Гареммыка ч12
"Мне надоело нервничать, ведь нервы не сучок.
Я нажимаю ЛАСКОВО на спусковой крючок..." - на весь бокс гремела откровенно хулиганская песенка с кассеты, когда-то привезённой с собою на память дембельнувшимся из Афгана Гогой.
В противоположность разухабистому певцу я, признаюсь, немного волновался. Чёрт, а всё из-за этой рыжей заразы, Катьки - ей смешки да подколочки, а у меня после этого целый день кошки на душе скребут! Спрашивается, ну зачем ей было с утра пораньше опять приставать ко мне с расспросами, что я думаю по поводу вчерашнего? У меня настроение махом скатилось от радужного к предштормовому.
- Блин, Кать, умеешь же ты разбередить, в самое больное ткнуть!
- Да, пожалуйста, сколько угодно! Для чего ещё нужны любимые женщины?! - расхохоталось пламенное чудовище, задорно чмокнув меня в кончик носа. - Нет, Серёжка, ты не увиливай. Колись, как вечером Ирке в глаза посмотришь? Она-то ведь точно ревновать будет.
- Как обычно посмотрю. - буркнул я, окончательно теряя остатки утреннего позитива. - Сама меня к тебе отправила, вот пусть себя и корит. Что ж она думала, что я буду руками и ногами отбиваться? Не дождётся!
- А может, она как раз и хотела, чтобы ты отказался? Знаешь, как приятно, когда ради тебя мужчина переступает через свои желания, сам, добровольно отказывается от того, чего ему больше всего хочется?
- И какой в этом кайф? Эгоизм махровый - да...
- Эх, Серёжка, ничего-то ты не понимаешь в женщинах!
Да, я не понимал! Честно, искренне признаваясь себе в этом, я терялся в догадках, что же меня ждёт по приходу домой. Благодаря заразе Катьке, у меня весь день упорно не шел из головы вчерашний поступок Ирины, главным образом из-за того, что я не понимал его настоящих мотивов. Какая из озвученных версий верная? Возврат Иркой долгов, или желание поставить меня в положение виноватого? Сообразив, что не в силах сосредоточиться на деле, из-за чего работа встала полностью, я плюнул, собрался и поехал домой пораньше. Ехал и гадал, как же меня встретит Ира - обиженная на всё и вся или в гневе, со сковородкой наперевес? Но чёрт меня дери, если раньше, во время её беременности, я всегда уступал Иришкиным капризам, понимая, что они вызваны гормональным сдвигом против которого не попрёшь, то сейчас... Сейчас во мне всё вскипало от одной мысли, что из меня делают безвольную игрушку. Мол, хочу сама поиграю, хочу - подружке дам. Подобного отношения к себе я терпеть был не намерен, и пофигу на какою сторону у Иры сдвинута тюбетейка. Основательно взвинтив и настроив себя на худшее, я переступил порог...
- Ой, Сережа, ты так рано! Слушай, а ты нигде на улице не встречал молодую крапиву? - огорошила меня Иришка.
- Крапиву?! Зачем тебе она? - Признаюсь, я был готов к любому началу разговора, но никак не к такому.
- Яйца красить!
- Яйца?!!
- Ну да! Ведь послезавтра Пасха! А натёртая крапивным листом скорлупа становится ярко-зелёной, такой красивой! - Иришка вся аж светилась от воодушевления. - А ещё я на прошлой неделе вилок краснокочанной капусты купила для синего цвета. И в овощном магазине мне луковой шелухи из ларя выгребли для желтого и коричневого. Для красного цвета у меня есть свекла, вот только зелёного и не хватает.
- Ну, я даже не знаю... Феде когда гулять? Если хочешь, давайте все вместе по пустырям пройдёмся, пока светло. Погуляем, а заодно твою крапиву поищем. Только сразу предупреждаю, я её от простой травы в жизни не отличу.
Я катил коляску, Ира шла рядом, поглядывая по сторонам, а Юля резвой ланью скакала по буеракам, притаскивая маме на опознание всё, что имело зелёный цвет. К моему удивлению Ириша вела себя совершенно обыденно, словно бы муж эту ночь провёл дома. Мало помалу и я начал отходить от первоначальной взвинченности, но окончательно успокаиваться было пока рановато. Я всё ждал, когда Ира заговорит о Катерине, ведь не могла же она просто промолчать. Верно? Значит, заговорит. Весь вопрос как, в каком тоне пойдёт этот разговор. Чего мне ждать от этой беседы и к чему готовиться. К упрёкам, к обиде, к безобидному подтруниванию?
Время шло, стрелки на часах вплотную подползли к двенадцати, а интересующая меня тема по-прежнему не всплывала. Неужели Ирка просто смолчит? Я уже был готов сам подтолкнуть разговор в нужную мне сторону, когда Ирина, наконец-то, созрела. Устраиваясь рядом со мной под одеялом, она прижалась ко мне спиной, заставила себя обнять, перекинув через себя мою руку, и только тогда задала давно ожидаемый вопрос:
- Ну что, как съездил?
- Ира, зачем ты придумала историю с ночевкой в роли сторожа?
Хоть я и старался говорить спокойно, напряжение в голос всё-таки просочилось и заставило Ирину развернуться ко мне лицом.
- Не зачем, а для кого. Для твоей мамы и для Юли, неужели непонятно?
- Нет, это-то как раз понятно. Неясно другое - зачем?
- А что мне, смотреть, как ты ночь напролёт будешь на стену лезть? Не такое это приятное зрелище, я тебе скажу.
- Хорошо, а спросить предварительно ты могла?
- Серёжа, неужели ты думаешь, что я вас не знаю? Ты бы сразу начал отказываться, чтоб меня не обидеть. А предложи я подобное Кате, добилась бы только обиды с её стороны. Ты что, Катю не знаешь? Ей согласиться гордость бы не позволила, она бы тут же оскорбилась до глубины души. Разве я не права?
Конечно же, она была права! Права целиком и полностью. Как, оказывается, всё просто... Блин, вот так готовишься морально, накачиваешь себя в ожидании чёрт знает какого коварства, а о самом очевидном варианте даже не думаешь. Например, что настоящая любовь способна ещё и не на такие безумные поступки. Мне вдруг до зубовного скрежета стало стыдно за все те подозрения, которые роились в голове на протяжении последних суток. И ничего не оставалось, кроме как покрепче обнять жену, прошептав ей на ушко:
- Ты у меня самая лучшая. И... прости.
Сколько себя помню, в нашей семье Пасху особо не отмечали, ограничиваясь купленным в магазине куличом, да и то - исключительно как дань традициям. А вот для родителей Ирины этот день всегда был настоящим праздником, и готовились к нему соответственно. И встречали.
"Иисус воскрес!" - приветствовали нас тёща с тестем, расцеловав прямо у порога дочь и внучку. А когда я передал свёрток с сынишкой Ире, то по православному обычаю и мне достался трёхкратный поцелуй от Елены Станиславовны. Хорошо ещё, что тесть ограничился рукопожатием, хотя и сделал робкую попытку в точности последовать традиции. С отцом он поздоровался так же, как и со мной, зато не упустил возможности с чувством облобызать маму, при этом с хитринкой косясь на жену.
Застолье удалось на славу, тем более что с угощением тёща не поскупилась. Через пару часов ход общей беседы явно замедлился, главным образом из-за нашей осоловелости, вызванной туго набитыми животами. А как удержаться, скажите на милость, когда на столе всё такое вкусное? Вон, батяня украдкой даже брючный ремень расстегнул, прежде чем откинуться на спинку дивана! Я был бы и рад последовать его примеру, но нас с женой усадили на стулья, а на них не больно-то расслабишься.
- Сережа, а мы потом сразу домой? - негромко спросили Ирина. - Может, заедем, Катю поздравим? Раз уж мы тут, неподалёку от неё.
- Зачем? Насколько я знаю, она Пасху за праздник не считает.
- Да? Жаль, а мне с ней так надо поговорить. - и, видя в моих глазах немой вопрос, добавила: - Не волнуйся, разговор будет о работе.
- Да я не волнуюсь. Хорошо, если ты хочешь, то давай заедем, делов-то!
Оставив Юлю на бабушек, мы отправились к Катерине. И застали её врасплох, ибо гостей Катька явно не ждала. В тёплом халате, в чалме из махрового полотенца, раскрасневшаяся после ванны, она не распахнула широко дверь, как обычно, а приоткрыла узкую щелку, через которую настороженно спросила Ирину:
- Ты одна?
- Нет, с мужчинами!
- Ирка, блин, ну ты могла бы и позвонить, я тут в таком виде... А кто с тобой, Серёжка?
- Да, а со мной ещё Фёдор. - я чуть потеснил Иришу, чтобы оказаться в поле зрения Кати.
- Тогда ладно, входите! - открывая дверь шире, Катерина отступила в глубь прихожей. - Но всё равно надо было предупредить, я б хоть прибрала свой бардак.
- А с каких это пор муж должен предупреждать жену о своём приходе?! - я нахмурил брови в нарочитой суровости. Выпитый накануне у тёщи коньяк шумел в голове и добавлял изрядного куражу, мелким бесом подзуживая к озорству.
- Ну-ка, первая жена, подержи наследника! - я передал сына Ирине, и, окончательно войдя в образ, велел: - А ты, вторая жена, иди сюда, я тебя сейчас с праздником поздравлять буду! Иисус воскрес, Катенька! - произнёс я, после чего со вкусом расцеловал ещё более зардевшуюся Катю. - Ну, что молчишь? Отвечать надобно "воистину воскрес" и в ответ целовать мужа. Приступай!
Кидая взоры то на меня, то на Ирину, Катька пролепетала положенные слова и быстро чмокнула меня в губы.
- Ну, ты как клюнула! Ладно, после потренируемся. - я взял сынишку у Иры и кивнул ей на Катю: - Давай, теперь твоя очередь поздравлять.
Заметно смущенные девчонки обменялись положенными приветствиями, а потом посмотрели на меня и дружно прыснули со смеху.
- Ой, не могу! Люди, вы меня со своими приколами в гроб вгоните! - хохотала Катька, утирая выступившие слёзы. Она подавила смех, прищурила один глаз, с непередаваемым скепсисом осмотрела меня с ног до головы и хмыкнула:
- Муж, говоришь? Ну, тогда не отлынивай, а займись своим прямым мужским делом.
- Это каким?
- Мусор вынеси, тебя ведро уже второй день дожидается!
Под второй взрыв смеха я взял ведро и якобы уныло побрёл к мусоропроводу, громко стеная о незавидной доле падишаха.
А потом мы сели за стол и устроили настоящее сражения на яйцах. У девчонок получилась ничья, но меня они разгромили вчистую. Затем пили чай с Пасхальным куличом, шутили, балагурили, обмениваясь колкими фразами, словно дуэлянты шпажными выпадами. Я продолжал играть роль владельца гарема и обращался к Ирине с Катей не иначе как к первой и второй жене. Соответственно девчата любую ехидную фразу в мой адрес начинали со слов "о, мой господин". Отбив очередную подколку, я сбежал на кухню якобы покурить, а на самом деле, чтобы последнее слово оставить за собой.
"Блин, а ведь сегодня я впервые вслух называю девчонок жёнами! Пусть и в шутку, но лиха беда начало. - думал я, чиркая зажигалкой. - Главное, что они не стали возражать сходу, а включились в игру. Ну, это сегодня игра, а завтра..." У меня аж дух перехватило от смелости собственных мыслей. Пока я дымил, предаваясь радужным мечтаниям, Ирина завела с Катей разговор, ради которого она и затеяла сегодняшнюю поездку.
Иришка мне неоднократно жаловалась, что ей очень неудобно работать с бумагами дома. И это правда. К примеру, если ей нужны были цифры из какого-нибудь договора или накладной, а нужного документа под рукой не оказывалось, тогда она давала мне задание привезти его от Кати. То есть, вечером я получал указание, днём забирал требуемое, и только на следующий вечер Ира могла перенести суммы из одного документа в другой. Целые сутки простоя из-за какой-то бумажки! Для Иры, с её сверх ответственным отношением к работе, подобная практика казалась недопустимой.
Самым оптимальным выходом Иришке виделся следующий - работать дома у Кати, как и было до родов. Пусть не каждый день, и не все положенные по законодательству восемь часов. Зато подобный вариант возвращал заскучавшую Иру в коллектив, не говоря уже о резком уменьшении простоев. Вот только как быть с Федей? Оставлять его не с кем, да и мал он ещё, чтоб его от груди отрывали. Брать с собой? Но на это нужно разрешение Катерины...
Высказав всё это, Иришка затихла в ожидании ответа, а Катя не нашла что сходу ответить. Был бы Феденька чуть постарше, то никаких проблем! Вон, Юля давно уже свой человечек в кооперативе, не смотря на маленький рост. Но младенец... Катерине было о чём подумать, прежде чем давать согласие.
Заметив сосредоточенное лицо ушедшей в себя Катюши, я решил не отвлекать девчонок пустяками, а направился к спящему Фёдору. Наверно, потянуло в мужскую компанию, а, может, это хмель меня пробил на сентиментальность? Да, в общем-то, без разницы. Чёрт меня дери, я никак не могу привыкнуть, что этот комочек мой сын! Хоть мама с Ирой в один голос и уверяли, что Федя просто вылитый папа, признаюсь, особого сходства с собой я пока не замечал. Мне казалось, что малыш больше похож на здоровую куклу из магазина - вечно спящую, а иногда орущую. Но всё равно, как ни крути, а всё-таки сын, наследник. Я стоял и смотрел на сынишку, которому на меня было откровенно пофиг. Да, пока я ему был не нужен, для него сейчас гораздо важней мама, её ласковые руки и полная неимоверно вкусного молока грудь.
"Но это пока, а вот будет тебе года три-четыре, начнёшь ты познавать мир вокруг себя, вот тогда папа и понадобится! - думал я. - Кто тебе будет сказки читать, сломанные игрушки чинить, учить ездить на велосипеде, как ни папа? Надеюсь, ты подрастёшь и станешь послушным сыном!" Малыш завозился, засучил ручонками, на секунду растопырил пальчики и тут же их сжал: левую руку в кулачок, а правую в фигу. "Ну, вот тебе и ответ, папаша!" - хмыкнул я, узрев такую картину. Фёдор нахмурился и зачмокал губёшками, готовясь вот-вот зайтись в плаче. Так, посмотрим... Ага, а пелёнка-то сухая!
- Ир, по-моему, Федя проголодался, сейчас закатит концерт по заявкам.
- А сколько времени? О, уже семь, конечно, его давно пора кормить! Дай его мне.
Припав к груди, малыш сразу перестал беспокоиться, а целиком сконцентрировался на насыщении. Чтобы не мешаться, я отступил назад и привалился к стене, наблюдая и откровенно любуясь. Мать и дитя - что может быть прекраснее?! От Ирины веяло умиротворением, тихой радостью и какой-то материнской гордостью за усердно сосущего человечка. Я бросил взгляд на Катю. Она, безотчетно смяв в горсти воротник халата, пристально, даже не моргая, смотрела на малыша. Сложно описать, какие эмоции отражались на её лице. Там была сложная смесь из жадного интереса, затаённой тоски и лёгкой зависти к нам с Ириной. Но больше всего в её глазах светилась тщательно подавляемая долгие годы нерастраченная любовь к детям. Словно почувствовав мой мимолётный взор, Катя обернулась и посмотрела, но не на меня, а куда-то рядом.
Внезапно её лицо изменилось. Пораженная какой-то возникшей у неё мыслью, Катерина быстро переводила взор то на Иру с малышом, то возвращала его обратно - к висящему рядом со мной зеркалу, в котором она видела своё собственное отражение. Не больше минуты продолжалась эта стрельба глазами, а потом Катерина остановилась, видимо придя к какому-то выводу. Судя по всему - неприятному. Она понурилась, закаменела, после чего отвернулась и молча отошла к окну. Так, к нам спиною, она и простояла всё то время, пока Федя не покушал. С этого момента былая непринуждённость нашей встречи растворилась без следа.
Почувствовав повисшее в комнате напряжение, Ирина засобиралась домой. Не понимая, какая шлея попала Катьке под хвост, я не стал отговаривать Иру, а принял самое деятельное участие в сборах. Когда одевшаяся Иришка подошла попрощаться с Катериной, в моей душе на миг забрезжила надежда, что рыжик таки сменил гнев на милость. По крайней мере, прощальными поцелуйчиками девчонки обменялись охотно, да и выскользнувшую за дверь Иришку Катька проводила очень дружелюбно. Но когда к ней губами потянулся я, Катя демонстративно отвела голову в сторону, сделав для верности шаг назад.
- Иди к семье, Сергей. - произнесла она твёрдым, холодным голосом.
Я встретился с Катей глазами и чуть не вздрогнул - льда в её взоре хватило бы на целый айсберг. "Ах, так?!!" - сверкнула в голове мысль, окрашенная невесть откуда возникшим раздражением. Я резко крутанулся на каблуках и пулей вылетел из подъезда, едва не столкнув с крыльца поджидающую меня Иришку.
- Ты так быстро?! - удивилась она, передавая мне сына.
Обхватив свёрточек, я молча пожал плечами и пошел к остановке. В голове крутилась последняя Катькина фраза: "иди к семье". А себя, значит, она к моей семье не относит? Я, стало быть, для неё посторонний, пустое место?! Ну-ну! А это холодное "Сергей" вместо привычного "Серёжка"? И, главное, почему, из-за чего этот взбрык? Теряясь в догадках, я незаметно для себя добавлял шаг, пока семенящая рядом Иришка не взмолилась:
- Серёжа, куда ты летишь? Давай помедленнее!
- Федя дома у Кати покушал, но не пописал. Вот и тороплюсь, чтобы нас в дороге потоп не настиг. Ты же не станешь ему в троллейбусе пелёнки менять?
Иришку такое объяснение вполне устроило, и теперь она сама взялась подгонять меня.
На следующий день я повёз семейство к Катерине, втайне надеясь, что за ночь рыжая зараза успокоилась и перестала гневаться. Чёрта с два! Довольно мило поприветствовав Иришку с Юлей, она метнула в меня колючий взгляд, а стоило мне шагнуть в её сторону, как огненноволосая фурия напряглась, приняв угрожающую позу кобры с распущенным капюшоном. Мол, "стой, стрелять буду!" Блин, как хорошо, что в СССР запрещено продавать оружие. Жили бы мы в Штатах, ей богу, она б меня тут же изрешетила, не иначе! Я передал Ирине сумку с запасными пелёнками, повернулся и пошел на улицу - в бокс, к своей работе.
Шел и думал о непонятном изменении в отношении Катерины ко мне. Своей вины я не находил ни в чём, а читать мысли на расстоянии пока ещё не научился. Неудивительно, что вопросы "почему и из-за чего" в моей голове пошли на очередной, тысячный, если не миллионный виток. Сообразив, что таким макаром гарантированно устрою себе в мозгах сдвиг по фазе, я решил положиться на волю случая. "Вот приду в гараж, воткну в магнитофон кассету, не перематывая её на начало, какая фраза первой из динамиков прозвучит, так и буду действовать!" - решил я. А что? В моём положении этот способ гадания ничуть не хуже других. Зажмурившись, я наугад выбрал из кучи первую попавшуюся кассету и сунул её в щель.
"...только нам "парванист",
нам на это наплевать!
ДШК Афгана вашу мать!.." - заголосили колонки.
"Парванист" - в переводе с пушту означает "всё равно". Ну что ж, вот мне и решение проблемы - плюнуть и послать Катьку куда подальше с её закидонами. Она сама возвела между нами стену, вот пускай сама её и рушит! Если захочет помириться, конечно. А я палец о палец не ударю для примирения. Нет, ну, сколько можно бегать за ней, безропотно сносить её выходки? Надоело, блин! В конце концов, у меня есть жена, дети, почему я должен сходить с ума от бзиков этой взбалмошной натуры? Что мне, одной Ирины не хватит для спокойной семейной жизни?
Принять такое решение в гневе было легко, а вот выполнить его оказалось куда как сложнее. Но не подумайте, что я смалодушничал и, найдя подходящую отговорку, скоренько метнулся обратно под каблук к Катьке. Ничего подобного - как и зарекался, я и шага не сделал для сближения. Вот только кошки на душе скребли в три смены, не давая покоя ни днём, ни ночью. Ну, это в душе, а внешне я изо всех сил старался не подавать вида, что меня что-то беспокоит.
Ира ездила к Катьке раза три-четыре в неделю, соответственно столько же раз я переступал порог до боли знакомой квартиры, вновь и вновь бередя душевные раны. С холодной миной на лице кивал Катерине вместо приветствия, передавал снявшей верхнюю одежду Иришке сына, опускал на пол сумку с детскими вещами и исчезал. Со временем Катька стала сама избегать встреч со мной, стараясь не попадаться на глаза в момент нашего с Ириной прихода. Уезжала ли она по делам или же просто пряталась, мне было всё равно. Хотя, нет, вру, не всё равно. Конечно же, меня это волновало, как и всё остальное, связанное с Катей. Другое дело, что я старался не выказывать свой интерес, когда до моего слуха доносились упоминания о рыжей заразе. Если Ира принималась что-то рассказывать о ней, то я ограничивался кратким "угу", и никогда не расспрашивал о подробностях. Так прошел месяц, а, может, и полтора.
Естественно, Ирина слепой не была и очень быстро заметила охлаждение в моих с Катькой отношениях. Неоднократно она пыталась расспросить меня о причинах нашей размолвки, но безуспешно. Я не хотел говорить на эту тему, но даже если бы и захотел, то, что я мог ей сказать, когда сам не знал причину? Видимо и Катька словоохотливостью не страдала, иначе Ирина не приставала бы ко мне с расспросами, повторяя их с завидной регулярностью. Блин, её бы настойчивость, да в мирных целях! Например, отучить мою маму настырно лезть в наши с Ириной дела. Ну, горбатого, говорят, могила исправит, а мама - это случай особый, хронический, лечению не поддающийся в принципе.
Заметив, как мне тяжело переступать Катькин порог, пусть даже в отсутствие хозяйки, Ирина сократила количество своих визитов туда сначала до трёх, а потом и до двух в неделю. Заметьте, ни о чём подобном я её не просил, на такой поступок Иришка решилась самостоятельно, не смотря на то, что ей нравилось работать с Катькой. Скажете, мелочь? Но вот подобные мелочи как раз и отличают любящую жену от просто жены. Поступиться собственными интересами и не тащить на аркане мужа туда, где ему некомфортно - далеко не каждая женщина переступит через своё эго. При этом, не демонстрируя деланно страдальческого личика жертвы на заклании.
Сынуля недаром мне фиги крутил, честно предупреждая о своей склонности к непослушанию. Когда не так давно настала пора разнообразить его меню, включив в него подслащенную водичку, он нам такие концерты закатывал, категорически отказываясь воспринимать соску! Морщился, кривился, выплёвывал, заливаясь горючими слезами. Спасибо чудесной женщине, участковому педиатру, посоветовавшей Ирине сцеживать молоко и кормить сына из бутылочки, тем самым, приучая его к соске. Голод не тётка, а когда в животе пусто, то будешь и резину насасывать, если из неё течёт давно знакомая еда. Для порядка покапризничав, Фёдор Сергеевич счёл возможным допустить использование сосок. Но иногда на него находила привередливая полоса, и тогда пустышка летела изо рта через всю комнату, словно снаряд из пушки. Именно эта блажь сына если не изменила статус кво в моих отношениях с Катькой, то однозначно дала старт переменам.
Всё началось с того, что Феденька приболел, на полторы недели привязав Ирину к дому. Понятно, что болезнь для всех является уважительной причиной, разве что кроме контролирующих органов. Будь ты на смертном одре, но отчет предоставь вовремя! Вот поэтому-то, едва врач признал Федю здоровым, Ирина собралась и помчалась к Катерине, даром что на календаре было воскресение. Вернулась Ира домой взволнованная и непривычно задумчивая. Она неоднократно порывалась рассказать мне о чём-то важном, но всякий раз осекалась, видимо, не решаясь тревожить меня напоминанием о Катьке. Подобное желание охватывало Иришку после каждой поездки на работу, но только спустя три недели она решилась заговорить.
Что меня в женщинах умиляет, так это их склонность в деликатных ситуациях ходить вокруг да около, ничего не говоря открытым текстом. Блин, отпустят вагон и маленькую тележку намёков, но конкретно в лоб о своих чаяниях не скажут никогда. Мол, сам догадайся. Ага, а если не догадался, то ты чурбан бесчувственный. Три дня моё солнце незакатное наводило тумана, и так и эдак подкатывая ко мне с непонятными вопросами - скучаю ли я по Кате, да не желаю ли я её навестить. Потом отчаялась достучаться до непрошибаемого мужа и высказалась более внятно. Дождалась, когда мы вечером улеглись, но не отпустила меня с миром во власть Морфея, а решила немного пошептаться без маминых ушей.
- Серёжа, а вы когда с Катей помиритесь?
- Да я с ней и не ссорился.
- Я это знаю... - начав фразу, Ирина замешкалась с продолжением, а я воспользовался паузой, задав давно волновавший меня вопрос:
- Откуда?
- Мне Катя рассказала. - Да-а?! Ну, тогда ты знаешь гораздо больше меня.
- Помнишь, мы на Пасху ездили к Кате? - пропустив мимо ушей мою колкость, Ириша говорила медленно, но не запинаясь, а тщательно подбирая слова.
- Помню, ведь именно в тот день Катька объявила мне бойкот.
- Там не бойкот. - покачала головой Иришка. - Понимаешь, она смотрела, как я кормлю Федю, а потом повернувшись, увидела себя в зеркале. А рядом с зеркалом в тот момент стоял ты.
- И что? Она обиделась на меня из-за того, что я встал рядом с зеркалом? Но, согласись, это чушь!
- Дело не в том, где ты стоял. Просто у неё перед глазами предстали две картины: её отражение рядом с тобой и я одна с Федей.
- И Катька пришло в голову, что если она будет со мной, то ты останешься одна с детьми? - в кои-то веки я проявил догадливость. - Ей показалось, что она может стать разлучницей, вольно или невольно увести меня из семьи? Но ведь это бред!
- Не скажи! - не согласилась со мной Ирина. - Другая на моём месте давно бы заставила тебя сделать окончательный выбор. Так что у Кати было достаточно оснований для этого поступка. Да, на самом деле поступка. Не каждая сможет отказаться от своей любви, чтобы не разрушать чью-то семью. А Катя смогла, решилась запретить себе любить тебя, за что я ей очень благодарна. Вот только этим она сделала хуже всем, а в первую очередь себе...
- Так уж и всем? Да и чтобы ей стало хуже, я как-то не очень заметил.
- Зато я заметила. Ты просто давно не видел Катю, а она сильно изменилась: подурнела, мешки под глазами почти каждый день, за сердце хватается, таблетки пьёт намного чаще, чем раньше. Мне на неё порой смотреть страшно.
- Ну, тебе видней. Хорошо, с Катькой понятно, а другим-то почему хуже от её решения?
- А ты себя давно в зеркале видел? Думаешь, мне приятно смотреть, как ты себя изводишь? Ходишь по квартире как бирюк нелюдимый, вон, даже Юля к тебе иной раз подойти боится. Да и сама Юля к Кате рвётся, и постоянно обижается, что я её с собой не беру.
- Не понял, а причём тут я, ведь это ты её не берёшь?
- Катя страшится привыкнуть к Юле, а Юля твоя дочь, как она считает.
- Правильно считает, но откуда страх, не пойму?
- Если она привыкнет, то потом, в случае разлуки, ей будет очень больно. Ведь ты же можешь запретить мне работать у Кати, и тогда она уже не сможет видеться с Юлей. Понимаешь?
- Блин, как всё запущенно... Вечно вы, женщины, понапридумываете себе невесть что, а потом дрожите от вымышленных страхов! Ладно, а сама-то ты, что думаешь по этому поводу?
- Не знаю... Прямо мне запрещать ты, конечно же, не станешь. Не такой ты человек, Серёжа, чтобы ультимативно диктовать кому-то свою волю. Я, скорее, сама уйду из кооператива, потому что каждый день видеть расстроенную дочь и издёрганного мужа мне совершенно не хочется. Но мне и Катю жалко, ведь если я уйду, то...
- Ой, Иришка, только не говори, что ты сама в неё влюбилась! - я попытался неуклюжей шуткой хоть немного разрядить атмосферу нашего разговора. - Такого поворота я точно не выдержу!
- Скажешь тоже, влюбилась! - фыркнула Иринка. - Нет, Серёжа, тут дело в Феденьке...
- А он-то тут причём? - моему изумлению не было границ. В ответ Ирина рассказала мне историю, случившуюся в то давнее воскресенье, сразу после Фединой болезни.
В тот день я жену не провождал. Погода стояла тёплая, кроме запасных пелёнок других вещей она с собою не брала, поэтому необходимости во мне как в грузчике не возникло. Катерины дома не оказалось, и Иришке пришлось самой открывать дверь заранее взятым у меня ключом. По-хозяйски расположившись за своим столиком в примерочной, Ира с головой ушла в работу и прервалась только через два часа, когда в квартиру ураганом ворвалась злая как сто чертей Катька. Ругая на чём свет стоит душный общественный транспорт вместе с нещадно припекающим солнцем, Катя заявила, что она омерзительно липкая, насквозь мокрая от пота и потому немедленно отправляется в душ. Вдоволь наплескавшись под тугими струями, она выплыла из ванной заметно повеселевшая. Ирина решила воспользоваться Катькиным благодушным настроем и попросила её чуть-чуть приглядеть за Федей. Подходило время кормления, и малыш уже начал подавать первые признаки скорого пробуждения. Спокойного - если ему сразу дадут молока, или же с рёвом - это в случае, если мама хоть немного замешкается. А увлекшаяся работой Ирина, к собственной досаде, потеряла всякое чувство времени.
Катя согласилась, хотя и не слишком охотно. Обрадованная Иришка разогревала на кухоньке детское питание, опустив бутылочку в кастрюльку с тёплой водой, когда из Катькиного будуара донёсся плач пробудившегося ребёнка и насмерть испуганный голос хозяйки, взволнованно звавший Ирину. Не отрываясь от плиты, Ира попросила Катю как-нибудь успокоить малыша, укачать, дать ему соску. Плач затих, и Ирина, ничуть не тревожась, продолжала заниматься своим делом. Когда содержимое бутылочки достаточно разогрелось, она натянула на горлышко соску и пошла кормить сына. Вошла и остолбенела.
До этого дня Катерина всегда старалась держаться как можно дальше от моего сына, кидая в его сторону редкие, настороженные взгляды, тогда как Светка с Дашкой при любой возможности заходились в умильном сюсюканьи над детской коляской, игравшей в Катькином доме роль кроватки. Но сегодня у девчонок был выходной, и поэтому ей пришлось согласиться на просьбу Иры. Малыш беспокоился - дёргал ручками, резко поворачивал головку то в одну, то в другую сторону, его веки заметно подрагивали. Федя всем своим видом показывал, что вот-вот окончательно проснётся. Катя взяла кроху на руки и настороженно оглянулась по сторонам - не видит ли кто? Свидетелей не нашлось, тогда она уселась на диван, подвернув для удобства под себя ногу, и принялась укачивать ребёнка, стараясь отдалить момент его пробуждения.
Здравый смысл, а точнее, воспитанная ею же самой опаска твердила о неосторожности подобного поступка, о нежелательности пускать в своё сердце тёплые чувства по отношению к малышу, но соблазн оказался сильнее. Лишенная возможности самой стать матерью, Катя не смогла преодолеть искушения подержать на руках младенца. Пусть на миг, но ощутить эту радость: баюкать дитя, шептать ему нежные слова, отыскивать в его личике черты любимого мужчины - сейчас это было сильнее всех доводов разума.
"Ой, что творю, что делаю!" - восклицала Татьяна Пельтцер в фильме-сказке 'После дождичка в четверг'. Так же и Катя ужасалась самой себе, но продолжала укачивать ребёнка на руках, не находя сил оторвать от себя кроху и уложить его в коляску.
Как Катюша ни старалась, Фёдор через пару минут проснулся. Он почмокал пустышкой, скривился, да как плюнет ею в дальний угол! Катя дёрнулась было подобрать соску, попыталась встать, но в её ногу вдруг вонзились миллионы ледяных иголок, не давая возможности даже пошевелиться. А Федя ударился в плач. Громкий, рвущий на части женское сердце. Равнодушная Ирина из кухни отговорилась "сейчасом" и попросила пока укачать сына. А как его успокоишь, когда младенец кричит, заходясь в рёве, и с каждой секундой всё надрывней, отчаянней! Что делать? Да что тут можно поделать, если она даже встать не в состоянии?! От осознания собственного бессилия у Кати слёзы потоком хлынули из глаз. В безысходности плохо понимая что она делает, Катюша по какому-то наитию распахнула халат и поднесла малыша к своей груди. Плач стих, маленький активно пытался извлечь хоть каплю молока из пустой Катиной груди. У него ничего не получалось, он кривился, хныкал, но всё активнее присасывался, не осознавая тщетности своих потуг. И тут вошла Ирина.
- Катя... - пролепетала она, остолбенев. А Катерина, ещё пуще заливаясь слезами, уже протягивала ей сына:
- Он соску выплюнул вон туда! - сквозь душившие её рыдания, она кивнула в дальний угол будуарчика. - А я встать не могу, ногу отсидела, а ты всё не идёшь и не идёшь, а он кричит, душу вынимает... На, забери его, и покорми наконец!
- Сама покорми, а я пока соску помою. - Ира протянула Кате бутылочку с детским питанием.
На этом месте Иришкин рассказ прервался невольно вырвавшемся у меня восклицанием:
- Ира, ты дала нашего сына Катьке?!
- Ой, Серёжа, даже не спрашивай! Я сама не знаю, что на меня тогда нашло. - Иришка спрятала лицо в подушку. - Помню раньше, когда у меня только появилась Юля, я к ней никого ближе метра не подпускала, на всех как волчица бросалась. Свекровь бывшую отгоняла, обходясь без её помощи при купании, или когда надо было перепеленать дочку. "Я со своим ребёнком управлюсь сама, и помощники мне не нужны", так я говорила всем, даже своим маме с папой. Ну, когда они нас навещали. А вот с Федей почему-то не так остро. Я не волнуюсь, когда его мама берёт на руки, или когда ты ему пелёнки меняешь. Я спокойна, потому что знаю, что вы ему не навредите. А Катя... Нет, в первую секунду я действительно чуть не взбеленилась, когда увидала ту картину! Мне захотелось ухватить Федю на руки и бежать из Катиного дома куда глаза глядят, но потом... Понимаешь, Серёжа, ты бы видел, что тогда творилось с Катей, в каком она отчаянии была. У меня даже слов нет. Ты же знаешь, что она от детей с ума сходит, а от Феденьки особенно, потому что это твой сын. Мне сложно тебе это объяснить, ведь ты не женщина, и не сможешь понять наших чувств.
- И что, ты совсем-совсем не ревновала? - Не знаю, как сказать... Там и ревность была, и жалость, и понимание, что отбери я сейчас сына, так Катя от отчаяния может что угодно выкинуть... Понимаешь, я вдруг отчетливо представила, как она провожает меня, закрывает за мной дверь и выпивает разом все свои таблетки, сколько их есть в доме... Вот скажи, ты бы этого хотел?
- Что ты такое говоришь, конечно же, нет!
- Вот и я, нет. К тому же, этот случай на Катю подействовал очень сильно. И знаешь, мне порой даже кажется, что её подменили.
- Это как?
- Помнишь поговорку: "у семи нянек дитя без глаза"? Так вот, семь тех нянек или семьдесят семь, за здоровье ребёнка можно не волноваться, если одна из нянек Катя, а дитя - наш Федя. Она всех загоняет до полусмерти, но добьётся образцового порядка. Только представь себе, она натащила кучу книг и брошюр по уходу за детьми и вечерами штудирует их. Даже больше - она за меня взялась! Иришка улыбнулась и посмотрела на меня, как я восприму эту новость. Мне даже не пришлось изображать заинтересованность, она и так была написана на моём лице. Крупными, яркими мазками. Иришка довольно кивнула и продолжила свой рассказ.
- Представляешь, она вычитала, что здоровье ребёнка напрямую зависит от питания кормящей матери, и теперь мало того что возродила совместные обеды, чтобы я не питалась всухомятку, так ещё и следит за моим рационом! Острое? Нельзя! Жирное? Нельзя! Газированные напитки? Нельзя, они могут спровоцировать повышенное газообразование и аллергию у маленького. Даже шоколад, и то нельзя. Перебьёшься, говорит, а то от него молоко горчить начинает. Я уже смеюсь, говорю: да за мной мама в детстве так не следила, как ты!
- И что Катька?
- И что... а ничего, отмахнулась и продолжает трястись над нами как квочка над цыплятами. И не понять, над кем сильнее - надо мной, или над Феденькой. Она тут на днях прочла, что молодым мамам очень нужны положительные эмоции. Ну, а что у женщины может вызвать искреннюю радость? Конечно, обновки! И сейчас Катя мне шьёт новый костюм. Сама предложила, сама помогла выбрать для него ткань, сама её купила. Серёжа, а костюм будет просто отпад! Такой, в деловом стиле. Я специально попросила, чтобы она построже фасон подобрала. И цвет, чёрный антрацит с блеском. Ты же любишь чёрный цвет на мне? Так вот, прямая юбка, чуть выше колена, приталенный пиджачок...
- Ир, давай ты мне не будешь рассказывать, а лучше покажешь его, когда он будет готов? Я по описанию всё равно ничего не пойму. - сделал я попытку увернуться от обсуждения тряпок, выкроек и прочих составных женского счастья. - Вот если бы ты про свечи зажигания меня спросила, я б тебе ответил.
- Скучный ты, Серёжа! - Ириша шутливо ткнула меня кулачком в бок, и тут же прижалась, словно извиняясь. - Вот пожалуюсь на тебя Кате, будешь знать!
- Ой-ой-ой! И что же тогда будет?! - я сделал удивлённые глаза. Но Ира, против ожидания, резко сменила шутливый тон на серьёзно-печальный:
- Да ничего не будет, можешь не волноваться. Катя иногда спрашивает, как мы живём, не обижаешь ли ты меня. Это она тоже в своих книжках вычитала, что семейные неурядицы в первую очередь отражаются на ребёнке, вот и тревожится. Каждый раз задаёт вопрос о тебе с замиранием сердца. Вдруг у нас скандал, а она и вмешаться не может. И ты знаешь, по-моему, она тебя стала бояться! Вы же с ней в ссоре, как она считает. Значит, ты можешь прекратить мои походы к ней, или запретить мне брать с собой Федю. А это для Кати как острый нож. - Ирина помолчала, а потом вновь задала свой вопрос, тот, с которого началась наша сегодняшняя беседа: - Серёжа, ну, почему ты не помиришься с ней, а? Ей что, надо непременно извиниться перед тобой?
- Извиняться, зачем? - удивился я, и тоже перешел на серьёзный тон. - Нет, Ира, для меня вполне достаточно, если она перестанет из себя строить оскорблённую невинность, и при встрече не будет задирать нос. Просто улыбнётся и всё. Вот тогда можно и мир заключить, но... надолго ли? Зуб даю, наше мирное сосуществование продлится до первого Катькиного взбрыка. А потом опять она будет строить из себя Снежную королеву, а я зубами скрежетать от злости. Тебе это надо?
- А почему ты считаешь, что Катя обязательно вновь с тобой рассорится?
- Смотри сама. По существу ты предлагаешь нам вернуться к прошлому, когда ты моя жена, а Катька не пойми кто. Ведь любовницей её не назвать, потому что крали не нянькаются с детьми своего любодея, а с другом семьи в постель не ложатся. Вот поэтому и "не пойми кто". Такое подвешенное состояние будет постепенно раздражать Катьку, и неизбежно провоцировать на ссоры со мной. Тебе-то она и слова не скажет из-за Феди, а вот на мне "выспится" вволю. Ириш, ты пойми, возврата к прошлому нет и не будет. Нам с тобой надо что-то кардинально менять в наших с ней отношениях. Иначе... Да что говорить, ты сама всё прекрасно понимаешь.
- А что же делать?
- Не знаю. Подумай, с Катькой посоветуйся. В конце концов, это её в первую голову касается. Узнай, чего она хочет, поразмысли на досуге, чего хочешь ты, и как нам реализовать наши желания с наименьшими потерями.
- А сам-то ты, Серёжа, чего хочешь?
- Я уже говорил, и мои желания с тех пор не изменились.
- Значит, не изменились... - упавшим голосом протянула Ира.
Я глянул на жену. До состояния "съевшей лимон" Ирина не дошла, но от восторга после моего заявления явно не прыгала.
- Серёжа, ну зачем тебе обязательно две жены?! - заговорила она после длительной паузы. - Скажи, для чего? Почему ты хочешь заставить нас жить вместе, одной семьёй? Ну что нам, так плохо было раньше? Я ведь совсем не возражаю против твоих встреч с Катей, не пытаюсь привязать тебя к себе...
- Извини, Ира, но ты немножко не права. Вспомни, я ведь никогда даже не заикался о совместной жизни под одной крышей. Хотя бы потому, что прекрасно знаю, как повседневный быт делает близких людей врагами. А если учесть ваше соперничество, то такой исход просто неизбежен. Говоря о двоеженстве, я имел ввиду не проживание, а отношение. Твоё отношение к Кате, и её отношение к тебе.
Я погладил Иришку по округлому плечику и прикоснулся губами к бархатной коже.
- Вы обе знаете, что я люблю Катю. И да, я хочу чтобы она была моей женой. Я хочу и буду относиться к ней не как к любовнице, а как к своей жене, жить её проблемами, заботиться о ней, помогать ей в любой сложной ситуации, как люблю, помогаю и забочусь о тебе, Ириша. А ещё мне бы очень хотелось, чтобы у вас не возникало ревности друг к другу из-за моего равного отношения к вам обеим. Ведь из нас троих двое могут заботиться о третьем, не ревнуя и не скандаля. Могут, и это факт.
И чувствуя упрямый скепсис Ирины, добавил убедительности в голос:
- Ира, вспомни, когда Катя попала в больницу, мы ведь взяли на себя её дело. Разве мы гнались тогда за деньгами или за карьерным ростом? Нет, мы помогали Катюше всем, чем только могли, старались сделать всё, чтобы она не волновалась и побыстрее выздоровела. Так ведь? И, насколько помню, никакой ревности у тебя эта забота о Кате не вызывала. А ещё припомни, как мы с Катей сдували с тебя пылинки, когда ты была беременна. Помнишь? И безобразных сцен ревности в исполнении Катьки я ни разу не наблюдал. Вот поэтому я и думаю, мы можем быть вместе, уважая и заботясь каждый об остальных. О нас и о наших детях.
- Кобель ты, Серёжа! Настоящий кобель. - Иришка повернулась ко мне лицом. - Пользуешься тем, что я люблю тебя, и верёвки из меня вьёшь.
Я нашарил на тумбочке часы, поглядел на стрелки и охнул:
- Нифига себе, третий час ночи! Солнышко, давай-ка спать, а то мне завтра к девяти утра надо быть в боксе, клиент за машиной придёт. Не хорошо заставлять человека ждать.
Прошел день, другой, одна неделя, вторая, а Ирина больше не возвращалась к нашему ночному разговору. Я уж было подумал, что она предпочла оставить всё как есть, но ошибся.
- Попроси маму завтра посидеть вечер с Юлей. - выдала она мне ценные указания. - Забери дочь из сада, отведи домой, а сам приезжай к Кате, я буду тебя ждать там. Только Юле не говори, куда поедешь, а то с тобой запросится.
- Ира, а эта поездка так необходима? Видишь ли, у меня как раз на завтрашний вечер встреча назначена.
- Ты сам говорил, что нам надо что-то решать в отношениях с Катей, вот и поговорим. Что для тебя важнее: семья или очередной заказчик?
"Оп-па! - думаю - Похоже, девчонки о чём-то договорились между собой. Интересно, о чём? Ну, коли так, то надо ехать, а дядя денёк потерпит, ничего с ним не случится".
- Хорошо, я договорюсь с мамой.
И вот он, завтрашний вечер. Чёрт меня дери, я с самого утра волновался как прыщавый юнец перед первым свиданием! Словно неприкаянный бродил по боксу, прикидывал возможные варианты предстоящего разговора, но этим только поднимал градус своего нетерпения. Блин, а ведь вот он, Катькин дом, рукой до него подать, каких-то три минуты прогулочным шагом! Что мне стоит прямо сейчас пойти и позвонить в дверь? Ничего. Но долгожданного разговора, увы, не получится. Ни Катя, ни Ира откровенничать перед Светкой с Дашкою не станут, это ясно. Здесь работы нет - час назад готовую машину забрали, а следующую пригонят только завтра. И что я, спрашивается, буду зря торчать в пустом гараже? Собрался и поехал в садик за Юлей.
Малышка была на седьмом небе от счастья, что я её забрал раньше времени, освободив от ежедневной пытки сонным часом. Прогуляв и пробесившись с ней до прихода с работы моей мамы, я сдал дочу с рук на руки бабушке и поехал к Катьке. Ехал и думал, как же я соскучился по этому огненно-волосому чудовищу, вспыльчивому, непостоянному, вздорному, но до одури любимому. От остановки троллейбуса к заветному подъезду шел скорым шагом, едва удерживаясь, чтобы не сорваться на бег. И вот я жму кнопку дверного звонка, предвкушая встречу с Катериной...
Против ожидания, дверь открыла Иришка. Моё нетерпение было столь велико, что я едва не поднялся на носки, чтобы заглянуть в глубину комнаты поверх её головы. Но сдержался. Не торопясь разделся, прошел в комнату и только тогда увидел Катьку, старательно делающую вид, что она целиком поглощена созерцанием модного журнала. Мы осторожно поздоровались, не в силах вот так сразу, сходу перечеркнуть обоюдный двухмесячный игнор. Хотя Катерина и изображала, что ей всё пофигу, я хорошо видел её волнение. Она краснела, бледнела, судорожно сцепляла пальцы и тут же разрывала их сплетение, то пряча руки за спину, словно не находя им места, то принимаясь вновь теребить журнал.
И разговор между нами тремя поначалу завязался такой же нервный и сумбурный, как поведение рыжика. Смущённая Катька предпочла отдать инициативу в разговоре нам, а Ирина никогда решительностью не отличалась. Я тоже воздерживался от расспросов, рассыпая шутки и весело балагуря. Через полчаса Катька оттаяла, успокоилась и даже начала аккуратно подтрунивать надо мной, каждый раз косясь на Ирину - как та реагирует и не перегибает ли Катя палку. Но Ирина признаков недовольства не выказывала. Как мне показалось, она была довольна ходом наших посиделок, но ещё больше радовалась отсутствию необходимости высказываться на тему отношений между нами тремя. Так мы и проболтали до темноты, словно в былые добрые времена. Как весной перед очередным совместным походом в кино.
Вспомнив об этих вылазках, я предложил возродить традицию, и в ближайшие выходные навестить кинотеатр. Приглашение было принято на ура, и на этой мажорной ноте мы расстались, так и не поговорив о главном. Впрочем, я был настолько рад примирению с Катериной, совершенно не расстроился по этому поводу. Я решил так: не форсировать события, пусть всё идёт своим чередом. Пусть девчонки сами привыкают одна к другой, а мне лезть в их отношения не следует. Ещё наломаю дров, как медведь в посудной лавке. Буде случиться между ними ссоре - конечно же помирю, но навязывать их друг дружке не стану. Как оказалось, это было самым мудрым моим решением за последние два года.
Как и собирались, мы сходили в кино, но не втроём, а вчетвером, уступив настойчивым требованиям Юли взять её с собой. На обратном пути забрали сына у тёщи, потом проводили домой Катю, и в сумерках вернулись домой, довольные приятно проведённым вечером.
- Ну, вот, а ты мириться не хотел! - попрекнула меня Ира, укладываясь на моём плече. - Вон, и Юля рада, и ты довольством светишься.
- А я чё? Я ничё, другие вон чё, и то ничё! А я чё, я ничё... - скороговоркой отшутился я, потёршись носом о носик Иришки. - И вообще я самый примерный муж на свете. Жена сказала: приходи и мирись, я сразу же пришел и помирился. Так что ты сама виновата, что примирения не случилось раньше. Могла бы и не ждать неделями, а сразу же отдать команду.
- Так это что, я во всём виновата, по-твоему?! - весело возмутилась Ира. - Ну, ты и нахал!
И как даст мне кулачком в живот! Правда, тут же стала извиняться, целоваться полезла, показывая, как она меня любит. К нашему обоюдному удовольствию, я отвечал ей тем же, но когда мои шаловливые руки подобрались к Иришкиной груди, то моим поползновеньям был поставлен твёрдый запрет:
- Э, нет, Серёжа, пока нельзя! Этими игрушками сейчас другой мужчина играет.
- Ир, а когда будет можно? Я уже истомился весь!
- Потерпи немного. И вообще, у тебя есть Катя, иначе зачем я тебя с ней мирила?! Кстати, когда ты её навестишь?
- Ой, Ириш, у меня сейчас забот выше крыши: где запчасти для машин клиентов доставать, как печку в боксе починить, чтобы зимой не мёрзнуть. Давай ты об этих мелочах, вроде встречи, сама подумаешь? А как решишь, так и будет. Я ведь у тебя покладистый.
- Хитрюга ты, а не покладистый! Наглая, беспардонная хитрюга! Ладно, отпущу я тебя на выходные, когда родители на даче будут, чтобы им не объяснять твою отлучку.
Но долгожданного, полного страсти свидания с Катей, увы, не случилось. А всему виной ворона Дашка, угостившая Ирину мороженным. Пачка пломбира в совокупности со сквозняком от приоткрытого окна, незаметно протягивающим примерочную, обернулись для Ирины жесточайшей фолликулярной ангиной. Придя с работы, моя хорошая стала жаловаться на боль при глотании, головную боль, а к ночи свалилась с температурой за тридцать восемь. Вызванный на дом участковый терапевт нагнал на нас с Ириной страху, категорически запретив больной любые контакты с малышом. По её рекомендации, грудное молоко следовало сцеживать, кипятить и только потом давать его ребенку. Хорошо я догадался потревожить нашего педиатра!
"Наплевать и забыть!" - велела она нам, крайне нелицеприятно отозвавшись о своей коллеге по цеху, абсолютно не разбирающейся в грудном вскармливании. "Что останется в том молоке после кипячения?! - негодовала она. - Ничего хорошего! Успокойтесь, папаша, единственное, что грозит вашему сыну, так это временный дисбактериоз. И то, в самом худшем случае. А такое нарушение работы кишечника, для ребенка на грудном вскармливании менее опасно, чем переход на искусственное питание. Такая проблема во многих случаях даже не требует специального лечения, ведь в грудном молоке содержатся факторы, способствующие росту нормальной микрофлоры и подавляющие патогенную. Так что переводить вам малыша на искусственное питание, как советует терапевт, совершенно нежелательно. Проследите только, чтобы мать кормила дитя в марлевой повязке. " Ободрённый советами педиатра, я поспешил домой, успокаивать Иришу. Ей и так несладко приходится, так ещё из-за глупостей некомпетентного специалиста переживать.
А Ирину болезнь скрутила не на шутку: головная боль, боль в пояснице, лихорадка, озноб, общая слабость терзали мою любимую с утра и до вечера, не давая ей покоя ни днём, ни ночью. Понятное дело, что мне пришлось повесить на бокс амбарный замок, целиком посвятив себя заботе о малыше и маме. На свекровь, то есть на мою мать, особых надежд не было - она охотно нянькалась с внуком только в присутствии своих подружек, создавая себе рекламу, а при отсутствии в доме посторонних всегда находила себе другие, более важные дела. По мере сил мне помогала Юля, но что может семилетний ребёнок кроме как "подай-принеси"? Впрочем, для меня и это было существенной подмогой. А помощь пришла, откуда её совсем не ждали.
- Что с Иркой? - вместо "здравствуй", выстрелила в меня Катька, едва я открыл дверь. - У вас всё нормально? - она попёрла на меня, как на баррикаду, только кожанки и маузера в руке не хватало.
- Привет, Кать, разувайся, проходи. - я отступил внутрь прихожей. - Заболела наша Ира, ангина.
- То есть, вы не поссорились? - чуть успокоившись, уточнила Катя. - А Федя как?
- Федя здоров, с ним всё хорошо.
Пошептавшись с Ириной за закрытыми дверями, Катька приняла у меня эстафету по уходу за сыном. Естественно, при самой активной помощи Юльчика. А мне велели ложиться спать, набираться сил перед ночными бдениями. Целую неделю Катя закрывала свой пошивочный цех в пять вечера и летела к нам: к Ире, к Фёдору, к Юле, и только в последнюю очередь ко мне.
Зато когда Ира выздоровела и дала мне добро на кратковременную отлучку, реакция Кати на мой приход была совершенно иная. И меня, и Катерину длительное воздержание наделило таким голодом, что часа непрерывной постельной акробатики нам показалось явно мало. От продолжения нас сдерживало лишь отсутствие физических сил, без остатка потраченных на взаимное доказательство любви.
- Кать, а ты с Ириной говорила о моём предложении? - спросил я, едва удерживаясь на грани дремоты.
- Ты про двух жён? Нет, не говорила. - не открывая смеженных век, ответила Катя.
- А почему? Или ты не хочешь?
Катерина сделала над собой усилие и открыла глаза.
- Хочу, конечно. Но... Ты же понимаешь, что любые мои слова имели бы только один единственный смысл "подруга, ты слишком хорошо устроилась, давай-ка, поделись со мной самым дорогим: детьми и мужем". Или я не права?
- Права, конечно, права! Но ведь Ира и так позволяет тебе встречаться со мной, с Юлей, с Федей нянчиться.
- Да, позволяет, и я ей за это очень благодарна. Она даёт мне возможность хоть отчасти реализовать свою мечту о детях. Пусть это ложь, самообман, эрзац чувств, заменитель, но раньше я не могла надеяться даже и на такое. Просто пойми ты, любимый мой Серёжка - одно дело, когда она сама позволяет мне прикоснуться к вашей семье, и совершенно другое, если я начну выпрашивать такую возможность.
А потом был август, и сборы Юльчика в первый класс, с покупкой учебников и школьной формы. Всё это, и даже решающий голос в спорах, присвоила себе Катя. Она мастерски подогнала купленный в магазине полуфабрикат, превратив мешковатое платьице в настоящую конфетку.
И было первое сентября, когда мы втроём стояли на школьном дворе, с умилением и гордостью наблюдая за дочерью, ничуть не потерявшейся среди остальных первоклашек.
И был день рождения Катерины, где праздничный стол ломился от обилия вкуснятины, приготовленной руками Иры. И было вручение подарка от нас, окончательный выбор которого сделала тоже Ирина - цепочка и удлинённые серьги из белого золота, так выгодно подчеркивающие лебединую шею Катерины. Правда, в самом начале Ирина склонялась подарить Катьке плётку.
- Зачем?! - удивился я, в первый раз услыхав такое предложение.
- Ну, должен же тебя кто-то воспитывать, а у меня самой рука не поднимается! - расхохоталась Иринка, крайне довольная, что сумела надо мной подшутить.
А затем был дождливый октябрь, и редкий день проходил без наших совместных посиделок или без похода в кино. Внимательно понаблюдав за девчонками, я заметил одну интересную вещь: если два года назад они глядели одна на другую исключительно через призму слова "или" - или я, или она - то теперь основным стал союз "и". Конечно, бесследно сакраментальное "или" не пропало, но на первый план оно редко когда выползало. Моё решение не встревать, не навязываться и не подталкивать оказалось самым верным - Иришка и Катя самостоятельно отыскали возможность для мирного сосуществования.
Если в каких-то сложных, нудных переговорах требовались въедливость и скрупулезность, то ведущей выступала Ирина, по складу характера как нельзя лучше подходящая для такого рода деятельности. А когда требовался штурм, кавалерийский наскок, стремительная атака, то тут все карты были в руках у Катьки, которая любые преграды сметала с неистовостью фурии. Кроме бюрократии. На этом поле в игру опять вступала Ира. Вот так, дополняя и помогая друг другу, девчонки сделали из едва дышащего кооператива небольшое предприятие, приносящее стабильный и, надо сказать, не такой уж маленький доход. И личные отношения у них сложилось примерно так же: генератором идей и движущей силой в паре была Катька, а модератором, при необходимости осаживающим порывистого рыжика, служила Ира. Споры? Конечно же, были! Но Иришка могла долго настаивать на своём, терпеливо приводя один довод за другим, а Катька, моментально вспыхнув, быстро растрачивала свой запал, рано или поздно соглашаясь с мнением подруги.
Что касается ревности, то тут не так всё просто. Конечно же, на первом плане стояло уважение, которое мои славные испытывали друг к другу. На Ирину сильно повлияло решение Катерины отказаться от меня ради детей, ради сохранения семьи соперницы. А Катя прекрасно понимала, что нужно иметь по-настоящему доброе сердце, чтобы понять и позволить ей хотя бы отчасти воплотить сокровенные мечты. Окажись на месте Ирины другая женщина, стала бы она считаться с желаниями Катьки? Вряд ли. А Ирина стала, чем поразила Катю до глубины души.
И ещё одно. Наверно, можно было бы сказать, что ко всему прочему, девчонки откровенно ревновать опасались. Уж не знаю, назвать ли эту черту постоянством или упёртостью, но однажды что-то вбив себе в голову, Ирина потом очень долго не могла изменить своих убеждений. Вот однажды приснилось ей, что я гуляка, что дня не могу прожить без походов на сторону, и всё, диагноз поставлен и надёжно зафиксирован в памяти! В роли моей любовницы Катерина Иру, скажем так, устраивала. Главным образом тем, что она не пыталась заполучить меня в своё "единоличное пользование". Поэтому-то и наши с Катькой ссоры Иришка принимала близко к сердцу - а ну как мы разбежимся? Ведь я, по мнению Ирины, тут же отыщу себе другую, а вдруг эта "другая" захочет увести меня от семьи? "Вдруг Сергей найдёт себе какую-нибудь стерву? - переживала Иришка. - Нет, Катя, и только Катя!"
А Катька так же не позволяла себе терзаться ревностью. Ведь любое высказывание на эту тему неминуемо привёло бы к ссоре с Ириной, а это положило бы конец встречам Катерины с детьми. Казалось бы, что в этом смертельного? Но для Катьки подобная угроза казалась страшнее атомной войны. В конце концов, стремясь избавиться от сердечных мук, Катерина вывернулась, найдя для себя оригинальную лазейку: она просто включила Ирину в разряд... Ну, сказать "детей" было бы слишком - она отнесла её к категории тех, о ком надлежит заботиться. И всё, причины для её ревности исчезли! Вот такой финт ушами, или выверты женской психологии.
К исходу месяца Ирина сочла, что она уже достаточно оправилась после родов, и в состоянии не краснея выдержать церемонию в ЗАГСе. Я был на седьмом небе, и радостно потирал руки в предвкушении окончательной разлуки со всеми сомнениями, терзавшими меня последние полтора года. Нет, умом-то я понимал, что наша свадьба в любом случае не более чем формальность, но почему-то в душе считал, что после бракосочетания ни Ирина, ни дети никуда от меня уже не денутся. Баста, карапузики, отныне - моё, и точка!
- Завидую я тебе, Ирка. - как-то вечером разоткровенничалась Катерина. - У тебя скоро свадьба будет, настоящая!
- Да что она изменит, эта свадьба? Просто церемония, дань традициям, а мы как жили, так и будем жить. - фыркнув, Иришка даже не повернула головы от каталога платьев для невесты.
- Нет, Ирка, ты не понимаешь, это же так романтично: вот вы стоите у всех на виду, обмениваетесь кольцами, говорите друг другу "да", играет свадебный марш Мендельсона. Красиво!
- А что, Кать, ты бы хотела обменяться со мной кольцами в ЗАГСе? Можно устроить. - подал голос я.
- А Ирка как же? - Катерина так удивилась, что разом забыла про свою мечтательность.
- А куда нам без неё? Придётся нам всем троим стоять перед алтарём!
- Да ну тебя, Серёжка, скажешь тоже. Ни один ЗАГС на такое не пойдёт. - И что с того? Разве нам обязательно афишировать происходящее? Для нас ведь главное тот смысл, что мы вкладываем в церемонию, а не то, что подумают окружающие. Верно?
- Так, давай-ка, Серёжка, колись, что ты там задумал? - предвкушающее заёрзала Катя.
И я рассказал. У Ирины глаза стали по олимпийскому рублю, а довольная Катька аж зажмурилась от удовольствия. Ещё бы, ведь предлагаемая мной афёра по дерзости и шуму возможного скандала обещала превзойти устроенное нами прошлогоднее дефиле в горкоме комсомола! А Катерина всегда была склонна шокировать окружающих.
Чёрт меня подери, и зачем я рассказал девчонкам о своей задумке - ума не приложу! На долгих две недели я был исключен из ежевечерних посиделок, проводя всё свободное время с детьми. А попробовал напроситься в их компанию, так получил отказ, мол, жениху низзя видеть свадебные платья до дня регистрации. Единственным исключением стали дни, когда я примерял свой костюм. Нет, блин, и тут дискриминация! Значит, невестам мой наряд видеть можно, а мне их нельзя. Да очень мне нужны эти платья, вместо них я бы с удовольствием посмотрел на невест. Ну, а платья они, так и быть, могут снять, если не хотят, чтобы я видел эти тряпочки.
Я представил себе картину: Ира и Катя. Одновременно. Без платьев...
Сглотнул слюну и принялся укачивать Фёдора.
В нашу затею мы посвятили трёх человек: Светку, Дашку и Гогу, призванного играть роль свидетеля. Дашку, как единственную из девчонок, которая знала, где находится спуск у фотоаппарата, а Светка пошла прицепом, ибо Дарья от подружки ничего утаить не могла. Ах, да, ещё была Анька, сестра Катерины. Ну, она-то всех тонкостей не знала, и была приглашена со своим авто в роли водителя. Плюс, Катя хотела, чтобы на её свадьбе присутствовал кто-то из родни, пусть даже не догадывающийся о подоплёке происходящего. Зато был, присутствовал. Таким образом формальности соблюдены, не подкопаешься.
На предварительной встрече с работниками ЗАГСа мы выпросили самое неудобное время, мотивируя тем, что свадьба для нас не более чем формальность, и устраивать грандиозное празднество в наши планы не входит. И не надо нам ни музыкантов, ни кинооператора, ни фотографа - чем скромнее и незаметнее, тем лучше. Администраторша, явно надеявшаяся погреть руки на дополнительных услугах, недовольно скривилась и назначила нам время шестнадцать тридцать в пятницу, под самый конец рабочего дня. Ещё и глянула на нас с Иришкой с превосходством, мол, что, не нравится? Ха, да нам только того и надо! Чтобы народу поменьше, да зевак со стороны других свадеб не было.
И вот она, заветная пятница. Под звуки знакомого всем марша, мы вчетвером - Гога, Ирина, Катя и я - входим в зал. У стола с документами и блюдечком с золотыми колечками стоит давешняя администраторша. Увидала нас, так чуть не поперхнулась. Итак, картина маслом:
Впереди идёт свидетель с видом, словно он тут оказался совершенно случайно, и к происходящему никакого отношения не имеет.
Позади него шествую я в чёрном фраке и белой жилетке. Только сигары в зубах да цилиндра на голове не хватает для полноты образа мистера Твистера.
С двух сторон за мои локти держатся две дамы в платьях фасона тридцатых годов, и не понять, кто из них невеста: толи брюнетка в белом с голубизной, толи рыжая в белом с персиковым оттенком. Единственная между ними разница в едва скрывающей глаза крохотной вуалетке у тёмненькой.
Вот по этой-то вуали работница ЗАГСа и догадалась, кто тут невеста, а кто свидетельница. Но прежде чем она успела произнести хоть слово, из-за наших спин выскользнула Дарья, вооруженная специально приобретённым импортным фотоаппаратом. Главным достоинством камеры была функция производства пяти снимков подряд с полусекундным интервалом при единожды нажатой кнопке. Дашка встала рядом с администратором и с деловым видом кивнула, мол, всё готово, можете начинать.
Слегка ошалевшая от подобной нахрапистости администратор, тем не менее, не стушевалась. Она набрала в грудь воздуха и хорошо поставленным голосом начала свой привычный монолог. Давно заученные фразы так и отскакивали от зубов, а церемония катилась как по рельсам, пока дело не дошло до традиционных вопросов.
- Согласны ли вы, Ирина ... взять в мужья Сергея ... ? (Администратор)
- Да! (Иришка)
- Катя? (шепчет Дашка, делая вид, что хочет обратить на себя внимание свидетельницы)
- Да! (в полголоса отвечает Катерина. Поворачивается ко мне и подмигивает)
Администратор пронзает всех гневным взором, но пока не возмущается.
- Согласны ли вы, Сергей ... , взять в жены Ирину ... ? (Администратор)
- Да! (это я)
- Катю? (Дашка)
- Да! (опять я)
Администратор чувствует какой-то подвох, но не может сообразить какой. Повертев головой и видя наши искренние (само послушание) лица, продолжает ритуал, предлагая нам с Ириной обменяться кольцами. Катерина, отцепившись от моей руки, идёт к столу, берёт блюдечко и несёт его к нам. Проинструктированный Гога делает шаг вперёд, героически закрывая своей широкой спиной работнице ЗАГСа весь обзор. Пока вставшие тесным кружком Ирина и Катя берут по кольцу с блюдечка, моя рука молниеносно ныряет в карман и достаёт оттуда ещё два колечка. Маленьких. Как раз на женский пальчик. Первой меня окольцевала Ириша, за ней тут же Катя, после чего я одел им по обручальному кольцу. И всё это под непрекращающийся треск Дашкиного фотоаппарата. Три секунды на всё про всё. Ну, так, даром что ли дома тренировались!
Краем глаза заметив отходящую Дарью, Гога тоже делает шаг в сторону, как бы предлагая администраторше закончить церемонию. Та, всё больше уверяясь, что дело тут нечисто, произносит:
- Объявляю вас мужем и женой.
- Жёнами! (громогласным шепотом из-за наших спин поправляет её Дашка)
Немая сцена и отвисшая челюсть администраторши...
А потом было застолье, где под нестройный хор пьяненьких гостей, голосящих "горько", я целовался с Ириной и тайком под столом поглаживал ладошку Катюши. Исключительно для приличия посидев пару часов с роднёй и не дав умыкнуть туфель невесты, вся молодёжь собралась и поехала догуливать на квартиру к Катерине.
Вот там и состоялась наша настоящая свадьба. С двумя невестами.
И брачная ночь тоже была. Но про неё я вам не стану рассказывать. И не просите.
Свидетельство о публикации №213102601384