Я и мой отец. Часть 2

Наступил 1947 год. Ленинград.  Город ещё жил образами недавно ушедшей блокады. Ещё были длинные очереди, были карточки. И было то томительное ожидание в очередях, которое противилось моему детскому мышлению. Мне хотелось ездить на трамвае «на колбасе», то есть на нашем языке это означало висеть на подножке. Милиционеры свистели в свисток, но трамваи были трёх вагонные и кого ловить они не знали, да сзади на буфере ехал ещё один. Это была у нас такая игра, да ещё кто на ходу спрыгнет. Многим мальчишкам не повезло. Попадали под колёса, оставались без ног. Но это было такое лихое детство, что по-другому, кажется, и быть не могло. Мне хотелось убежать из очереди и пуститься в наши странствия по реке Карповке. Мама строго говорила, что мне не дадут мою пайку хлеба, если я убегу. А я ждал этих приятных кусочков и терпел.
Наступил сентябрь и я пошёл в школу. Было всё интересно. В школе были одни мальчики и сразу начала устанавливаться иерархия сильных и слабых. Меня причислили к стану слабых. Я был худой и не сильный. Мама устроила меня на продлённый день с обедом. Школу окружал высокий забор с пиками. Перелезть было трудно, но можно. И все, кто не хотел оставаться на продлёнке, умудрялись перелезать и убегали по Кировскому проспекту к Петропавловской крепости. Голодные, уставшие мы возвращались домой и я делал уроки в кухне на подоконнике (не знаю почему), засыпая над тетрадями. Кляксы, размазанные буквы и двойки…
Наступило седьмое ноября. Приехал отец. Золотые погоны, золотая кокарда и самое главное-кортик. Как мне хотелось быть таким же. Мы пошли с ним на демонстрацию. На многих домах стояли три римские десятки, то есть тридцать лет советской власти. Мы- сейчас – скептики в наше настоящее время и выражение «советская власть» уже ни для кого не звучит.  И «Вся власть Советам!» тоже не звучит. Никаким Советам эта власть никогда и не принадлежала. Но я отвлёкся. Мне ещё не исполнилось семь лет и так рассуждать я не мог! Я шёл, держась за руку отца и был страшно горд, что у меня такой красивый отец. Моряков любили все и всегда. Особенно женщины. Моя мать в своё время была очарована его формой и поэтому, не смотря на запреты бабушки выскочила за него замуж (из рассказов бабушки). И действительно женщины бросали взгляды на отца и даже я это замечал. На дворцовой площади он поднял меня на руки и мне было видно это волнующееся море людей, которые кричали каждый раз «Ура», когда с трибуны скандировали лозунги. Хочется поговорить на эти темы, этих лозунгов типа « да здравствуют женщины-работницы фабрики Красный треугольник» и многое другое, но этика рассказа не позволяет это сделать.  Я – ещё мал!
Колонна шла через Дворцовый мост и дальше через каменный мост уходила на Петроградскую сторону. Так мы возвращались домой. Не успел я порадоваться отцу, как уже приезжала машина, и он уезжал на корабль.
У них было море работы. Тральщики бесконечно тралили дно финского залива и прибрежные воды Балтики- главного фарватера. Это была трудная и опасная работа. Немцами была поставлена масса глубинных бомб на разные глубины, противолодочные сети, магнитные мины.  Была такая военная организация ЭПРОН – экспедиция подводных работ особого назначения. Отец принял участие и в ней. Есть много фотографий того времени: тральщиков, гидросамолётов, водолазов и группы офицеров и матросов. Конечно я тоже этого не видел- это уже рассказы отца. Они распечатывали железные клещи залива и Балтики, которые немцы успели настроить за время блокады.
Наступил 1948 год.  Отца перевели на Дальний восток и мы остались одни.
Мне надоело получать двойки, я взялся за ум и к концу года стал отличником и получил первую похвальную грамоту. На ней были портреты Ленина и Сталина. Сейчас они лежат в шкафу, пожелтевшие  от времени. И дальше за каждый оконченный класс я всегда получал грамоту. Хорошо учиться стало принципом.

Много позже, когда я служил офицером под Выборгом в радиотехнических войсках, я тоже за ученья войск ПВО страны получил грамоту, подписанную маршалом войск ПВО Батицким. А дальше по работе были многочисленные грамоты, то есть мой принцип претворялся в жизни уже всегда.
Отец вызывал нас на Дальний Восток, но только в 1951 году это стало возможным для выполнения. Там нас ждала совершенно другая жизнь.