White poetry

Вы говорите, оставить.
Взглядом одним. Взглядом глаз.
Оставить? Правда оставить?

Вы не имеете и малейшего понятия, девочка, о том, что во мне блуждает, что во мне мечется, что рвется и скрежечет во мне, когда я вас вижу, милая.

Как оставить?

И не найти мне покоя в мире, нет. Такие как я его и не ищут, даже и не надеются.
А ваши тонкие белые пальчики, такие наивные сорванцы, стучат по дереву оконной рамы. И луна освещает их.

Нет, я, бесспорно, фантазирую о себе как о поэте. Ничего я не смогу сделать.
Но, милая, не морщите лобик, дорогая... Хотя, нет. Морщите. Когда хотите. Это придает
вам чуточку того, что просто впивается в мое сердце. Мучте его, любимая.

Я давно не обращал внимание на собственные ноги, право. А они забавные. Несутся куда-то. Каждое воскресное утро. Вот и сейчас. К фонтану на площади. И стоят в тени, теснясь. Переминаясь. Нет, вы меня не заметите, девочка. Вы девочка, мало видите.

Хороши руки мужчины! Они надежные, сильные, крепкие. Грубые, но такие умилительно неумелые в нежности. Они нетерпеливы и рискуют порвать шелк кожи на вашей спине. Но они иногда плачут по вам. Плачут, сжимая в кармане вашу перчаточку.

А двигаетесь вы, дорогая, как сущий ребенок. Как совсем-совсем еще ребенок. Вы бегаете, прячетесь. И вы смеетесь. Отвратительным. Ужасным... Восхитительным. Сладким. Смехом.
Убейте меня, девочка.