Город стариков. часть 6

Весь следующий день Валерий Викторович посвятил своему благоустройству. В соседней четырёхэтажке, в одной из квартир, он обнаружил вполне крепкую деревянную кровать, пару стульев и ученический стол. В другой квартире были найдены несколько керосиновых ламп и даже накрепко закрытая, сваренная из стальных листьев фляга литров двадцати, пятнадцати, с сохранившимся каким-то чудом в ней керосином. Были также найдены, некогда модные вьетнамские коврики и половики из тростника, что были так же пристроены к делу. Да, собственно говоря, только такие изделия из тростника и могли уцелеть в подобных условиях. Остальные же вещи из материалов лёгкой промышленности, как бы не были уложены заботливыми руками своих бывших хозяев, как бы ни завёртывались или даже зашивались в толстые холстины, не смогли бы сохраниться под воздействием разницы температур при смене времён года.
Ну, а последняя из процедур обустройства, просто откровенно радовала затёкшее от безделья тело и душу нового хозяина дома – это заготовка дров на зиму. И пусть лето только-только началось, но подумать о завтрашнем дне, стоило уже сегодня. Да и предстоящая работа давала огромный простор для раздумий. А подумать было о чём. Теперь он независим, свободен и даже обустроен. Что дальше?? Этот вопрос всё больше и больше заполнял ум и сердце Валерия Викторовича. И даже несколько огорчал, не находя достойного ответа на прямо скажем, не простой, а скорее даже – философский, по своей сути, вопрос.   
Неподалёку от предприятия, Валерием Викторовичем было обнаружено бочкообразное высокое здание, выложенное из бутового камня. Предназначение которого так и не было понято им до тех пор, пока не сломав прогнивший замок, он не зашел внутрь. Всё оказалось куда как проще – это была элементарная водонапорная башня. Под сгнившей деревянной крышкой, которая моментально рассыпалась, стоило лишь её тронуть, в колодце, на глубине десяти, пятнадцати метров, по прежнему, как наверное и в свои лучшие времена, плескалась вода. Тут же, рядом, под сгнившим брезентом лежали демонтированные и заботливо смазанные толстым слоем тавота, два электромотора, которые, по всей вероятности и были той тягловой силой, качающей и распределяющей влагу по городу. Достав верёвку и привязав к ней ведро, Валерий Викторович почерпнул им из колодца. И сделав глоток, был немало удивлён отличным, если не сказать – великолепным состоянием воды. Это означало, что вопрос с водой был решен. Ещё больше Валерия Викторовича заинтересовали огромного размера ворота бетонного ангара, уходящего наклонно под землю. Найдя лежащий поодаль лом, он не без серьёзных усилий всё же вскрыл одну из створок ворот, но из-за непроницаемого мрака, так ни чего и не увидел. Пришлось сходить в дом и взять одну из ламп, зажечь её и только потом войти внутрь ангара, больше похожего на бомбоубежище, что являлись неотъемлемой частью любого производства в советского союза. Ангар внутри был просто огромен и свет от лампы, словно растворялся в густоте тьмы, не покрывая собой его пространства. Внутри было на удивление сухо и не чувствовалось ни какого застоявшегося, спёртого воздуха. Пройдя немного налево, Валерий Викторович увидел несколько стоящих тракторов, стоящих вряд вдоль стены. Как он определил, это были четыре трелёвочных гусеничных трактора, так же три трактора МТЗ и два старинных трактора завода «Беларусь». Правда, как разглядел сквозь тусклый ламповый свет Валерий Викторович, резиновые шины их лежали рядом с тракторами, но только в виде разложившихся от времени лохмотьев.            
С тем он и вернулся к себе домой. И уже вечером, лёжа на постели, под треск дров в печке, так и не смог сомкнуть глаз ни на час, ни даже, на минуту. Какая-то смутная мысль всю ночь билась в его голове, не давая покоя. В тоже же время, не обретая какой-нибудь стройной формы, не выстраиваясь в какую-либо законченную мысль. Именно это больше всего и смущало Валерия Викторовича. Терзало его, не давая отдыха. Он неоднократно выходил из дома, садился на найденный невдалеке пенёк и подолгу всматривался в небо, словно звёзды могли ответить на терзающий его, вопрос.      
И лишь когда на горизонте показалась светлая полоска, а воздух заметно посвежел, Валерий Викторович, порядком продрогнув, поспешил под тёплое одеяло. И Морфей, словно сжалившись, укрыл его своим непроницаемым и сладким пологом, давая отдохновение и телу, и душе. И странные сны снились Валерию Викторовичу в эту ночь. Он видел город, в котором находился сейчас, но тот город был совершенно другим:  Вокруг сияли огни, светились рекламы на гастрономе, что стоит в центре города, играя яркими витринами. Из открытых окон квартир звучала музыка, и слышался весёлый смех, будто люди праздновали какой-то большой праздник, так как повсюду слышалось хлопанье открываемых бутылок с шампанским. Повсюду гуляли люди, собираясь в большие и не очень группы, о чём-то весело переговаривались. А чуть поодаль играл самый настоящий духовой оркестр, и множество пар кружились под его музыку, словно утопая в этом стремительном вихре вальса.   
Но что-то и здесь не давало Валерию Викторовичу покоя. Что в этой картинке было не так. Что-то здесь было не естественным, или наоборот – очень даже естественным. Но в чём здесь дело, опять ни как не мог уловить суть Валерий Викторович. И тут его словно пронзило током! Ну, конечно! Как же он сразу-то не разглядел! Все, буквально все, кто был в поле зрения Валерия Викторовича в этот момент, были ... не очень, мягко говоря, молоды. То есть, во всём городе не было видно ни одного молодого лица! Ну, конечно, как же я мог забыть, хлопнув себя по лбу, там во сне, проговорил он. Это же наш город – «Город стариков»!!! И тут Валерий Викторович проснулся. Проснулся уже по настоящему.
Мне трудно сейчас описать те чувства, которые переживал в этот момент он. Скажу лишь, что чувствовал себя Валерий Викторович, словно, находился в каком-то необычном, сюрреалистическом мире, мире Пикассо, мире Малевича. Его то разбирал смех от увиденного, то совсем наоборот – он настолько явно ощущал правду того, что увидел во сне, что, в конце концов, основательно запутавшись, встал с кровати и выйдя на улицу, опрокинул на себя ведро воды, приготовленное им с вечера, для приготовления пищи.