова встретился с Горкиным. Прихлёбывая из кружки пиво, тот разглагольствовал, заглядывая в разложенные на столике листки.
- Ну, что ж, видеоряд, так сказать, ты выстраиваешь в статье неплохо. Всё вроде бы к месту, это ты умеешь. Так, так… Анализ состояния нашего кинематографа с точки зрения социального заказа… Ну, и так далее. Так... Заканчиваешь, как всегда, глобальными обобщениями о судьбах российской интеллигенции: вот и персонажи твои как бы из её среды, но сейчас их трудно назвать… перерождение... до чего дожили… и так далее… И фильмов для неё, интеллигенции, вроде бы и нет, потому что у неё трагедия, рушится мир, а о чём говорят в кино?.. Да, здесь ты прав, грустно как-то.
- Что скажешь? Не томи.
- Знаешь, пойдёт! Смущает, пожалуй, что не совсем как-то в твоём стиле, более, что ли, сюжетно и менее образно… В общем, так. Публикацию твоей статьи беру на себя, завтра увижусь с главредом, поговорю. Надеюсь устроить в ближайшее время.
- Спасибо тебе, старик.
- Ладно, рано ещё благодарить. Ты пока шлифуй. Слушай, Игорёк, я уже в цейтноте. - Горкин взглянул на часы. - Бегу, а ты посиди ещё, если хочешь, заплати за моё пиво, деньги, надеюсь, есть?
- Кстати, хорошо, что ты напомнил. Я должен буду кому-то чего-то отстёгивать? Только не темни.
- А чего мне темнить? Что касается меня, то я ещё подумаю, какими щенками с тебя брать: борзыми или там бультерьерами какими-нибудь. - Горкин улыбнулся и похлопал Полянкина по плену. - А что касается других, то сейчас ничего не скажу, но как только узнаю, дам знать. Твои финансовые возможности я представляю, так что разорить тебя не дам, это обещаю. Ну, всё, Игорёк, бегу.
Они обменялись рукопожатием, и вскоре Горкин пропал из виду. Полянкин решил ещё посидеть: погода действительно была славной, столик стоял на берегу пруда, в пруду плавали лебеди, ну как тут не остаться. Чувство опасности, которое испытывал Полянкин в последние дни, как-то отступило, вероятно, из-за ощущения, что ему удалось воздвигнуть для себя какой-никакой защитный бастион. Полянкин отхлебнул из банки, закурил новую сигарету и, глубоко затянувшись, откинулся на спинку стула.


Алексей (среда, вечер)

Какое счастье, что Алексей не сбросил тогда в реке кроссовки. Больше трёх суток он упорно пешком пробирался к Москве, обходя стороной населенные пункты. Присущее ему чувство осторожности выручило его. Кордоны, расставленные людьми Заикина, не смогли его засечь: к станциям он не приближался, посты ГАИ обходил далеко стороной. Это был тяжёлый переход. Продуктов у Алексея не было, и он питался, чем бог, а вернее, лес послал - в основном сыроежками и лисичками; воду пил из не¬больших чистых луж либо собирал дождевую воду с листьев. Спал ночью в лесу, со¬оружая шалашик из еловых веток, засыпая ими себя с головой и подстилая их же под себя толстым слоем, присыпанном сверху листьями, да ещё натянув на голову футболку (от комаров). От жуткой усталости засыпал в этих спартанских, непривычных для себя условиях даже в дождь. Хорошо ещё, ночи были удивительно тёплыми, а дожди короткими. Таким вот образом, заросший щетиной и изможденный, добрался Алексей до границы Москвы - кольцевой дороги. Ясно было, что переходы могли контролироваться, и воспользоваться ими было нельзя, днём перебежать МКАД было слишком опасно и опять же заметно, так что оставалась ночь, и её пришлось дожидаться Алексею в придорожном лесу, затаившись в кустах и чутко реагируя на каждый звук. Ещё и ещё раз обдумывал он, что будет предпринимать в Москве. А ситуация остава¬лась сложной. Домой идти ему было нельзя - понятно, что его вычислили. Это же очевидно: если поняли, где его ожидать, значит, сумели поднять историю его знакомства с Прониным. Господи, как хорошо, что семья сейчас на юге в уверенности, что сам он на даче. Получается, что у него в распоряжении целых десять дней. А если их вычислят там? Алексей внутренне похолодел. "Подожди, не паникуй, - успокоил он себя. - Какой смысл брать их сейчас в заложники, чтобы шантажировать меня, если неизвестно, где я и как вступить со мной в контакт? Они их только возьмут под наблюдение, чтобы захватить при первой необходимости, но она возникнет, только если я попаду в их руки. А уж если такое случится, я геройствовать не буду, тем более - рисковать своей семьёй. А может, мне стоит им сдаться? Никак не ожидал я влипнуть в столь скверную историю. Конечно, я бы так и сделал, если был бы уверен, что меня не убьют. Но после той стрельбы у реки такой уверенности как раз и нет. Очевидно, кто-то отдал приказ стрелять, а ведь они просто могли попытаться догнать меня. Поэтому мне ничего не остается, как только узнать, какая ин-формация содержится на кассете, чтобы иметь ее как средство самозащиты".
Необходимо было срочно найти возможность просмотреть кассету. Задача не самая простая. Звонить знакомым нельзя: могли проникнуть в квартиру Алексея и взять на прослушивание все телефоны из Алексеевой телефонной книжки.
Наконец, Алексею пришла в голову хорошая мысль: он попытается по объявлениям в газете снять квартиру. "Почти наверняка придётся платить за месяц вперёд, а денег у меня всего на две недели хватает. Стоп, это по московским ценам. А в пригороде? В ближайшем Подмосковье можно найти варианты вдвое дешевле. А если об этом подумают "они"? Нет, газетные объявления не годятся. Тогда придётся сделать так: добраться до какого-нибудь ближнего городка незападного направления (придется рискнуть сесть на электричку, но не на вокзале, а на какой-нибудь промежуточной станции) и поискать по наклеенным объявлениям, наверняка на местных вокзалах такие найдутся. Нет, опять не то, "они" и это могут предвосхитить. Остаётся одно - добраться до какого-нибудь пролетарского района пятиэтажной застройки и потолковать с бабульками на скамейках, и не квартиру снимать, а комнату. Только сделать это так, чтобы бабульки, не дай бог, участковому не доложили, то есть, - не вызывая у них ни малейших подозрёний". Итак, первый шаг определился.


Сергей (среда, вечер)

Сергей считал себя творческой натурой, причем эта его натура требовала постоянной эмоциональной подзарядки. Заряжался Сергей по-разному. Иногда ему хватало прогулки на природе, особенно в погожий день. Тогда он получал заряд некоего духовного равновесия, чувство сопричастности к миру, в котором, как ему начинало представляться, у него есть своя особая роль, и даже, может быть, больше, чем роль, - особая миссия, смысл которой ему ещё предстоит постичь… Он приходил домой успокоенный, наполненный как бы сошедшим к нему осознанием. В такие минуты он начинал строить новые творческие планы, ставить перед собой задачи и намечать пути их решения.
Задачи могли быть как малыми, конкретными (например, составление компьютерной программы), так и глобальными. Последние, как правило, вскоре забывались, или работа над ними отодвигалась на неопределённое время, как минимум, до получения очередного заряда вдохновения. Так, ему приходили в голову мысли о создании собственной религии или философской системы. Или, например, приходили мысли о создании "кибернетического художника" - такой компьютерной программы, которая могла бы воспринимать как исходные данные некие общие замыслы в сочетании с настроением и при помощи графических средств воспроизводить на экране компьютера законченное художественное произведение.
В другие дни ему, напротив, требовалось людское общение, и он вытаскивал кого-нибудь из своих друзей на вечерок в пивную или на спектакль (с последующим посещением опять же пивной). При этом любил устроить шумный спор или же придумать оригинальную выходку, чтобы эпатировать публику и оказаться в центре внимания. Выходка должна была быть аристократически утонченной и непременно сымпровизированной - домашних заготовок Сергей не признавал. Обязательным для него "правилом игры" было выразить так или иначе мысль, что он не такой, как все, и что необычности в его поведении есть следствие необычности самой его личности. На прошлой неделе в компании Николая и Гоши ему удалось положить начало забавному ритуалу. Сергей развил тезис о том, что пить за чьё-то здоровье - это старо и банально, а вот если за это же здоровье что-то съесть… В поддержку идеи были приведены воспоминания детства, когда требовалось есть за маму, за папу и т.д. В общем, идея понравилась, они сдвинули три бутерброда с красной икрой, прожевали их и, по предложению опять же Сергея, запили водкой. Прецедент решено было закрепить в качестве их особого ритуала для последующих встреч.
Но были ещё состояния, которые Сергей искал, провоцировал и ждал постоянно - это состояния влюблённости. Только как совместить свою влюбчивость и свою семейственность (а он был глубоко привязан к жене и пятилетнему Димке), Сергей не знал, и потому увлечения его были неглубоки и обычно оканчивались ничем.
Вот и теперь, ещё ощущая и лелея в себе тот взгляд Марты, он уже начинал думать о длинноногой девице, которую так лихо подбросил на Мартиной машине в понедельник. Прощаясь, она охотно оставила ему номер своего телефона.
Длинноногую звали Катерина, или, как она сама предложила, Кэт. Сергей позвонил ей сегодня днём, и она согласилась встретиться с ним вечером. В конце разговора Кэт спросила:
- Сергей, если вы будете на машине, то не смогли бы вы отвезти меня в одно место, совсем недалеко за городом, мне нужно взять лекарства для моей собаки, в аптеках их нет, а у того ветеринара, к которому я хочу съездить, они есть. Вы бы очень меня выручили. А потом я весь вечер свободна. Ну, пожалуйста!
- Да ради бога, давайте съездим, если это не займёт три часа в один конец.
- Heт, нет, что вы, не больше часа. Так мы договорились?
Они договорились, и вот теперь ехали по небольшому подмосковному посёлочку на Сергеевой "шестёрке". Смена машины ("та была взята на день у товарища") не произвела, вопреки ожиданиям, никакого впечатления на Кэт. Она немного нервничала, и разговор не клеился. Наконец, приехали.
- Вон тот дом, остановите здесь, я пройду, а вы пока развернётесь. - Она порылась в сумочке.
- Ой, Сергей, я забыла взять деньги. Ужасно неудобно у вас просить, но мне нужно всего двести рублей. На один день, завтра я отдам.
- Да бросьте, я всё равно хотел вас куда-нибудь пригласить посидеть, так что расходы были предусмотрены.
Сергей без особого энтузиазма (денег у него было не так много) выудил из кармана две сотенные и протянул их Кэт. История начинала ему нравиться всё меньше. Кэт выпорхнула из машины и почти бегом направилась к неказистому зелёному домику.
"Чёрт возьми, похоже, что эта Кэт - наркоманка. Выглядит, как я теперь рассмотрел, неважно, как то болезненно: лицо осунулось, под глазами круги, и вообще непонятно, какого она возраста. Вчера казалось, лет двадцати пяти, а сегодня выглядит на все тридцать пять. Посмотрю, как изменится её поведение после этого домика".
Ждать пришлось слишком долго. Наконец, Кэт вернулась к машине (заметно более оживлённой) и всю дорогу без умолку болтала о своих подружках, ни разу не спросив Сергея, куда они едут. "Отвезу-ка её домой - да и распрощаюсь: что-то настроение пропало", - решил Сергей…
Почти не слушая Кэт и размышляя о том, хочет ли он с ней встречаться, Сергей при прощании всё же договорился предварительно о новом свидании. "Может, в другой раз будет повеселее?" Наркоманка Кэт или нет, Сергей так и не понял.


Гуревич (ночь со среды на четверг)

Гуревич сидел в баре, в бутылке оставалась уже треть. Хороший коньяк, мягкий, очень дорогой. Но Гуревич мог себе это позволить. Вообще-то он не пил. Нет, в компании, конечно, не отставал, но в компанию он попадал не так часто. А вот чтобы, как сейчас, в одиночку, - это с ним впервые. Складывалось всё паршиво. Нет, с идеально чистыми руками оставаться Гуревичу, конечно, не удавалось: дела компании требовали не всегда законных контактов – и с чиновниками, и с братвой, хотя, конечно, решения принимал не он, но в кое-какие дела он посвящён, и, стало быть, если говорить прямо, является соучастником. И увеличение его личных доходов напрямую с этим связано: нынче деньги платят за риски.
Платили же в последние годы, а особенно в последние месяцы, очень неплохо. И квартиру удалось купить в хорошем районе, и машину - приличную иномарку (причём Гуревич мог позволить себе авто и пошикарней), и заморские курорты всякие были. А сейчас они обдумывают с женой возможность отправить сына учиться в престижный западный университет - парень с большими способностями. Это он от него унаследовал, Гуревича, ещё лет семь назад - талантливого российского учёного, начинавшего приобретать широкую известность (конечно, в узких посвящённых кругах) своими работами, и не только у нас. Чёрт бы побрал эту нищету, может, всё-таки стоило взять курс на Запад, несмотря на то, что секретность работ, в которых ему доводилось участвовать, делала его на несколько лет невыездным.
Собственно, так и было задумано: отсидеться эти несколько лет вдали от всякой секретной тематики, заработать деньги в другой сфере, а потом уже двигать. Но как здесь было решить вторую задачу - не отстать, не потерять форму? Получалось, что одновременно обе задачи не решались… Да что теперь об этом? Тут другое…
Гуревич допил остатки коньяка и, подумав, заказал себе ещё сто грамм. Странно, опьяневшим он себя не чувствовал. "Нервами закусывал", - усмехнулся про себя. Да, да, нужно вернуться к тому, что сейчас необходимо принять какое-то решение, что-то сделать, но что? "Я увязаю, и теперь это не только грязь, но и, не приведи господи, кровь". Сейчас ему больше всего на свете хотелось, чтобы Крагину удалось прорваться через засады. "Какого черта он вообще в это дело полез, интеллигент хренов?"
"Но думать надо сейчас не о нём, а о себе. Ты, судак говёный, влез в такие дела, из которых выходят нередко вперёд ногами. Если бы ещё был Митрич (звонили сегодня в больницу - дела, говорят, совсем хреновы), - с ним можно было бы поговорить, он бы понял, он бы отпустил, уехал бы ты в зарубеж этот хренов, ну, потратил бы год-полтора, восстановил бы форму, деньги уже кое-какие есть… Кто заменит Митрича, кто сможет, как он, взять всё на себя? Заикин? А может, Татарин? Ладно, сопли всё это, думай, как быть без Митрича. Думай".
Однако ничего придумать Гуревич так и не смог, даже допив и эти сто грамм. "Надо ехать домой, немного поспать". Сейчас он ощущал себя винтиком какого-то механизма, ручаги управления которым находятся где-то далеко от него. Винтиком, который хорошо смазывают, который важен и нужен этому механизму, но всего лишь винтиком, чёрт побери. А ведь было время полной, ну, почти полной, свободы. Да, он был связан какими-то условностями, тем же грифом секретности, но мозги-то его были в принципе свободны, и он жил, как хотел, весело, интересно, вкусно, что ли. И люди вокруг были какие-то другие. Правильный ли выбор он сделал?
Гуревич вышел на улицу, отыскал свою машину, вставил ключ зажигания - и почувствовал резкую, пронзительную боль, привнесённую в тело каким-то острым страшным предметом…
Через полчаса на одном из участков Садового Кольца новенькая "Ауди" внезапно потеряла управление, врезалась в фонарный столб и загорелась. Очевидно, изрядно выпивший водитель заснул за рулём. Спасти его не удалось, свидетелей аварии не оказалось по причине слишком позднего часа. По крайней мере, так значилось в милицейском протоколе.


Алексей (четверг, середина дня)

"Лучше, если бабулька будет одна и на вид поинтеллигентнее. Ага, вон одна сидит, в очках, похожа на старую учительницу, рядом внучонок вертится" - Алексей подошёл к скамейке.
- Вы не возражаете, если я присяду?
- Да ради бога, почему я должна возражать?
Посидели – помолчали. "Видно, старушка несловоохотливая. Надо подумать, как к ней подъехать"
- А мои карапузы уже выросли, и семья дала трещину. Вот ведь как бывает. Вроде бы недавно в песочке возились. А теперь в месячный срок надо разъехаться, ищу вот квартиру или комнату. По объявлениям звонил - такие цены! А какие доходы у бывшего преподавателя технического вуза, не желающего заниматься всякой криминальной бухгалтерией?
- Да что вы! - Старушка заинтересовалась и, поглядев на Алексея (успевшего нацепить очки), почувствовала прилив классовой солидарности.
Да, хожу вот по вашему району уже полдня, пока ничего не нашёл. В жару народу мало, а где спросить, если в квартиры не стучаться? Ещё не то подумают. Да вот я вам паспорт свой покажу, чтоб и вы чего не подумали. Может, посодействуете? Только больших денег у меня нет.
- А вам что же, именно наш район нужен?
- Да, матушка моя здесь недалеко проживает, так поближе к ней.
- А что не у неё-то?
- Не хочу тревожить, скрывать буду, может, у нас ещё образуется, зачем её беспокоить?
- Ну да, ну да, это вы правильно. Хотя, я считаю, с родителями нужно быть откровенным. Вот я со своим сыном всегда обо всём откровенно говорю, у него от меня тайн никаких нет.
- Не всем так удаётся жить. И потом, я уже давно живу с ней раздельно. Так сможете помочь?
- Дайте подумать. Да, знаю, знаю, к кому можно подойти. Вы здесь посидите, я сейчас внука домой отведу и вместе с вами поднимусь к одной знакомой. У них квартира коммунальная, а сдавать хотели её соседи, комнату. Она всё боится, что сдадут какому-нибудь алкашу или наркоману. А вы - интеллигент, человек по виду тихий.
- Она же не хозяйка.
- Ничего, она договорится с Галиной, хозяйкой комнаты, у той в квартире еще одна комната, чтоб вы знали. Галина сейчас на работе, к вечеру подойдёт. А, может, вы вместе к ней на работу подойдёте. Она здесь рядом в продуктовом работает.
Так Алексей вскоре оказался квартирантом продавщицы Галины. Один минус он, правда, сразу ощутил: от Галины метров на пять разило чесноком, запаха которого Алексей не переносил с детства. Но это всё мелочи. Главное - первый шаг сделан.
А поскольку в комнате, где осталась Галина (как выяснилось, с мужем и двумя детишками, которых на лето отправили в деревню), Алексей заприметил видеомагнитофон, появился шанс узнать, наконец, тайну, которую хранила столь нелегко ему доставшаяся кассета.
После всех взаимных расчётов (деньги на ключи) Галинина соседка-пенсионерка, "сосватавшая" Алексея, ушла по магазинам, и Алексей остался в квартире один. Выйдя из своей комнаты в коридор, Алексей заметил, что Галинина комната не заперта. Испытывая страшную неловкость, он решил рискнуть: воспользовавшись моментом, посмотреть кассету.
Включив систему, Алексей нажал "пуск" и уставился на экран. Его била нервная дрожь, ведь из-за этой кассеты и того, что он сейчас увидит, Алексей едва не лишился жизни, и угроза не миновала, отнюдь. "Но что же там? Внимание, полное внимание!.."
На экране появляется лицо немолодого мужчины, он заявляет, что является экспертом в области промышленных методов обогащения урансодержащих руд. Внизу экрана идёт подстрочник на английском языке. Через несколько минут становится понят¬но, что речь идёт о разработке одного из недавно разведанных месторождений. Оказывается, оно должно войти в перечень, являющийся дополнением к закону о разделе продукции, и вопрос об этом должен обсуждаться в Думе на одном из первых заседаний осенней сессии, причём ясно, что почти наверняка вопрос о включении месторождения в перечень будет решён положительно, поскольку лоббируется сразу двумя основными фракциями. Кроме того, параллельно готовится постановление правительства о проведении международного тендера на право разработки месторождения, причём тендер планируется провести до конца текущего года. Наконец, из слов эксперта становится ясно, что в пределах этого срока победу на тендере может одержать лишь одна транснациональная корпорация (эксперт её называет), и из дальнейшего становится также ясно, что эта корпорация оплачивает положительное для неё решение вопроса. Оказывается также, что из документов, предоставленных в распоряжение депутатов, явствует, что при определённом технологическом уровне, пока не достижимом, месторождение может давать стратегически ценное сырьё, и эксперт утверждает, что указанная в документах вероятность возникновения такой ситуации в ближайшие два десятилетия на самом деле (умышленно или нет) на порядок занижена.
Эксперт исчезает с экрана, и на нём появляются кадры, на которых запечатлена встреча доверенного лица корпорации с помощником одного известного депутата. Кадры воспроизводят вполне профессиональную разработку развития этого сюжета: вот тот самый помощник депутата передаёт некоему лицу пачку документов, затем это лицо появляется в интерьере одного из западных банков и производит действия, очень похожие на процедуру открытия счёта, после чего вновь происходит встреча этих двоих где-то в Швейцарии (судя по пейзажу), и теперь уже другая сторона передаёт помощнику депутата какие-то документы. Затем на экране появляются в крупном плане сами эти документы (так следует из комментария за кадром), причём в одном из них просматривается восьмизначная сумма в американских долларах. Конец сюжета.
Совершенно понятно, что собранный материал является более чем достаточным для возбуждения уголовного дела. Итак, ясно, что появление этой кассеты в определённом месте (или местах) может нанести большой урон упомянутой в сюжете корпорации, и не только ей.
Замелькали пустые кадры, но было ли еще что-то на кассете, Алексею узнать сразу не удалось, потому что за дверью в коридоре квартиры раздались шаги, потом что-то упало, потом кто-то грязно выругался, и Алексей понял, что вернулся Галинин муж. Алексей нажал "стоп”, вынул кассету, и в ту же секунду в комнату ввалился Николай - плюгавый мужичонка в распахнутой кожанке, с взлохмаченными волосами и с выпученными красными глазками. Он пошатнулся, рыгнул и вылупился на Алексея.
- Ты, блин, хто, и фули тут стоишь? А где эта курва?.. Галька!.. Где она?
- Должно быть, на работе, а вы Николай? Я у вас комнату снял. Галина ушла, я вижу – дверь не закрыта, ну и взбрело в голову посмотреть кассету, которую мне сегодня кореш дал (на один, говорит, день). Я вечером хотел у вас разрешения попросить. Извините, не удержался.
- Извините, ишь. Антилигент драный. Да ты тут с Галкой моей... И врёшь, щука, прямо в глаза. Ну, подожди, я щас корешей приведу, мы с тобой поговорим… Смотрел, небось, порнуху?
- Могу показать, зря ругаешься, Коля. Вот, смотри. – Алексей поставил кассету, открутил на начало, запустил.
- Хм, ля-ля какие-то… Ладно, вырубай. Чё делать-то будем, а?
- А чё, Николай, делать? Давай за знакомство выпьем, а там решим. У меня пузырь в комнате. Да ты зайди, сам увидишь. Ты же в курсе, что комната сдаётся.
Враждебный запал Николая как-то незаметно поугас, а глазки заблестели – клюнул на "пузырь". Алексей мысленно похвалил себя за предусмотрительность: водку он действительно купил сегодня с утра, да не одну, а две поллитровки.
- Пузырь, говоришь? Эт другой разговор, тащи.
Алексей принёс бутылку, захватил ещё полбуханки хлеба, банку шпрот. На кухне нашёл открывалку, вскрыл шпроты. Николай вытянул откуда-то два пыльных стакана, продул их.
- Давай я, ещё промахнёшься.
- Ты чё, ни в жись. Я ишо мимо рта... никогда не проносил. Как, говоришь, зовут?
- Алексей. Ну, будем знакомы!
Выпили. Алексей примерно четверть, Коля же махнул целый стакан, жадно уткнулся носом в ломоть хлеба, но есть не стал. Через минуту глаза его приняли осмысленное выражение.
- А я, понимашь, заглох. Карбюратор, едри его... Глохнет - и всё! Я ж седня с утрева говорю этому хрену, Вовке: заглохну, седня, как пить дать, прочищать нужно. А он уж, скотина, винтом ходит, тяпнул уж с мужиками. Ничё, грит, Колян, до конца смены как-нибудь отъездишь, завтра, мол, с утра посмотрю… Короче, я их всех там послал на… ну, ты сам знаешь.
Дальнейшее Колино бормотанье было малопонятным. Он привалился к спинке стула и свалился бы на пол, но Алексей вовремя подхватил Колю и помог ему перебраться на диван. Через минуту Коля уже храпел.
"Воспользуемся моментом, - решил Алексей и вновь поставил кассету. - Что же там дальше?"
Во второй части плёнки камера зафиксировала несколько эпизодов встреч и раз¬говоров пронинского сотрудника Болченко (Алексей его сразу узнал) и некоего представительного мужчины лет пятидесяти. Из разговоров можно было понять, что этот Эдуард Камалович (так называл его Болченко) имел непосредственное отношение к руководству пронинского холдинга, вероятно, даже являлся компаньоном. Видеть его прежде Алексею не доводилось. Интересно, что этот Эдуард Камалович постоянно делал двусмысленные (впрочем, как раз наоборот - недвусмысленные) намёки Болченко. Болченко же эти намёки-предложения всякий раз отвергал, но как-то мягко, словно давая понять, что он ещё подумает. Такая вот забавная коллизия.
Однако более интересная коллизия была в другом. Болченко, будучи доверенным лицом Пронина, судя по всему, являлся одновременно информатором Эдуарда Камаловича, то есть был, так сказать, двойным агентом. Чьи интересы он на самом деле отстаивал, было загадкой. Зная хитрость Пронина, Алексей допускал, что Болченко ведёт игру по его, пронинским, указаниям. По разговорам чувствовалось, что Эдуард Камалович хочет посвятить Болченко в какие-то свои планы, но пока не решается, прощупывает. Последняя их встреча проходила, судя по окружающей природе и погоде (а встречались они в парке), где-то в начале июля, то есть в канун отъезда Пронина в Сочи. Алексей установил плёнку на начало этого эпизода, нажал "пуск" и приготовился ещё раз внимательно всё прослушать, ничего не упуская.
- Добрый день, Эдуард Камалович.
- Здравствуй, здравствуй, Кирюшенька, ты сегодня так элегантен.
- Что это с вами, Эдуард Камалович, вы как будто наэлектризованы?
- А ты бы мне помог разрядиться, может, заглянем ко мне, поговорим, познакомимся поближе, ты увидишь, как я живу, выпьем кофе. Между прочим - с отличным коньяком, уверяю, что ты такого ещё никогда не пил! Слушай, что-то и с тобой сегодня не так, какой-то ты бледный. Нервничаешь? Что-то происходит? Ну, рассказывай, не мнись.
- В общем-то, есть определённый сюжет. С неопределёнными последствиями, скажем так. Вы можете представить себя экспериментатором накануне долго готовившегося эксперимента, когда аппаратура уже отлажена, все участники на своих местах, циферблат уже показывает обратный отсчёт времени: десять, девять, восемь… Результат непредсказуем; проще говоря, может рвануть. Но об этом знает только один человек – руководитель эксперимента.
- А в каком качестве я себя должен представить?
- Это я к слову. Я пытаюсь передать свои ощущения, ощущения лаборанта на таком эксперименте, который внезапно догадался, о чём сейчас думает главный.
- То есть, рванёт или нет?
- Примерно так.
- Как я догадываюсь из твоих слов, Пронин затевает что-то грандиозное? Он ведь у нас человек масштабный. Получается, что я не в курсе этих затей, хотя, как член правления, имею полное право знать. Очень хотел бы получить от тебя подробности. И учти: если это действительно окажется очень важным, ты можешь рассчитывать на щедрую премию.
- Насколько щедрую?
- Я пока не знаю, о чём идёт речь. Говори, там будет видно. Ты ведь знаешь, я тебя в этом смысле никогда не обманывал.
Болченко вынул из кармана пиджака сложенный в несколько раз листок и передал его Эдуарду Камаловичу.
- Вот здесь изложено всё, что я знаю по этому поводу. Только читайте не сейчас и не здесь. Обсудим при следующей встрече.
- Хорошо, пока расстаёмся.
- До свидания, Эдуард Камалович.
Обменявшись рукопожатием, мужчины разошлись в разные стороны. Дальше на плёнке ничего не было. Алексей вынул кассету, задумался. "Что же затевал Пронин? Не является ли следствием этого разговора то, что с ним произошло в самолёте? Очень может быть".
Алексей переписал обе части плёнки (каждую по отдельности) на заранее приоб¬ретённые пустые кассеты - по пять экземпляров. Хотелось бы получше вникнуть в информацию из первой части, той, где речь шла о разработке месторождения. Алексей стал думать, кто бы мог его проконсультировать по этому вопросу. Нет, то, что здесь коррупция, сомнений не вызывало. Но не было ли здесь существенного подрыва национальных интересов?
Пожалуй, Алексею мог бы помочь Серёга Мочалин, его бывший однокурсник, с которым он одно время поддерживал приятельские отношения. Давненько они не общались, кажется, лет шесть, ну да ничего, попробовать нужно. Были основания ожидать, что домашний телефон Серёги не изменился: он был из тех людей, которые живут всю жизнь в одном доме и с одним окружением. Серёга жил с мамой, и было впечатление, что они составляют две части одного целого: в каждом разговоре, касаю¬щемся личных тем, Серёга упоминал свою матушку и её мнение по тому или иному вопросу.
Алексей вызвал из памяти образ Серёги Мочалина с вечно нарочито хмурым лицом и улыбнулся. Он всегда хорошо относился к Серёге, уважал его способности и научился не обращать внимания на его иногда паршивый, с врединкой, характер.
Серёга был уникален тем, что с увлечением собирал всяческую информацию. Иногда, на чей-то взгляд, совершенно бесполезную. Например, он наизусть знал всех губернаторов американских штатов, и не просто их имена-фамилии, а факты их биографий и досконально - их политические досье. Всё это он выуживал из открытой американской периодики, постоянно шлифуя своё знание английского языка. Алексей припомнил также, что Серёга каким-то образом общался со спецслужбами, кажется, в связи с консультациями по компьютерным технологиям, в которых был большим спецом. Но не исключено, что он приватно работал аналитиком на одну из этих служб (в другом качестве он работать не мог, Алексей в этом не сомневался).
Было и ещё одно обстоятельство, которое давало Алексею основание обратиться именно к Серёге - он считал Серёгу порядочным человеком. Плюсом было и то, что, как точно помнил Алексей, мочалинский телефон был у него только в старой телефонной книжке, которую он год назад выбросил.
К счастью, мочалинский телефон он ещё не забыл. "Дома ли?" Обычно Мочалин уезжал из Москвы в августе. "Должен быть дома, Серёга не из тех, кто меняет свои привычки". Наконец, после шестого гудка на другом конце провода послышался грубовато-недовольный знакомый голос.
- Слушаю.
- Здорово, Серёга, это Алексей Крагин, твой старый однокорытник.
- 3дорово, - в Серёгином голосе не прибавилось ни одной эмоции. "Занятный всё-таки тип этот Мочалин", - подумал Алексей.
- Хотел тебя повидать, проконсультироваться по одному вопросу, тебе и самому будет интересно. Хотелось бы завтра с утра.
- С утра не смогу,
- А во второй половине?
- Подъезжай к трём, ты знаешь, где меня найти.
- Taк ты всё ещё там трудишься?
- А куда я денусь?
- Да мало ли, может, в банке каком деньгу зашибаешь.
- Ты знаешь мою специфику, я не разработчик и уж тем более не сопроводитель.
- Ну да, ты скорее консультант по глобальным проектам.
- Что-то в этом роде.
- Постой, но ведь твоя контора осталась государственной?
- Именно так.
- И сколько же она тебе платит?
- Двадцать тысяч, рублей, конечно.
- И как же ты на них живёшь с твоей нелюбовью к дополнительной халтуре?
- А никак. Даже от мысли жениться отказался, на что семью-то содержать?
- Удивляешь ты меня, Серёга: с твоей головой…
- Сейчас не головы нужны, а другие части тела: рты и задницы, да ещё, пожалуй, руки и ноги.
- Это у нас. А на Запад ты не пробовал рвануть, язык ты знаешь, кое-чего умеешь?
- Я умею не совсем то, что там нужно. Это во-первых. А во-вторых, у меня мама уже весьма преклонного возраста, к тому же больная.
- Понятно, но всё же жаль, что…
- Сейчас мне некогда, потом поговорим, - Серёга никогда не отличался хорошими манерами, но Алексей к этому привык.
- До завтра, буду в три.
- Давай, - Мочалин первым повесил трубку.


Полянкин

Была середина недели, четверг, но оба, и Полянкин, и Диана, оказались свободны. Она сама позвонила ему утром и предложила, если у него есть время, съездить куда-нибудь за город покупаться, благо день обещал быть, судя по безоблачному небу и прогнозам синоптиков, жарким и сухим. Полянкин согласился и предложил ехать на его машине. Быстро и как-то весело договорились, где и во сколько встретиться, и вот сейчас Полянкии доедал свой завтрак и подумывал о том, что, пожалуй, впервые за последнюю  неделю у него прекрасное настроение. А раз так, то можно часик посвятить продолжению своего последнего романа (впрочем, жанр ещё не вполне определился). Полянкин устроился за компьютером и набил первую строчку.
"Языки затухающего костра отражались в чёрных зрачках шамана, тени прятались в складках морщинистого лица".
Отстранился, закурил сигарету, захлебнув её глотком крепкого кофе, минуту сосредоточенно посидел с закрытыми глазами и, расположив клавиатуру поудобнее у себя на коленях, продолжил.
"Он съел совсем немного медвежьего мяса, потом выпил большой ковш отвара из принесённых им же сухих трав, достав их из небольшого мешочка, спрятанного на груди под тёплой дохой. Пил долго, затем долго молча сидел, глядя на огонь, о чём-то думал. Наконец, заговорил.
- Я знаю, что привело вас сюда, в это глухое место, в котором можно встретить только зверей, птиц и рыб. Да ещё духов, с которыми я общаюсь. Они-то и поведали мне, как ты, Ранко, увёл Лану из родного племени, убив её отца, мудрого старого Ярла. Он был моим другом. Не бойтесь, я пришёл не мстить. То, что случилось, было предначертано судьбой. Она соединила ваши жизни, чтобы дать новую жизнь. Я говорю о мальчике, которого скоро родит Лана.
- Значит, у нас будет мальчик?
- Да, и у него будет особое предначертание в жизни, о котором ведаю только я. Пока я не могу об этом ничего сказать: всему своё время. Я приду к вам снова, когда мальчику исполнится два лета и две зимы. Вы должны оставаться здесь, укреплять и расширять своё поселение. Когда я приду, у вас будет ещё и девочка. Мальчик будет необычайно сильным и здоровым, к моему приходу он начнёт уже говорить. Но вы должны будете смириться с тем, что я заберу его от вас к себе. Это желание духов. О его предначертании вы узнаете позже, когда духи позволят мне рассказать вам. Живите здесь спокойно, вас никто не тронет. Но помните о моём приходе. Я всё сказал, теперь я должен уходить.
- Мы не можем уйти с этого места? Жаль, я хотел бы найти землю, из которой добывают железо.
- Тебе незачем уходить, такое место рядом. Когда сойдёт снег, отправляйся вниз по реке до второго поворота, выходи на правый берег, там найдешь железную землю. Ты никогда сам не выплавлял железо, но ты видел, как это делали другие. У тебя цепкая память и настойчивый ум. Ты сумеешь этому научиться сам. Прощай, Ранко, и помни, о чём я сказал.
- Прощай. - Ранко вышел из хижины и долго ещё смотрел вслед удаляющейся согбенной фигуре''.
"Пока хватит", -  Полянкин взглянул на часы, отодвинул от себя клавиатуру, откинулся на спинку кресла. Следовало продумать хотя бы в общих чертах план плавного перехода от начала развития сюжета к его середине.
"Длинновато выходит, надо укорачивать. В продолжении будет примерно следующее.
Через два года вновь появляется шаман. Всё происходило точно так, как он и предсказывал. Ранко и Лана встречают его с трепетом, они ощущают какую-то власть шамана над ними, он олицетворяет высшие силы, которые распоряжаются их судьбой. Значит, им придётся отдать мальчика, их горячо любимого Рона? Мысль им кажется невыносимой, но разве можно противиться судьбе? Но что же значат слова шамана об особом предначертании их сына? Снова они сидят втроем, только уже в более просторном и обустроенном жилище. Это уже не землянка, а настоящий сруб из крепких, хорошо стёсанных брёвен, почти идеально подогнанных друг к другу, - результат того, что Ранко научился делать железные топоры и скребки. Железную руду он нашёл именно там, где ему указывал шаман, а само изготовление железных предметов он сумел воспроизвести по памяти.
В общем, идёт разговор, шаман пьёт своё зелье, и выясняется следующее. Оказывается, есть люди (и шаман один из них), которым дано направлять жизнь и, более того, помыслы всех остальных людей, живущих в обширной местности, которая краями выходит к трём огромным озёрам, одно из которых холодное, а два других – тёплые (шаман говорит, что вода в этих озёрах солёная и что они столь велики, что сколько ни вглядывайся, не увидишь противоположного берега). Этих людей немного, они знают друг друга, они хорошо знают все пути, пролегающие по этой местности, и раз в несколько зим они встречаются на берегу одного из тёплых озёр. Эти люди обладают большими знаниями. Более того, нет ничего из известного жителям этой местности, что не стало бы известно одному из них, а через него и всем остальным (потому что их главная заповедь - обмен знаниями). "Как же называются эти люди?", - спрашивает Ранко. "Мы называем себя мироизбранниками, то есть избранными людьми этого мира", - так отвечает шаман. Затем он рассказывает, что каждый из мироизбранников присматривает себе преемника (иногда двух), которого он воспитывает с самого раннего детства, передавая ему свои опыт и знания. Выбор преемников - едва ли не самое ответственное дело в жизни мироизбранников. Как правило, они живут обособленно, не заводят семей, среди других людей они чаще всего бывают шаманами, то есть, теми, кто знает, как разговаривать с силами природы. Бывают среди них и предводители небольших отрядов, живущих обособленно от племени и добывающих себе средства для жизни набегами на другие племена. Такие отряды постоянно в пути, но тропы их почти никогда не пересекаются. Зачастую они участвуют в войнах между соседними племенами, договариваясь с вождями о доле, которую получат в случае победы. Бывает также, что такие отряды сами сталкивают племена, вовлекая их в войны. Но такое происходит только по общей договорённости, которую заключают между собой мироизбранники на тех самых встречах. "Но зачем это, чего они хотят?", - спрашивает Ранко.
Но шаман будто не слышит вопроса. Он умолкает, долго смотрит на огонь. Лицо его приобретает суровое сумрачное выражение, видно, что тяжёлая дума тяготит его. Шаман думает о том, что же он вправе открыть этим людям, да и надо ли что-либо открывать им? Разве не лучше, если они по-прежнему будут думать, будто всё, что с ними происходит, есть произвол высших, недоступных сил, которым следует поклоняться и разве что просить о чём-либо? Нужно ли, вообще, людям знать, что совокупной их волей, их помыслами управляют не высшие силы, а всего лишь люди, пусть (благодаря своим знаниям) более могущественные, чем они сами, но всё же доступные, и значит - уязвимые? Нет, нет, такая откровенность людям не нужна, но только повредит им, мироизбранникам. К тому же будет нарушена заповедь неразглашения (их тайн), а кара за это очень сурова: смерть. Они, мироизбранники, должны выполнить любой ценой свою миссию, они, именно они ответственны за то, что будет происходить с этим миром, как он будет развиваться. Если нужно, во имя исполнения своей миссии мироизбранники должны быть непреклонны, безжалостны, вплоть до того, что если какое-то племя в силу каких-тo причин тормозит общее правильное развитие, то оно должно быть наказано (потеснено другими), а если этого мало, то уничтожено полностью. Об этом должны будут позаботиться предводители тех самых летучих отрядов. Однако, напрасно он об этом проговорился, что-то внезапно заставило его нарушить заповедь неразглашения, он не должен был этого делать. Теперь, чтобы исправить свою ошибку, ему придётся убить Ранко и Лану. Что ж, для мальчика они уже не нужны, теперь мальчик будет жить у него. А как быть с маленькой девочкой, ведь её он взять не может? Шаман ещё глубже погружается в свои раздумья, наконец, принимает решение. Пусть будет так. Он велит им пить отвар, действие которого скажется только летом. Девочка к тому времени подрастёт. Он может рассчитать, когда девочка останется одна, и навести к тому времени на неё людей из племени торхов. О её будущем он позаботится. А миссия этик двух сильных и красивых людей закончена: они дали ему достойного преемника. Этот мальчик будет умён, силён и твёрд характером, потому что такими были его отец и мать. Всё, ему пора идти.
- Он будет таким, как я, и даже более могущественным, - произнёс после долгого молчания шаман. - Я забираю его, потому что так решили духи, он будет жить со мной. Возьмите эти травы. Вы должны заваривать и пить настой из них утром и вечером каждый день, через него вы будете передавать свои силы своему сыну, он в этом пока нуждается. Не бойтесь, что сами вы будете слабеть, я приду к вам снова и дам вам новые травы, которые восстановят ваши силы. А сейчас мы уходим. Помните о том, что это воля духов судьбы".
Полянкин открыл глаза и обнаружил себя сидящим в кресле. Рядом на полу стояла чашка остывшего кофе. "Опаздываю", - понял Полянкин, быстро сорвался с места и через минуту уже бежал вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек.
Уже сидя за рулём и поминутно поглядывая на часы, Полянкин поймал себя на мысли, что действительно очень хочет видеть Диану и что она единственный сейчас человек, с кем он хотел бы поделиться своим новым замыслом и чьё мнение хотел бы услышать. Выходит, она его чем-то зацепила, но он пока не понял, чем. Явно это не было чувственным влечением: нервные переживания последних дней не способствовали подобному направлению чувств. Он сознавал, что Диана была физически очень привлекательна, но сознавал как-то отвлечённо, если не считать того коротенького эпизода в ресторане во время их танца. Вероятно, Диана сумела передать ему каким-то образом, что он ей по-настоящему интересен, отсюда возникало ощущение подлинности, искренности их отношений. Но каких? В дружбу между мужчиной и женщиной он не верил. Тогда, может быть, это начало… Слово не проворачивалось на языке, да нет - даже в мозгу. Он редко и как-то с трудом его произносил, словно боясь, что, будучи произнесённым, оно непременно будет содержать в себе толику (пусть  самую малую) фальши.
За раздумьями время прошло незаметно - и вот уже нужный поворот. Издалека ещё он увидел Диану. Неужели он опоздал? "Так и есть: на целых восемь минут. Heхорошо, чертовски некрасиво".
- Здравствуйте, Диана. Извините меня, ради бога, мне так неудобно за моё опоздание.
- Здравствуйте, Игорь. Что ж, так и быть, извиняю. Я же понимаю, что господин писатель находится в непрерывном творческом процессе. И что это я должна просить прощения за то, что выдернула его из-за письменного стола, - они оба рассмеялись.
- Самое забавное, Диана, что так оно и было.
- Что, новая книжка? Игорь, расскажите! Я ужасно любопытна. Всё будет между нами, я умею хранить тайны.
- Угадали, есть один замысел, ещё очень сырой, но я уже приступил к наброскам, пишу, так сказать, киношным способом.
- Это как?
- Да сочиняю эпизоды из разных мест. Знаете, как киношники фильм снимают? Одна сцена из начала, другая - из середины, третья - ближе к концу. Но при этом сюжет у меня только формируется, то есть, готового сценария ещё нет.
- А я думала, что маститый писатель (а вы ведь уже маститый?) должен сначала составить подробный план, продумать сюжет, придумать всех своих героев и только потом браться за воплощение.
- Ну, может быть, это касается маститых, как вы сказали, писателей, к каковым, увы, причислить себя не могу. Скорее всего, так и нужно писать, но у меня всегда получается по-другому, как-то неправильно. Вероятно, потому, что по большому счёту я вовсе не писатель, а так - удачливый графоман.
- Не прибедняйтесь, Игорь.
- Да, кое-что у меня получалось, но сейчас то, что я успел нацарапать (имею в виду последний свой проект) больше смахивает на графоманство. Знаете, я здесь пытаюсь отступить от своего стиля, не знаю уж, почему, но чувствую, что здесь он как-то неуместен.
- Игорь, я окончательно заинтригована и теперь уже точно просто так вас не отпущу.
- Расскажу, расскажу, но не так же сразу, надо с мыслями собраться. А чтобы с мыслями собраться, надо срочно искупаться, иначе мои мозги расплавятся на этой жаре.
- Если вы помните, это соответствует нашим первоначальным планам. Так куда мы поедем? На Пироговку? Очень далеко не хочется.
- А не махнуть ли нам в Серебряный Бор? За полчаса доберёмся. Там вроде стало поприличней.
- Ага, понимаю. Хотите затащить меня на нудистский пляж? Какое коварство! Вот и доверяй после этого писателям. Впрочем, почему бы и нет? Я художник, а там сплошная натура.
- Боюсь, что не смогу там быть, так сказать, адекватным постоянным посетителям.
- Понимаю, но это не страшно. Просто вам придётся всё время лежать на животе.
- Вы думаете? Ну, тогда я рискну.
- Я вижу, вы полны решимости, вы настоящий мужчина. А вот я пока слабенькая, мне нужно ещё подготовиться, а посему - отправляемся сначала на общий пляж, напиваемся пивом, вы мне рассказываете замысел вашей будущей "нетленки"…. Не вздумайте отнекиваться, вы мне обещали! А уже потом -  к нудистам.
- Отлично, программа пикника полностью принимается, всё питейное и едейное закупается на месте.
- Я уточню: это программа начала пикника.
- Само собой. Итак, едем! - посмотрев в смеющиеся и, как ему показалось, игривые глаза Дианы, Полянкин радостно рассмеялся и резко рванул машину с места.


Алексей (три месяца спустя)

Алексей не очень понимал, зачем пошёл на вернисаж этой выставки, проходившей в Доме Художника на Крымской набережной, да это, в общем, было неважно. Сейчас он вместе с толпой (надо сказать – не очень плотной) неспешно перемещался из зала в зал. На каких-то картинах взгляд его задерживался, особенно на пейзажах, некоторые представлялись его наивному (так он сам определял) взгляду по-настоящему мастерскими. Авангард и прочие отклонения от классического стиля Алексей обходил стороной: "Не моё, предпочитаю видеть не проекции чьего-то воображения, а подлинную картинку в естественных пропорциях. Впрочем, с кем-либо спорить по этому поводу я бы не стал; зачем, если кому-то нравится?"
Взгляд Алексея остановился на портрете. Лицо, несомненно, знакомое. Стиль полотна (которое оказалось не совсем портретом) никак нельзя было назвать классическим: оно было заполнено разнообразным нагромождёнием каких-то предметов, каких-то перевёрнутых (или вывернутых) лиц, каким-то немыслимым (для него) сочетанием красок. Но в центре картины было это лицо, изображённое абсолютно "правильно". Пытаясь вспомнить, где он его видел, Алексей приблизился к картине и остановился, прочитал ничего не сказавшее ему название - "Последнее". "В названии слышится трагизм", - подумал Алексей и всмотрелся в картину. "Да и в самой картине – тоже. В лице какое-то напряжение, смятение, а может, страх или ожидание чего-то плохого и неизбежного". Подошёл ещё ближе, пригляделся к деталям. В калейдоскопе окружающих предметов и лиц он узнал то же центральное мужское лицо, теперь уже "неправильное"; оно встречалось несколько раз, как бы совершая обход вокруг своего оригинала. Проследив траекторию лица-двойника, Алексей обнаружил постоянное присутствие рядом с ним ещё одного лица, женского. Были и другие лица, но замысел становился ясен: это была история отношений двоих, точнее, - история любви. "Попробую угадать, что второе лицо принадлежит автору картины, и автор - женщина", - Алексей поискал глазами в начале зала, где должны были быть сведения об авторе (весь зал отдавался одному художнику), подойдя, прочитал: "Диана Мархлевская". "Но кто же на картине, очень хочется вспомнить", - и Алексей снова вернулся к картине, однако его место было занято молодой парой.
- Ты знаешь, Мариш, а ведь это Игорь Полянкин, - услышал Алексей голос мужчины.
- Да ты что? Тот самый, который летом скоропостижно умер? Так грустно. Я читала его книги - очень даже неплохой писатель. Теперь я понимаю название. А что, эта Мархлевcкая - его жена?
- Не знаю, может быть.
Вот оно что! Ну конечно, это был Полянкин. Странно, что Алексей сразу не вспомнил его, ведь судьба совсем недавно, каких-то три месяца назад, так неожиданно их столкнула. Так значит, Полянкин умер? Он и не знал, а ведь была мысль найти Полянкина, посоветоваться. Потом Алексей передумал, были причины. Но всё же, отчего он умер? Может быть, его смерть связана с тем роковым событием в самолёте? "Поговорю с этой художницей", - возникла внезапная решимость.
Найти предлог было не так уж сложно: картины с выставки, как гласила афиша, можно было приобрести у авторов. Оказалось, что Мархлевская сейчас здесь, на выставке. Порасспросив персонал, Алексей оказался в одном из служебных помещений, служащая пошла пригласить художницу, и через пять минут в помещение вошла она - довольно крупная женщина лет сорока с правильными, пожалуй, красивыми, чертами лица, одетая в изящный серый костюм, в котором, впрочем, трудно было определить особенности ее фигуры; густые тёмные волосы почти доставали до плеч.
Служащая кивнула на Алексея, и художница направилась к нему, Алексей, в свою очередь, шагнул навстречу. Лицо художницы было спокойно-строгим и деловитым, однако несколько бесцветным ("должно быть, поскромничала с косметикой"), а вблизи  показалось болезненно-усталым. Сухо и довольно безразлично поздоровавшись, она вопросительно посмотрела на Алексея.
- Видите ли, - Алексей замялся, - меня интересует картина "Последнее".
- Вы хотите её купить? Должна вас разочаровать: она не продаётся.
- Я именно так и думал.
- Тогда что же?..
- Я узнал на вашей картине лицо писателя Игоря Полянкина и понял, что (прошу извинить меня) у вас было к нему глубоко личное отношение. Я был поражён, только что, из разговора посетителей, узнав о его смерти. Совсем недавно, летом, мы оказались вместе…
- Вы с ним были знакомы?
- Нет, не был, но мы вместе летели из Сочи, на одном самолёте, и там произошло событие, в которое я оказался поневоле втянут, и последствия которого оказались для меня… как бы вам сказать… очень драматичными… и у меня была мысль найти Полянкина, рассказать ему… у меня была очень тяжёлая ситуация, не на кого было опереться, и я подумал тогда… В общем, вот так, за пять минут, я не смогу объяснить. И вот сейчас я узнаю, что он умер, и у меня возникает мысль, что эта его внезапная смерть… да, эта его смерть как-то может быть связана с теми событиями. Я долго смотрел на вашу картину, и мне показалось, что в последние его дни вы были с ним вместе, да и название…
- В общем, вы верно угадали. Знаете, - внезапно решилась Диана, - я могла бы завтра с вами встретиться, знаете, я даже очень рада буду с вами поговорить обо всём этом, мне было не с кем, я чувствую, что вам это важно. Так как? Давайте завтра?
- Конечно! Во сколько, где?
- Да здесь же, поблизости.
Они договорились о месте и времени встречи. Когда они прощались, уже им казалось, что они не только сейчас познакомились, а уже встречались когда-то, что у них есть что-то общее (да так оно и было), и что как будто они возобновляют своё знакомство. Диана на прощание протянула руку.
- Можете называть меня Дианой.
- А я Алексей. Так значит, до завтра?
- До завтра.
"У неё удивительно располагающая улыбка", - думал Алексей, пробираясь к выходу.
"А нужно ли мне узнавать что-то ещё об этом деле? Если смерть Полянкина с ним действительно связана, то чем может грозить мне эта дополнительная информация с учётом того, что я уже и сам знаю? Глупо… порыв… ничего не изменишь, только подвергнешь…" - Алексей чувствовал смятение, и тот холодок опасности, который не покидал его так долго, опять вернулся и прошёлся мелким ознобом и дрожью в руках. "Нет, лучше всё-таки знать. И потом, хочется себя уважать. В конце концов", - он не додумал мысль, потому что вечерняя толпа, заполнившая вход в метро, сдавила его и, потащив к турникету, заставила вспомнить, что у него нет проездного билета.


На следующий день, утром

Алексей и Диана должны были встретиться здесь, в Парке скульптур возле Дома Художника, в половине десятого утра. Алексей пришёл раньше, и теперь ждал возле памятника Калинину, одному из свезённых сюда из разных мест Москвы скульптур-фетишей ушедшей советской эпохи. Было промозглое прохладное утро середины октября, густой туман ещё не успел рассеяться, создавая причудливые картинки, когда вдруг из него выплывали то чья-то каменная голова, то чьи-то чугунные ноги…
До назначенного времени оставалось десять минут, и Алексей побрёл по безлюдным аллеям, вбирая в себя осень – с полуосыпанными жёлтыми деревьями  и шуршащими под ногами листьями. Туман почти рассеялся, когда он вернулся к "Калинину". Невольно подумал: "А нет ли слежки?" Огляделся: один только старичок, перебирая ногами, медленно двигался к Алексею. Вполне безобидный маленький старичок, да и тот вскоре пропал из вида. Вдалеке в остатках тумана обрисовалась фигура, направлявшаяся в его сторону, и Алексей сразу же понял, что это Диана, потому что не сомневался в её приходе. Да, он не ошибся: через минуту подошла она, необычайно элегантная, даже шикарная – не то, что вчера, вчера она выглядела значительно бледнее.
- Здравствуйте, Алексей, я не очень опоздала?
- Доброе утро, Диана. Если женщина опаздывает всего на пять минут, то можно считать, что она приходит заранее.
- Вот как? А что сказать о женщине, которая приходит на пять минут раньше?
- Что это опасная женщина. Впрочем, я не уверен, что такие женщины вообще существуют… Диана, я не знаю, вправе ли вас расспрашивать о Полянкине, но видите ли, тот рейс, на котором судьба нас с ним свела…
- И я летела тем рейсом.
- Да что вы! Постойте, постойте, теперь я начинаю понимать, почему ваше лицо, точнее, профиль вашего лица, показался мне знакомым. Я сидел тогда в среднем ряду, а вы, должно быть, в правом и несколько впереди меня…
- Я почти не смотрела по сторонам, и вас, к сожалению, не видала… Впрочем, не вы ли тогда с Игорем…
- Да, да, мы вместе его поднимали… Так вот, я хотел сказать, что тот рейс сильно повлиял на мою жизнь, развернул её, что ли. В общем, это целый рассказ… Если вы не против, мы могли бы зайти в то заведение (Алексей кивнул на "кафе-стекляшку") и посидеть в уголке за чашкой кофе или пива, спокойно поговорить. Там почти никого не бывает, особенно в это время… Я плачу.
- Ну, что ж, если вы к тому же платите, мне придётся согласиться.
Они зашли в маленькое кафе, расположенное там же, в Парке скульптур, взяли по кружке разливного пива и устроились за угловым столиком. В кафе кроме них ещё никого не было, слышалась тихая приятная музыка, располагавшая к неспешному разговору.
- Кто же первый начнёт? Может быть вы, Алексей?
- Что ж, пожалуй. – Алексей, стараясь быть кратким и в то же время стремясь ничего существенного не упустить, поведал Диане о произошедших с ним событиях…Его рассказ подходил к концу.
- Признаться, я не очень понимал, что же мне делать с этой плёнкой, какой дать ей ход, хотя что-то делать нужно было непременно. Я ждал, что скажет Мочалин. Я тогда пришёл к нему на двадцать минут раньше. Серёга был мрачен и сильно нервничал; предложил мне пройтись. Минут десять мы молча петляли по каким-то закоулкам. Наконец, Серёга в двух словах изложил мне ситуацию. Оказывается, наш с ним телефонный разговор всё-таки засекли, вследствие чего у него состоялась беседа с человеком из органов. Человек сообщил ему, что я, Алексей Крагин, владею информацией, ему, человеку этому, известной, о ситуации вокруг одного месторождения, о которой, вероятно, буду наводить справки у Мочалина. Человек предложил задержать меня под любым предлогом… – Алексей помолчал, допил остатки пива. – Но здесь он оплошал, потому что Мочалин не поленился выведать из каких-то своих источников, из какого подразделения был этот человек. А выведав, Серёга понял, что мне угрожает серьёзная опасность, и посоветовал мне, во-первых, спрятаться куда подальше, во-вторых, ни в коем случае не пытаться что-либо предпринимать, а в-третьих, через три дня я должен буду ему позвонить. Может оказаться, добавил он, что за эти три дня моя информация исчерпает свою актуальность, и интерес к моей персоне будет потерян, – и это будет для меня наилучшим вариантом. На том мы и расстались.
К счастью, до возвращения моей семьи с юга оставалось ещё пять дней. Но что должно произойти в ближайшие три дня такого, что могло бы сделать мою информацию неактуальной, а меня – неопасным? Я сидел в "берлоге", на той самой квартире, практически не вылезая из своей комнаты под предлогом простуды и ломал голову над этим вопросом.
Тут Алексей прервал свой рассказ и задумался, рассматривая хорошо одетую даму, сидевшую к нему боком за соседним столиком. Увлекшись рассказом, он не заметил, что у них появилась соседка. Ему показалось, что соседка явно прислушивается. Вот это совсем ни к чему! "Перебраться за другой столик, либо предложить Диане выйти на улицу?" Пока Алексей раздумывал, соседка повернулась к нему лицом.
- Здравствуй, Лёша, ты меня не узнаёшь?
"Бог ты мой!" -  Алексей оцепенел от неожиданности. Перед ним была не кто иная, как Леночка Мерцалова, вместе с которой он работал когда-то у Пронина, сидел с ней в одной комнате. "Неужели опять случайность? Не может быть!"
- Привет, Леночка, - едва выдавил он из себя, - ты здесь случайно?
- Признаюсь, что не совсем, и признаюсь, что слушала твой рассказ, только не с начала. Видишь ли, я тоже оказалась втянутой во всю эту историю и могу многое рассказать вам, тебе и Диане Викторовне. – Она повернулась к Диане.
- Извините, Диана Викторовна, я с вами не поздоровалась. Здравствуйте.
Диана молча кивнула, не зная, как повести себя.
- Дело в том, что у меня были подозрения по поводу смерти Игоря Валентиновича Полянкина, случайно я узнала от одной своей подруги, что вы с ним были… хорошо знакомы; я решила с вами встретиться, узнала, что у вас выставка, подумала, что это хороший повод. И вот, когда я пришла вчера на вернисаж, чтобы с вами познакомиться, я неожиданно увидела Алексея и… в общем, так получилось, что я узнала о вашей встрече.
- Подслушала! Неужели мы так громко говорили?
- Нет, просто, когда вы прощались, (а я стояла метрах в десяти от вас) я услышала, как Диана Викторовна сказала "До завтра". И мне пришла в голову мысль тоже оказаться на этой встрече, потому что… потому что я знала, в какую историю ты попал, Лёша, знала, что в эту же историю попал Полянкин, и предположила, что вы будете говорить именно об этом, и, как видите, я не ошиблась.
- Так ты за мной проследила?
- Ну да, и это было нетрудно. По дороге к себе домой ты был так погружен в себя, что ни разу не оглянулся. Я проследила тебя до подъезда, а утром пораньше приехала на машине, дождалась, когда ты вышел из подъезда, сел в свою машину… ну и вот я здесь.
- Замечательно, Леночка, ты настоящий частный детектив. Ну что ж, поскольку ты своего добилась и присутствуешь на встрече, присоединяйся к нашему разговору. Диана Викторовна, вы не возражаете?
- Я только возражаю, чтобы меня называли здесь Дианой Викторовной, давайте просто "Диана". Договорились, Лена?
- Конечно, так даже будет проще. Лёша, продолжи, пожалуйста, свой рассказ, а потом я расскажу вам всё, что об этом знаю.
- Ну что ж… В общем, для меня почти всё осталось непонятным. Короче, через три дня я позвонил Мочалину, и он мне сказал, чтобы я радовался, что всё для меня обошлось, но чтобы я со своей кассетой никуда не совался и постарался обо всём забыть… Вот так. Через два дня прилетела моя семья, и когда я подумал, что могу навлечь на неё опасность, всё моё геройство исчезло. Я ничего не предпринимал, ничего не узнавал, и меня никто не трогал. Я даже не знаю, жив ли Пронин. Но когда я вчера узнал о смерти Полянкина, меня всего перевернуло: неужели он тоже оказался причастен к этой истории и стал ее жертвой? Я понял, что мне необходимо знать, что с ним произошло. У меня какое-то чувство вины перед ним. Я думаю: если бы я тогда сумел его найти, может быть, его судьба сложилась бы иначе?
- Может быть, - задумчиво произнесла Диана. - Может быть, вас спасла эта кассета, ведь знают, что она у вас есть, и наверняка вы припрятали несколько копий, и если бы вас убили, эти копии могли бы всплыть.
- Господи, так он тоже что-то знал? Но если он что-то знал, то мог составить, например, записку.
- Записка, к сожалению, не то же самое, что кинодокумент, - Диана грустно вздохнула и замолчала. Некоторое время все сидели молча. По щеке Дианы скатилась слеза. Наконец, она справилась с собой и с видимым усилием заговорила.
- Мы познакомились с Игорем после того авиарейса, которым летели и вы, Алексей, и где произошла эта история с Прониным. Она и оказалась поводом к нашему знакомству. До этого мы однажды виделись на одной моей выставке и были представлены друг другу, но не более того. Игорь вспомнил, что видел меня в самолёте, через знакомых нашёл мой телефон и позвонил. Я почему-то подумала тогда, что он ищет встречи со мной: мне в тот раз, когда нас представили и мы немного поговорили, показалось, что он смотрел на меня более чем заинтересованно. Но он тогда был под каблуком у своей молодой любовницы… Словом, я ошибалась. Для Игоря было важно другое: он хотел услышать от меня какие-нибудь подробности о происшествии в самолёте. У него были основания думать, что это была попытка убийства, он даже видел в салоне самолёта одного человека, который примерно за неделю до того уже покушался на Пронина в сочинском казино. - Диана вкратце пересказала то, что она узнала от Полянкина.
- Так вот, Игорь попытался выстроить свою версию. Он стал искать дополнительные факты, наблюдения; с этой целью, между прочим (как я уже сказала), познакомился со мной. К сожалению, того, что происходило с вами, Алексей, Игорь не знал, он даже не обратил никакого внимания на ту записку, вероятно, и не заметил её. В общем, после того второго эпизода, в самолёте, он был уверен, что его вычислили и что он стал как бы двойным свидетелем. С помощью знакомых ему удалось собрать некоторое досье на Пронина. Ему стало понятно, что Пронин - довольно заметный и активный игрок на двух сценах: политики и бизнеса. Пронин претендовал на некие ключевые позиции. Вероятно, он предпринял какие-то слишком активные действия и в результате вышел за какой-то допустимый предел - и получил недвусмысленное предупреждение.
Диана замолчала, закурила новую сигарету, задумчиво глядя в невидимую точку за окном. Так прошло минуты три. Наконец, Диана прервала молчание.
- Игорь искал способ, как себя обезопасить. Он написал статью, и она должна была появиться ещё в июле в одной из популярных газет. Расчёт его был на то, что после появления статьи его внезапная смерть, если таковая случится, может быть поставлена в связь с персонажами его статьи и привлечь к ним и к их окружению повышенное внимание. Игорь полагал, что те люди, с которыми он поневоле столкнулся, никоим образам не хотели бы засветиться. Одним из персонажей был Пронин, и Игорь каким-то образом обыграл в статье свои предположения по поводу возможного покушения на Пронина. Игорь был почти уверен, что вопрос с публикацией решён, он получил на этот счёт заверения одного своего хорошего приятеля.
- Когда же вышла эта статья и где? - спросил Алексей.
- А она не вышла, я это точно знаю. И, очевидно, уже не выйдет никогда.
- У вас есть её текст?
- Нет, к сожалению, нет. Но я продолжу. Есть еще одно обстоятельство. Возможно, оно не имеет отношения ко всем этим событиям, а возможно, имеет… Игорь начал работу над новой книгой. Её основной замысел он описывал мне примерно так.
Якобы, есть некоторые основания полагать, что за всеми, более или менее значимыми событиями, происходящими в мире, стоят какие-то закулисные координаторы, обладающие неограниченными ресурсами. Именно они инициируют события, направляют их, выдвигают и поддерживают одних людей, отстраняют или устраняют других. Якобы, один из главных их приёмов управления состоит в том, что, глубоко зная психологию людей, они способствуют продвижению на то или иное место какого-то конкретного лица, поступки которого они способны предугадать. При этом они прибегают к воздействию на это лицо третьих лиц, имеющих на него психологическое влияние. Этим третьим лицам они, координаторы, могут уже отдавать непосредственные распоряжения. - Диана помолчала, затем продолжила.
- Оказывается, Игорь последние год или два занимался подборкой и анализом различных событий с этой точки зрения. Он говорил, например, что его всегда поражала в биографии Наполеона его невероятная неуязвимость и везучесть. Игорь говорил, что либо надо верить в мистику, чудеса, либо биографы все, как один, врут, либо за этой исторической фигурой стояли другие фигуры, которые истории неизвестны. Кстати, он мне говорил, что уже написал набросок эпизода, действие которого относится к тем наполеоновским временам. В общем, он написал совсем немного, но по-видимому сумел в написанном обозначить свой общий замысел. Он заключался в том, что существует некий клан координаторов, который начал формироваться очень давно, в баснословные времена. Игорь хотел вообразить, как это происходило и как клан устроен сейчас, он пытался догадаться, какие люди могли бы входить в этот клан. - Диана снова замолчала, припоминая, что ещё говорил ей Полянкин.
- Диана, Игорь давал вам читать свою рукопись? Она, вообще, не пропала? Простите, я вас прервал.
- Ничего, Алексей, я скажу, конечно. Нет, я не читала рукопись и думаю, что она вполне могла пропасть вместе с материалами, которые Игорь собирал. Видите ли, те события (в Сочи, в самолёте) подтолкнули его к началу работы, которую он до этого момента всё откладывал. Он говорил мне, что интуитивно почувствовал связь этих событий со своим замыслом, своими догадками. Может быть, он преувеличивал, и дело было только в эмоциональном настрое, не знаю. Во всяком случае, при размышлениях над этими событиями вокруг Пронина у Игоря (я пытаюсь сейчас вспомнить его слова) возникало ощущение, что здесь присутствует рука тех самых гипотетических координаторов. У Игоря создалось впечатление, будто этого Пронина кто-то умело "выращивает", определяет его место, возможную степень его воздействия на ход событий, рассчитывает его, скажем так, оптимальный масштаб.
В общем, я, наверное, что-то упустила из рассуждений Игоря, но я знаю, что он пытался подкрепить свои догадки дополнительными фактами, он намекал мне, что ему удалось раздобыть интересную информацию, причём такую, в которой обозначилась одна любопытная фигура. Наш последний разговор произошёл за день до его смерти, и я думаю, не здесь ли её причины, ведь наш разговор могли подслушать.
- Простите, Диана, вы можете сказать, как и от чего он умер?
- Врачи констатировали сердечный приступ, кто-то из знакомых моих знакомых видел официальное заключение. От тех же  знакомых я узнала, что Игорь, действительно, пару раз лежал в больнице, какие-то проблемы с сердцем у него были, но не очень тяжёлые. Мне же он на здоровье ни разу не жаловался и выглядел вполне здоровым. Хотя, конечно, нервные перегрузки, но я как-то не верю... А как это случилось?.. Я тогда целый день не могла до него дозвониться, никто не брал трубку. Наконец, поздно вечером ответил женский голос, я поняла, что это вернулась из Испании его Регина, она рыдала в трубку, и всё, что я от неё услышала, было одной фразой: "Игорь Валентинович сегодня умер от сердечного приступа". Вот так… Вот так и закончился мой последний роман, который длился всего-то одну неделю...
- Всего одну неделю… А из вашей картины…
- Да, да, неделю, а мне кажется, что так долго. Потому что было так много! И первое свидание, и разговоры, всё более откровенные, и первые прикосновения, и неожиданная свобода, его и моя, и его страхи, то сжимавшие, то отпускавшие его, и моё желание ему помочь, и эта его книга, и жаркое московское лето с веселым пляжем и тёплой водой, и бесконечными ночными улицами, то яркими и кричащими, то тёмными и таинственно молчаливыми, и близость первой ночи, которая, впрочем, так и осталась единственной… - Диана замолчала. Её глаза, затуманенные слезами, неподвижно смотрели в какую-то одну, только ей ведомую, точку за окном. Все молчали.
- Ну, что ж, - голос Дианы был уже ровен и спокоен, - теперь мы послушаем вас, Леночка.
- Как всё-таки ужасно то, что произошло с Игорем Валентиновичем, - Леночка горестно вздохнула и смущённо промокнула глаза краешком платка. Диана, я вам очень сочувствую.
- Спасибо, Леночка.
Леночка, немного путаясь и часто останавливаясь, начала говорить; понемногу она успокаивалась, и рассказ её становился всё более понятным. Основным источником Леночкиной информации был её муж, Мерцалов Эдуард Камалович, один из компаньонов Пронина и член совета директоров холдинга, во главе которого стоял Пронин. Часть этой информации она узнала непосредственно от мужа, часть же сумела выудить из его бумаг и подслушанных разговоров. Леночка взяла слово с Алексея и Дианы, что всё услышанное от неё останется только между ними.
Картина складывалась такая. Среди компаньонов - учредителей холдинга - в последние месяцы наметились серьёзные разногласия. Они не афишировались, и прямых столкновений на деловых совещаниях не происходило, во многом благодаря тому, что Пронин своим жёстким и властным характером заставил всех считаться с тем, что последнее слово всегда остаётся за ним. Однако со временем пронинская авторитарность становилась всё более тягостной, и наступил такой момент, когда она уже просто стала мешать делу. В начале года Пронин, будучи почти в одиночестве, сумел настоять на двух проектах, которые со всей очевидностью полностью провалились. Естественно, что за спиной Пронина начали складываться разные коалиции, и потихоньку началась борьба за власть в холдинге. В центре наиболее весомой антипронинской коалиции оказался Мерцалов.
- Впрочем, - продолжала Леночка, - мой Мерцалов трусоват. Но в какой-то момент он получил очень мощную поддержку извне. Это было накануне отъезда Пронина в Сочи, где тот должен был пробить очередной свой проект. Речь шла о раскрутке одной фигуры. Человека должны были двигать на самый верх, а Пронин должен был чуть ли не руководить всей раскруткой. Так вот, этот некто со стороны сумел убедить Мерцалова, что затея Пронина потерпит крах и что всё это в результате сильно ударит по самому холдингу, подорвёт его финансовые позиции. А надо сказать, что к этому моменту финансовая ситуация складывалась действительно неблестящая. Между тем, сам Пронин, как ни странно, успешно двигался в гору, из самых высоких кабинетов буквально не вылезал. Очевидно, то, на что он рассчитывал, поехав в Сочи, могло стать для него мощнейшим рывком наверх. И за этот рывок, как убедили моего Мерцалова, Пронин готов был заплатить всем холдингом. Короче, таких высоких ставок, как в это лето, Пронину ещё делать не приходилось, я в этом уверена. Но слушайте дальше. Улетает, стало быть, наш Александр Дмитриевич в Сочи, причём так экстренно, сорвался буквально в один день, ни с кем толком не поговорив, ничего не объяснив. Была, конечно, какая-то отговорка. Мол, в связи с кинофестивалем, одним из спонсоров которого он является. Ну, ты знаешь, Лёша, эти его совместные проекты с разными дельцами от культуры, он там в каких-то фондах участвует: то ли финансирует, то ли руководит. Кинофестиваль был только предлогом, я уже говорила, что там собрались люди для решения вопроса о раскрутке некой фигуры.
- Которая не имеет отношения ни к фестивалю, ни к культуре вообще?
- Лёша, давай не заниматься расследованием. Я всё равно не знаю, кто это.
- Но подожди, если раскрутка пошла, то об этом человеке уже все знают. Или раскрутка не пошла?
- В том-то и дело, что не пошла, а всё из-за нашего Пронина, из-за его амбиций.
- В этом и нужно искать причины покушений на него?
- Думаю, что да. Но знаете, о том покушении в казино я узнала только сейчас от вас, Диана. Я знала только о случае в самолёте.
- Так значит, в самолёте всё-таки было покушение? Неужели было следствие? Что-то не верится.
- Нет, Лёш, никакого следствия не было. И само покушение слишком фантастическое. Собственно, то, что было именно покушение, решил мой Мерцалов. Кто-то до него довёл такую мысль. Официально же было сказано, что у Пронина обширный инфаркт и что-то там ещё, и в течение нескольких дней он находился, якобы, между жизнью и смертью, причём давали понять, что смертельный исход - наиболее вероятен...
- Так вот, - Леночка выдержала многозначительную паузу, - всё это было блефом!
- Не может быть! - в один голос воскликнули Алексей с Дианой.
- Я тоже не могла в это сразу поверить, когда узнала. Впрочем, я лучше по порядку, - Леночка замолчала, потёрла пальцами висок, собираясь с мыслями.
- Так вот… Через неделю после того злополучного полёта, в понедельник, собирается собрание акционеров одного завода. Этот завод холдинг не так давно прибрал к рукам. Не открою особой тайны, если скажу, что он - жемчужина всего холдинга, недаром на него было потрачено столько сил. Фактически его контрольный пакет поделён между учредителями холдинга, и между ними, с того самого момента, как возникла оппозиция Пронину, шла скрытая борьба за место председателя совета директоров. На тот момент им был Татарин, верный пронинец, ты его знаешь, Лёш. Но когда всё это случилось, он стал колебаться и поддаваться влиянию моего Мерцалова со товарищи. В общем, дело шло к тому, что председательское кресло должно было перейти к Мерцалову, у него и собственный пакетик акций был побольше, чем у Татарина. Самый большой пакет принадлежал, разумеется, Пронину, но получалось, что в голосовании он бы не участвовал, а кворум, между тем, набирался.
- А почему собрание не попытались перенести? – вставил Алексей.
- В первые дни после случившегося такие предложения выдвигались, но потом как-то все поверили, что у Пронина дела совсем фиговые, и придётся всё равно жить дальше без него. Ну и, понятно, борьба за власть развернулась почти открытая. Реально на власть претендовали двое: Заикин и мой Мерцалов. Знаете, многие тогда стали подозревать, что история с Прониным - дело рук Meрцалова. Но сначала закрутилась вся эта беготня за кассетой. Заикин полностью был уверен, что в ней та самая "кощеева игла" врагов Пронина. Бросил на твои поиски, Лёша, какие-то немыслимые силы, какой-то резервный отряд быстрого реагирования, человек, наверное, двести или триста, этот отряд рыскал по всему Подмосковью, потом в Москве.
- А что, твой Мерцалов принимал участие?
- Нет, но был полностью в курсе, информацией его снабжал Болченко, а тот вместе с Гуревичем координировал, можно сказать, всю поисковую операцию. Под общим руководством Заикина, конечно. И ты представляешь, Лёш, эта паскуда Болченко в первый же день, в воскресенье, нашёл меня и начал шантажировать. Тогда они не думали, что ты пропал так надолго, собственно, ещё не начинали так активно тебя искать. И вот, значит, этот Болченко, который целый год, оказывается, за мной следил, заявляет мне: дескать, ты должна быстренько охмурить Крагина, мы тебя сегодня с ним сведём, и вытянуть из него информацию насчет распоряжения Пронина. Ну, в общем, узнать, про какое место в той записке говорится. Я, конечно, от всего этого в шоке, мечусь в истерике по друзьям, но все от меня шарахаются. Представляете, все оказываются трусливыми подонками! - Леночка нервно закурила новую сигарету, на глазах у неё появились слёзы.
- Господи, как я тогда переживала! Это ощущение полного бессилия и одиночества…- Она докурила сигарету, успокоилась.
- А что же Болченко?
- А Болченко исчез, на связь с Мерцаловым выходить перестал, я уже подумала, что его… Но он-то, поддонок, выкрутился, хотя его предательство раскрылось. А тогда Заикин его просто изолировал.
- И что же, Заикин уступил, что ли, твоему Мерцалову? - не вытерпел Алексей.
- Да, потому что испугался: Гуревич погиб, вернее, его убили.
- Да ты что?!
- Ты что же, Лёш, действительно ничего больше не знал?
- Я же сказал, что меня предупредили: молчи и не рыпайся. Но подожди, ты сказала, что Гуревича убили – это точно или твои догадки?
- Догадки, но уж очень это пришлось кое-кому кстати. Якобы он на машине разбился, сильно напившись. Не буду об этом. Может, он и вправду разбился. Но факт тот, что после его смерти Заикин сразу сбавил обороты. По-моему, он какое-то время пребывал в прострации, не зная, что ему делать без этой несчастной кассеты. Довольно рыхлым мужичком оказался, быстро сник.
- А что было бы, если бы кассета оказалась в руках Заикина?
- Во всяком случае, у него появилась бы весомая улика против Болченко и Мерцалова, как я поняла из твоего рассказа о содержимом кассеты.
- Но криминала-то особого в кассете не было. Это только Пронину было бы ясно, предатель Болченко или нет.
- Заикину, думаю, тоже. Всё-таки они были с Прониным ближайшими друзьями.
- Сомневаюсь, чтобы Митрич полностью доверялся даже ближайшим друзьям. Болченко мог быть его тайным агентом в этой игре.
- По крайней мере, моего Мерцалова можно было этим прижать. Мерцалов трусоват. Я уверена, что сам он заказать Гуревича не мог… Если только им руководили…
- Чёрт возьми, неужели те самые координаторы, о которых догадывался Полянкин?
- После того, что я услышала от Дианы, я начинаю думать, что да. Господи, но как же всё это подло! Гуревича жаль, он был, в общем-то, неплохим парнем, быть может, чересчур хамоватым и циничным, но далеко не такой гнидой, как этот Болченко. А Игорь Полянкин - просто невинная жертва. Он-то за что поплатился жизнью?
- Получается, что за свои догадки об этих координаторах. Что ж, если эти мифические координаторы так быстро и жестоко пресекают любую утечку информации о себе, то неудивительно, что их никто не знает. Лен, так я не понял, что всё-таки случилось с Прониным и что произошло на этом акционерном собрании? И какое, наконец, значение могла иметь первая часть кассеты?
- Да-да, Лёш, я сейчас скажу, дай подумать. - Несколько минут Леночка молчала.
- Мне кажется, произошло вот что. У Пронина был конкурент, который претендовал на ту же роль, что и Пронин. Возможно, он имел контакты с кем-то из пронинского холдинга, например, с моим Мерцаловым. Во всяком случае, судя по всему, он сумел перетянуть на свою сторону часть пронинских силовиков. Я думаю, сначала этот конкурент сделал Пронину прозрачное предупреждение о том, чтобы тот попридержал свои амбиции: вспомним случай в казино, о котором я сегодня узнала от Дианы. Видимо, на Пронина это не очень подействовало, и тогда его соперник решился его убрать. А дальше… дальше я не очень понимаю. – Леночка снова задумалась, мысленно нащупывая  логическую цепочку. Алексей с Дианой молчали в ожидании.
- Попробую предложить гипотёзу, основанную на моих данных и на том, что я услышала от Дианы. Я серьёзно отношусь к предположениям Игоря Полянкина: они подкрепляются его внезапной смертью. Вероятно, его статья стала для него роковой ошибкой…
- Итак… итак, дальше вмешиваются те гипотетические координаторы, которые стоят как бы над всем этим процессом. Если предположить, что они всё контролируют, то вполне вероятно, что заказная киллерская команда тоже у них под колпаком. Они… допустим, они хотят выбрать из двух кандидатур (я имею в виду Пронина и его конкурента) более для себя подходящую. Они решают определённым образом обыграть возникшую ситуацию, то есть, заказ (о котором они узнают) на убийство Пронина. Они каким-то образом связываются с Прониным и предлагают ему устроить инсценировку, киллеру предлагается присутствовать на месте, но ничего не делать, то есть, устроить так, будто бы заказ конкурента выполнен.
- Постой, Лен, ты хочешь сказать, что то, что произошло в самолёте, было только спектаклем, и Митрич на самом деле был вполне здоров?
- Да, Лёш, именно так, и ты скоро поймёшь, почему я в этом уверена. Так вот, теперь об этой кассете. Здесь дело, на мой взгляд, вот в чём. Ясно, что если ей даётся ход (я про первую часть), то планы той самой транснациональной корпорации с большой вероятностью рушатся. Пронин рассказал на сочинских встречах, что располагает соответствующими материалами, хотя тогда он ещё, предполагаю, не держал их в руках и предъявить не мог, но был человек, который их раздобыл и был готов передать Пронину. Дело ещё в том, что вся эта политическая группа придерживается… как бы правильно сказать… национально-державной стратегии, что ли. То есть, они стоят за ограничение иностранного вмешательства. Так вот, эти материалы должны были стать козырем в руках Пронина. Он заявлял примерно так: "Вот смотрите, я сейчас возьму и разрушу планы этой корпорации, да ещё сделаю из этого рекламную кампанию для нашего "босса". Что, разве это не блестящий ход в борьбе за "близость к телу"?
- Лена, ты меня просто поражаешь! Извини, но не думал от тебя услышать такие аналитические выкладки, я полагал, ты больше интересуешься другими вещами.
- Я, Лёшенька, за эти два-три месяца сильно поумнела, потому что стала много размышлять. И не забывай, что я имею очень приличное образование.
- Да, я это помню… Но постой, всё это - только твои догадки? О конкуренте, о заявлениях Пронина? Ты прямо сейчас сочиняешь, что ли?
- Заявления Пронина действительно были, и конкурент был. Так я продолжу. Теперь вы понимаете, что у конкурента Пронина возник мотив для немедленного его устранения? Разумеется, он хотел бы это убийство обставить, как… даже не как несчастный случай, а как естественную смерть, - чтобы его не смогли заподозрить другие политические соратники. И, кроме того, конкурент рассчитывал сам завладеть этими материалами. Вероятно, он мог даже иметь выход на человека с материалами.
- Может, через твоего Мерцалова?
- Может быть. Или через Болченко. Короче, в дела вмешиваются "координаторы" и предлагают Пронину как бы временное укрытие. Возможно, они хотят посмотреть, что будет делать дальше его конкурент. Пронин принимает предложенные условия инсценировки, хотя понимает, что обрекает себя на то, что на какое-то время может оказаться полностью в руках этих "координаторов", и ещё неизвестно, как они решат его судьбу. Но он принимает условия игры и пытается доказать, что способен на сильный ответный ход.
- Да, вижу, что гипотеза о координаторах произвела на тебя большое впечатление. Но продолжай, пожалуйста.
- Так вот, Пронин устраивает этот маленький спектакль в самолёте и одновременно наводит конкурента на след кассеты. Здесь уже он сымпровизировал, увидев тебя, Лёш, в самолёте (или во время посадки в самолёт). Он рассчитывает выиграть время и направить все усилия своего конкурента в эту сторону. Сам же готовит удар по мерцаловской группировке (а значит - и по конкуренту).
- Выходит, он намеренно подставил Алексея, причём зная, какая ему может грозить опасность? Но ведь это же…
- Да, Диана, думаю, что именно так. Впрочем, это остаётся моими догадками.
- То, что Алексея подставили, - это уже не догадки, а факт. Но как объяснить, что за Алексеем бросаются люди Пронина, а не этого конкурента?
- Да, это так, но вот к кому попала бы в результате кассета? К Заикину?
- Ты хочешь сказать, Лена, что Заикин - предатель?
- Не знаю. Может быть, конкурент Пронина делал расчёт на Болченко. В общем, пока все ищут Алексея с кассетой, Пронин скрывается в Центральной Клинической Больнице, которая раньше обслуживала всю советскую элиту, где его легенду полностью поддерживают (разумеется, не бесплатно). Теперь вы понимаете, как кассета оказывается в том месте, где она в день перелёта ещё не была и быть не могла, потому что Пронин ничего не знал об Алексее, пока его не увидел?
- Неплохая версия, Лена. Мне она тоже приходила в голову: что кассета попала в дупло дерева, пока я до него добирался. Продолжай, пожалуйста.
- Да, так вот. Пронин попросту звонит из больницы человеку с материалами и указывает, куда он должен их положить, а самому человеку наверняка предлагает временно исчезнуть. И пока все носятся за кассетой и выясняют между собой отношения, о Пронине потихоньку забывают, чуть ли не вычёркивают из списков. Между тем, собрание акционеров уже скоро, и Пронин к нему готовится. А теперь вообразите картину (это уже факт, а не мои догадки). Народ собрался на собрание акционеров завода, скоро начало. Мерцалов мой уверен, что у него всё на мази: Заикин сопротивляться не будет, и завод у него уже в кармане. И тут сцена из "Ревизора". Открывается дверь, и на пороге появляется собственной персоной Александр Дмитриевич Пронин, улыбающийся и абсолютно здоровый! Все в шоке, застыли с раскрытыми ртами. Гробовое молчание. Ну, дальше, сами понимаете, Пронин быстренько справляется со своими оппонентами, предъявляет все свои акции, сам лично избирается председателем совета директоров. Мерцалов полностью посрамлён и разоблачён кассетой, которую предъявляет Пронин, - и оппозиция в холдинге полностью подавлена. Вдобавок Пронин сообщает, что о кассете можно больше не беспокоиться, в надёжных и разных руках имеются копии. Теперь ты понимаешь, Лёша, почему интерес к тебе сразу пропадает?
- А если бы я с ней сунулся в органы?
- Да ведь ты уже почти сунулся - и что из этого вышло?..
- Что же в результате?
- А в результате, Лёшенька, рейтинг Пронина резко идёт вверх, конкурент понимает, что проиграл этот раунд борьбы, одним словом, - отступает.
- Стало быть, Митрич оказался "во главе стола"? Но почему же не пошла эта самая раскрутка?
- Там тоже кое-что переиграли. Ты же газеты читаешь, телевизор смотришь? Значит, знаешь, что теперь ставка сделана на другую фигуру.
- Так может, на ту самую, имени ты же не называла.
- Уверяю тебя, что на другую. Но господин Пронин, возможно, ещё очень даже будет востребован. Как ты любил говорить, "пожуём - увидим".
- Что ж, ловко. Я знаю, что Митрич – хитрая лиса… Но если б я сейчас его увидел, то с удовольствием дал бы ему в морду.
- Не советую, Лёшенька. Боюсь, ты и руку до его морды не успеешь донести. Он сейчас иначе, как в окружении целой своры охранников, не передвигается
- Всё-таки опасается конкурента?
- Да нет, Лёшенька, это он тебя боится! Извини за шутку, я представляю, как тебе досталось... Пыль он в глаза пускает, ты ведь знаешь, какой он артист.
- Ну что ж, логически всё как будто сходится, - подытожила Диана. Конечно, как гипотеза… Непонятно только, Лена, зачем вам было нужно с нами откровенничать? Скажите… вы ушли от Мерцалова?
- Да, и мне ещё раз хотелось убедиться в том, какой он мерзавец и с какими мерзавцами имеет дело. Меня поразило, Лёша, что тебя едва не убили.
- И теперь вы, Лена, о своём уходе точно не будете жалеть?
- Нисколько. Вот теперь я, наконец, стану свободной женщиной, и, как знать, может быть, ещё найду себе человека, которого смогу полюбить.
- Дай бог, Леночка, дай вам бог! Нам пора, друзья. Мир пока не стал лучше, и по-прежнему побеждают мерзавцы. - Диана встала из-за стола.
- Но и они несут потери. - Алексей поднялся следом. Я имею в виду Мерцалова. Вряд ли он сумеет найти замену Леночке.
- Уже нашёл, - засмеялась Лена и тоже поднялась со стула. - Но я этому только рада: значит, обратной дороги нет…
- Не зарекайтесь, Леночка: я тоже бывала в вашей ситуации... Друзья, у меня идея: а что, если нам встретиться здесь ровно через год, в этот же день, ровно в двенадцать?
Идею поддержали, хотя в душе каждый из них троих сильно сомневался, что когда-нибудь ещё им суждено будет встретиться; во всяком случае - всем вместе. Стали прощаться.
- Лена, - вспомнил давно его мучившее Алексей, - скажи, ты не знаешь, Вася Чурбатов ещё работает в банке?
- Да, а почему ты спрашиваешь?
- Не помнишь, как его по отчеству?
- Помню: Никифорович, а что?
- Да так. Спасибо, избавляюсь от одного наваждения.
"Может быть, теперь всё изменится, и мне не будут мерещиться повсюду Пронин и иже с ним?", - подумал с надеждой Алексей, ускоряя шаг.


Через месяц

- Ты как знаешь, Лёшк, а я возьму себе ещё кружечку.
- Пойдёшь навестить свою Марту, а от тебя пивом разит, ты об этом подумал? Или у тебя полные карманы "Орбита"? Кстати, тебе не приходило в голову сочинять всякие рекламные слоганы?
- Нет, но я как-нибудь попробую. А ты что, чего-нибудь сочинил?
- Да вот, представь, на днях сподобился, обалдев от рекламы этого самого "Орбита"
- Ну давай, выкладывай. Просим-с, так сказать-с. П-подожди , я только надену очки.
Сергей заметно повеселел и раскраснелся, при этом язык его стал на некоторых словах спотыкаться. Они сидели с Алексеем в пивнушке типа “аквариум" уже второй час. Пили неспеша, каждый по-своему. Алексей, например, дожидался, когда опустится пена, затем легонько сдувал её в сторону, делал маленький глоточек и ставил кружку на стол. Таких движений "взял - поставил" у него было много, в несколько раз больше, чем у Сергея; тот не ждал оседания пены, а тут же после налива жадно прилипал губами к краю вместительного бокала и делал истовый большой глоток, при этом частички пены оставались на его носу; отчего после каждой такой затяжки ему приходилось промокать нос тыльной стороной ладони. Насчёт очков Сергей, ко нечно, шутил: никогда он их не носил.
Алексей улыбнулся и, немного порывшись в памяти, продекламировал:

Люблю тебя, мой "Орбит нежный",
Твоим я запахом дышу,
И без тебя я в мир мятежный,
Поверь, - уже не выхожу.
Твой вкус отменно утончённый,
Ты на зубах оставил след
С минуты той, когда, смущённый,
Я отчищал тобой обед.

- А что, п-пожалуй, можно куда-нибудь тиснуть. Кстати, к Марте я не пойду, так что к чёрту твой нежный "Орбит".
- Что так? Час назад ты порывался.
- Ни к чему, Лёшк. Я как ушёл тогда, летом, из к-компании (по-английски, кстати, молча, - просто перестал появляться), так с тех пор и не звонил и не заходил.
- И они не звонили?
- Нет, они звонили, меня, п-правда, не было, но жена мне передала. А больше и не звонили. Да они, Лёшк, наверняка решили, что я за эти г-гроши у них работать больше не хочу. Я же ставил в-вопрос о повышении, как раз накануне событий, и они отказали.
- Каких событий? Твоего ухода, что ли?
- Не только. Там, знаешь, у них ц-целый детектив получился.
Cepгей рассказал летнюю историю про набег на офис, свою неудачную погоню, знакомство с длинноногой Кэт и телефонные угрозы. За время своего повествования он вытянул ещё полторы кружки.
- Послушай, Серёж, у меня мелькнуло подозрение: а тот босс, из-за которого в вашей компании тогда паника вышла, - его не Пронин, случайно, фамилия? Какой он на вид?
- Я, Лёшк, его живьём-то ни разу не видал, и никто его мне не оп-писывал (из-звини за выражение), не описывал мне… Да, знаешь, вроде Марта эту фамилию п-произносила… Да, точно. A ты его знаешь?
- Приходилось. - Алексей на минуту задумался. - Впрочем, почти нет… Так что там у тебя с той длинноногой получилось, романтик ты наш?
- А ничего у меня не п-получилось. Я где-то через месяц… п-позвонил… 3-знаешь, г-грустная история, не знаю, что и п-подумать. В общем, мне сказали, ч-что она у… у… умерла. Вот и всё и я б-больше не звонил.
- Да, печально. И что ж ты думаешь, её убили из-за шапочного  знакомства с тобой? Чепуха. На ребят ты, конечно, крутых наткнулся, но ведь ты последовал их совету и перестал, как ты выразился, инициативничать. Зачем же тогда её?
- А я и не знаю, Лёшк, к-когда она… А ей легко можно это было у-устроить: п-передоза… и…и все дела…
- Это верно. И если б ты узнал о её смерти, скажем, на следующий день, тогда ты уж однозначно заткнулся бы.
- А я, с-собственно, ничего и не знаю. - Сергей как-то сразу сник.
- А я, Серёж, у тебя ничего и не спрашивал. Забыли об этом. Что касается Марты…Ты спрашивал, что я тебе посоветую? Посоветую я тебе, Серёж, забыть о ней потихонечку – и успокоиться.
Сергей впал в задумчивость и ничего не ответил. Пиво было допито, за стеклом прочно повисли хмурые ноябрьские сумерки - то самое бесконечно тягучее время года, когда о лете уже ничто не напоминает, а зима никак не наступит.
- Ну, что ж, пора, - первым решился Алексей.
Приятели выбрались из-за стола (Сергей - довольно неуверенно), вышли на улицу, двинулись по направлению к метро. Говорить им больше не хотелось, да и настроение было сумрачным, и душу выворачивать друг перед другом было им как-то уже неловко, поскольку и приятельство их было не столь уж крепким: так, встречаясь иногда по жизни, вспоминали, в основном, общих знакомых по бирже, где когда-то довелось им познакомиться и где они мечтали сколотить – каждый по-своему – первоначальный капиталец, да так и не отведали брокерской удачи.
Возле метро расстались. Сергей отправился под землю, а Алексей решил ещё немного побродить.
Ноги сами вынесли Алексея в места, хорошо ему знакомые. Он шёл по Чистопрудному бульвару, загребая ногами пожухлые наносимые порывами ветра листочки, стараясь не влезть в глубокую лужу или чёрную чавкающую грязь. Стылый ветер заставлял то и дело разворачиваться спиной. Впереди тусклым светом отразился прудик, в котором (он знал) жили чёрные и белые лебеди. "Неужели и сейчас плавают?", - подумал Алексей и поёжился. Мысли его переключились на общее. "Что происходит? Что мы такое? Что нас ожидает?.. Какая-то цепочка случайных событий - и вот итог: один мыслящий и далеко не самый бездарный человек пытался найти в себе мужество и совершить поступок (потому что попытаться понять - это тоже иногда поступок) – и погиб на пике жизни; другой - очень быстро сдался и отказался от попыток в чём-то разобраться - и такой ценой остался цел (только на душе скверно). Есть и другие попавшие в "водоворот событий". Тот, у кого за душой что-то было, уже сгинул, другой остался "кружить". И ещё две женщины, каждая по-своему славная, - с "поцарапанным сердцем". И ещё какая-то неприкаянная - вовсе, кажется, случайная жертва. Да ещё Сергей, случайный ковбой, так и не сумевший определиться в своих чувствах и получивший плевок в своё самолюбие, от которого ещё долго будет страдать. Да ещё господин Пронин - герой-победитель. Или он не совсем победитель?"
Вялый дождик усилился, зонт уже не спасал, Алексей повернул обратно, наблюдая туман, всё более наполнявший город, который пытался пробиться сквозь него своими зажигающимися огнями. И представилась Алексею в воображении встреча его с Митричем и такой между ними разговор.
"- А ты думал, что можно играть только за себя? Так не бывает, Лёш, нужно быть в какой-то команде и в ней, в этой команде, отвоёвывать себе роль, которая кажется тебе достойной. Годами, десятилетиями накапливать результаты, двигаться шаг за шагом. Твоя философия движения по касательной ущербна, ты просто раньше других вылетишь в пространство, в трубу, и никакая "риманова геометрия индивидуалиста" тебе не поможет.
- А ты, зарывшись в дерьмо, думаешь достичь потолка, в то время как движешься к полу. То, что ты стал марионеткой в руках еще более крупных акул, закономерный итог. Ты не поднялся, ты всего лишь подпёр их задницу, но когда она раздуется и отяжелеет, эта задница тебя раздавит. Да почти что раздавила. Дело случая, что тебя решили оставить. Может быть, карты так легли. Но в следующий раз они могут лечь по-другому.
- Твои сравнения очень образны, но не слишком изящны, здесь ты изменяешь своему вкусу. Несомненно, я бы предпочёл быть среди тех, кто сейчас манипулирует мною. Но не по всем критериям, Алексей, я подхожу на эту роль. И мне остаётся только играть свою игру. Она рискованная, но поверь, выигрывают в ней не только одни счастливчики"…
"И что такое случайность? - вернулся к прежним мыслям Алексей. - Или в жизни всё закономерно? И даже так называемые роковые числа, которые иногда сопровождают человека всю жизнь, например, меня, - тоже своеобразная закономерность? Но что она означает? Что бывают неслучайные случайности? Что есть какая-то общая логика событий?.. Или что-то ещё, для чего у меня и названия-то нет?"
На повороте прозвенел трамвай, и вот уже арка метро надвинулась на Алексея, и он вошёл под неё вместе с вечерней толпой, спешившей к домашнему очагу. Жизнь продолжалась…


Написано в июле-августе 2000 года под псевдонимом Андрей Косов. Поскольку
Косовых на Прозе.ру несколько, я решил немного подправить псевдоним. Открыто не публиковалось.