Абсолютный

Мария Фёдоровна, что работавшая психологом в лечебнице строгого режима для душевно больных, шла по длинному коридору южного крыла здания на встречу к одному из своих новых пациентов для знакомства. На ней были тонкие очки в позолоченной оправе. Она выглядела очень аккуратной и собранной и не смотря на возраст имела тонкую изящную фигуру, которую подчёркивал строгий серый костюм. Она никогда не была замужем и это придавало её лицу нотки незакопченной жизнью свежести. Она скорее больше походила на бизнес леди чем на врача. Тщательно изучив письмо от своего нового подопечного, Мария Фёдоровна немного нервничала, хотя такое с ней бывало не часто. Что-то подсказывало ей всё же, что первая встреча пройдёт без оказий. В основном её задачей было выявление причины болезни и назначение курса лечения. Пройдя половину коридора, Марию Фёдоровну остановила стальная решетка, отделявшая основную часть южного крыла от той, где содержали особо опасных. За столом около решетки сидел дежурный санитар, сонно и безучастно взиравший в мониторы камер наблюдения, будто он в который раз смотрел один и тот же наскучивший ему фильм за неимением другого. Мария Фёдоровна окликнула санитара:
- Михаил, отворяй.
- Здравствуйте, Мария Фёдоровна, секундочку.
Михаил Маслов работал санитаром в этом учреждении уже пятнадцать лет. Он достал из кармана большую связку ключей, быстро отыскал нужный ключ и отворил.
- Небось за новеньким пришли? - поинтересовался Маслов.
- Как он там? Спокоен ли?
- Сидит как мышь, молчит - ну и слава богу. У нас то и без него ошалелых хватает.
- А... - Мария Фёдоровна не успела задать вопрос.
- А ест он хорошо.
Первые несколько сеансов "общения" с новым пациентом, в том числе знакомство, прошли почти заурядно. Он всё время нёс какую-то ахинею, в которой даже самый опытный психолог сломал бы голову и запутался бы в диагнозах и выводах. По началу он был недоверчив, абстрактен, безразличен ко всем и с неохотой вёл с ней беседы. Убедившись, что транквилизаторы, подмешиваемые ему в еду, действуют безотказно и пациент ведёт себя тихо, Мария Фёдоровна просила Михаила Маслова переводить его в спец комнату для переговоров. Волнение, которое она испытывала при первой встрече, почти всё улетучилось, так как первые три сеанса миновали без происшествий. После третьего, самого "адекватного" сеанса прошло несколько дней и Мария Фёдоровна решила, что завтра пора провести ещё один, чтобы перестраховаться на тот случай, если окажется, что её пациент - симулянт.

Сеанс №4

Сегодня, как и в прошлый раз Мария Фёдоровна попросила Маслова отвести его в спец комнату для переговоров. Там было светло и работал кондиционер, в отличии от тёмной и душной камеры, в которой он сидел. Она села за стол в ожидании. На какое-то мгновенье она задумалась, забыв о предстоящей беседе и мысли увлекли её далеко от лечебницы, куда-то назад в прошлое. Она вспоминала свою счастливую юность, за тем студентские годы. В памяти всплыл один из тех дней, когда она с друзьями ходила в кино.
В тот день шел фестиваль итальянского кинематографа.  Зал был набит до отказа, свет потух и после вступительных титров на экране появилась надпись: "Cristo si e fermato a Eboli". Диктор перевёл мягким басом: "Христос остановился в Эболи". Мария Фёдоровна жадно вспоминала сцены из фильма, упиваясь сладкими мгновениями своей молодости. "Да-а, умели тогда снимать, не то что сейчас", подумала она. Эти воспоминания приносили ей тайное наслаждение, но вдруг Мария Фёдоровна словила себя на мысли, что совершенно не понимает, почему ей вспомнился именно этот фильм. Эта мысль одёрнула её и вызвала приступ тревоги. Несколько секунд она сидела на месте, вертя головой и пытаясь понять, почему именно этот фильм. Её панические размышления прервал скрип открывающейся двери. Там стоял он. Позади него стоял Михаил и ковырял ключами в его наручниках. Мария Фёдоровна оправилась и, опершись локтями на стол, положила голову на вспотевшие от волнения ладони, пытаясь сыграть в томное ожидание и скрыть несобранность своих мыслей. Пока Маслов садил его за стол она всё же сумела настроиться на рабочий лад.
- Спасибо, Михаил, можете идти.
Сделав последний глубокий вдох она совсем пришла в себя.
- Итак... Каким вы представляете себя в будущем?
Мария Фёдоровна улыбнулась и её улыбка вызвала в нём напряжение недоверия, хотя любого другого человека она заставила бы смягчиться, подтолкнув к приятной ненавязчивой беседе. Любого другого, но не его.
- А вы как думаете?
- Даже не знаю... вы...
- Что?
- Вы... Возможно вы опасны... для общества.
- Я? Шутите? Вскоре эволюция сделает своё дело и таким как я такие как вы будут медали выдавать за полезный вклад в развитие этого вашего общества!
- Вы так думаете?
- А вы нет? Похоже вы мелко плаваете, доктор. Я расскажу вам, каким я представляю себя в будущем. Я представляю себя обычным рядовым гражданином своей страны, неприметным, тихо выполняющий свой патриотический долг, принося людям только пользу, конечно же. В будущем я вижу себя заурядным серым пешеходом, ничем не отличающимся от миллионов других таких же безликих и инертных существ, пытающихся хоть как-нибудь оправдать своё жалкое существование. И не забывайте, что у меня есть отличная работа и, чёрт возьми, дом с белым забором. Думаете у меня нет шансов раствориться в толпе себе подобных?
- Теперь думаю что сможете, но...
- Так вот! Я всего лишь буду обыденной серостью, среди больного и испорченного общества, и ждать сигнала... сигнала о помощи.
- Помощи кому, простите?
- Как кому? - социуму. Посудите сами: мы продвинули науку и медицину на высочайший уровень, наше вооружение и благосостояние достигли своего апогея, и в конце концов - мы покорили космос. Мы преуспели во всём кроме развития социума. Человеку не подвластно овладеть всеми знаниями на свете. В любой, даже самой совершенной формуле есть свой изъян, как и во всяком живом существе. Я - всего лишь лекарство. Я тот, кто всегда будет поддерживать баланс, в котором наше общество так остро нуждается. Мы все по своему больны и именно по этому не можем спокойно сосуществовать, не так ли?
- И в чем это по вашему проявляется? Вы сталкивались с этими проблемами лично? Опишите, как вы видите болезнь нашего социума, которое по вашему требует исцеления.
- Я вижу? Все видят! Видят и не хотят признать очевидное: все мы развращены вседозволенностью и достатком. Человечество погрязло во лжи и обмане. Стёрты понятия чести, совести. Мы так и не научились существовать в гармонии с природой. Нам всегда хочется управлять и контролировать. Чем свободнее себя мы чувствуем, тем скорее нам хочется тайной полиции. Чем благоприятнее становится наша среда обитания, тем скорее нам хочется пыток и палачей с топорами. Каждый готов растерзать ближнего своего. Каждый вожделеет жену ближнего своего. Дети уже в одиннадцать лет продают себя за дозу героина. Мы только то и делаем что прожигаем свои жизни в светлых офисах, пытаясь сдерживать в себе приступы тошноты, ярости и бешенства. Те эмоции, что мы копим с детства, наблюдая за безумным карнавалом, на котором беснуются и шарят по углам, как мыши, бесконечные серые массы людей.
- И какую помощь в своём лице вы предлагаете?
- Помощь... Иногда мне становится до того противно, что и помогать то никому не хочется. Помощь... Да разве я мало чем помог? Пока я не оказался тут, у вас, я многое успел. Да я в общем-то и не жалуюсь: сижу в одиночке, кормят хорошо, есть время подумать обо всём и перегруппироваться.
- О чем подумать?
- О самом главном.
- И о чем же это?
- О своих мозгах! Ведь пока до конца не изучишь себя, вряд ли получится постигнуть тайны бытия и достичь просветления.
- Про...
- Именно к этому я стремлюсь, если вы ещё не поняли. Именно к этому должен стремиться каждый. Но нет. Пока таких как я очень мало на свете.
Мария Фёдоровна поправила очки. Она вовсе не ожидала, что в этот раз разговор пойдёт в таком ключе, хотя именно она затеяла эту беседу. Немного встревоженная услышанным, она встала и попросила Маслова набрать ей из куллера воды. Горло её пересохло от волнения и страха. От встречи к встрече она боялась его всё больше и не могла объяснить для себя этот страх. Отпив из пластикового стакана она снова села за стол. Задумавшись о его последних словах она позабыла где она и кто, воспринимая его, как обычного собеседника.
- Да уж, хорошенький способ вы придумали - достичь просветления, убивая направо-налево, да ещё как!
- А как?!! Вы знаете способы лучше?? - неожиданно прокричал он, иронично вытягивая шею вперёд, покачивая головой и злобно скалясь.
Мария Фёдоровна подпрыгнула на стуле и подобрала к груди трепещущие и по заячьи обвисшие ручки.
- Если уж помогать обществу, - кричал он, выпячивая глаза, - то хотя-бы с удовольствием! Думаете - всё не так? А вы попробуйте!
Мария Фёдоровна поморщилась, сконцентрировавшись на самообладании.
- А кричать то зачем? И вообще, вам не кажется, что вы ведёте себя не вполне сдержанно. Будьте, в конце концов, джентльменом. Или я вас чем-то не устраиваю?
Он немного остепенился. Выдержав необходимую для смены настроения паузу, он расплылся в улыбке и черты его лица сделались вполне дружелюбными.
- О-ох... Я уж и не припомню, когда я последний раз встречал кого-то, кто бы меня хоть чем-нибудь устраивал.
Оба собеседника неожиданно дружески рассмеялись. Марие Фёдоровне уж и не хотелось убирать улыбку с лица, но он сделал это первым и нагнулся поближе к ней чтобы поделиться каким-то секретом. Он прошептал:
- Вы моё письмо читали?
- Конечно, это же моя работа.
Он прикусил нижнюю губу и медленно посмотрел по сторонам, якобы опасаясь, что его кто-нибудь услышит, тем самым подчёркивая важность грядущих шептаний:
- Псилоцибин... - подмигнул он ей. - Мне без него никак, - он продолжал шептать.
- Я...
- Вы не понимаете. - он снова оглянулся, - Вы не понимаете.
- Вы можете быть совершенно спокойны. Суд уже прошел и вам здесь бояться нечего, даже если вас услышат. Говорите спокойно.
- Псилоцибин... Понимаете. Он нужен мне. Иначе будет плохо.
- Плохо?
- Я начну нервничать. Начну с Михаила... или с вас, к примеру... - Мария Фёдоровна испуганно поглядела на дверь, за которой стоял Маслов, - или просто буду молчать. Всем на зло буду молчать. У меня в голове и так дел по горло.
- Но в чем смысл? Да, в вашем деле указано, что вы часто употребляли псилоцибиновые пилюли и после задержания в вашей крови было выявлено повышенное содержание псилоцибина. Объясните, к чему вы об этом вспомнили? В чем дело?
- Понимаете... Я... Я не от мира сего. Без него я становлюсь, даже по моим меркам, через чур агрессивным, а через дня три я и говорить то навряд ли смогу. В смысле - говорить адекватно.
- Не понимаю.
- Достаньте мне эти пилюли и я покажу вам, каким джентльменом могу быть.
- Всё это очень странно.
- Поверьте мне, доктор, я вам обещаю!
- Хм...
Наступила пауза. Уставившись в окно он отрешенно смотрел в даль. У Марии Фёдоровны появился таймаут, чтобы вспомнить лекции по сильнодействующим психотропным препаратам. Не было ничего общего из того что он говорил ей с действием псилоцибина и она задумчиво вглядывалась в его, казалось, безмятежные черты лица. Наконец он повернулся к ней и глядя в стол произнес:
- Дело в том, что эти пилюли - моё единственное лекарство.
- От чего, простите, лекарство?
- От моего Я. Вам знакома абсолютная самоотверженность?
- На сегодня, пожалуй, хватит. - Она резко встала из-за стола и подошла к двери и попросила Михаила проводить.

Сеанс №5

- Доброе утро. Как спалось?
- Никак. Сегодня я не спал.
- Почему?
- Не почему а зачем. Мне хотелось думать. Я вообще не люблю спать.
- Вот как? В таком случае я не буду обременять вас своими вопросами. Вы можете сами рассказать мне что-нибудь. Например о себе, хотя сегодня вы сами можете выбрать тему.
- Вы сейчас обезоружили меня. Я даже был настроен на разговор а теперь мне хочется молчать.
- Что ж, это ваше право. Мы же не на допросе. - Мария Фёдоровна улыбнулась.
Прищурившись, он посмотрел в окно, в котором виднелись лишь макушки деревьев парка, принадлежащего лечебнице. Мария Фёдоровна склонилась над столом, пытаясь угадать его мысли, потом неожиданно для себя, тихо сказала:
- Вчера вы остановились на абсолютной самоотверженности.
Он продолжал молча следить за покачиванием зелёных макушек, представляя как обдувает его лицо тот ветер, что вольно качает деревья. Мария Фёдоровна аккуратно рассматривала его. Его жилистые черты лица и крепко сложенная фигура напоминали ей отца. Он был стройным и подтянутым мужчиной в расцвете сил, и кроме того он был магнитирующе красив. Его маниакально-властный взгляд, приводящий в оцепенение всякого смотрящего ему прямо в глаза. Он излучал сильный поток энергии, притягивавшей людей но и не подпуская их ближе расстояния, необходимого для манипуляций их сознанием и подсознанием. Марие фёдоровне казалось, что мысленно он сейчас где-то далеко отсюда, погруженный в свои тайные размышления, а на самом деле он просто читал её мысли. Необъяснимым образом он мог это. Мог с каждым. Когда и где угодно. Это давало повод думать - он сам хотел находиться там где он был сейчас. Время тянулось медленно, но ей не хотелось уходить.
- А что с пилюлями? – нарушив вдруг тишину хитро спросил он.
- Я... Вот они... только если вы пообещаете не выдать меня. Я сильно рискую.
- Я не заставлю вас пожалеть об этом. – абсолютно невозмутимо сказал он.
- Некоторое время меня с вами не будет. Я вынуждена уехать из города на неопределённое время. Вот, это вам ещё…
Мария Фёдоровна положила на стол толстую тетрадь и карандаш.
- Зачем?
- Не знаю. Вы мне скажите. Достать и принести это сюда было сложнее всяких пилюль. Я не хотела бы пропустить в вас что-нибудь важное. Это на всякий случай.
А время всё шло-шло, да и вышло совсем.
- А знаете что? – наконец не выдержала Мария Фёдоровна, - А вот возьму и напишу о вас диссертацию. А действительно, почему бы и нет?! Давно пора что-то менять!
Он улыбался.

Запись №1

Я никогда не хотел ничего ни от кого скрывать. Но и рекламировать свою личность не находил ни смысла ни желания. Но вот, видимо, наступил тот момент, когда я готов поведать о том, как мне удалось стать ближе. Пока назовём это так: ближе к истине. Я давно жил один. Почти двенадцать лет прошло с тех пор, как не стало отца и мне были доступны все вольности одинокой жизни. Мать умерла годом раньше. Я спал и не видел снов. Никогда. Разве что в детстве. Не помню уже. Духота вяло разбудила. Глубокая безлунная зимняя ночь. «Зачем подавать в батареи такой кипяток? Явный перебор». Открыл балкон – посвежело, но мозг ещё спал. Умылся ледяной водой и с наступившей резкой бодростью пришла мысль пройтись на свежем воздухе. Я быстро оделся и вышел, молча похвалив себя за это. Без единой мысли в голове я шел туда, куда вели меня мышцы ног и внутренний необъяснимый компас, иногда удивляясь, как это моим ногам вдруг вздумалось свернуть тут – налево, а тут – на право. Я петлял по ночному городу и со стороны казалось - совершенно хаотично, но внутренне понимал, что мой путь удивительно логичен, хотя моё сознание провалилось куда-то глубоко вовнутрь собственной бездны и не могло контролировать компас. Прогулка становилась всё приятней. Я никого не встретил по пути, а может не замечал? Но вот заметил. Женщина! Куда она так спешит? А-а, ей страшно тут быть одной, вот как. Стрелка компаса резко дрогнула и указала на женщину. Нас разделяли метров тридцать. Я шел и был безразличен, как к ней, так и ко всему окружающему. Так длилось несколько минут до тех пор, пока женщина вдруг осторожно повернув голову, не прибавила шаг. Из глубин вдруг выплеснулось наружу дремлющее сознание и встало на своё место, заставив мозг воспользоваться им. Я огляделся по сторонам и узнал в окружающих меня домах окраину города. Я всматривался в каждый тёмный уголок ночи, в каждую деталь и чётко выделял её из всего, что было вокруг. На всей улице свет горел лишь в нескольких окнах. Я старался не упускать из виду объект своего наблюдения и вдруг спросил себя – «что происходит?! Что это?! Я – слежу за ней? Ха-ха-ха, вот потеха. Напугать её, что ли? Интересно, что она сделает, как отреагирует? Да не-е-е-т, ну её. Я что, псих какой-то?» Отогнав эти мысли я всё так же сконцентрировано шел вслед за ней. Мне не хотелось потерять её из вида. Не хотелось никуда сворачивать. Вдруг я чётко уловил в её походке страх. Мне это очень понравилось, но никаких планов я не строил. В нескольких ста метрах впереди засветился круглосуточный магазин. Женщина снова ускорилась. Я не отставал. Она впрыгнула в магазин. Я даже немного удивился, но неожиданно вдруг занервничал. Можно сказать – запереживал. Почему? Стал размышлять в попытке объяснить накативший тремор. Стало жечь в кадыке. Горло сжало в судороге где-то внутри. Стала интенсивно выделяться слюна, но скованное горло не способно её сглотнуть. Я плюнул в снег. Как у экскаваторщика завибрировали пальцы рук. Паника? Нет. Откуда? Но очень похоже. Тело разгорячилось и налились кровью щёки и таз. Ступни холодели, хотя я был вполне тепло одет, да и не так уж было и холодно. Но ступни вспотели и сердце заколотило с бешенной быстротой. Стали закатываться глаза. Мне пришлось напрячь всю внутреннюю силу и сконцентрироваться, чтобы избежать обморока, который явно подступал к панически отупленному мозгу. Ещё минута. И ещё. Даже как-то приятно всё это. Чуть отпустило. Я обнаружил полное отсутствие отчаяния и понял. Я уже испытывал всё это. Даже несколько раз.
Первый раз, помню, пришел вечером к соседям (за чем-то отец послал), а там их дочь Нинка – мечта, а мне юнцу пятнадцать отроду. Мы с Нинкой дружили с детства. А теперь я смотрел на неё совсем по другому. По новому как-то. И Нинка это знала. Что-то искрилось тогда в её глазах. Мы вышли вместе на улицу, а я такой серьёзный с виду, а пальцы-то дрожат, потеют. Чувствую, что ноги сейчас меня не удержат. А она подтянулась ко мне на цыпочках и коротко так, закрыв глаза, поцеловала. В губы! Улыбнулась и быстро в дом ушла. И вот иду я домой, а тело не моё, и такое твориться с этим не моим телом, что еле ноги волочу. Возле своей двери еле в себя пришел, а так бы и полетел в небеса, словно крылья у меня за плечами. Чудо какое, что ли. Как в дом зайти? Щёки пылают, глазки бегают, голова во все стороны как заводная вертится. А в душе пламя горит до небес и всё в ней переворачивается и летит по кругу и никакого покоя в ней нет. Я твёрдо решил тогда жениться на Нинке. Эта мысль меня успокоила и я вошел в дом, никем не заподозренный.
Теперь, стоя на снегу у магазина, я испытывал те же физические ощущения и лишь застывшая душа моя была холодна. Я взял себя в руки. Рассеялась тревога и я спросил себя – с чего всё это? Откуда? Я не мог желать той женщины хотя бы по тому, что и лица её не видел. Фигуру – да, и то прикрытую шубой, и то со спины. Нет, никаких к ней симпатий не было. Тогда что? Почему я стою у магазина, вдали от дома, зимней безлунной ночью? Я жду её. Жду с нетерпением, не обращая внимания на всё вышеизложенное. Может быть дождавшись её, пойму – зачем. Впрочем, это вариант. «Напугать», снова пронеслось у меня в голове. Зачем? Мало ли ей страха будет дойти домой в такую пору. Не то. Снова лёгкий нервный приступ. Необъяснимо. И вдруг – о, спасение! Вспомнил, что в кармане моей зимней куртки лежат сигареты. Закурил! Чуть не подпрыгнул на месте – праздник! Ушел весь негатив, если он вообще был. Умиротворение. Решил стать к магазину полубоком, чтоб не заметила, когда выйдет, а сам поглядываю на вход. Как же нам бывает тяжело понять себя, проникнуть в суть, посмотреть со стороны. Столько неразгаданных помыслов и оттенков чувств таит в себе наша душа. Психологи – не выход. Тут они бессильны, хотя сами так не считают. Человек, по моему глубокому убеждению, любой, способен познать себя целиком, если ему станет это жизненно необходимо. Только так. В ином случае он захлебнётся и утонет в догадках - почему в одной ситуации он поступил так, а в другой эдак, и окажется, что зря прожил он свою странную непонятную жизнь. Не понимать себя, значит и не понимать окружающий тебя мир а равно и не понимать, зачем тебе эта самая жизнь дана. Вот например, зачем дана жизнь той женщине, что так испугалась меня, по сути не имея на то никаких конкретных оснований. Для того, чтобы испытать этот бесполезный страх? В таком случае не стоит такая жизнь и ломаного гроша. Пустышка. А сколько ей приходится высасывать соков изо всех вокруг, чтобы эту свою неуместную жизнишку поддерживать? Уйму! Бесконечную уйму! Бред. Но ну убивать же её за это и уж точно не мне. Мне... Мне? Нет. Как-то уже и не очень то я её ждал. Уже как-то и не интересно. Хм…
И вот она выходит из магазина. Оглянулась по сторонам. Я не выдаю себя. Может не заметит? Заметила, но спокойно пошла с полным пакетом в руках, на вскидку килограмм семь весу. Значит шоппинг её успокоил. Вот и чудненько. Пойду ка я за ней аккуратно. Интересно, что она скажет, если я ей представлюсь и спрошу её имя (конечно, как можно тактичнее и вежливее)? Ух! Вдруг окажется красавицей писаной. Интересно же! Чёрт, да! Интересно. Но что-то волчье таилось в голове и я это как бы и понимал и не хотелось обращать внимания. Я просто шел за ней. Шел, понимая близость какой-то, пока неизвестной, кульминации. Да! Да! Я стал чувствовать прилив крови к голове. Прилив сил. Эйфория. И вот женщина сворачивает в чёрную подворотню. Вокруг никого. Я срываюсь и бегу туда. Что же делать? Резко напасть на неё в подворотне? Я успею. Нет, не стоит так поступать. Что же делать? Что делать? Бегу. Добегаю до подворотни. Останавливаюсь. Пять секунд на то, чтобы перевести дыхание. Поворачиваю вслед за ней и уже ровным шагом приближаюсь неслышно. Она не знает. Вижу её наконец. Голова тяжелеет. По мне пробегают, чередуясь, горячие и холодные волны. Я как будто под кайфом. Но всё под контролем. Я невозмутимо иду к ней, наслаждаясь эмоциями и физическими ощущениями небывалой силы, уже понимая абсолютно чётко и бесстрашно – сейчас она умрёт от моих рук. Как убить? Как? У меня при себе лишь ключи от дома и пачка сигарет. Как? Но я иду. Она не слышит. Копошится в своей  маленькой сумочке, позвякивая ключами от парадного входа. Видимо ей не легко найти ключи в такой темноте. Двор совершенно лишен освещения, но откуда-то сверху проливается необъяснимый лёгкий свет ночи. Для меня этого достаточно. Я подхожу сзади и метрах в трёх наконец даю себя обнаружить. Она резко поворачивает голову, чтобы разглядеть подошедшего и я, как ни в чем не бывало, с соседской искренностью в голосе, успокаиваю:
- Я сейчас своим открою.
Она верит. Поворачивается к двери лицом в ожидании. Замираю на мгновение в шаге от её спины. Достаю свои ключи и подношу их к двери. Она слышит их успокаивающий звон.
- Сейчас, - говорю я, показывая, что ищу подходящий ключ, а сам поворачиваю голову в её сторону и мы сталкиваемся взглядами. Обменявшись улыбками в дань вежливости, я не выдерживаю:
- Какая красивая, оказывается, у меня теперь соседка. Я недавно сюда переехал.
На что она, о боги, отвечает:
- Я тоже недавно.
Я замечаю в её вежливости нотку смущения и у меня замирает дыхание. Роняю ключи в карман и тут же ловлю её в свои объятия. Она пытается слегка отодвинуть меня одной рукой, но в этот миг я уже целую её в губы, тесно прижав к себе. Она выпускает из рук пакет с покупками и он с шелестом падает на свежевыпавший неиспачканный снег. Её еле слышный стон доносится до моего уха, от  чего я начинаю терять контроль над собой. Не обдумывая ничего наперёд я медленно спускаюсь от губ к шее, вылизывая всё на своём пути. И вот уже я – не я. Я – зверь! Я – волк! Ласкаю ей шею и испиваю её нежный сладкий стон. Потом чуть покусываю, может, чтоб привыкла к зубам и не вырвалась вдруг. Она тает. Я пью её. Пресыщаюсь. Уже хватит, пора всё остановить, я переполняюсь и не хочу, чтоб было через край. Но тело в тайном сговоре с разумом не прекращает безумия и я с силой, поднатужась всем телом, кусаю её шею. Прокусываю кожу и жадно впиваюсь в мясные волокна. Она резко отшатнулась, но лишь на миг и волею моих рук прижалась ко мне снова с ещё большей силой. Руки зафиксировались в одном положении и уже сами, без моих приказов, не давали ей даже пошевельнуться. Она извивалась, тряслась и возможно даже закричала бы, но шок парализовал её волю издавать звуки. Я кусал снова и снова, пока не перекусил сонную артерию. Распробовав её ужас, я ел её. Распробовав её кровь, я упивался. Она стала медленно обмякать, подобно завершающей стадии оргазма, пока не рухнула бездыханно на снег. Мы оба были залиты её кровью. Я смотрел, как лёгкий ветерок, тянущийся над самой землёй, колышет её роскошные волосы. Стоял и смотрел, дожевывая нежную мякоть  её шеи, оставшуюся случайно во рту при её падении. Дожевав я опустился на колени, чтобы отгрызть ещё. Я изрядно проголодался во время прогулки, да и на вкус она была очень даже ничего. Приступ эйфории, нахлынувший на меня напротив магазина и достигший своего апогея тридцать секунд назад, стал отступать и я почувствовал, что её душа впиталась в меня с её кровью вместо того, чтобы, как положено, возвыситься к райским кущам.
Оттащив тело на помойку, подальше от парадного входа, я нашел кусок битого стекла и частично раздев её, вырезал внутреннюю часть левого бедра. Сняв с неё свитер, я завернул в него полученный трофей. Долго пришлось отмываться снегом от крови. Благо, на мне была водонепроницаемая куртка, но и её пришлось долго отчищать. «Ночь меня укроет», подумал я и бодро направился домой со свёртком под курткой.
Дома я привёл себя в порядок, закинул вещи в стиральную машину и избавился от свитера. Я его просто сжег. Приготовив завтрак я уселся в мягкое кресло и умиротворённо съел жаренное левое бедро, раздумывая о том, что не плохо было бы досконально изучить человеческую анатомию, чтобы дальше было интереснее. Потом решил прибраться в квартире. Протирая зеркало, я внимательно присмотрелся к своему отражению. Долго и терпеливо рассматривал, будто впервые видел себя. И тогда мне пришло и открылось наконец: я – Абсолют!

(Отрезок из новеллы "Абсолютный", 2012 г.)