Мейлах в октябре Книга 1 Глава 5

                МИША

                У нас он был всегда  «хороший парень»!

         Миша, рослый, симпатичный юноша, был учеником девятого класса. Среди сверстников он выглядел старше их.

С пятого класса у него появилась первая растительность на удобрённом прыщами лице, а с седьмого он носил великолепные рыжие усы, хоть сам был брюнетом.

 Усы непременно подкрашивались древесным углём, но чёрные микрочастицы не держались на рыжей щетине и осыпаясь  оседали на Мишиной верхней губе, придавая ей оригинальную тонировку.

         Из-за наличия усов  Миша был в большой немилости у директора школы, который постоянно его отсылал домой сбрить «эту гадость». Миша уходил домой, «эту гадость» не сбривал и в школу тоже не возвращался, пока его не звали туда через примерных учеников.

 Никакие уговоры на него не действовали. Он добродушно улыбался, преданно смотрел учителям в глаза и густым, как неразбавленная сметана, басом объяснял, что без усов он не может быть настоящим грузином, хоть для настоящего грузина фамилия Крендельсон звучала не совсем подходяще…

         Мы его воспринимали, как он того хотел. Грузин, так грузин. Национальность для нас не имела никакого значения. В Израиль тогда никто не ездил, завидовать было некому, а здесь мы имели одинаково мало и были счастливы, как дураки.

 Впрочем, почему как? Скажем проще – были счастливыми дураками, а Миша был один из них, то есть из нас. Он говорил с грузинским акцентом, мастерски пел грузинские песни, всегда был добр, улыбчив, никого не обижал и сам ни на кого не обижался.

         Миша был совсем «неправильный» еврейский ребёнок. С шестого класса курил, матерился и прогуливал уроки, но учился хорошо.

 С восьмого он уже пробовал плодово – ягодное вино по рубль две, которое пилось, как по рубль семь, и с этого возраста стал с аппетитом заглядываться на зрелых женщин, не замечая при этом своих сверстниц.

         На молодых учительниц, которые всегда были в школе рядом, он таращился маслеными глазками, глотая слюну и блаженно улыбаясь, чем смущал их.

Он, как молодой щенок поднюхивал след каждой, задавал каверзные вопросы для того, что бы лучше присмотреться к объекту жадного интереса.

 В душе он был большой художник. Увидев как то чёрный квадрат Малевича, известного художника, что из Витебска, он сразу смекнул: чёрный треугольник в естественных контурах гораздо интересней!

 Эта геометрическая фигура постоянно сидела в его голове, не обремененной другими заботами.

         Как - то однажды, когда в классе неожиданно погас свет, он, стоя у доски, в темноте, обхватил учительницу английского языка – маленькую, симпатичную Ревеку Львовну - и присосался к её губам пронзительным поцелуем.

 В классе никто ничего не заметил, темно же, но состояние Ревеки было незавидным – то ли жаловаться, то ли смириться? Как поступить?

         Когда загорелся свет, она сидела, можно подумать, на горячей сковородке, ерзая по стулу известным основанием фигуры, а щёки полыхали красными пятнами, зажжёнными наглостью ученика.

 Уму непостижимо – казалось ей, хотя, с другой стороны, постижимо… даже забавно!

         Свет зажегся так же неожиданно, как и погас. Миша успел вернуться в исходное положение и стоял как ни в чём не бывало, заглядывая ей в глаза, бодрым голосом неся какую-то чушь из домашнего задания.

 Она, плывя в облаках задумчивости, рассеянно смотрела в сторону затуманенными глазами и ничего не слышала…

         Ревека к директору жаловаться не пошла. Значит, понравилось… А Миша каждый раз в тёмную осеннюю пору на уроке мечтал о следующем счастливом случае с отключением света.

В школе ему было интересно. После этого случая – ещё интересней.