Тётя Поля

За окном ещё темно. Зимнее утро всегда так обманчиво, что не сразу определишь, который час. Но судя по несмолкаемому лязгу лифтовых канатов за стеной, жильцы уже торопятся на работу. Значит, где-то начало восьмого…
   Тётя Поля нехотя вылезла из-под одеяла, накинула на себя халат и, нащупав ногами тапочки, прошлёпала на кухню. Зажгла свет, поставила на плиту чайник, прибавила громкость ретранслятора. Открыв холодильник, достала приготовленную с вечера кружку молока, вылила в небольшую кастрюльку. "О-хо-хо, – тяжело вздохнула она. – Остатки сладки… Теперь только в понедельник за молочком идти. Раньше никак не получится. Иначе денег до пенсии не хватит…" Из шкафчика извлекла стеклянную стопку с манной крупой. Высыпала в кастрюльку, поставила на огонь и, тихонько помешивая, задумалась.
   "Господи, Боже мой, что же дальше-то будет? Что ни день, то новости. Одна другой краше… Министры меняются, а указы так и не выполняются. Кругом одна красивая говорильня, а толку никакого. В магазины или на рынки лучше не заходить – одно расстройство. Как говорится, видит око да зуб неймёт… Но и голодной сидеть – значит, обрекать себя на смерть лютую. Так не годится!..  Вот сейчас поем, и пойду в "Тычок" схожу. В этой палатке продукты подешевле. Далеко, правда, хромать, но… Жить-то как-то надо?.. Спасибо продавщице Наташе, иногда в долг даёт. Не перевелись ещё добрые люди в городе…"         
   Каша сварилась. Тётя Поля прошла в ванную, умылась, причесалась перед зеркалом. Вернулась на кухню, встала в нерешительности. Из динамика ретранслятора бодрый мужской голос вещал: "Уважаемые пенсионеры! Спешите заключить с нашей фирмой договор о пожизненной ренте на самых выгодных для вас условиях! Ежемесячная добавка к пенсии, единоразовая выплата солидной денежной суммы и возможный уход на дому для вас гарантированы! Мы скрасим вашу старость квалифицированной помощью работников социальных служб и заботой профессиональных специалистов по уходу за пожилыми людьми. Обращайтесь к нам по телефону…"
   "Тьфу! – сплюнула в сердцах тётя Поля. – Прости мою душу грешную! Слушать не хочется… Знаем мы этих специалистов! Которые досрочно отправляют на тот свет бедных немощных стариков. Чтобы жильё им скорее освобождали… Ишь придумали, умники!.." Не притронувшись к каше, она выключила закипевший чайник и ушла в комнату. "Аппетита что-то совсем не стало, – подумала пожилая женщина. – Или это от однообразия в еде? Да-а, разносолами сейчас не побалуешься. Не те времена… Хорошо ещё, хоть ноги таскаю… Напишу-ка я пока письмо сестре, давно собиралась ответить. Небось, до девяти-то успею…"
   Она достала из серванта потрёпанную общую тетрадь, выпущенную в середине прошлого века, вырвала из неё пожелтевший листок и, одев очки на резинке, подсела поближе к окну. Жиденький свет серого зимнего утра слабо пробивался сквозь оконные рамы. Щёлкнув старенькой шариковой ручкой, тётя Поля начала писать…
 "…Конечно, Валя, всем сейчас нелегко. За квартиру заплати, за свет да за все услуги отдай. За телефон тоже. На еду совсем ничего не остаётся. А уж на себя чего купить – об этом и не думаю. Видно до самой смерти буду донашивать старое тряпьё, сапоги и ботинки. Говорят, с весны, с мая, и за огород теперь больше платить станем. А я с него только, считай, и живу, сама знаешь… Пенсию прибавляют на гроши, а жизнь дорожает на целые тысячи. Что было у меня на книжке, на смерть отложила, так и те деньги все обесценились. Нужно опять докладывать, а то их совсем инфляция сожрёт… И на что жить прикажете? Никого это не волнует!..
 …Да, жить неохота. Совсем тошно стало. Никакой радости… Как росли мы с тобой в нищете, ходили голодные и рваные, так и опять к тому же опустились. Видно, с этим и помрём. Спасибо близнесменам, улигархам проклятым, довели нас до ручки… Я хоть за Николаем пожила слава Богу, свет увидела. А у тебя, Валюш, вся жизнь – маета сплошная, никакого скрёсу… Ох, да… Вот сижу иногда, думаю: Николай мой и Саша не дожили до этого сегодняшнего сраму. Так оно, может, и лучше. Не видят ничего, не знают, как мы тут маемся на старости лет…
 …А телевизор, Валя, я не смотрю. Сгорело в нём чего-то. Если мастера вызывать, то не меньше 500 рублей выгребать надо. Да ещё выпить поднести. А у меня и на чёрный-то день никак не остаётся. С какого лешия платить?.. Так, хожу иногда к соседке. По вечерам. Поболтаем с ней, повспоминаем прошлое, пошуткуем когда. А за разговорами и телевизор поглядим… Это ещё ладно. Вот холодильник последнее время стал чего-то тарахтеть. Если уж и он, не дай Бог, сломается, тогда совсем худо будет. Хоть плачь! Тепло натупит, ломай голову – куда молоко и суп ставить? А уж чего повкуснее я и не покупаю, привыкла…
 …Тут недавно заходила ко мне сноха Татьяна с внучкой Катенькой. Сели чайку попить, я достала зефир в коробке, он ещё от новогоднего заказа остался, мне от соцзащиты давали. Ставлю коробку на стол, а Катя спрашивает: "Бабуль, а что это такое, как называется?" Вот до чего мы дожили, детишки от сладостей отвыкли, не знают, сердешные, что такое обыкновенный зефир! Зато хорошо разбираются в заграничных жевачках, от которых только желудки болят, а пользы – ноль…
 …Сноха Таня говорит, может замуж скоро выйдет. Ухаживает за ней инженер один, вместе работают. Ей тоже тяжело одной-то с Катей, хоть и получает за Сашу от военкомата пособие. А у меня, Валя, слёзы из глаз от её слов. Ведь Катенька-то – вылитый Сашка! И разве заменят родного да живого отца ихние копейки!.. А новый-то папка ещё неизвестно, какой будет… Ну да ладно, чего уж теперь, пусть Таня сама решает, как лучше. Она ведь совсем ещё молодая – вся жизнь, почитай, впереди. Я по себе знаю, каково одной-то мыкаться, без мужика. И ни в чём она, конечно, не виновата. Не она посылала Санечку в эту проклятущую Чечню…            
 …У меня тоже, Валя, здоровье стало совсем плохое, еле хожу. Бывает, что и в магазин сходить сил не хватает. Не то что до огорода доехать… Спасибо, дай Бого ей здоровья, соседка Нина иногда поможет, хоть и сама постарше меня будет. Она и за квартиру иногда заплатить на почту сходит, и пенсию за меня получает. Хорошая женщина, ничего не скажешь!..
 …Пиши, Валя, буду ждать твоего ответа. Приезжай ко мне летом. Может, свидимся… До свидания. Целую. Полина."
   Тётя Поля подписала конверт, вложила в него листок и, аккуратно послюнявив края, запечатала. "Пойду в магазин, опущу по дороге", – решила она, возвращаясь на кухню.
   Каша ещё не остыла. Тётя Поля переложила её в тарелку, налила в чашку чаю, присела к столу. Голос диктора сообщил из динамика: "Московское время – восемь часов сорок пять минут". После небольшой паузы раздался слабый щелчок, и подключилась местная радиостанция. Передали обзор передач на сегодня, осветили прогноз погоды, анонсировали последние городские новости. А в конце выпуска: "…городской Совет ветеранов в настоящее время не может профинансировать программу по обеспечению лекарствами категорию льготников, подпадающих под приказ главы города номер… Комитетом местного самоуправления подано в федеральные службы соцобеспечения ходатайство о выделении дополнительных средств на вышеупомянутую программу… В связи с возросшей стоимостью горюче-смазочных материалов и увеличенными тарифами на содержание автобусного парка руководство автотранспортного предприятия города вынуждено идти на непопулярные меры. Как это ни печально, но не исключено, что в скором времени перед администрацией города будет поставлен вопрос об отмене ряда льгот на проезд в городском транспорте. В частности, для неработающих пенсионеров… А также…"
   Тётя Поля отложила ложку в сторону. Непрожёванный кусок хлеба застрял во рту. Она почувствовала, как к глазам непроизвольно подступают бессильные слёзы жгучей обиды. "Ну вот и дождались, – с щемящей тоской подумала она. – Теперь и на нас, пенсионерах, экономить будут… Когда после войны разруху восстанавливали, так мы, не задумываясь, пластались из последних сил. Народное хозяйство на своём горбу не евши из руин подымали. А теперь у государства для нас лишней копейки не сыскать…"
   Её взгляд невольно скользнул по беспечно улыбающимся лицам мужа и сына, что безмятежно поглядывали на неё сквозь стеклянные рамки фотографий, закреплённых на противоположной стене. От этого стало ещё хуже. Пожилая женщина, отодвинув в сторону тарелку с недоеденной кашей, медленно склонила вниз голову и, уткнувшись в рукав халата, неожиданно для себя горько разрыдалась…
   А по кухне, словно издеваясь и куражась над судорожными всхлипами тёти Поли, выплеснулся из приёмника задорный мотивчик, и хрипловатый голос Утёсова из глубины безвозвратных времён уверенно констатировал: «А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хо-ро-шо…»