Ночное убежище

Ночное убежище

Восьмидесятитрёхлетняя Татьяна Петровна приехала на электричке из Кочетовки в Мичуринск проведать свою сестрёнку. Часть пути надо было пройти пешком. Дорогу она осилила, препятствия преодолела, но прибыла запыхавшаяся, чуть расстроенная:
- Маруся, здравствуй! Насилу дошла сегодня! Шла, шла к тебе, бугорок встретился, а когда спускаться начала, так разбежалась, так разбежалась, да кАк упаду! Стареть стала, чуть насмерть не зашиблась… Хорошо, что ничего не убила, не чувствую ничего!

Мария Петровна слушает сестру, улыбается. Она всегда с прибаутками. А Татьяна продолжает:
- Молодая ты, Маня, тебе смешно, а я до сих пор падать не научилась, чуть не разбилась.

 Было бы мне не восемьдесят три, а семьдесят семь, как тебе, я бы и горя не знала!
- А ведь и взаправду аккуратно падать надо: сжаться в комочек  и не так сильно убьёшься! – вторила «молоденькая» сестра.
Пообщались, поговорили, чай попили, а у Марии и коньячок всегда наготове дорогую сестрёнку встретить. Если прилежно да откровенно отразить события, то это тоже не последняя причина, почему Татьяна к Марусе еженедельно наведывалась.

Молодость вспоминали, войну, тягостное выживание многочисленного трудолюбивого семейства. Да мало ли какие напасти пришлось пережить за долгую жизнь.
- Сейчас-то куда там! Деньги домой приносят! Хватает, а одежды полный чердак, девать некуда, - наперебой хвалились сёстры, обмениваясь подарками и хвастаясь успехами детей, внуков и правнуков.

Татьяна платок расписной привезла, подарила Марии. Маруся из корзины с пряжей шерстяные  носки вытянула:
- Зимой носить будешь, у тебя в квартире, наверное, прохладно, ножки в тепле держи, как Суворов учил. Носки мякенькие, тёплые, я пуховую нитку припустила, как раз по твоей лапочке. Кровь уже плохо греет, чтобы тепло тебе было.

- Маня, я ещё ничего. А вот моя соседка по подъезду, намного моложе меня, еле шевелится. В магазин совсем ходить перестала. Собес продукты носит, а я хоть куда! Носочки - кстати, расписные, надевать жалко; они даже раньше пригодятся! Спасибо тебе, Маня!

При этом то плакали от радости встречи и умиления, то смеялись.

Сказав про носки, Татьяна Петровна ещё не предполагала, насколько раньше они будут востребованы.

К вечеру Татьяна засобиралась:
- Котёнок один дома остался, теперь диван когтями изодрал, не может дождаться меня, блудливую, пора идти, Маня.

 Вошла «дочинка» Марии:
- Мама, я провожу тётю Таню, а то на электричку опоздает.

- Я что, старуха что ли? Я напрямки через погост. Четыре-пять километров – рукой подать, не такие расстояния одолевали. В войну пешком босиком ходили, на ноги надеть нечего было. Сейчас обувь какую хочешь  выбирай.  У меня в диване пар шесть собралось. По два-три раза в день этот путь проделывали. К поездам на узловую станцию спешили менять соль и мануфактуру на хлеб, мыло. Иногда лишь на третий раз удавалось.

Снова ударились в воспоминания, радовались, что жить легче стало, «правителей» благодарили. Перечислили, скольких из них пережили, кто сейчас их «благодетель», и что в церковь не таясь, ходить можно.

- Татьяна, Ильинская работает, музейные экспонаты убрали, говорят и Боголюбскую восстановят. Зря бомбили. Всё на круги своя,- заключила Мария.

Засиделись сестрёнки за разговорами да воспоминаниями, что и впрямь рабочие электрички прошли.

Татьяна, задумавшись о своём, девичьем, дошла до погоста, когда сумерки прикрыли округу. Темень подкралась незаметно. Думала, что кладбище засветло оставит позади, а тут моментально стемнело, хоть глаз коли. Споткнулась, как на грех, и упала (точнее, тихо, мирно завалилась) в не докопанную, брошенную могилку на конце  кладбища. Бедолаги вручную яму выкапывали, а использовать её не получилось: заказчикам место не приглянулось.
 
- Вроде не всё равно, где трупу гнить, - ругались утомлённые рабочие, - куда указали, там и рыли!
Работу им не оплатили, а копать новую могилу почти рядом пришлось. Это между прочим, но достоверно известно, что просто так ничего не бывает. Все случайности в мире закономерны. Яма так и осталась брошенной, заполненной наполовину листвой и ветками. Как будто старушку ждала.
Попробовала престарелая женщина выбраться, немало усилий применила, да всё напрасно. Покопошилась, поковырялась – бесполезно! Силы оставили, и она, свернувшись в позу эмбриона, заснула безмятежным полудетским сном…
***
Двое подвыпивших разбойников более полутора часов катались на папашкиной машине: резвились, превышая скорость, собаки едва успевали выскакивать из под колёс. Искали приключений на филейную часть своих туловищ. Нагнали одиноко идущую девушку, которая спокойно шла, никого не трогала ;. Затолкали девицу в машину и повезли на кладбище, чтобы совершить лихое дело, надругаться над невинной.
 
Мы-то помним, что она никого не трогала, шла себе пешком, своей дорогой, в Кочетовку. Задержавшись на работе, опоздала на электричку.

У кладбища, матерясь, бандиты вышли из машины, с двух сторон удерживая девушку за руки. Длинновязый немного замешкался. Пленница вырвалась и побежала. Не удержавшись, а где там было «держаться», свалилась в яму к проснувшейся Татьяне Петровне, остолбеневшей от страха. Ей сладко снилось, что она молода и пышногруда!
Девушка дорог и места не выбирала, летела  напропалую, туфли растеряла! Кричать бесполезно, АУ-АУ! - никого нет! Одним словом, погост.
Разбойники начали рыскать между могилами, искать потерянную добычу. Орут поочерёдно, прислушиваются и снова:
- Ты где? Иди сюда! Хуже будет!

Татьяна Петровна опомнилась, видит, что настигают, подступают всё ближе к их убежищу. Затолкала за спину невинную девицу: перепуганная преследователями, продолжала дрожмя дрожать. Женщина видит, что иного выхода нет и отвечает преследователям охрипшим, осипшим, низким, не своим замогильным голосом:
- Здесь я, сынки… Сейчас перевернусь, отряхнусь и вылезу…
- Не… шути… с … нами…
- Идите сюда, помогите, руки давайте… вылезти не могу, рУки… рУки… Идите…
Протрезвевшие от ужаса насильники застопорились, вмиг потеряли дар речи. Один обмочился, второй на землю сел, где стоял…
Не сговариваясь, ринулись к машине. Трясущимися руками завели мотор и уехали – след простыл.

Татьяна Петровна с Надеждой, так звали девушку, помогая друг другу, выбрались из спасительного убежища. Не понимая, плакать им или смеяться, каждая поведала свою историю. В обозримом пространстве Надины туфли не обнаружили. Старушка взялась смеяться. Девушка растерялась:
- Что?
- Да у меня носки кстати в туеске, сестрёнка сама вязала. На, надевай. Не ожидала, что так скоренько понадобятся!

 Крепко держась за руки, горемычные пошли домой. По счастливой случайности, идти им было в одном направлении. Так и дошли, подтрунивая друг над другом и посмеиваясь.
Падонков элементарно легко вычислили. Обращаться с заявлением в правоохранительные органы по делу частного обвинения никто не стал благодаря благополучному исходу дела. Если бы произошла трагедия, пришлось бы им долго и нудно пребывать у параши и кукарекать. Только братья Надюшки, как они ласково называли младшую сестрёнку, сами  нехило «разобрались» с обидчиками.

Родители девушки крепко отблагодарили Спасительницу за благоприятный исход страшной истории, случившейся с их любимой доченькой.
***
В четверг, как всегда, Татьяна Петровна поспешала к сестре. Новый Павлопосадский платок с шёлковой бахромой украшал её плечи. В руках еле удерживала корзину со снедью. Завидев тёску, дочку Марии, вся засветилась:
- Хотела вчера приехать, да среда – постный день, а сегодня пировать будем…
- Тётя Таня, хорошо, что вы предупредили в прошлый раз, как падать надо. Я сегодня иду и иду, призадумалась, да как упаду на ровном месте, как полечу кувырком, с переворотом, как каскадёр. Но я была готова к падению, знала, как надо кувыркаться! Мама про вас рассказала: падай клубочком, клубочком, как Татьяна велела! Вот я и не разбилась. Сумку за два метра от себя подобрала, отряхнулась, осмотрелась, не видит ли кто? Неудобно ведь, самой смешно стало.
***
Женщина поднялась, посмотрела по сторонам, заулыбалась и пошла своей дорогой, «сейчас, можно сказать, молодая (пятидесяти ещё нет) так летела, а что дальше будет?»

Мария Петровна, когда взгрустнётся, говорит:
- Вот, дочинки, жизнь прошла, как один день. Было бы мне сейчас не 93, а хотя бы 83 года, я бы и горя не знала...

В вечную колыбель никому не хочется.

2013 г. Из книги «Сердце помнит»