Записки инспектора угрозыска. Пьные мухи

Кто сказал, что подчинённый и начальник не могут быть настоящими друзьями? Я лично видел таких людей, которые на полном серьёзе показывали всем окружающим на работе, что начальник требователен к своему подчинённому, а подчинённый, делая вид, что боится и даже недолюбливает своего начальника, скрепя сердцем выполняет его распоряжения. Подчинённый говорил всем, что начальник к нему предвзято относится и так далее и тому подобное. Но это на людях. А на самом деле и один и другой знают, и понимают все эти актёрские отношения, работают, играя, в служебную иерархию, запудривая мозги остальным сотрудникам, а иной раз и самим себе.

- Гурик, а малыша с собой возьмём?-  фамильярно спросил Васёк Зубровин Гурия Николаевича.

- Обязательно, пусть привыкает к нашим условиям труда,- ответил шеф.

Михаил случайно услышал этот разговор, открывая первую двойную дверь кабинета уголовного розыска.

- Понятно,- про себя подумал Мишка.

- Васька и шеф кореша. А сразу и не понять, вот секретчики.



Увидев вошедшего Ивкина, Васька вновь спросил Гурия Николаевича:

- Михаил с нами поедет?

- С нами, с нами. По машинам!- повторил шеф и вышел из кабинета.

**

Отдельно стоящий дом на улице Нагорной просматривался со всех сторон. Стало быть, и жильцы дома так же прекрасно видели всё и всех, кто к ним приближался. План захвата обитателей дома «тёпленькими» был прост. Шеф договорился со службой городских электросетей  и ему предоставили на некоторое время аварийную машину. Ровно в 16 часов 00 минут из Энского ГОМ, в аварийную машину «Горэлектросетей» погрузился оперативный десант. В его состав вошли: начальник милиции, старший инспектор уголовного розыска Зубровин, инспектор уголовного розыска Ивкин, участковый Мамин и два местных знакомых забулдыги шефа, в роли понятых. Вскоре все они прибыли к дому № 5 по улице Нагорной, и машина остановилась под высоковольтной линией электропередач. В открытое окно будки машины свободно проникал горячий сивушный запах первока. Самодельное купажирование набирало обороты и Гурий Николаевич, уткнувшись носом в приоткрытое окно спецмашины, скомандовал группе захвата: «Фас, мн… взять!». И десант посыпался гороховыми зёрнами на землю, прыгая и спотыкаясь. Шеф молча показал рукой о рассредоточении вокруг дома, а сам с разбегу упёрся плечом в закрытую дверь веранды, громко прокричав: «Откройте, милиция!».

В доме сразу же забегали постояльцы. Загремели кастрюли и стеклянная посуда, «гостей» видимо здесь не ожидали. Постояв ещё несколько секунд и не дождавшись, что милиции откроется дверь, Гурий Николаевич, взяв разгон, пошёл на таран, резко врезавшись в дверь дома. Дверь, затрещав, открылась и Гурий Николаевич, сшибая в сенях вёдра, корыто и две лавки, бронетранспортёром, раздавливая под собой неприятеля, ударился о трёхстворчатый гардероб, как он всегда любил повторять, что ударился «мурлом об тейбол». Стойко перенеся тяготы и лишения милицейской службы, шеф, отряхнувшись удовлетворённым петухом, взял курс на кухню, в логово экономического врага.

- Не входите, я одеваюсь,- закричал женский голос.

- Никогда не видел, как бабы одеваются, а всегда видел, как бабы раздеваются,- с нахальным тоном проговорил Гурий Николаевич и настежь открыл дверь кухни. И впрямь возле растопленной русской печки стояла голая баба, прикрывая себя руками. Между пальцами левой руки малярной кистью колосилась шкура черно-бурой лисы, а оттянутый сосок правой груди, высунувшись к народу, лежал, краснея на сгибе локтя.

- Ба!

- Вот это «НЮ» от Нюры!!?- вылетело с удивлением у Николаича, увидев хозяйку в неглиже и канистру возле горячей печки.

- Нюра, и "молочный бидон" при тебе?

- И ежиха с котятами тоже,- брякнул самобытными аллегориями Николаич,- и в том же духе продолжил.

- Картина Михайло Ломоносова «Не ждали».

- Собирайся, с нами поедешь!

Проведя успешно данное мероприятие по поимке экономических диверсантов лёгкой наживы, Гурий Николаевич приказал уничтожить «нетрудовые доходы», путём выливания их в раковину мужского туалета второго этажа Энского ГОМ. Василий Зубровин и Михаил Ивкин недоумённо посмотрели на шефа, как бы спрашивая:

"Всё это добро в раковину?".

Он, с ходу ощутив вопрос на их лицах, повторил:

"Всё в раковину!".

Давясь тягучей слюной, Володька и Мишка вместе с понятыми помогал участковым Мамину и Телятьеву уничтожать христову слезу, выливая её из двадцатилитровой канистры в раковину. Сделав дело, все грустные разошлись по кабинетам и, вздыхая, смотрели в окна кто на улицу, кто во двор милиции.

- Кармашов, набрал?

- Ничего не пролил?- спросил по прямому телефону шеф у помощника дежурного.

- Неси ко мне в кабинет,- приказал он.

И спустя мгновение Кармашов поставил на пол рядом с креслом Гурия Николаевича двадцати литровую канистру самогона. По селектору шеф вызвал к себе в кабинет Телятьева, Зубровина и Ивкина.

- Ну, что «гондурасы», вот так надо работать.

- И дело сделано и товар цел,- хихикая, поделился тайной шеф.

- Не понял?- удивлённо сказал Мишка.

- Пока вы тут выливали, Кармашов на первом этаже мужского туалета из специально проделанного в стене крана заливал «уничтоженный» самогон,- сказал Николаевич и засмеялся.

- Понял шеф!

- Работаем с «Гешкой» по вновь утверждённому плану!- радостно сказал Михаил, и все покатились от смеха. А вновь утверждённый план был весел и прост. Шеф позвонил в женское общежитие шахты «Трудовая» и комендант Люба Цой готова была принять дорогих гостей на посиделки, тем более со своим «самоваром».

Двухэтажный деревянный барак постройки середины 40-х годов, обещал желать лучшего. Хотя его и строили из лиственницы «корейские рабы» вместе с осужденными японскими коммунистами под присмотром Квантунской армии, всё равно время берёт своё. И кое-где полы стали уже не такими крепкими, а стены не такими уже и прочными, но барак продолжал стоять и давать кров одиноким женщинам шахты «Трудовая». Четыре оперативника влетев на крыльях любви, как четыре танкиста, в комнату коменданта и с порога обняв Любу Цой за тазобедренные рычаги, Николаич шепнул ей на ушко что-то и та, покраснев, вырвалась из его объятий и быстро выпорхнула из комнаты.

- Давно я с кореянками не кувыркался,- расшифровал свою любезность вслух шеф, сказанную Любе и засмеялся, разглаживая, смоляные усы по щекам.

Значит так: "Я и Зубровин идём к Любе на второй этаж, а ты, «Малыш», обратился он к Мишке, и Вано к Светке, её подружке на первый этаж".

- Тоже кореянка ничего, весёлая, правда вонючая, чесноком пахнет, зато упыри стороной обходят.

- Привыкай малыш к корейцам!- хи-хи-хи.

- Понял-л,- ответил Мишка.

Светка была в комнате не одна. На диване сидела, сложив руки на груди, жгучая азиатка, ну просто красавица.

- Это Лена,- представила вошедшим милиционерам свою подружку Светка.

- Да здравствует международный фестиваль молодёжи и студентов!- восторженно продекламировал Мишка, падая на диван и укладывая свою голову на колени Лены.

- А разве Вы не Йоко Оно? Не жена Джона Леннона?- спросил Михаил.

- Я Лена, а не Ле-но-на,- ответила жгучая прелесть и заулыбалась.

Девчонки накрывайте на стол, мы хотим, есть,- настойчиво попросил Иван Телятьев, вытаскивая из дипломата две армейских пластиковых литровых фляжки с «уничтоженным» самогоном. Быстро собрался стол. Разлив по гранёным стаканам зелёного змия, и пошатнув веселящей заразой отделившейся мозжечок, Мишка, ухватив за грудные головки чеснока Лену, лобызал азиатские уста, как стручки сладкого спелого болгарского перца. Закрыв от удовольствия черные глаза и сопя курносым носиком, Лена снимала с чужестранца пуловер, и гладила прохладными руками мужской живот, всё ближе и ближе подбираясь к срамному месту. Место начало топорщить, живот начинал провисать под брючным ремнём, освобождая проход для младенческих ручек чёрноглазой смоковницы.

Мишкин илистый прыгун не выдержал замкнутого пространства штанов и вынырнул на свет божий купоросной головкой.

- Ой, вскрикнула Лена и, схватив илистого прыгуна двумя ручками, вся затряслась, вертя им, как рычагом коробки передач автомобиля.

- Цкиби меня, цкиби меня,- вторила Лена, заваливаясь навзничь на диван, разводя бутылочные ножки.

- Сейчас сделаем,- ответил Михаил Ивкин, не понимая, что она говорит, но догадался, что она хочет.

Мишкин «цкибёныш» вонзился в ткань трусиков, обтягивающих лобок кореянки, и она простонала: «Давай рабатай! Давай рабатай!». Михаил скрутил скаткой Ленины трусики по ножкам до колен, и марённые дубовые ветви чернобурки укололи прыгуна, цепляясь удавками жгучих волосков за головку рыбки, направляя её, в приоткрытый бутон чёрного тюльпана. Разогрев Лену до приятной температуры, когда она стала отдавать своё женское тепло через поры тела ароматами молотого красного перца и  молочного чеснока. Удушающий и пьянящий пар поднимался над девушкой, притягивал к себе, и Мишке хотелось полить её низ животика и колючего морского ёжика соевым соусом вместо солей, которым он теперь поливал всякую пищу вплоть до десерта. (… добрым покупателям! Этот соус помаленьку вместо солей добавлять ко всем мясным и рыбным блюдам…). Это обращение, написанное на бутылочки «Соевого соуса», он как-то прочитал и долго смеялся над русским переводом корейской мысли, то есть инструкции по приёму соуса в пищу. И это корейское блюдо Лены, он желал, есть с соевым соусом, с горячей куксой* и запивая русским самогоном (кукса* – самодельная квадратная лапша сваренная в курином бульоне. прим. автора). Раздвинув ноги Лены на ширину дверного проёма, Михаил топтал газон любви, с необузданно нарастающим темпераментом, выдавливая из закромов азиатской родины перечное масло, а из размякших створок кумы, вытекала наваристая шурпа и капала на диван, стекая по-девичьему анусу.



А в это время, участковый Телятьев рычал, толкая ногами праздничный стол, шевелясь на односпальной кровати напротив Михаила лёжа под Светкой, которая была подружкой Любы Цой. Он рычал голосом таёжного зверя и размахивал руками, нет, скорее это были медвежьи лапы, отгоняя вездесущих мух, прилетевших на запах слегка протухшей красной рыбы, считавшейся местным деликатесом. Михаил искоса смотрел на хмельного Ивана и в душе посмеивался над майором, над его судьбой, как над злым роком жертвы и нападавшей на него природной стихии в виде зловредных насекомых. Вероятно не сдюжив атаку хитиновых варваров, участковый Телятьев, расстегнув кобуру и вытащив штатный пистолет, стал стрелять в потолок, пытаясь пристрелить сидевших на нём мух или хотя бы шумом и дымом как-то разогнать эту кровососущую братию. Всецело поглотившись экстремальной ситуацией, четверо нравственных преступников ещё более развязано стали совокупляться и считать хором количество выстрелов, как на салюте, придавая, этому зрелищу дремучую окраску беглых каторжников либо старателей с уголовным прошлым, впервые оказавшихся вечером на Красной площади столицы в День Победы. На седьмом выстреле в комнату веселящейся компании влетел Гурий Николаевич с пистолетом в руке и с выпученными глазами, заорав: "Вы что ох..ели!!? На втором этаже из пола мимо кровати, на которой я топчу Любку, пули свистят!?".

Увидев Ивана Алексеевича с пьяными кровяными глазами, державшего в руке пистолет ПМ с дымящимся стволом, душещипательно сказал: "Ваня, сынок, отдай пистолетик», медленно подходя к майору Телятьеву, как добрая и ласковая мама".

- А, как же ты сучок в крысу стрелял, а батарею пробил и Ваську чуть не зажарил кипятком?- пробормотал пьяным голосом Иван Телятьев, обращаясь к шефу.

- Ваня, я больше не буду, обещаю, только отдай пистолетик, а? В дверях появился Зубровин с белым лицом и открытым ртом. Он подошёл к Николаичу сзади и тоже пробубнил: "Ванёк, всё будет хорошо, отдай Гурику пистолетик и мы вместе выпьем за здоровье оставшихся в живых мух". И сквозь реальный страх шеф и Васька нервно захихикали. Иван выронил из руки ПМ и со словами: "Наливай всем по стакану",- и икнув, упал с кровати на пол возле дивана усыпанный гильзами от патронов, подмяв под себя полуголую Светлану. Гурий Николаевич прыжком гепарда настиг ещё прыгающий на полу ПМ и,  засунув его за пояс брюк, тяжело выдохнул со словами: "Всё гондурасы, хватит гулять!".

И почти шёпотом, вкрадчиво: "По машинам и поехали на х… отсюда".

- Есть, шеф!- ответили гондурасы.