Декорации... Часть 2. Глава 11, короткая

 "В санатории"


               Теперь Нина  узнала, что Родине, которая  много больше,  чем Сталин на знамени, чем государственный строй, известный по учебникам и фотографиям в журнале или провозглашаемый по радио, - это и семейный уклад  и  его крепкие стены, на которые никто не смеет посягать,  это  надежное гнездо для детей, это возможность самой жизни – вот этой  сидящей вокруг костра, живой Родине нужна не смерть героя, нет. Родине  нужна жизнь. А жизнь состоит из тысяч мелких вопросов, без  решения которых не решатся  масштабные.
                - А я думаю, куда моя помощница пропала. А она - вот она, - Марья Ивановна, появилась в свете  костра, в своих длинных юбках, как фея  сказочная. -  Знакомь меня с родными, да и поедем в наш санаторий.
                В «санатории» Марья Ивановна, покормив да обогрев, помогла матери детей вымыть, уложить на отдых.  Попивая травяной пахучий отвар, какого, казалось, никогда раньше не пробовали,  совместно обсудили  перспективы. И место и дело нашлось для всех.
                - Мужские руки в госпитале ой как нужны, - приговаривала Марья Ивановна, про себя решившая, что прежде надо Васильича, как его Нинина мать называла, выкормить, чтоб  хотя б издалека от скелета отличался.  Благо, для госпиталя провизию доставляли в первую очередь. Да и корова к месту была  при  госпитале.
                По ночному лесу разнеслась песня, которую тут же, подмигнув смутившейся Нине, подхватила Марья Ивановна: «Выйди, коханая, працею зморена, хочь на хвилиночку в гай!» Мать оглянулась на мужа, он кивнул в ответ ее взгляду: дескать, да, тот самый командир, я тебе говорил.  Чистый глубокий баритон, какого еще поискать, приближался. «Ну что же, поглядим, что ты за птица», -  внутренне приготовилась мать.
                Из землянки вышел Гарасименко.
               - Чего на весь лес песни орать? – самым  своим нежным  тоном  пробасил он, протирая глаза. – Мы твою коханую ни в какой гай не пустим, она нам самим нужна. – Нина при этих его словах отодвинулась  подальше в тень, чтоб  румянца не обнаружить. – Уже Буряк намекал, - продолжал  главный  военврач, -  что перевязки тебе следует делать не каждый вечер. Первое дело, в интересах сохранения твоего  таланта для послевоенных гастролей по городам освобожденной Европы, второе  - для конспирации: тебя ж слышно за десять километров, так и жди  гостей, любителей вокала славянского.
             - Нехай, - Георгию  в присутствии Нины не  мог быть указом  ни Гарасименко,  ни сам Буряк,  ни кто другой, только  Нина не  знала, что рычагами воздействия на командира  владела  она одна. – Нехай сунутся эти любители.
              Сердце матери  затрепетало: в этом голосе она услышала больше других. То ли это, что нужно ее дочке-артистке? Отец смотрел на командира отряда, который во время перевязки ни одной жилочкой не выдал боли и не выказал нетерпения, с пониманием  и солидарностью.  Мать почувствовала: эти двое нашли друг в друге сразу взаимоподдержку,  даром, что один  носил на себе следы  ранений еще  со времен  1 Мировой и гражданской войны,  а другой свое ранение получил в недавней битве  с  гитлеровцами  9  мая. Так и будут они в молчании или  в негромких разговорах отлично понимать друг друга всю жизнь – для старого отца  Георгий  явился  на вакантное место сына, которого судьба ему послала только в качестве зятя, а Георгий   признал  старика за второго отца, которого, - это  стало после известно,  - по доносу застрелили гитлеровцы как председателя колхоза в первые дни оккупации Украины.