Дописать. к вокзальной теме

- Мне шел тогда, кажется, 28ой год. Я выпустился, наконец, из моего второго университета, вылетел – как пробка из шампанского. У меня не было никакого сожаления – только эйфория от предстоящей свободы. У меня были кое-какие сбережения, к которым еще прибавились доходы от проданного мною отцовского антиквариата, который я припрятывал потихоньку, еще когда был мальчишкой. Эти средства мне пригодились как раз очень кстати – я твердо решил отправиться путешествовать. Вот прямо как ты сейчас, да. Я хотел тотальной свободы, мальчик.
Мать очень горевала, когда я сказал, что отправляюсь утренним поездом. Это была очень простая женщина, ее происхождение не было достоверно известно, поэтому она не особо выставлялась в свете, по большей части отдавая себя дому, воспитанию меня и моих сестер. Меня врятли тогда сколько-нибудь трогали ее душевные излияния – я был в некоем экстатическом дурмане. Со своим отцом – твоим прадедом – я был в безмолвном разладе, мы почти не общались – он был гордым и уже очень взрослым человеком очень консервативного склада ума и, разумеется, не одобрял мои свободолюбивые устремления. К тому же на момент моего выпуска он отбыл по делам, и я не стал его дожидаться. Так и уехал, не простившись.
- Как? Ты больше его не видел?
- Видел, конечно. Только раз. Но об этом после. Я тогда, видишь ли, не думал о семье дольше, чем предполагали обстоятельства. Я не чувствовал к ним никой близости – мой ум был слишком молод, он с жадностью цеплялся за все новое и никогда не оглядывался назад, не давая развиваться глубоким неизведанным чувствам.
На следующее утро я так скоро собрался и выбежал из дома, что не бросил на него даже последнего взгляда. Да, я видел этот дом в последний раз, он разрушился при пожаре несколько лет спустя. Сейчас я жалею, что не могу с точностью припомнить все детали интерьера, лишь какие-то жалкие обломки воспоминаний о запахе, свете или звуках воссоздаются сейчас в моей памяти.
Я ясно помню, как садился на поезд  в то утро. Это было для меня чем-то невероятно знаменательным и даже торжественным, как первая глава романа, интригующая, будоражащая кровь первая страница моей новой жизни. Я вижу ясно, как сейчас, величественный длинный поезд; сейчас такими не удивишь, но тогда они были подобны грациозным скакунам, возвышающимися над толпами людей, которые благоговейно взирали на яркий черный блеск вагонов. Помню, как сильно билось мое сердце, клянусь, оно было готово просто-напросто выпрыгнуть из груди, чтобы исследовать каждую клеточку того огромного мира, который отныне простирался передо мной.
(кадры кадры кадры)
- Да, мой мальчик, я был врожденным путешественником! Я, молодой романтик, в детстве которого было так мало занятий и книг и так много драк и проказ, я колесил по городам, заглядывая в самые темные уголки, познавая самые неизведанные стороны человеческой жизни. О да! Я был романтик! Но, должен сказать, с самого моего рождения во мне была невероятная проницательность, было, так сказать, слепое понимание. Мир, люди были для меня будто бы прозрачны. Но тогда я, конечно, не предавал этому значения, совсем не думал над этим, я только пользовался сим удобнейшим качеством, которым наградила меня природа и которое открывало мне столько дверей, сколько не снилось ни одному греческому богу.
О, я был глубокий идеалист! В то время я не имел чувств, но мной правили сильнейшие животные инстинкты познания, изучения, открытий! Познавая объект, я тотчас выбрасывал его из головы, стараясь быстрее восполнить утрату чем-то новым. Я изучал, играл, экспериментировал – о, мой милый, я бежал по лезвию, что доставляло мне неистовое удовольствие.

На той поре своей жизни я встретил Ее.

Это случилось почти через год, после того, как я покинул свой дом в **. Я тогда уже 2 месяца гостил у одной почтенной богатой дамы в **. Срок для меня был уже непозволительно долгий - я засиделся на одном месте и стал заметно мрачнеть. Посему я решил снова отправляться в путь, не теряя ни минуты. Сославшись на срочные непредвиденные дела в моем воображаемом далеком поместье, я оставил моих знакомых и отправился на первом же поезде в далекий **. Я был в крайне приподнятом состоянии духа, когда поезд, наконец, тронулся. Мысли о новых местах, новых людях и новых приключениях разгоняли мою кровь и возбуждали воображение. Путь был неблизким, поэтому я успел нарисовать в своей голове тысячи ситуаций, тысячи новых людей, и мое радостное возбуждение от путешествия сменилось приятным спокойствием, при котором моя проницательность начинала работать с невероятной мощью. Я наслаждался, рассматривая окружающих меня пассажиров, совершенно не подозревающих о том, что за ними пристально наблюдают два светло-ореховых глаза с хитринкой. Я наслаждался тем, что мог быть свидетелем путь самых невинных, но тщательно скрываемых вещей. (Кадры – салон вагона, старушка, незаметно стянувшая платок из кармана соседа-упитанного старика, мальчишка, сунувший в рот конфету, пока мать отвернулась и тд). Я так и уснул, сидя на своем месте у окна, освещаемый лучами заходящего солнца с блаженной улыбкой на лице.
На утро я проснулся очень отдохнувшим, хоть и проспал всю ночь, сидя в одном положении.