Он они...

Он стоял на краю парапета, причала, точно не знал на краю чего, как это место паромного моста называется. Мост был разведён. Пешеходы, машины томились в ожидании, когда же проплывёт наконец, то, что заставило их прервать свои намеченные дела и маяться маятой возле широкой реки. От моста с одной и с другой стороны вдаль, по дорогам, вытянулись ниточки автомобилей с открытыми дверьми, с опущенными стёклами. Жара. Солнце. Полный штиль, ни малого дуновения ветерка.
Он смотрел на воду плавно, медленно текущую вдоль берегов и ускоряющуюся ближе к центру реки. На прибрежной косе загорали люди, кто семьёй, кто, так, просто, сам по себе или с весёлой, подвыпившей компанией, придумывающей разные безобидные чудачества, веселящие окружающих и вызывающие всеобщий смех. Рядом, тут же, в воде, плескались дети, разбрасывая брызги вокруг себя, баламутя и без того мутную воду. Он улыбался, вспоминал своё детство, ту же реку, но далеко от этого места, в большом городе,  где она, её русло, заключены людьми в гранит, который в некоторых местах был прорублен такими же гранитными лестницами, дающими возможность спуститься к самой воде, на причалы-пристани или обычные площадки, с них и прыгал Он в реку, разбегаясь и делая сальто в воздухе, будучи лет семи от роду. Плавать умел и любил, любил свой город, тех людей, взрослых и малых, что окружали его, не имеющих с ним никаких родственных связей, но участливо заботившихся о нём, переживая, и, порой, строго, с укоризной одёргивая от проявления излишней шалости.
Тёплые воспоминания, тёплые мысли, тёплое солнце, тёплое небо, тёплое всё и тёплые все вокруг...
Вдруг, объехав всю вереницу машин, на большой скорости,  подъехала, резко затормозив перед мостом, с наглухо тонированными стёклами, машина. Открылись двери и из неё вышли лица "кавказской национальности", "гости", как говорят теперь люди с мало скрываемым презрением. Наглость этих особей уже давно не удивляет никого, ни одного цивилизованного человека. Призывать их к каким-либо общечеловеческим нормам морали, объяснять, что такое хорошо и, что такое плохо - бессмысленно. Вся история взаимоотношений с ними разных народов неопровержимо подтверждает данный постулат, поэтому народ особо не проявил активности в попытках воспитания в них человеческих черт,  заложении мало-мальски основ морали, а кто же, всё таки, рискнул скромно объяснить, что вся вереница машин и людей, в общем-то, тоже ожидает переправы и не хорошо поступать так, как поступили они, те немногие получили ожидаемый ответ:
-  Э-э-э!!!! Тэбэ чё нада?! Заткнысь! Кауказ рулыт!
Он, как и все в такой момент, подумал:
- Ну, вот. Началось. Подъехали убогие разумом.
Убогие разумом были убогими и в повадках. Оттопыривая зады, округляя ноги, будто бы между ног висели по две пудовые гири и гриф от штанги, растопырив руки в стороны, развернув плечи, они направились туда, где стоял Он. Трое кавказоидов, основателей мировой цивилизации, прозванные таковыми одним из аглицких учёных (или всеми?),  подчёркнуто вызывающе,  агрессивно  горлопанили, что-то о свиньях, какой-то "силе", Кауказе, ком-то по имени Аллах и, по всей видимости, с фамилией Акбар. В хитросплетение их фраз, слов, непонятных для остальных,  часто ввёртывалось, повторяясь, слово "рулыт".
Его плеча грубо коснулась рука одного из "рулыт":
- Э-э-э!!! Ты, чё? Нэ выдыш, что я здэс, мой мэсто! Отвалы!
Он смотрел на баржу. В эту минуту она уже прошла мимо пантонного моста, оставляя мощные буруны за кормой и надрывно сопя, пускала волны на песчаную косу. Ранее все бы обрадовались, рванув с места  в бег, на встречу волне, плюхаясь телами на её гребень, затем, проваливаясь в невесомость, вниз и снова взмывая вверх, на гребень следующей, подхватывающей их, волны. Так было бы ранее, но не сейчас. Сейчас в воздухе повисло напряжение, всеобщее презрение, брезгливость к чужеродному, инакомыслящему, враждебному, наглому и злобному, стоящему за спиной у Него.
Он сделал простое движение рукой от пояса вниз, в сторону бедра говорящего. Что-то тонкое и острое вошло в бедро спереди и на мгновение появилось сзади, тут же исчезнув в обратном направлении. Раздался крик боли. Руки обхватили ногу в месте, где её что-то пронзило, ужалило, пальцы судорожно сжимали немеющие мышцы. Злоба, стон и неверие в совершившееся отразились в обезумевших глазах горца. Нога подкосилась, не в силах больше держать тяжесть тела и оно повалилось вперёд, опрокинувшись с двухметровой высоты в воды реки.
Пантонный мост начал своё обычное, привычное движение, перекрывая реку. Барахтающийся в воде, увлекаемый течением горец из последних сил стремился ухватиться за один из пантонов моста, но тот своей плоскостью, металлом, неумолимо двигаясь вперёд, подмял под себя бедолагу, оставив на память о нём на своём корпусе свежие царапины от ногтей рук, пытавшихся вонзить их в металл, ради спасения тела и той безумной головы, что привела всё это жалкое существо к такой бесславной кончине.
Увидев всё произошедшее, двое других рванулись, было, отомстить за своего сородича. Один выхватил из-за пояса пистолет, направил Ему в затылок, уперев в него ствол, уже нажимал на спусковой крючок.
Он сделал полуоборот, уходя с линии атаки, слыша звук выстрела прямо над ухом. Таким же, еле уловимым движением руки от пояса, по дуге, но уже по горизонтали ужалил чем-то нападающего, с разворота пронзя печень насквозь. Второе тело, по инерции сделав два шага вперёд, упало в воду, последовав примеру первого. Оставляя за собой багровый след, мирно покачиваясь на волнах поплыло куда-то на встречу неизвестному. Впрочем, неизвестность теперь совершенно не пугала тело, находившееся в таком не живом состоянии.
Другой, третий? Третий не успел сделать совершенно ничего, кроме, чем развернуться и опрометью броситься к машине, ища спасения в мысли:
- Толко бы завылась! Толко бы завылась!
Третьему повезло, мотор взревел, колёса шлифанули асфальт, оставив чёрный след, развернули машину и помчали её в обратную сторону, туда, откуда несколько минут назад примчали сюда, на это проклятое для своих пассажиров место.
Казалось мир замер в оцепенении. И только Он видел, как из цепочки стоящих в ряду машин вырулила вслед спасающемуся, какая-то тёмная, убогая, раздолбанная "девятка", через несколько мгновений скрылась за поворотом, ещё через пару мгновений, раздался какой-то звук, похожий на хлопок, знающие люди определи ли бы его, как - выстрел. А может и не выстрел, может, шина лопнула, только за хлопком послышался какой-то удар, скрежет металла. За поворотом, над невысокой,  однако, достаточно плотной лесополосой, отделяющей дорогу от поля, потянулся чёрный дымок, становящийся с каждой секундой всё чернее и гуще.
Минутой спустя, оттуда вынырнула та, потрёпанная жизнью, тяготами, лишениями и временем "девятка", тихонько припарковалась на то самое место, с которого недавно отъехала за лесок (видимо, "по нужде").
Переправа открылась. Выйдя из оцепенения, по ней двинулись люди и машины. Молча.  Казалось, даже моторы не урчали.
Он шёл через мост, дойдя до середины, махнул рукой в сторону, будто, что-то выбрасывая. Мало, кто увидел, а увидев, мало, кто понял, что упало в воду. Длинное, тонкое, острое, блеснувшее на солнце волшебной палочкой и тут же исчезнувшее с глаз, поглощённое мутной водой.
На другой стороне, мимо него, приостановившись напротив, проехала "девятка". Он увидел в ней двух молодых, крепких парней, чуть заметно кивнувших ему.
- Похоже и третьему не повезло. – подумал Он.
"Девятка" резко ускорилась и исчезла из виду.

Отдел полиции. В тиши коридоров лёгкое смятение, перешёптывания, суды-пересуды о последних событиях:
- Представляешь, вчера на переправе, кто-то замочил троих чёрных средь бела дня.
- Давно пора. Зарвались, обнаглели.
- Крышует-то кто?! От того и обнаглели. Сколько ж терпеть беспредел народу?
- Ты знаешь, кто завалил?
- Нет.
- И я нет.
В разговор вступили ещё сотрудники:
- Никто не дал показаний. Ничего не знаем, ничего не видели, ничего не слышали. Как сговорились.
- А, если сказать по совести, правильно делают. Кто их защитит от чёрного беспредела? Власть? Мы? А, кто нам добро даст? У людей вся надежда на таких, ну, кто замочил беспредельщиков. У меня дочь растёт с сынишкой. Никаких гарантий безопасности от чёрной чумы. Поэтому я тоже ничего не слышал, ничего не видел, ничего не нашёл, знать не знаю.
- Парни, новость! Трое замоченных проходят по делам по мокрухе, изнасилованиям, разбоям! Многие опознали, море доказательной базы.
- Ну, вот, и совесть чиста. Спасибо.

Где-то в горах. Женщина в доме. Заходит бородатый, вооружённый мужчина:
- Твой сын, настоящий мужчина, убит погаными, подлыми свиньями, гяурами.
Женщина впадает в истерику:
- За что!!! Он такой хороший малчик, добрый, отзывчивый! Ныкому, ныкогда не сдэлал плохого! Аллахом клянус! За что убили? Учится поехал, семья кармыть..
Горы эхом в других местах повторили подобный протяжный вой ещё два раза...


Рецензии