Слёзы радуги

(Сказка древних славян)

— Радуница, доченька, вставай, на пир тебя зовут! Без тебя скучно. Поешь сладких кушаний, мёду попьёшь хмельного, а там и спляшешь нам.
Добрые глаза Велеса с лёгкой насмешкой смотрели на дочку. «Вот она у меня какая, – говорили они – вся в мать Ладу, всем удалась: и ликом, и гибким станом, как у ивы, и чистыми бездонными, как небо, глазами, и золотыми, как спелая пшеница, волосами. А как слово скажет, то песня, а как песню запоёт – заслушаешься, а уж как плясать пойдёт – глаз радуется. Ну, чем не радость – Радуница, и мне Старому – утешение!»
— Милый батюшка, – радуга встала из-за прялки, за которой сидела, – звал ли ты меня?
— Звал, доченька, звал. На пиру тебя заждались.
— А кто пир-то даёт?
— Известно кто, хозяин – Перун.
Глаза радуги потемнели:
— Не пойду я к нему, батюшка. Он злой и питается кровью.
— Так-то оно, доченька, так, только ведь и ты любишь, когда россы жертвы приносят мне. Разве не так…
— Твои жертвы – другие: мёд, молоко, жито, что ни назови – всё земля даёт, — отвечала дочь задумчиво, – А Перун жаждет только крови.
Велес замолчал. Да и что сказать, всё, что говорит дочь, – правда. Тут радуга нарушила молчание:
— Скажи, батюшка, Ратибор будет ли?
— Как не быть, будет молодец. А по сердцу он тебе, доченька?
— По сердцу, батюшка, ой по сердцу. Лишь увижу его, так теряю покой, а сердце, словно птичка в клетке, бьётся так быстро, будто сейчас выскочит из груди.
— Понятно, – сказал Велес нараспев – значит, люб он тебе? Да ладно, по глазам вижу, что прав. Ну, пошли.
На пиру у богов было шумно: трещали трещотки, заливались свирели, пели гусли. Туда-сюда ходили скоморохи, веселя небожителей. Вдоль стен стояли столы, да не простые, а расписные, а на столах чего только не было: и хлеба печатные, и жито, мёды и квасы всевозможных сортов. Во главе стола сидел сам хозяин – суровый чернобородый Перун. Свой волшебный посох он поставил к стене и зорко следил, чтобы никто не украл. В это время и появился Велес с дочерью.
— Здрав буде, хозяин! – Велес и Радуга поклонились Перуну в пояс до земли, как и было положено.
— И тебе того же! Садитесь, места не жалко, сейчас мёда принесут.
Сели, глаза Радуги побежали по рядам, выискивая Ратибора. Да вот он и сам, сидит неподалёку от Перуна. Золотые кудри, как жар горят, глаза большие синие, как два озера бездонных, силы в молодце  множество: столько, да ещё полстолька, и ещё немного есть. На чистый льняной кафтан надета великая кольчуга, вся из чистого серебра. Её сам Хорс выковал. Говорят, крепости  кольчуга необычайной. Многопудовый меч-кладенец как обычно стоит у входа, опасности нет, ведь никто, кроме богатыря и поднять-то его не сможет. Тут девичье сердце затрепетало. Заметил её Ратибор, среди всех красавиц заметил, глаза-озёра поднял, улыбнулся в усы ласково. А пир продолжается, силу набирает, гости пьют, едят, кое-кто уже в пляс пуститься хочет, да нельзя, не время. Вот хозяин своё слово скажет, тогда можно, а сейчас ни-ни. За непослушание можно и в холодную загреметь, а из глубоких подвалов Перуна мало кому удалось выйти и на белый свет сызнова посмотреть, поэтому и молчат все.
Но вот пришёл час, хозяин встал, взял свой посох и раскатисто произнёс:
— Делу – время, час – потехе! Ну-ка, все пуститесь в пляс! – и ударил в пол своим посохом.
Бурное веселье разом стихло, потому что раздался раскатистый глухой удар грома. Вслед за этим послышалась весёлая и разухабистая музыка сфер: это принялись за работу души умерших музыкантов, что пришли сюда из мира людей. С первыми аккордами чудесной мелодии гости пустились в пляс. Плясали все, даже хромой оборотень Хорс на время забыл про свой молот и неуклюже выделывал кренделя ногами.
Лучше всех, конечно, чувствовала себя в плясе Радуга. В движении она жила, переливаясь всеми цветами белого света, который любила всем своим естеством с самого рождения.
Хозяин пира – громоподобный Перун плясал со жбаном хмельного мёда. Поминутно прикладываясь, он всё убыстрял свой пляс.
— Ну, хватит, пожалуй – вдруг сказал он, оставил жбан, так любый ему во время веселья, и уселся на скамью. Гости пира сразу поняли, что пришло время разговоров, сделок и всякого разного. Радуга тоже сидела в одиночестве, как вдруг кто-то положил ей руку на плечо.
— Здравствуй, Радуница, дочь Велеса! Не чаял тебя встретить здесь.
Радуга подняла свои глаза, перед ней стоял тот, при чьём имени билось её сердце, – Ратибор. И Радуга забыла всё: пир, злого Перуна, отца, с которым прожила свою жизнь, и мать, которую помнила только в детстве. Забыла всех, кроме него, а Велес уже толковал с Перуном.
— Выдать за Ратибора твою дочь? Отчего нет. Я согласен, но только пусть подойдёт она ко мне и сделает, что я попрошу, – произнёс Перун, а сам уже наполнил чем-то деревянную резную чашу. Радуга, предчувствуя недоброе, подошла.
— Слышал я, ты замуж собираешься? Да, была бы жива твоя мать, она бы выбор одобрила, но, к сожалению, я её не уберёг, – помрачнел хозяин. – Ну, что же свадьба – дело доброе! На вот, выпей в знак покорности. – Перун указал взглядом на чашу.
— Жертвенную кровь пить не стану, ибо люблю всё, что живёт!
— Что!!! – взревел Перун и тут же остыл, – Сын мой названный, Ратибор, испей! Уважь дядюшку!
Ратибор отринул чашу в сторону:
— Ты хочешь, чтобы я, воин, пил кровь неизвестно кого? Не убитого мною врага в лютой сечи, не жертвенную кровь друга, прикрывшего мне спину в бою, защитившего меня от стрелы калёной, меча булатного. Нет, дядя! Пить кровь я не стану.
— Ну, хорошо же! – прошипел Перун, взял посох и пронзил Ратибора. Испепелить он его не мог, а только лишил жизни.
В ту же минуту разразилась великим плачем Радуга, упал на грудь своего любимого, как после тризны великой. А на следующий день вся дружина Ратибора вынесла его на луг, положила на шёлковую травушку и, испив жертвенную чашу, поклонившись, ушла. Выйдя на зелёный луг, Радуга подняла глаза к небу и воскликнула своим девичьим голосом:
— Лада, мать моя! Оживи мне  любого с небес!
После моленья раздался голос:
— Хорошо, я сделаю, как ты просишь, но знай, что вы не встретитесь больше никогда. Ибо ты, Радуница, будешь – осень, будешь вечно ждать своего любимого, красить златом и яхонтом листву и орошать землю дождями великими. Ротибор же будет жарким красным летом. Крестьяне будут жать жито, гнать мёды пьяные, и всё живое будет радоваться лету красному. Согласна ли ты, дочь моя?
; Согласна, матушка, – сказала Радуга и заплакала.
Так плачет она и по сей день, готовя весь мир ко сну студёному. А лето красное пылает любовью к осени, только вот встретиться никак не могут. Не суждено!