К концепции региональной политэкономии РФ

РЕГИОНАЛЬНАЯ  ПОЛИТЭКОНОМИЯ РОСФЕДЕРАЦИИ
(Модель для анализа)

«Бедные немцы»
«Я, по крайней мере, с невольной иронией смотрю на то, как некоторые политики требуют рынка, ранка, как можно больше рынка и явно не замечают, что тем самым они умерщвляют свой собственный жизненный нерв, перекрывают кран, из которого текут деньги и властные полномочия. Видели ли вы когда-нибудь подобное безумно-радостное театральное представление публичного самоубийства?» - так пишет известный немецкий социолог Ульрих Бек (U.Beck) в своей популярной книге «Что такое глобализация?».
Итак, с чем же связаны тенденции современной глобализации? С тем, что крупнейшие кампании хотят стряхнуть с себя бремя социальной ответственности, налагаемое государством. Они уходят от налогов, мигрируя по всему миру. Тем самым подрывается финансовая основа той социальной инфраструктуры, которая отличает так называемые цивилизованные страны от не совсем цивилизованных или совсем не цивилизованных государств. В благополучной Европе, в Германии, которую по праву считают страной высоких зарплат всерьез озабочены этим. Нам бы их проблемы! – могут воскликнуть бедные жители небогатой России. Но типологически схожие проблемы есть и у нас. Крупные кампании, хозяйничающие на территории страны ли или отдельного ее региона, по сути, могут диктовать местным властям свою волю, и далеко не всегда озабочены судьбой местного населения.

«Не проглоченный» суверенитет
Современный глокализм (сочетание глобального  и локального) заставляет проявляться общие проблемы мирового развития и вдали от его центров. Ситуация  в далекой  провинции имеет много типичных черт, присущих современной модели отношений бизнеса и власти. Разумеется, при обсуждении этой ситуации на первый план выходит российская и региональная специфика. Как нам представляется, отношения между властью и бизнесом у нас успели пройти два важных этапа, которые можно охарактеризовать с помощью метафор «закрытости» и «открытости» регионов.
После известных слов Ельцина процессы «суверенизации» российских регионов, особенно республик, шли довольно бурно. Ослабление Центра и регионализм разворачивались на фоне радикальных экономических экспериментов, когда либерализация экономики сопровождалась массовой приватизацией госсобственности. Региональные власти играли в этих процессах очень важную роль. Хотя импульсы экономического «шока» исходили из Москвы, Центр в 1990-е не имел достаточно ресурсов, чтобы взять под контроль процессы, происходящие в субъектах федерации.
В эту бурную эпоху политической суверенизации регионов активно делались попытки экономического закрытия и культурного "«окукливания" отдельных российских территорий. Причем процессы эти были тесно связаны между собой. Региональная администрация, заинтересованная в авторитарном доминировании на «своей» территории могла при этом надежно опираться на контроль за соответствующими экономическими ресурсами. В свою очередь республиканский «суверенитет» нуждался в неком культурном обособлении, в развитии своей региональной мифологии, которая бы и придавала ему необходимое социокультурное обоснование. В национальных республиках для этого существовал дополнительный ресурс в виде более или менее заметных проявлений этнического национализма. Денег на все это не жалели. И при общей нехватке денег на культуру и образование   власть щедро финансировала проведение всякого рода «специальных» мероприятий, деятельности официальной организации титульного этноса, издание энциклопедий, историко-культурных атласов, материалов научно-практических конференций в формате художественных альбомов и т.п.
Режимы   существовавшие в РФ-регионах   в 1990-е годы, казался необыкновенно устойчивым, и многие тогда всерьез верили, что страшнее кошки (и сильнее «папы») никого в регионе нет. Складывался также своеобразный симбиоз региональной власти и бизнеса, когда административный и экономический ресурсы взаимно дополняли друг друга. 
Конечно, изолировать региональную экономику было невозможно. Но администрация делала попытки оказывать решающее влияние на деятельность российских и даже зарубежных кампаний, приходящих в регионы. Вовсю звучали  мотивы административного рынка. Таким образом, мы понимаем здесь региональную «закрытость» как возможность контролировать административными средствами политические и экономические процессы в регионах.     С одной стороны, это позволяло в условиях экономического кризиса хоть как-то поддерживать жизнеспособность территории и регионального хозяйства, с другой – давало самим контролерам немалые преференции. Вести в регионе серьезный бизнес без «советов» с региональной властью было бы затруднительно. Положение и на региональном, и на российском уровне стало меняться в полосе 1998 – 2000 гг.

«Вскрытая консервная банка»
Сейчас экономику российских субъектов федерации можно сравнить с банкой, которая вскрывается сразу несколькими консервными ножами: м ... перечень не закончен. Что и почему изменилось?
Дефолт 1998 г. самым драматичным образом показал пределы спекулятивной экономики в России. Компании, приватизировавшие огромные куски собственности, стали уже больше думать о том, как эффективнее ее использовать. И если раньше «бизнесмены», играя ценными бумагами,  часто просто разоряли доставшиеся им за бесценок предприятия, то в условиях экономической стабилизации можно было подумать и о производстве, пусть даже это производство и было далеко от хайтека и сводилось к примитивному извлечению природного сырья.
ФПГ набирали все большее влияние, а региональные и местные власти теряли возможности на равных разговаривать с этими «тяжеловесами». Крупные кампании также  заинтересованы в расширении экономического пространства и «суверенитеты» его отдельных частей все больше воспринимались как досадная помеха. В резонансе с этими тенденциями находилась политика нового  президента России, направленная на преодоление децентрализации и самоуправства в российских регионах. Собственно, региональных владык погубила – с точки зрения роста их политического влияния – их собственная жадность. Во-первых, они не стали настоящими лидерами региональных социумов, /с точки зрения выражения интересов большинства населения/ превратившись лишь в лидеров региональных политико-экономико-криминальных  и т.д. кланов и, лишенные массовой поддержки вынуждены порой уступать свое лидерство в этих конгломератах. Во-вторых, несмотря на предоставившиеся возможности и место и роль Совета Федерации во второй половине 1990-х гг. интересы сенаторов от разных территорий были весьма противоречивы и выработать общую основу для проведения успешной политики децентрализации РФ «партия регионов» так и не смогла. Количество погубило качество,  и региональные лидеры практически безропотно уступили политические позиции, имевшиеся у них в Москве.
Кстати, эти изменения часто выступали   в качестве политэкономической подоплеки смены власти в республиках, краях и областях 
Не вызывает сомнений, что в регионах, где сменялась власть, идет новый передел собственности. Масштабы его предсказать трудно, но уже сейчас ясно, что они будут весьма впечатляющими. Но и наследство досталось,  от значительной части которого хотелось бы отказаться. Как правило, когда разрушается прежняя монополия власти, объемы пропавших и похищенных финансовых средств просто поражают воображение.   “Исчезали” средства, выделявшиеся на северный завоз, почему за бесценок были проданы акции ряда высокодоходных компаний и др. Счет шёл на миллиарды. 
Захват ресурсов регионов приходящими извне компаниями и перераспределение региональных доходов в пользу крупного бизнеса – процесс повсеместный. Собственно говоря, “самостийность” региональных властей и произвол “естественных монополий” в 1990-е годы были лишь продолжением на новый лад традиций местничества и ведомственности советского периода. Путинские административные реформы приостановили политическое местничество, укротили политические претензии олигархов на федеральном уровне, но взаимоотношения регионов и крупного бизнеса пока часто регулируются по “законам джунглей”.

Между двух огней
Российским регионам (да и стране в целом) пока никак не удается пройти между Сциллой административного произвола и неэффективности и Харибдой разрушительной рыночной стихии.  Автаркия тех или иных территорий (стран, регионов) неминуемо вызовет их экономическую деградацию, да это и невозможно осуществить в современном глобализирующемся мире. Отмечалось также, что экономическая деятельность частных компаний более эффективна, нежели государственное управление собственностью. Возможно,  это не вполне верно, но в пользу данного утверждения говорит экономическая заинтересованность людей, принимающих управленческие решения.
При справедливости многих нареканий в отношении крупных ФПГ, хозяйничающих в регионах, надо, тем не менее, отдавать себе отчет в том, что частные кампании – это не благотворительные фонды и заинтересованы они прежде всего в максимизации прибыли. Ради этого они готовы ломать границы суверенных государств, не говоря уже о «раскрытии» отдельных территорий, которые попадают в сферу их интересов. Есть ли иные, помимо чисто экономических, критерии деятельности крупного бизнеса. Конечно, есть – они в социальной сфере и в оценке перспектив. Либо «поматросил и бросил», либо, как говорится, с серьезными намерениями... Что ждет людей на местах: ухудшение экологической обстановки и новый виток нищеты либо новые рабочие места, стабильный заработок и развитие социальной инфраструктуры. Но дело в том, что обеспечить развитие по последнему сценарию может лишь сильное государство, базирующееся на сильном обществе, которых нет и не предвидится в современной России.
Взывать к сознательности капиталистов можно долго и без особых результатов. Бизнес надо принуждать к заключению социального контракта, что показывает опыт развитых стран Северной Америки и Европы, и что, как оказывается, вовсе не гарантировано на новом витке развития, связанного с глобализацией. Но бизнес тоже может быть заинтересован в поддержании стабильности и устойчивых правил игры и готов за это платить. Был ли для этого шанс в  регионах России, отягощенных дурной наследственностью ельцинского периода – это предмет особого разговора.
Пока же мы видим довольно крепко отстроенную систему по выкачиванию прибыли с территорий и расстановку своих людей на ключевых постах как в законодательной, так и в исполнительной власти в регионах. Они плотно контролируют эти потоки и обеспечивают надежность грабежа «периферии периферии».  Отсутствие на несколько лет конкурентных выборов населением губернаторов и полная предсказуемость того, какая «партия» сорвет банк на выборах в заксокбрания субъектов федерации – весьма облегчили процесс плотной «колонизации» российских провинций.

Нашествие марсиан?
Объективно Россия остро нуждается в преодолении гиперцентрализации, когда основная доля ресурсов сосредоточена в центре, в Москве,  а вся остальная страна (за очень небольшими исключениями) сталкивается с острым ресурсным дефицитом. Демонстративное сверх-потребление Москвы на фоне бедной, а зачастую просто нищей провинции взывает к более справедливому перераспределению доходов между территориями и созданием для населения регионов возможностей  использовать свои ресурсы. В минувшее десятилетие, казалось бы,  представился уникальный шанс пользуясь ослаблением центральной власти создать населению провинции более благоприятные  условия существования. Этот шанс, по нашему мнению,  мог бы быть использован, стань государственные и политические деятели субъектов РФ настоящими лидерами региональных сообществ, выражай и защищай они интересы населения своих территорий. Но этого не произошло. Региональные «вожди», в большинстве своем, не сопротивлялись разрушительным новациям, идущим из центра, нашли свой интерес в политике приватизации. Извлекая личные выгоды из этой «прихватизации», через несколько лет администрации в регионах и на местах (ликвидация многих Советов после ельцинского государственного переворота 1993 года имела, на наш взгляд, одну важную цель – устранить в из какие-либо лице помехи для присвоения ранее общенародной собственности) сами уже оказались заложниками тех, кому ни за грош достались наиболее лакомые куски государственного достояния.
Напротив, наблюдается все большее обострение борьбы за региональные ресурсы со стороны различных теневых или полутеневых группировок; “теневые стратегии” предпочитает и бизнес. Недостаток информации, с одной стороны, о ресурсах, а с другой – о намерениях и возможностях противников способен обострить внутриполитическое положение, перевести его в плоскость “войны всех против всех”. При этом в сложившейся ситуации конфликты вокруг региональных источников сырья если и удастся урегулировать, то, скорее всего, не политическими, а аппаратными средствами, что, в итоге, может привести к установлению некой разновидности бюрократического авторитаризма, за спиной которого будут стоять крупные бизнес-структуры (“олигархи”).
Такой вариант развития региональных режимов чреват еще большей угрозой единству России, нежели существующий ныне административный произвол региональных владык и даже “парад суверенитетов” ельцинской эпохи. Углубление экономических диспропорций в силу стремления крупных компаний получить максимальную прибыль в сырьевых отраслях при игнорировании интересов других секторов экономики, а также малого бизнеса, дальнейший рост неравенства как между субъектами Федерации, так и среди муниципальных образований при ослаблении региональных властей (в связи с возникновением поставторитарного синдрома или же просто под влиянием дальнейшей колонизации региональных ресурсов) создает реальную перспективу дезинтеграции в РФ.
Во многих российских регионах, с особой остротой встает дилемма одновременности, о которой проницательные исследователи писали еще на заре перехода к демократии и рынку в странах Восточной Европы, и которая заключается в сложности одновременного движения по рыночному и демократическому направлениям. Раскол в элите и борьба различных группировок за власть и экономические ресурсы, разрушающие прежний вариант авторитарной консолидации, подрывают и существующие механизмы регулирования экономических процессов. Это происходит на фоне усиления лоббистских устремлений крупного бизнеса и сокращения финансовых возможностей региональных правительства вследствие перераспределения значительной части налоговых поступлений в пользу федерального центра, а также, что особенно важно, крайне неэффективного (для государства и граждан) управления региональной собственностью.
Следует учитывать, что все эти проблемы встают перед региональной властью в условиях, когда авторитарные механизмы уже не действуют, а демократические еще не выстроены. В ситуации дефицита у региональных властей политических средств и возможностей и хозяйничанья на территориях российских республик олигархических структур, недостаток политической воли у федерального Центра означает, что выправлять старые экономические диспропорции и все более активно возникающие новые “искривления” В ИНТЕРЕСАХ ОБЩЕСТВА оказывается просто некому.  Политический субъект, эффективно выражающий его (общества) интересы (в безопасности, в повышении благосостояния, в устойчивом развитии и т.п.) пока практически отсутствует.
 

Финансово-промышленные группы, становление которых в России было оформлено президентским указом от 5 декабря 1993 г. и закреплено  в законе о ФПГ 1995 г. и других  документах,  в силу ряда особенностей  экономической политики российских властей были «откормлены» так, что оказались вполне конкурентноспособными на мировом рынке, правда, в основном, в сырьевых его сегментах . В процессе оптимизации структуры принадлежащей российским ФПГ собственности, многие производства просто не представляют для них никакого интереса и, возможно, будут обречены на деградацию гибель (если это уже не произошло). Наша несчастная «социалка» также является дополнительным бременем для бизнеса, приходящего извне, и, по идее, должна быть защищена силой авторитета государственных органов...   Политэкономические проблемы даже на примере одного российского региона вызывают многочисленные вопросы. Воспользовавшись небескорыстными услугами политико-административных элит, и «нагуляв жир» на приватизации крупные российские компании уже куда меньше нуждаются в подобных услугах от государства. На уровне регионов, по крайней мере, отдельные «бизнес-графства» по своей совокупной мощи далеко обогнали возможности руководителей субъектов федерации и/или глав местного самоуправления. В целом же можно обозначить наметившуюся тенденцию к перемещению центров влияния в регионе из административных коридоров внутри республики в офисы кампаний, приходящих на данную территорию  извне.
Потому, если отношения между властью бизнесом и населением будут развиваться в русле традиций 1990-х  и «нулевых» годов, то этого не сулит ничего хорошего ни обществу, ни государству (за исключением их отдельных представителей, меньшинств). Да и бизнес  будет постоянно находиться под дамокловым мечом очередного дефолта, силовой экспроприации в пользу «друзей» и т.п. Только установление ясных и прозрачных правил игры в этом треугольнике позволит обозначить выход из системного российского кризиса, увидеть, наконец, свет в конце тоннеля, а не выдавать временную приостановку в развитии кризисных тенденций за подъем и развитие.