огни невады. старое. мусор

Очередное утро началось...
Ну началось оно чуть раньше, по правде говоря. Солнце поднималось над кроваво-красными сонными невысокими горами Невады, когда единственный  человек на десятки миль вокруг перевернулся на бок бормоча что-то во сне. Да, это я. Потом, думаю часа так через два луч этого невыносимого создания прорвался в комнату через окно, что напротив кровати. Пополз по
старому одеялу выше, и еще, и ,наконец, достиг лица. Через секунду он мог  уже ликовать, так как глаза, до которых он дополз лениво приоткрылись.
Мерзавец, а так ведь каждое утро.
Я сел на кровать, и тут же раздался этот неприлично жуткий скрип давно сломанных пружин. Опустил ноги вниз на пол, где их неизменно поджидали старые поношенные тапочки. Оперся локтями о колени и положил голову на ладони. Пытаясь открыть глаза как можно шире, дабы ликвидировать их желание снова сомкнуться, чуть-чуть почесав лоб и загладя давно не
стриженные, волнистые седоватые волосы назад, я взял в руки подбородок и попытался настроиться, попытался собраться и решить что происходит. Вскоре я разобрался: сейчас утро, я умираю от боли в спине, сосиски без сомнений подгорели, пора вставать и...мне снова всю ночь снилась чертова равнина.

Когда я вот так сидел прохладным утром на кровати ,положив подбородок на
руки, я ощущал невыносимую усталость. Нет, не физическую(хотя после
вчерашней драки я мог явно чувствовать каждую мышцу на моей заднице), но
скорее какую-то духовную отрешенность. Каждое такое тихое прохладное
утро в момент от пробуждения и до первой мысли о повседневной жизни, о
чертовом баре, о чертовой работе там, о чертовом типе Гари, моем боссе,
в этот момент мне как будто почти раскрывалась какая-то немыслимая тайна
всего человеческого бытия. Я конечно понимал, что все равно она не
раскроется, но как дурак, как старый дурак все время последними силами
пытался ее ухватить...Ну точно старый дурак.
Впрочем, вскоре я забывал об этом, особенно в выходные. Частенько
вспоминал я прошлое, которое лучше бы вообще стерпит из памяти.
Родился я в Техасе, на его окраинах. У моих родителей была небольшая
ферма, мой отец, в молодости успешный полицейский, офицер, стал простым
фермером, из-за карт, разумеется и алкоголя. Такие уж они, техасские
полицейские. От игры он отказался довольно быстро, а вот от алкоголя не
смог. Теперь мое детство представляется поярче, не правда ли? Да, он бил
меня. И мать бил. А мать у меня была хорошая женщина, умная, светлая.
Читала много...Она умерла от рака когда мне было 15. Я не мог дальше
жить с отцом. Каждую ночь, засыпая, я панически боялся, что не проснусь.
Я сбежал. Утром, на рассвете. Просто встал как-то раз, ну, помочиться,
и решил, что весьма подходящий момент для перелома жизни. Хорошо, что ни
сестер, ни братьев у меня не было, а то мне было бы жаль уходить от них.
Так что мне еще повезло.Я убежал в соседний город, и подался к одной
девчушке из моей школы. Она жила с бабушкой и та с радостью позволила
мне пожить у них. Она знала прошлое моего отца, да и кем он стал, я
уверен тоже знала, поэтому как все почтенные старые дамы прониклась
жалостью ко мне. Я был тогда дикой нескладной грубой неотесанной
развалиной с серьгой в левом ухе. В школе я все время помню грубил или
же бросал что то резкое этой девчушке в ответ на ту добродетель что она
мне вечно оказывала. Но как ни странно эта девчушка, ей было 13 тогда,
стала мне первым и единственным другом, пусть и на короткий срок. Она
понимала меня без слов, каждый раз немного засматривалась и через
секунду быстро но плавно моргала длинными ресницами, которые прикрывали
удивительно большие синие глаза. Она, вообще, была недурна собой. Она
обладала той необычной красотой, которую замечали и ценили только те,
чья мать умерла а отец спился. У нее были длинные слегка завивающиеся
светло-рыжеватые волосы, а все ровное и по-детски округлое лицо
покрывало множество веснушек. Никогда не любил веснушки. Но ее они
исключительно красили. В прекрасную краску юношеской нежности.
За те два года, что я провел под их кровом я заметно преуспел в
самообладании и поведении. Я распрямился, привел свой грубый внешний вид
в порядок, стал таким опрятным, чистым, серьгу правда оставил, да она и
сейчас на мне. Учился как мог. В школу ходить не было возможности, меня
ведь как никак "разыскивали". Читал очень много. Иногда я буквально
днями не вылезал из библиотеки. Так я достиг золотых семнадцати... И тут
понеслось. В голове полудиких подростков творится такое, что обычный
человек может примерно представить себе только напившись вдрызг. Начало
сказываться внешнее влияние. А так как его не существовало очень
длительное время, оно вторглось и подчинило мое сознание настолько
быстро, что я буквально проснувшись однажды утром почувствовал
необходимость в так сказать "общении со сверстниками". Я почти забросил
работу на которую меня взяли только благодаря той почтенной старой леди,
у которой я жил, я перестал ходить в библиотеку. Заводил "друзей". Как
же меня тогда зашатало. Я был подобен лицемерной ползучей твари. Но
разумеется этого не ощущал. Зато это ощущала рыжеволосая девчушка,
которая, как я по великой глупости не замечал, была бесповоротно в меня
влюблена. Она быстро смекнула что к чему, и старалась как то урезонить
меня, обьяснить, помочь. Но нет, у меня, понимаете ли, жизнь не
сложилась, я брошенный на произвол судьбы, бедный и несчастный, но мне
плевать на весь мир. Какой идиот.
Как-то раз мы сидели на старых ржавых гаражах. Мы - это я, четверо
парней, одетых чересчур по-байкерски, и две девицы с размалеванными
личиками и короткими юбками. У всех, разумеется в зубах по сигарете, у
двух еще и банка пива рядом. Ни о чем даже толком не разговаривали.
Обсуждали прохожих, громко смеялись, ненормальным надменным смехом,
кидались окурками в проезжающие мимо машины и пели песни под самую
жуткую игру на самой расстроенной гитаре в целом свете. Сидим, курим.
Вдруг блестнуло что-то ярко-золотое. Показалась девочка с веснушками. Та
самая, которая без памяти, на свою беду в меня влюбилась. Походка у нее
была странная.. Вроде и ужасно робкая, кроткая, если учесть еще и ее
миниатюрную фигурку и детские глаза, и в то же время самая решительная
какую только может иметь голубоглазая девочка. Она направлялась прямо на
нас. Я подумал, нет не о том какая она прекрасная, а о том, как она
может меня опозорить перед "друзьями". Я специально быстро отвернулся,
затягиваясь и часто моргая. Она подошла.
- Слезай оттуда. Пора домой. Темнеет. - послышался тонкий пронизывающий
голос где то снизу. Хотя, я все больше склоняюсь к тому что это было
откуда-то сверху.
Я медленно повернулся и посмотрел на нее как будто в первый раз вижу.
-Отстань. Иди домой.
Она залилась краской но не отступала.
- Тебе нужно домой. Домой к семье.
- Сказал же отстань. Нет у меня дома. И семьи нет, ясно! Проваливай!
- Лихо ты ее, брат! - похлопал меня по плечу тупейший бугай на планете.
А девочка смотрела на меня и плакала. Тихо, совсем беззвучно. Слезы
просто выкатывались круглыми каплями из больших синих глаз и падали на
землю. Глаза покраснели, от чего казались еще более синими а волосы еще
более золотисто-рыжими. Она была прекрасна и в эту минуту. Она с такой
печальной мольбой смотрела на меня что мне стала неловко сидеть и я
заерзал, а чтобы убрать волнение я гаркнул:
- Ты что не слышала? Проваливай, чертовка!
Она совсем разрыдалась и закрыла лицо руками. Так ничего не видя она
выбежала на дорогу полную машин, спешащих домой после рабочего дня...
Никогда не прощу себе. Никогда.

- Дьявол! - чертыхнулся я.
Пока я тут мечтал-вспоминал, кофе, которое я варил, убежало и залило все
вокруг в том числе и мои руки. Чертовски сильно обжегся. А через секунду
после того как я додумался сунуть руки под холодную струю, позвонили в
дверь. Черт подери, ну и звонок, дерьмо, а не звонок, друзья мои.