Зоопарк

   Кира родилась в клетке. Светлой майской ночью, мать Киры, шестилетняя пантера Альма, дала жизнь четырем слепым котятам. Три пестрых мальчика и одна черная девочка. Они почти все время спали, прижимаясь во сне к теплому боку Альмы . И просыпались лишь для того, чтобы нащупать алчущими беззубыми ртами истекающий теплым вкусным молоком сосок матери. Наевшись вдоволь, снова проваливались в сладкое сытое небытие, в мир детских кошачьих снов. Через пять дней ударил мороз. Он пришел внезапно, ночью. Проснувшись утром, Альма увидела, что прутья клетки покрыты инеем. Было очень холодно. Стеклянно отблескивала окоченевшая земля. Пронзительно голубое небо казалось ледяным куполом, в который вмерзло неуверенное солнце.
И ветер… Казалось он был самим дыханием северного полюса.  Он безраздельно властвовал над миром, так опрометчиво поверившим в приход весны. Он накатывался обжигающим цунами на клетки и загородки зоопарка. Вливался ледяными струйками в щели деревянных стен питомников и сараев, проникал знобким дуновением под соломенные подстилки. И казалось, что на свете нет места, где можно было бы спастись от него. 
   Ветер унес на своих холодных крыльях души трех братьев Киры. Напрасно Альма пыталась согреть их, вылизывая горячим шершавым языком окоченевшие тельца. Они так и не проснулись. Вечером того же дня техник зоопарка Семёныч выдолбил лопатой яму в стылой земле и закопал мертвых котят возле внутренней стены зоопарка. Зловещий звук лопаты о землю: «швак, швак, швак» звучал как реквием. Оранжево-красный огонек папиросы в сумерках поплясал некоторое время вверх-вниз и погас. Затем исчезли и звуки. И еще некоторое время после этого Альме иногда снились по ночам теплые комочки копошащиеся под боком и требовательно рвущие упругими деснами набухшие соски. Она просыпалась от нахлынувшей теплой волны нежности, и в страхе потерять последнего котенка, крепко прижимала к себе лапой спящую Киру.
Но ничего этого Кира конечно не помнила.  Первыми впечатлениями детства, с тех пор как открылись её глаза, были яркие краски лета, тополиный пух, смолистый дух свежеструганных досок, табачный запах рук Семёныча. И Мама. Такая большая, ласковая и удивительно  нежная.  Они играли целыми днями. Кира пряталась от мамы, зарываясь в солому устилающую пол в загородке клетки, а та неизменно находила и вытаскивала на солнце, держа проказницу зубами за загривок. Иногда Кира устраивала охоту за маминым хвостом. Он извивался как змея, и поймать его было очень непросто. Вечером они вдвоем ложились на прогретые за день доски пола и блаженно дремали, защищенные от внешнего мира крепкой решеткой.  Там за решеткой была своя, непонятная пантерам жизнь. В течение всего дня стаи людей проходили мимо их клетки.
Некоторые из людей останавливались и подолгу смотрели на них. Безликая толпа равнодушных зевак. Впрочем, Альме и Кире было все равно. Из всех людей они выделяли лишь Семеныча. Для них он был отдельным субъектом внешнего мира. Он приносил им еду, воду и менял солому в клетке. От него тревожно пахло дымом, но вместе с тем  чувствовалась в нем какая-то внутренняя доброта. Альма инстинктивно испытывала доверие к старику. Ему позволялось многое. Например, безнаказанно вторгаться в мир пантер. Но трогать Киру Альма ему, все же, не разрешила.
  Когда шел дождь, они забирались  под навес загородки. Альма вылизывала мокрую шкуру Киры, а та, недовольно ворча, пыталась вырваться из маминых лап. Часто, утомленная охотой за мамиными ушами, Кира засыпала как придется. И спала всю ночь, сложив задние лапы на морду Альме.
Так прошло лето.  За ним осень. Удивительно теплая и мягкая зима посетила землю и ушла на цыпочках, не забрав с собой ни одной звериной жизни. Как-то разом нахлынула жаркая весна, выманила цветы и листья из почек и зажужжала, зазвенела хороводами всякой летающей насекомьи.   
Когда Кира подросла, её отселили в отдельную клетку.  Это была уже годовалая рослая пантера, с глянцево-черной короткой шерстью, ярко-желтыми глазами. И удивительно добрым характером. Домашняя кошка в обличье дикого зверя. Только однажды Кира показала, что у неё есть свой характер. В одну из ночей у Киры неожиданно и пронзительно заболел живот, потом также резко боль ушла, оставив тянущую  в задние лапы едва заметную судорогу. Кира проснулась, походила по клетке, пытаясь избавиться от странных ощущений, вытягивала поочередно назад  то левую, то правую лапу. Судорога ненадолго исчезала, затем появлялась вновь, дискомфортная, непривычная и пугающая. И снова исчезала. Была ночь, Луна в этот раз ночевала на другой стороне земли и, поэтому, было очень темно. В душной теплой, пахнущей летними травами, темноте металась по клетке черная пантера. Ей было страшно. Болезнь первый раз в жизни посетила её и напугала Киру. Живот уже не болел, но был странно стянут и туго отзывался на каждый, даже самый небольшой шаг. Кира улеглась на лежанку, подтянув под себя задние лапы как в котенечестве, и заплакала от жалости к себе. Со слезами пришло облегчение, и она заснула.
Утром Семёныч обратил внимание на невеселое состояние Киры. Он вошел в клетку и потрепал её за ухо. Но она не куснула его шутливо как обычно, а осталась лежать, задумчиво глядя вдаль. Привычные вещи в это утро предстали перед ней совсем в другом свете. Легкая невыразимая грусть отметила своей печатью все вокруг. Деревья были грустны. Печально улыбалось в небе унылое солнце. Невеселые воробьи скакали по дорожкам зоопарка. И только вороны были серьезны и сосредоточены. Впрочем, как всегда. Хмурые люди, молча, останавливались около клетки. И, также молча, двигались дальше. Словно исполняя некий ритуал. Ритуал общения с дикой природой. Как и всякий иной ритуал, он был полностью лишен смысла и выродился в бессмыслицу. Втиснутые в клетку звери давно перестали быть частью дикой природы, спелёнутые перекрещивающейся сталью здоровые звериные инстинкты сводили с ума и не давали покоя несчастным животным. Глядя на понурых белых медведей, одуревших от жары, сгорбившихся в тесных вольерах жирафах, тюленях, вынужденных плескаться в крохотных бассейнах с протухшей водой, люди считали, что знают о них достаточно. Только обезьян, похоже, устраивала жизнь в неволе. О свободе, которой они и на воле то не умели как следует пользоваться, многие из них даже и не думали, искренне веря, что им безумно повезло обрести такую сытую  халявную жизнь.
«Очевидно мы лучшие!» – рассуждали они, - «раз оказались в числе избранных. Прочий сброд и неудачники влачат свое жалкое существование в лесу на деревьях. А мы элита, мы высшее общество. Наши дети, благодаря нам надежно устроены в жизни и пойдут по нашим стопам»
Все их инстинкты – утоления голода, продолжения рода  легко вмещались в пределы вольер. О чем еще можно мечтать? Многие посетители зоопарка наскоро, как бы для проформы, пробежавшись вдоль клеток  остальных представителей фауны, надолго останавливались около обезьян. Они глазели на ужимки и выходки своих дальних родственников, смеялись над ними, не замечая всей пародийности ситуации. Так идиот искренне хохочет, видя в зеркале тупую, улыбающуюся рожу. 
Кира была любимицей Семёныча. Вообще старик любил многих животных зоопарка. Где-то в глубине его души жило странное чувство, смесь раскаяния за то, что им приходится жить в неволе по вине человека и сочувствие одного живого существа другому. Поэтому, видя её состояние, он встревожился не на шутку. Но сонный ветеринар, бегло осмотрев и ощупав пантеру, успокоил старика.
- Ничего страшного – лениво произнес он, – просто твоя красавица стала невестой!

* * *
…Он понравился ей сразу, с первого взгляда. Крупнее Киры, мощный и поджарый, взятый «напрокат» в другом зоопарке за приличные деньги самец пантеры по кличке Гром. После закрытия зоопарка грузовик с клеткой подогнали к клетке Киры, установили переходной тоннель и открыли дверцы обеих клеток. Гром грациозно и неторопливо прошествовал в клетку Киры  и остановился напротив её. Кира обомлела. Он был красив и статен. Мужская стать подчеркивалась каждой деталью его внешности, великолепным торсом, надбровными дугами, глазами, влажными и зовущими. Перед которыми невозможно устоять. Жаркий озноб пробежал по её телу с головы до хвоста и остался теплом внизу живота. Она потянулась к нему мордой. И, приблизившись к его носу своим носом, выдохнула из подщечных желёз «Привет!». Она ожидала от него ответа и была немного озадачена его молчанием. «Наверно он смущен и поэтому молчалив» - решила она и повторила свое приветствие. Но он странно молчал. Затем отвернув голову, Гром попытался обойти Киру сбоку. Она улыбаясь повернулась к нему и вновь выдохнула «Привет! Не бойся! Всё хорошо! Ты мне нравишься!». Он снова смолчал и попытался обойти её с другой стороны. Она решила, что это такая игра и замерла, ожидая продолжения. Внезапно Гром накинулся на неё сзади и попытался овладеть ею. Словно что-то взорвалось в голове Киры. Обида за то, что он не удостоил её даже словом, злость, ненависть, презрение к столь примитивному подходу к ней – гремучая смесь спонтанных эмоций вырвалась наружу. Не рассуждая и не колеблясь она резко развернулась, широким замахом черной лапы вошла всеми когтями в ухо Грома и что было сил рванула на себя.  Он жалобно взмякнул и сразу поник, затих, прижав морду к полу. Кира выпрямила когти, выдернула лапу из его уха и бросилась на него, оскалив клыки. Он в испуге бросился в угол и забился там, долбясь задницей в прутья клетки, не в силах отступить далее перед разъяренной фурией. Кровь в несколько струек сочилась из его уха. В двух местах оно было разорвано до самого края. В глазах застыл неописуемый ужас. Видя его страх и жалкое состояние, она внезапно успокоилась. Оглядев незадачливого любовничка, Кира с презрением отвернулась и стала выкусывать из когтей остатки чужой шерсти. Люди за оградой одновременно выдохнули.
- Что ты, сука, себе позволяешь!!! - заверещал ветеринар, весь красный от злости, - Что ты целку то из себя строишь!!!!
Кира равнодушно повернула к нему морду. Но видимо, что то было в её взгляде, потому что ветеринар вдруг судорожно сглотнул и заткнулся.
- Вообще-то она не строит… - попытался заступиться за Киру Семеныч.
- А ты не умничай! Немедленно выводи его из клетки! – заорал он,  – Немедленно!
- Экая ты, однако, у меня недотрога! – проворчал старик на Киру. Однако в голосе его звучало едва скрываемое одобрение.
- Ну пошли, что ли, - обращаясь к Грому, промолвил он, и добавил вполголоса, – козел, в звериной шкуре.
Гром, подгоняемый Семенычем, боязливо оглядываясь на Киру осторожно прокрался к выходу и торопливо забрался в зарешеченый кузов грузовика, на котором прибыл. Посрамленный, он как будто стал ниже, худее. Поджатый донельзя хвост высовывался снизу живота нелепой пародией на фаллос.   
* * *
В середине лета, пришли люди в оранжевых одеждах, и закипела какая-то необычная деятельность. Целыми днями по соседству с клеткой Киры что-то стучало то звонко, то глухо, скрипело, скрежетало. Потом Семеныч занавесил одну из сторон клетки брезентом. Вскоре там за занавеской засверкали гудящие ярко-синие вспышки. Потом снова что-то гулко застучало. Проснувшись однажды утром, Кира увидела, что рядом с её клеткой пристроена такая-же  клетка. Свежеструганные доски резко и приятно пахли смолой. Она была пуста. Она была пуста еще очень долго, но однажды ночью Кира проснулась от непонятных звуков и человеческих голосов. Рядом с соседней клеткой стоял грузовик, рубиново горя в ночи стоп-сигналами. Из кузова грузовика оборудованного под клетку на колёсах был установлен переходной зарешеченный трап, ведущий в новую клетку. Посредине трапа, упираясь всеми лапами в доски, стоял лев. Два разнорабочих зоопарка встав с двух сторон от трапа и толкая льва палками под ребра пытались загнать того в клетку. Он негромко порыкивал, но идти вперед не хотел. Семеныч стоял тут же посверкивая папироской и тихонько приговаривал «Полегче, ребята, полегче!». Лев дергался от толчков палок, скалился, но упирался как мог. Кира закрыла глаза и уснула.
Разбудил ее рев льва. Тот метался по клетке и неистовствовал. Очевидно, ночью удалось-таки затолкать его в клетку, и теперь он бурно выражал свое недовольство. Кира грациозно перевернулась на другой бок, зевнула и снова уснула. Проснулась она от ласкового голоса Семеныча «Вставай, соня! Уже обед принесли» Не поднимая головы, она открыла один глаз. Старик как раз пропихивал миску с мясом в клетку Киры. Вкусный запах разбудил её окончательно и вскочив, она принялась за трапезу. И только поев, Кира вспомнила про ночные события. Лев лежал в углу своей клетки, вытянув лапы вперед и упираясь подбородком в доски пола. Глаза его были открыты, сам он не двигался и только кончик хвоста нервно дергался из стороны в сторону. На миску с мясом лев даже не взглянул.  Он пролежал так целый день и весь вечер. Утром следующего дня Кира застала льва в той же позе. Миски с мясом  в клетке уже не было, и на лежанке была свежая солома. Лев спал. Она походила по клетке, разминаясь от сна. Потянулась, чувствуя как приятно пружинятся лапы. И принялась вылизываться, чистя, и без того сверкающую глянцем, черную шкуру. Это занятие заняло у нее достаточно много времени, и когда она вновь посмотрела на  соседа, то увидела, что он уже не спит, а стоит, просунув кончик носа между прутьев клетки,  и внимательно наблюдает за ней. Впоследствии ее не раз удивляла его способность неуловимо менять свое месторасположение. Удивленная она осторожно приблизилась. Животные говорят на языке запахов, а не звуков, поэтому они не понимают человека, а он их. Она тихонько подошла еще ближе и приблизила свой нос к его носу. «Здравствуй!» неожиданно выдохнул он из ноздрей. В этом запахе не было враждебности и злости, только усталость и обреченность. «Здравствуй!» тихо ответила она.
«Ты кто?»
«Я Кира. А ты кто?»
«Я Лев»
«А как тебя зовут?»
«Лев»
«Я вижу, что не тигр, а как тебя называют люди?»
«У меня нет человеческого имени. Имя нужно тем, кого трудно отличить от остальных ему подобных. Я такой один. У меня есть запах»
«Я чувствую твой запах, Лев. Я тебя ни с кем не перепутаю. Почему ты не ешь?»
«Я не привык есть мертвое мясо.»
«Но ты ослабнеш.»
«Да, я знаю. Видимо мне придется с этим смириться и научиться есть падаль как гиены»
«Но оно вкусное!»
«Только для того, кто не ел живого мяса. Ты давно здесь?»
«Где здесь?»
«Когда тебя поймали?»
«Меня никто не ловил»
«Нет, ну ты же когда-то жила на свободе»
«Где?»
«Ну на свободе.»
«Это где?»
«Где Растут Деревья и Течет Река. Где ты в первый раз увидела свою маму»
«Я поняла! Это тут недалеко. Моя мама все ещё там. Иногда ветер приносит её запах. Но там нет деревьев, и не течет река. Там хорошая сухая клетка. Там я жила, когда была маленькая»
Лев странно посмотрел на Киру и отошел вглубь своей клетки.




* * *
В эту ночь ей в первый раз приснился один из тех странных снов, которые начались с этого дня. Ей приснилось, что она стоит посредине огромной-огромной клетки. Солнца на небе нет, но светло. Клетка настолько огромна, что не видно ни стенок, ни крыши клетки. Вместо привычного деревянного пола земля, вся заросшая невысокой травой. Тепло, но не жарко. Ветра почти нет. И запахи…  Незнакомые и неуловимо понятные, резкие и мягкие, терпкие и размытые. Их много. Иногда она чувствует в них обрывки фраз, невнятное бормотание, отдельные слова и понятия.  Они набегают волнами и отступают, истаивают в воздухе. Тогда слышно как пахнет земля и камни. Потом долетают новые запахи, также уносятся спустя какое-то время. Кира оглянулась. Вокруг, сколько хватало взгляда, тянулся заросший травой пол удивительной клетки. И только вдали в одном месте цвет зелени резко менялся на голубой. Ровное серое небо без звезд и луны светилось ровным светом. Нет признаков ни рассвета, ни заката. Вечная белая ночь. Ничего не происходило и, казалось, не могло происходить здесь. В воздухе  не слышно ни птиц, ни насекомых. Только стоял едва уловимый гул или звон. Источник его невозможно было определить, как ни крутила Кира головой и не прислушивалась. Он был нигде и везде. Она в нерешительности постояла еще некоторое время. Потом двинулась к единственному нарушителю однообразия в этом мире – голубому пятну. Земля приятно пружинила под лапами. Запахи, казалось, обитали в виде незримых облаков висящих над землей. Кира шла и вплывала в эти облака, втягивала их в ноздри и выпускала, смаковала и пыталась вспомнить, что они значат. Один раз ярко запахло табачным дымом рук Семеныча. Она остановилась и покрутила головой, надеясь увидеть старика. Но вокруг все было также однообразно и безлико. Недоумевая, она продолжила путь. Голубое пятно быстро приближалось. Теперь все резче начинало пахнуть водой, тиной и водорослями.
Огромное и неподвижное как стекло озеро надвинулось, и Кира замерла, не дойдя до воды 3-4 шагов. «Я ждал тебя» неожиданно раздался Его запах. Она повернулась и увидела Льва. Он возник словно из-под земли. «Откуда ты взялся?» - удивленно выдохнула она.  Он улыбался и молчал. «Пойдем за мной, ничего не бойся и не закрывай глаза, пока я не скажу» наконец произнес он. Они сначала пошли вдоль озера, затем Лев перешел на бег. Кира, чтобы не отстать, тоже. Это был удивительный мир. Однообразие кончилось. Тут и там стали попадаться деревья и целые рощи каких-то корявых деревьев. И сразу за ними каменистые холмы, которые минуту спустя плавно превращались в пологие берега неожиданно возникающих водоемов. Расстояния здесь не подчинялись привычным законам, и, несмотря на небольшую скорость, с которой двигались Лев и Кира, окружающая обстановка быстро менялась. Только что они промчались  между высоких стволов безлистных деревьев, как уже попали в полосу высокой травы, доходящей до кончиков ушей. Заросли травы резко закончились и животные уже мчались по песку. Песок также внезапно перешел в каменистый горный кряж, круто взмывший вверх. Удивляясь легкости, с которой удалось прямо таки взлететь на вершину горы, Кира попробовала оттолкнуться от земли посильнее. Неожиданно она взмыла вверх и оказалась летящей над бегущим Львом. Ветер свистел в её ушах, но земля словно и не думала приближаться. Кира растопырила лапы в прыжке приготовившись к встрече с поверхностью земли, но по-прежнему ничего не происходило. Наконец Лев заметил это и выдохнув «Осторожнее» чуть замедлил бег и свернул в сторону. Тут же поверхность земли взлетела и мягко ударила одновременно по всем четырем лапам Киры. Та от неожиданности покатилась кубарем по траве. Лев остановился. Пейзаж вокруг плавно растворился, превратившись в однообразное плато, заросшее желтой пыльной засохшей травой.  Кира смущенно поднялась и встряхнулась, освобождая шкуру от пыли. Спасая глаза от пыли она зажмурилась, а когда открыла глаза, то первое, что увидела – деревянный пол своей клетки. Она повернула голову в сторону клетки Льва. Он спал, положив лохматую голову на скрещенные лапы. Неожиданно он открыл глаза. Возможно, ей показалось, но в глазах его она увидела упрек и сожаление. Солнце уже поднялось, но зоопарк еще не был открыт. Семеныч хлопотал возле клеток, раскладывая вилами куски мяса по мискам зверей. Кира почувствовала, что проголодалась. Она встала, неторопливо потянулась и подошла к миске, которую в первую очередь Семеныч просунул в клетку свой любимицы.
Лев уже стоял возле разделяющей их клетки стены. Он фыркнул и вернулся на лежанку. «Никогда не закрывай глаза пока я не скажу!» донесся до Киры его запах-крик. Она остолбенела. И до вечера ходила задумчивая, не зная как отнестись к этой фразе. Лев больше не подходил к ней и не разговаривал. Немного обидевшись на него, и не желая его видеть она забралась в укрытие от дождя и немного погодя крепко уснула.
* * *
…Оказавшись вновь под серым небом, Кира не стала терять времени. Она пустилась бегом до озера и очень скоро оказалась там. Льва не было. Она склонила голову к воде и принялась лакать воду. Слева раздалось фырканье и чавканье. Кира повернула голову. Лев стоял рядом и, улыбаясь, передразнивал её…
В это раз они добежали до Белой Равнины. У этой равнины была некая особенность, отличающая её от остальных достопримечательностей этого мира. С какой скоростью не беги по ней - она не изменяется и остается белой и пустынной. Потом они отдыхали на излучине реки. Но долго быть на одном месте было нельзя. Река на глазах просачивалась в песок, быстро мелела, и русло реки высыхало, превращаясь в унылую однообразную степь. И только запахи жили своей жизнью и не зависели ни от кого. Потом они снова бежали, отдыхали, прыгали со скал. Трижды Кира взмывала в воздух, наслаждаясь легкостью, научилась управлять полетом , затаивая  дыхание, отвесно падать резко выдыхая воздух из легких. «А теперь смотри!» крикнул-фыркнул он и помчался со всех сил. Она еле поспевала за ним. Он несся как стрела, стелясь по неровностям земли как гепард. Внезапно перед ними выскочила из кустов газель, судорожно заметалась в поисках спасения. Лев, не снижая скорости, как стрела настиг её, хватанул зубами за шею и резко рванул головой в сторону. Раздался хруст. Лев, держа газель зубами за шею, опрокинулся набок и они покатились клубком, подняв столб пыли.
Кира по инерции пронеслась мимо, едва не присоединившись к ним, а когда вернулась, то увидела что Лев стоит весь белый от пыли и держит в зубах оторванную голову газели. Само несчастное животное лежало чуть поодаль. Смерть наступила мгновенно. В это раз Кира впервые попробовала живое мясо. Потом сытые они лежали в тени большого дерева, которое не могло быстро перестать быть и только когда дерева совсем не стало, одновременно закрыли глаза.
* * *
Наступила череда невыносимо длинных дней. Томясь ожиданием вечера, Кира пыталась заснуть днем, но удивительные сны приходили только по ночам. Лев видимо тоже томился вынужденным ожиданием, он сильно похудел и начал нехотя есть приносимое мясо. Днем он обычно лежал, неподвижно уставившись в одну точку, и редко заговаривал с Кирой. На вопросы о снах хранил странное молчание. Кира стала меньше есть, вкус живого мяса, которое они ели в своих снах будоражил и не давал покоя. Однажды играя в клетке днем, Кира забылась и, оттолкнувшись что было сил от пола, подпрыгнула и затаила дыхание. Но полета не получилось. Она со всего размаха ударилась о решетки, изрядно содрав шкуру на боку 
* * *
Около клетки со Львом остановилась молодая мама, держа за руку мальчика лет пяти.
- Мама, лёвик плачет! – жуя печенье, произнес малыш.
- Нет, что ты? – бодро ответила мамаша, - он не плачет. Он покушал и хочет спать.
- Мамочка, он плачет! – настаивал мальчик
- Это африканский лев, - прочитав надпись на вывеске, «блеснула эрудицией» мамаша, - А африканские львы никогда не плачут.
Но мальчику было все равно - африканский это лев или гренландский.
- Лёвик, хочешь печеньку? -  обратился он ко льву.  – Только не плачь, ладно?
- Ну пойдем уже дальше, - нетерпеливо тянула она сына за руку, - пойдем лучше посмотрим обезьян, они такие смешные.
Малыш размахнулся и бросил кусочек печенья в клетку льву. Печенье упало на пол и раскололось на три части. Одна часть подкатилась к самой морде Льва. Но тот никак не среагировал. А мама уже тащила малыша прочь. Мальчик убежденно доказывал ей, что «Лёвик скушает печеньку и не будет больше плакать», но мать его уже не слышала.  Обезьяны ждали их.
* * *
В тот раз было все по-другому. Откуда-то появившийся ветер гнал над степью запах тревоги. Лев уже ждал её, и они, не произнеся ни запаха, отправились в путь. Кира никогда не спрашивала, куда они идут, а Лев никогда не говорил. Он бежал впереди, она следовала за ним. Когда они были голодны, то переходили на быстрый бег, чтобы появилась дичь. Некоторые места их путешествий были жаркими, некоторые прохладными. Уже миновали Белую Равнину, но Лев не останавливался. Длинная саванна вытянулась словно до горизонта, но они прибавили шаг и саванна плавно перетекла в песчаную пустыню. Они бежали достаточно быстро, что бы  начали появляться птицы. Одна из куропаток выпорхнула прямо из-под ног Киры. Та махнула лапой, стремясь зацепить птицу, но промахнулась. Пустыня кончилась, и они вышли на берег огромной реки. Другого берега реки не было видно. До половины неба поднималась вода, резко переходя в серое небо. Они остановились, чтобы перевести дух. Сзади была пустыня, спереди вода, сверху небо. Желто-сине-серый мир. Он не исчезал и не менялся со временем.
Они улеглись у самой кромки воды. Лев молчал. Но каким-то чувством Кира знала, что он хочет что-то сказать. Наконец, после долгого молчания он повернул к ней голову и сказал:
«Я больше не вернусь туда!»
«Как?»
«Я больше не вернусь туда!» повторил он. «Я останусь здесь навсегда»
«Можно я останусь с тобой?»
«Нет»
«Почему?»
«У нас разная кровь и она никогда не смешается»
«И что из этого?»
«У нас не будет потомства»
«Ну и что?»
«Ты не понимаешь!»
«Что я должна понять?»
«Что однажды дорога кончится берегом океана»
«Я тебя не понимаю»
«Дорога кончилась. Тебе пора возвращаться!»
«Я не хочу возвращаться без тебя»
«Я тоже, но тебе пора возвращаться!»
«Давай вернемся! Прошу тебя!»
«Нет. Тебе нельзя здесь долго находиться. Иначе можно остаться навсегда»
Кира подошла ко Льву и потерлась щекой о его щеку. Обычно это действовало, но сейчас он остался безучастен.
«Закрывай глаза»
«Нет, я останусь с тобой»
«Ты не сможешь!»
«Смогу» сказала Кира… и моргнула.
* * *
Льва похоронили у внутренней стены зоопарка. «Швак, швак, швак» отзвучал под темнеющим небом последний реквием в исполнении Семеныча. Он отказался продать шкуру Льва, невесть откуда взявшимся шустрым ребяткам, предлагавшим приличные деньги и, даже вроде, послал их куда следует, поссорился с ветеринаром и запил на три дня. Кира некоторое время тосковала и просыпалась по ночам, когда ветер приносил из соседней клетки Его запах. Странные сны с тех пор ей больше не снились. Через месяц в пустующую клетку поселили тупого и самодовольного тигра Хана. Его мускусный запах потного тела окончательно вытеснил из клетки запах Льва. Потом пришла зима. С зимой пришел Снег. Следом за ним Холод.
Прошел еще один год. Семеныч с ветеринаром предприняли вторую попытку «поженить» Киру. Молоденький самец по кличке Самсон сначала очень смущался. Он подошел к Кире, и молча ткнулся носом в нос. «Ну и?» ехидно выдохнула она.
«Привет»
«Привет»
«Давай поговорим»
«Давай» обрадовано протянула она.
Они улеглись на лежанку, и между ними начался неторопливый разговор не видимый никому кроме них. Со стороны казалось, что они просто отдыхают, уткнувшись носами, и глядя друг на друга. Ветеринар в сердцах плюнул и ушел, раздосадовано качая головой.
И только когда вышли первые звезды, он поднялся и робко спросил «А можно?». «Дурачок» засмеялась она. Потом они спали вдвоем на соломе, щедро насыпанной расторопным Семенычем. Самсон тихо взрыкивал во сне и, видимо гонясь за кем-то в своих снах, иногда сучил лапами. За что получил ласковый шлепок по морде от разбуженной и недовольной Киры.
В положенное время она благополучно разрешилась двумя девочками и мальчиком. Самочек отдали в уплату за услуги Самсона, а котенка назвали Фердинанд и оставили с Кирой. Он был шустрый бесшабашный малыш, доставлявший счастливой маме огромное количество хлопот. Но иногда он неожиданно задумывался, становился, пугающе, серьезен. В такие минуты Кира, ловя его взгляд, холодела, узнавая и вспоминая совсем другие глаза.   
* * *
   И когда Фердинанд был уже большой и начал бесстрашно нападать на Кирин хвост, Лев приснился ей снова. Он стоял у озера и как всегда ждал её. Она подошла и потерлась о его щеку. «Как ты?» едва уловимо спросил он.
   «Нормально. У меня уже есть потомство. А ты как?»
   «Я рад. Ты нашла свой берег. Я пришел попрощаться»
   «Прощай»
   «Прощай»
Он повернулся и медленно пошел прочь. Он становился все меньше и меньше, удаляясь от нее. Кира ждала, что он оглянется, но он не оглядывался. Он размеренно шагал, наклонив косматую голову к самой земле, как будто что-то вынюхивая. Он уходил вдаль, медленно превращаясь в точку, растворяясь в своем непонятном и загадочном мире. У Киры слезились глаза, безумно хотелось сморгнуть, но она терпела, понимая, что больше никогда его не увидит.