Апгрейд. Часть 3. Бардо

6.

Мало кто знает, но в северной части У-Тсанг (Центрального Тибета) есть своя «Долина гейзеров». Место совершенно дикое, почти необитаемое. Богатые солями металлов ручьи прочерчивают разноцветные узоры на поверхности бесплодной земли. Это завораживающе и отталкивающе одновременно, как татуировки хной на теле берберской старухи.

У грязевых вулканчиков и гейзера Тагежья я даже не выходил из машины. Гейзер спал, попыхивая сероводородным паром, и фонтанировать так и не пожелал. Говорят, он это может раз в четыре часа, выбрасывая струю воды и пара на высоту сорок метров, но я этого никогда не видел. После очередной порции внутривенных вливаний я наслаждался тем, что мочился прямо из автомобиля, положив больную ногу на сиденье. В детстве хотел быть пограничной собакой, точно помню. Вот мечта сбылась, практически.

Потом мы ехали еще несколько часов по безликой каменистой пустыне на высоте примерно 5000-5200 метров над уровнем моря. Водители проголодались и ворчали, завидя очередную грязную придорожную забегаловку, но я был неумолим. Водители непрерывно ругались на китайском. Китайца можно пытать паяльником — не пикнет, наверняка. А вот если лишить пайки... Характер любого китайца прогрессивно портится, если его ограничивать в потреблении пищи. Водители совсем расстроились, когда я заставил их остановиться у высокогорного (5170м над уровнем моря) озера Такид Цо и опираясь на гида, поскакал к воде. «Что там смотреть? Таких озер тысячи! Шифу, поехали! Пожалуйста!»,- завывали водилы из своих «Крюзеров».

Я долго пытался медитировать на берегу, не обращая внимания на истерические сигналы голодных водил, но медитация не складывалась. Затем совершил ритуальное омовение, зачерпнув трижды воду из озера пригоршней и проводя каждый раз по волосам мокрой ладонью. Накатило блаженство: невероятное чувство умиротворения. Осталось только найти равновесие: я пытался добиться нужной вибрации и гудел «ООООМ» неестественно низким голосом. Рядом сидели два туриста-архитектора и повторяли за мной все движения, беззвучно шевеля губами. Гид сидел молча и задумчиво глядел вдаль на горный хребет, опоясывающий озеро. Уйгур не выходил из машины.

Низкие облака цеплялись за верхушки гор. Заходящее солнце окрашивало их во все оттенки красного. Мы застыли на берегу, как четыре чортена из камешков и растворились в пространстве. Через неглубокое дыхание мне почти удалось остановить сердце. Уже минут десять я смотрел не мигая на Солнце, чувствовал как бешено циркулирует энергия в среднем даньтянь (сердечной чакре Анахата), как медленно поднимается энергия кундалини из нижнего даньтянь (Муладхара) к верхнему (Сахасрара).

Мелкая, навязчивая дрожь пробивает все тело. Я представляю себе тяжелый, старый гуцинь на коленях. Чувствую его гладкие бока: тепло воображаемого вишневого дерева, сквозь покровы воображаемого шелка. Чувствую натяжение шёлковой струны и даже мозоль на указательном пальце. Щипок извлекает бесконечное вибрирующее До. Тема земли. Мысленно стягиваю энергию с поверхности воды, как скатерть со стола. Кундалини поднимается, дрожь усиливается.

Мышцы лица искажаются, напряжение нарастает, по мере приближения кундалини к Анахате. Ре. Тема земли. Волнение на поверхности воды едва заметно усиливается. И тут появляется Она: смеясь в голос бежит по воде прямо на меня. Все длится секунду: реальная капля чуть солоноватой воды попадает в открытый глаз. Кундалини моментально падает, струна под пальцем исчезает с выбросом энергии. Полное ощущение, что она лопнула, пискнув, на прощание, ля диез... и это не тема Воздуха. Как медитация — не сон и не релакс. Это возвращение в мир навязчивых ненавистных иллюзий, что нам нравится называть реальностью.

Пацаны помогли мне встать. Гид молча подставил плечо, и я потрусил обратно, к машинам. Водители заметно оживились и заурчали моторами.

7.

После ночевки в захолустном Медонге мы миновали соленое озеро Донг Цо, на берегах которого паслись бесчисленные стада яков, куланов и антилоп и ехали, ехали без остановки до самого Герце. После сытного обеда в китайском ресторане, куда я даже не поднимался, мы направились к маленькому монастырю школы Карма Кагью (название не сдам), где нам разрешили снимать небесное погребение в прошлом году: монахи тогда поехали в деревню за покойником. Мне хотелось показать туристам это редкое зрелище: лама возвещает о прибытии мертвеца протяжными стонами канлинга - дудки из человеческой берцовой кости.

Мертвеца сажают на камень посереди платформы небесного погребения, окруженной невысокими стенами с фресками, иллюстрирующими Бардо Тходъёл. На земле валяется кучами тряпье, вперемешку с обглоданными костями и черепами. Родственники выстраиваются в сторонке, и монах разводит костер, бросая в него пучки благовонной травы.

Грифы, завидев струйку дыма, начинают кружить над платформой, собираясь в стаю. Монах достает нож и начинает неспешно разрезать одежду и расчленять труп. Грифы по одному опускаются на платформу, и неуклюже подскакивая на камнях, устремляются к добыче. Монах равнодушно отрезает куски тела и бросает птицам. Они жадно набрасываются на куски плоти и обгладывают каждую косточку дочиста. Родственники довольны, если птицам удается быстро покончить с мертвецом - значит жил правильно.

На тот момент, все это я видел во французском документальном фильме, весьма натуралистичном, но снятом в лучших традициях кинодокументалистики. Последние лет 20 французы в ударе: «Микрокосм», «Птицы», «Гималаи», «Океан»… Не помню, как фильм про небесное погребение назывался, но впечатление оставил сильное. В тот раз мы процесс «живьем» так и не увидели - не хватило времени. Побродили немного по платформе, где валялось несколько свежих черепов и укатили.

В этот раз в монастырь попасть не удалось вовсе. На дороге оказался карантинный пост. Военные заставили всех выйти из машин и пройти через яму с хлоркой. Колеса обрызгали небрежно какой-то дрянью и завернули нас на Али объездной дорогой.

Мы ехали гораздо дольше обычного по пустынным предгорьям, по которым обычно бродят стада витальных, мохнатых яков, не менее мохнатых коз, бестолковых овец, пугливых тибетских антилоп и лоснящихся куланов, совершенно не похожих на безобразных домашних ишачков. Сейчас предгорья вымерли. Ящур. Только вечные спутники смерти - грифы и вороны кружат в поисках добычи. Им тоже приходится нелегко - карантинные команды рыщут по просторам Нгари на джипах, выискивая мертвых животных. Если машина остановилась и военные в красных противочумных костюмах выскочили наружу, значит вскоре появится столб дыма - любая падаль сжигается и стервятникам приходится убираться ни с чем.