Лестница. Вокзал города Сочи 1987

Антон ТЮКИН

ЛЕСТНИЦА.
ВОКЗАЛ ГОРОДА СОЧИ (1987)

Этот воздух пусть будет свидетелем…

Осип Мандельштам

НОЧЬ

Эту ночь в электрических сполохах, криках, скрипах телег,
В отходящих от станции и прибывающих грузо - и -
Пассажирских потоках не забудешь,
Хоть не сразу поймешь.

Масса самых разнообразных людей,
Словно бы из себя составлявших действительно
Более ста разных национальностей народов Союза
ССР предавалась тут, будто какой-то работе,

Притом - все, включая в себя массу спящих советских людей.
Шевелилась, хоть была до предела запружена,
“Под завязку”, как говорится у нас, 
Огромнейшая лестница.

Этот красный гранит,
Этот мрамор в изящных прожилках –
В рюкзаках, в чемоданах, баулах и сумках, бутылках, старых –
Новых газетах, да в сидящих на корточках, даже лежащих телах

Вызвал у близорукого мальчика с Севера
Этой южною ночью не страх. 
Нет, какой, к черту, там “страх”?
Просто полное недоумение.

* * *

Галереи кишели, как змеи, “людя’ми”.
Ожидания залы и переходы трещали.
Было поздно. Действительно негде было
Купить не еды, ни воды. 

Буфет заперт. Даже на ресторане – замок.
Тем не менее, несмотря на почти что полуночный срок
Кто-то видно не ведавший тут
Не нужды,  ни печали,

Этой общей заботы и нудной, тяжелой тоски –
Той, что рвалась, казалось, отовсюду и душу в куски
Разрывала мальчишке, отражался в стекле туалетных
Заплеванных, грязных зеркал. Зорко зыркал,

Как будто кого-то повсюду искал,
Да муслякал червонцы
Жирным пальцем промасленные.
Да совал из пакетов куски,   

Календарики, джинсы, книжонки,
Иконки, картинки с Дали,
Папиросы с “ковбоями Мальборо”… – хоть сто раз повтори -
Все чего-то забудешь. И усмехался вослед кривовато.
 
* * *

Нечистоты по кафелю чавкали жирно.
Ветры теплые пальмы качали.
Вот над этою лестницей. Над всем морем
Людским из нужды и жары, из печали. 

Без печали - печатью Усатого -
Возвышалась башня ночным маяком,
Как блатной, как “смотрящий” над “баном”
Или вовсе больным – маньяком.

От табачных ларьков, от щербатых разбитых платформ
И до самой последней загаженной,
Густо – псовой сортирной кабинки
Наблюдала та башня надменно с своей высоты

Безобразные, злые картинки.
Щурясь старыми окнами подслеповато,
Но махнув, видно, стрелками
Над копошением платформ

Прозвонила брезгливо лишь раз: дескать,
Радуйтесь - новая дата
На дворе. Не “такое” видала.
К тому ж, ваше время - реформ.   

* * *

Подступал ком у мальчика
К горлу от восхищения, как
Облака ты дырявила гордо
Своим шпилем гербастым.

А внизу все текла и текла человечья река.
И река была грязной.
И ночь была - мглистой.
А обстановка – опасной.   

Ты, откуда? Зачем, ты?
Чего тебе надо в этой жаркой ночи
Этой сочинской, словно из дантова ада,
Скиталец, скажи? Не молчи.

Между статуй и мраморных пальм
Ищет бедный бродяга сортир –
Мужичек с чемоданом. 
Проходи - проходи. – Командир…

Выход в город – безвыходный.
Полуживой
Пассажир, как дворняжка
Ищет путь по прямой – под вагонами.

* * *

Только ли хачапури,
Только ли шашлыка
Жаждет этот литовец –  от моря –
У жаркого моря, пока?

Что найдет или что потеряет вот этот узбек,
Дагестанец, казах и хохол… да, вообще человек 
Пропадая на мраморе чертовой ночью, пока
Невозможно свободно купить и стакан молока

В ясный полдень в огромной стране.
У глухого гранита, как на грани беды,
Все до капли испито
Из бутылки воды просят дети. 

Над гранитной и мраморной слизью
Под надрыв полуночных гудков
Клянут “социализьму”,
Не расслышавши звона оков

Этих - новых, грядущих, как “скорый”. Вот
Толкают тележку в электрической, черной ночи.
Принимают, как клизму
Всю жизнь - с вековечным: молчи.

Да задами на мрамор оседают кренясь.
На моднейших статей панораму,
Да на жидкую кинорекламу. 
Хорошо если так, а не просто в вокзальную грязь.

* * *

УТРО

“Пепси-кола”, панамки, значки “USA” – по рублю.
Ходовые товары.
На них насмотрелся.
Потому – не люблю.

Коврик с тигром,
Кассеты
“Владимир Высоцкий”… –
Торгуют грузины.

“Упакованы”,
Терты и
Потны.
Пусты магазины… 

Вот “слепая” милиция –
Рядышком.
Водка и чача – на
Остановке такси.

Не схвати за кожанку
Усатого “хача”,
Никого
Ни о чем не спроси.

Не проси
И не бойся.
Не верь.
Как грядущего толпы.

Эти спины
И жесткие ребра,
Жестокие эти бока
Посмеются над каждым.

Жизнь распалась
На “до”
И на “после”.
Нынче – только “пока…”

“До”
И “после”.
Они давят - до смерти,
Как распознают в тебе “дурака”.

* * *

Не гранита, не мрамора – чертовой стали -
Вот такие открылись
Перед мальчиком
“Дальние дали”

У страны и, как будто, у времени
На последнем краю
Он ощупывал, словно котенок слепой
Жизнь грядущую неотвратимо, как “скорый”.

Ощущая, как кожей,
Как будто, чужую беду,
Понимая ее, как грядущую, общую
И как свою.

* * *

Шло над лестницей медное время
Тяжело - стучащих часов.
Зодиачное чертово племя
Отпирало засов.

Полуночный набат с дальней башни
В обрывках страны и теней
Провожал день вчерашний. И
Горе черное было за ней.
 
23.10.13