Мгновенье

Verweile doch! Du bist so sch;n!


“Петр морщил нос, посасывал стерку на конце карандаша и правой рукой лениво набирал текст на старой разбитой клавиатуре.

“Вот ухватились мы за классика. И хотим поймать, остановить, удержать мгновение. Подобно голубоглазому взгляду Горгоны Медузы, обратить в камень на веки вечные.

Сфотографировать вот это мгновение, эту искру во взгляде, это движение пальцев, убить его, пригвоздить булавкой к пенопласту матрицы, пленки, картона. Вот вам и технократический “натюрморт” в буквальном смысле.

Но давайте-ка посмотрим, кто виноват, что миллионы людей схватили сачки и носятся, хватая и обездвиживая мгновения. Разве такая “остановка” это не метафора счастья, проверенная столетиями? Великий Гете!
Но об этом ли говорит устами сумасшедшего ученого, или его Мефистофеля, что в принципе одно и то же, великий Гете?
И вот здесь снова наши знаменитые “трудности перевода”, которые на самом деле никакие не “трудности”, если вы понимаете меня.

Читаем, собственно, на немецком “Verweile doch, du bist so sch;n!”.
Останься! Задержись! Помедли! - О, продлись мгновение!
Но не остановись, не замри, не умри.
Не нужно ловить его и отрывать ему крылья. Чучело бабочки - и нежное, летящее в вышине, трепещущее насекомое, ведь не одно и то же.

Тысячи лет уже изобразительное искусство существует и многие секреты раскрылись ищущим. Даже импрессионисты - они ловили совсем не вид дерева или облаков в какой-то конкретный момент. Они ловили впечатление.
Вдруг находя в груде старых бумаг фото с забытого праздника - вы что, вспоминаете мгновение? Нет. Вы вспоминаете людей, какие они, как вы относитесь к ним, как относились тогда, как пах этот цветок и как пекло в шею, что подарили совсем не то, что хотелось, как всегда. Здесь вся жизнь. Ваша. Даже если фото чужое и люди на нем незнакомые.”

Петя поморщился. То ли от текста, то ли от тяжелого запаха в комнате. Он хотел написать что-то вроде: “Не верьте им! Меня обманули!” Но вместо этого пускался в околофилософские бредни.

За спиной у Пети, у противоположной стены, но так близко, что рукой можно дотянуться, стоял диван, а на диване лежала она, Ирина. Всегда такая строгая и даже злая - она лежала в весьма откровенной позе, в одном только белье. Именно так, как Петр всегда видел ее в рассветных грезах.
А над головой у Петра за большой крюк для люстры, совсем неуместной в этой крошечной комнатке, висела красивая веревочная удавка. Настоящая.

Петр старался дышать очень мелко и тихо и не оборачиваться. Но он уже отвлекся от текста и больше не мог на нем сосредоточиться.

Вот за спиной лежит Ирина, о которой он так долго мечтал, за которой, можно сказать, охотился - поджидал ее у подъезда в 7 утра, только чтобы посмотреть, как она спускается по лестнице, эти жалкие пять ступенек. Чтобы поймать ледяной, пронизывающий взгляд. Можно сказать - он любил ее, это строгое фарфоровое лицо, эти мелкие механические жесты, угловатые песочные часы ее фигуры.
И вот теперь... именно в тот день, когда он набрался смелости выкрасть из отдела кадров ее папку, разыскать ее квартиру и ворваться к ней, обрывая цепочку в дверях - она перестала существовать. Кажется, Петр слишком сильно сжал ее в объятиях, лишая Ирину дыхания, и вместо этого даря ее длинной белой шее бордовые следы его сильных пальцев.

И как только, увидев ее в одном тонком белье и уразумев, что в жизни она еще прекраснее, чем в фантазиях, Петр воскликнул “остановись, мгновение!” - тут же мгновение остановилось и обмякшая Ирина оказалась полностью в его власти. Сначала, часа полтора, она будто бы спала - даже можно было уверить себя, что так и есть, и, кажется, ноздри едва заметно шевелятся на вдохе. Но позже стало очевидно, что это не Ирина, что Ирины нет, а вместо нее на диване разлегся ее труп.

И вот бедный Петр скрутил себе красивую петлю, оставил потомкам на своей страничке в фейсбуке очень ценную информацию, что мгновение лучше не останавливать, залез на табуретку и...”

Ирина смахнула слезинку с тачпада. Буквы на экране расплывались, будто чернильные. Никогда еще прочтение “Фауста” не ввергало ее в такие пучины фантазии. Она вздохнула и  поправила пеньюар, чтобы человеку во дворе, который в это время обычно как бы гулял с собакой, а на самом деле наблюдал за ней, не было видно ничего лишнего.

Петр во дворе закурил, небрежно прислонясь к березе и наблюдая за каждодневным ритуалом Тузика по разметке территории.


Киев, Май 2012.
По мотивам моей миниатюры 1998-го года.