Собаки савёловского района

Вокзальные степенны и мудры. Молчаливые философы в плотных пятнистых шубах. Им много лет; они помнят, как сменялись страницы газет на лотке у старушки, которая даёт им по утрам колбасу и кости. Поглядишь, как лохматый мудрец разлёгся у стены на солнцепёке – и начинаешь понимать, отчего иные почтенные древнегреческие философы именовали себя «киниками».
Стояночные – те болтливы, скандальны. Не дай бог кому-нибудь из прохожих бросить хоть мимолётный взгляд на их детей – обругают по-чёрному! Но при всём том они редкостные мечтатели и утописты. Забежит кто-нибудь из них на рынок, встанет у ларька и смотрит, смотрит, и мечтает, как он в одиночку съест всё это мясо… Нет, Жизнь на автостоянке совершенно не развивает деловитость и целеустремлённость!
Рыночные, честно признаться, подловатые. Всю жизнь якшались с торгашами – и сами сделались меркантильны… Кроме большого рыжего кавказца: этот горд и благодушен, словно грузинский князь.
А вот пятнистая стая почти вся погибла, когда в сквере, где она жила, нечистоплотные темноволосые рабочие стали строить бетонный дом… Оставшиеся в живых Пятнистые прибились к Стояночным; теперь они лают по вечерам вместе, только у новоприбывших в голосе больше не задора, а испуга…
Черныши с асфальтированной аллеи – те почитай что уже почти одомашненные: они слушаются тётку, которая торгует свечками на тротуаре, у них есть конура, и они дают посторонним гладить себя по пыльным войлочным спинам.
Остались ещё метрОвские. Те, значит, кто ночует у входа на станцию метро. Это долговязый, очень грустный кобель – и белая, субтильная, уж не знаю, кто она ему, родственница или подруга. Я их редко вижу. Я уже давно не бывал в метро ночью.

Я уже два года Домашний, и со своими знакомыми вижусь только во время прогулок на поводке.

Ночь с 14 на 15 апреля 2010, Москва
(описаны реальные собаки)