Рецензии на Прибытие Поезда. 1часть. До лечебницы

Рицензия на «Прибытие Поезда»
товарища Колдырева М. Х. слесаря 5-го разряда
станкостроительного завода им. XXIV съезда КПСС,
 а некак щас называется какойто «Ху… нет Хайвейгрупп хрен выговориш инкорпорейтед» фу-у еле написал мать вашу.
(орфография текста сохранена)

Вазмущению моему нет пределов. Как атветственый человек я выхадил с проходной нашего завода ровно в 17.00 причем совершено трезвым. И тут подходят ко мне две небритые морды. Говорят от Александра Сергеича дружка моего. Он нас прислал и предлагают какие-то бумажки прочитать. Причем по мне же видно чтоя челавек солидный и за простотак ничего даром делать не буду. Не на того напали не те времена. Так они что удумали хитрованы, предложили мне 200 рублей и после ежели я расскажу свое мнение в писменом виде то еще 300. И телефончик свой оставили. А это уже я подумал девствительно стоящее предложение. Хотя читать глаза портить  а работать как? Ну ладно, искуство требует жертв. Пришел домой завернув в магазин по дороге кильки там взял, хлеба, колбасы, икры кабачковой ну и для вдохновенья полбанки. Пришел так културненько все покрошил (огурцы у меня еще были), и грам двести накатив принялся за рукопись.
Нет таварищи дарагие мои это что-то несовообразимое! Я челавек граматный и книги очень уважаю. В прошлом годе читал както про Свирепого как он бандюков мочил. Вот это книжка – атарваться не мог даже про водку забыл на несколько часов. А тут? Черте знает что черте  про что. Через несколько страниц водка кончилась а закуска осталась. Не – думаю продишевил. Такая мозговая работа дороже стоит. Недаром писатели все накрутых тачках ездиють и в рестаранах обедають. А мы пролетарии чем хуже? С жалезом работаем не со словами. Хотя есть слова крепче жалеза. Вобчем энтими словами я и позванил энтим необритым. И патребовал еще субсидии так как читать и абсуждать мы их паганые писульки вместе собираемся с Александром Сергеичем  моим саседом у которого тоже голова после вчерашнего не настроена на дружыственные ноты. Так они видители гаворят что угавор дороже денег! Не знаю не знаю. На уговор водки не купишь. А 300 рубликов которых они обещали на дороге не валяются. Вот мы с Александром Сергеевичем когда придёт и решили побыстрому сварганить данную рицензию а то в горле пересохло.
Короче рассказ говно! Буквы расплываются не поймешь обчем написано и еще Гоголя приплели. Уважаемый челавек про Тараса Бульбу кино сделал ох кровищи то  там рекой! А тут… Такчто гоните падлы наши три сотенки побыстраму а то мы про вас саабщим кому нада что выуважаемово челавека парочите. Так то.
С увожением слесарь Колдырев и Александр Сергеевич тоже.

P.S. Саня пришёл. Ещё по три сотни гоните. Сверху.





Рецензия на «Прибытие Поезда»
старшего бухгалтера «Хайуейгрупп инкорпорейтед»,
Араповой Е.П.


Меня зовут Елена Петровна. A «Ленкой-головой-об-стенку» зовет меня спьяну моя сволочь, утомивший меня собой до последней степени, муж мой любимый, Александр Сергеевич, который опять вчера нажрался с алкоголиком Колдыревым и притащил от него какой-то «манускрипт», как он выразился. И, якобы, если отзыв на него написать, то отвалят за это огромные деньжищи. Сказал, начал раздеваться и рухнул на пол в пиджаке, трусах и носке, чуть головой об угол шкафа не тюкнулся. А там, в шкафу…
Ну, хорошо. Подумала я, брешет, как всегда. Кто может этой долбо-запойной интеллигенции хоть какие-то деньги предложить? Тем не менее, я решилась попробовать, исключительно из любви к хорошей литературе, а особенно, к романам о неземном женском счастии, где такая любовь, такие мужчины, с такими… мощными торсами, что забываешь обо всем. Об этой грязной и унылой, как наш сортир, жизни, в КОТОРОЙ одно событие страшнее другого, КОТОРАЯ насквозь провоняла перегаром и кислой капустой, КОТОРАЯ заставляет тебя вставать с больной головой в такую рань на обрыдлую работу, от КОТОРОЙ тошнит и хочется рыдать, КОТОРАЯ являет на свет детей: маленьких – вечно орущих и гадящих, подросших – злобных недоумков. Ох!..
В общем, рукопись мне ужасно понравилась. Правда, успела прочитать только концовку. Я обычно всегда начинаю читать книги с конца, ведь самое интересное всегда в конце. Например, интересно, возьмется ли, наконец, за ум наш сынуля, хулиган и двоечник? Или, когда, в конце концов, лопнет печень у моего ненаглядного тунеядца Александра Сергеевича? Люблю его, но достал он. Ох, давно достал! Иной раз  нахрюкается, образина, и учить начинает сына ремнем уму-разуму. Мол, я из тебя сделаю настоящего человека. При этом я хватаюсь за сердце,  почему-то вспоминая безногого Маресьева.
Когда же этот подонок, пьянь моя ненаглядная, очнется и от шкафа переберется на диван?
Да, книга хорошая, буквы крупные, и я бы обязательно ее прочла, если бы Василий опять не нагадил в шкафу. У этой рыжей кошатины какая-то особая ненависть к приличным людям. Всё время старается им досадить. Дьявол, кот прыгнул на голову Александра Сергеевича!.. Ну, сейчас начнется… Бедный,  Семён Соломонович…
– Сеня, вылазь. Скорее! Да убирайся же! Алкаш не проснулся!  Осторожно, не наступи!
Ох, бедный,  Семён Соломонович…





Рецензия на «Прибытие Поезда»
декана технологического факультета института
Пищевой промышленности им. Анастаса Микояна,
Бархатного С.С.


– Ох, Василий, экий котище, наглый донельзя. Никого не боится, что хочет, то и делает, анархист ушастый. Но до чего ж они смрадны, отходы твоей жизнедеятельности!
И этот, Александр Сергеевич, так неприятно и тревожно храпит неподалёку. И хорошо, что Васька удачно выпрыгнул из шкафа на голову Сергеича, не разбудив того, а то бы пришлось мне в шкафу ночевать. И это с моими-то остеохондрозом и астмой.
Да, Елена Петровна, конечно, весьма милая дама, ничего не скажешь, но отечественная наука в моем лице пока не готова к подобным жертвам. Да и ради чего, собственно? Мы только пили чай, вели интеллигентную беседу о пользе пищевых добавок, распространителем коих с некоторых пор являюсь я, и тут, вот вам неожиданность, Александр Сергеевич, собственной персоной (долгих лет его печени) ломится в дверь. Мы – то думали, что он у Колдырева заночевал, как обычно, и мирно общались, затрагивая э-э… высокие и судьбоносные м-м… аспекты. Счастье, что ключи забыл, а то бы, как в прошлый раз, ворвался вдруг, нарушив наше культурное времяпровождение с Еленой Петровной, и с криком, исторгая в окружающую среду непередаваемое амбре: «Вам нужны великие потрясения, а нам – великая Россия!» – нокаутировал меня  на недельный больничный. Одно утешает, что мой ветхозаветный нос, таки, пострадал не просто за какую-то дрянь, а за великую Россию.
Итак, я выбираюсь из шкафа с намерением поскорее оказаться в своей квартире обетованной, и направляюсь на цыпочках в коридор к двери входной, стараясь ничего не задеть и не скрипеть половицами. И уж было совсем подошёл и к ручке потянулся, но тут дверь сама открывается, а на пороге их  оболтус. Из школы заявился. Стоит, ноги вытирает о коврик и глядит на меня хитро-недоуменно. Ну, думаю, конец тебе, Семён Соломонович, этот засранец обязательно стуканет своему антисемиту папаше о моем визите. И еще присочинит каких-нибудь подлостей. 
  «Вот, – говорю, – Елена Петровна. Книжицей новенькой хотел бы у Вас разжиться. А то свою библиотеку надоело уже по третьему разу перечитывать. Не выручите ли?». А сам, искоса, поглядываю на сыночка.
«А как же, Семён Соломонович. Могу вам предложить, кстати, свежую рукопись, еще даже не изданную, но вероятно любопытную. Только с условием, написать небольшую рецензию, как это вы у себя на кафедрах умеете». – А сама тоже, нервно так зыркает на своего ухмыляющегося отпрыска. Ну, я поблагодарил  и скоренько ретировался, не обращая внимания, на подозрительно принюхивающегося сыночка.
В коридоре я несколькими листками той рукописи отер с туфель кошачьи фекалии, в чем приношу авторам глубочайшие извинения. Дома, натянув ласковую пижаму и нырнув в теплую постель, я раскрыл сей опус. Но ненадолго. Сильный стресс не дал мне сосредоточиться, я выключил свет и мгновенно уснул.


P.S. Рукопись оказалась чрезвычайно полезной, и пришлась весьма кстати.





Рецензия на «Прибытие Поезда»
ученика 9-го класса общеобразовательной
 школы № 44, Арапова П.А.


Они думают, что я идиот. Бедные, убогие, униженные судьбой, но тою же судьбой данные мне люди. Хотя, конечно, нехорошо так гово-рить о своих родителях. Но какие они родители? Только биологиче-ски…  Папаня, эта пьянь, Александр Сергеевич. Требует, чтобы его все так называли. А кто он есть – урод, а маманя – забитая дура. И никогда, никто из них не спросит, что же мне интересно, кем я хочу стать и кто у меня друзья. Вот и я им плачу тем же, корчу из себя дебила, недоумка.
А на самом деле, мне нравится медицина.  Случайно как-то попалась в руки книжка о вивисекции. Я ее просто проглотил и обалдел. С тех пор я  полюбил животных. Вернее, препарировать их. Начинал с лягушек и мышей, а вчера поймал соседского кота, вначале оглушил по голове его, конечно, чтобы он не дергался и не орал. Не люблю когда орут. Маманя с папаней каждый вечер выясняют свои отсутствующие отношения на жутко повышенных тонах. Я закрываюсь в своей комнате, надеваю наушники и, под звуки Iron Maiden, наслаждаюсь чтением биологии.
Оперирую, а сам представляю: вот, я Главный Хирург Русской Ар-мии. И я, врач, спасаю жизнь Герою Родины. Да, конечно, сложно ему придётся без ноги, но он же ведь герой, он всё сможет, он всё преодолеет и будет, будет жить по-геройски!. .
Короче, отпилил коту лапу, затем, как мог аккуратно, зашил культю и начал вспарывать брюхо острым скальпелем. Чего там только не было! Багровые влажные внутренности мелко дрожали и беззащитно пульсировали. Поковырялся в них, определил где сердце, селезенка, пе-чень и  также зашил суровыми нитками. Кот, вдруг, начал оживать, по-мяукивая еле слышно. Пришлось опять придушить его для самого ин-тересного: трепанации черепа. С этим пришлось помучаться - ножовка туповатая была, да и  результат был так себе. Я увидел живой мозг и меня он не впечатлил. Красно-серый бесформенный сгусток, однооб-разный и неинтересный. Кишки гораздо привлекательнее выглядят. За-клеил я черепушку коту клеем, который нюхали мы вчера с чуваками и ловили безумные, как нажравшийся Колдырев, глюки. Перебинтовал его всего и оставил в подвале пока. Завтра посмотрю, вдруг очухается. Наверное, мне все-таки суждено стать хирургом.
В конце этой писанины, которую вернул сегодня утром матери еврей Соломоныч, измазанный в говне русского кошака Василия, – и поделом, не будет шляться по русским бабам, – так вот, в конце имеются какие-то приписки, то ли, отзывы, то ли отчеты, я толком не успел прочитать, но ради прикола щёлкнул на телефон несколько страниц, взял в школу, чтобы вместе с дружбанами поржать на досуге. А там про то, как на кол сажали. Ох, Семён Соломоныч, ну и уморил ты нас, мы всю перемену гоготали до уссачки. И Колдырев этот… нет не могу писать дальше, разбирает смех. Черт, подходит наша…






Рецензия на «Прибытие Поезда»
топ-менеджера  корпорации «КЛОНДАЙК»,
Пугачёва  П.П.


“Вот лежу я, простой российский топ-манагер, в обычной девятнадцативеко;вой койке а-ля Луи какого-то, с обычной моделью, выписанной откуда-то из Бенилюкса,  и никак не могу заснуть. Все думаю, думаю… за что же нам, живущим в таком прекрасном, нами же созданном на этой сраной земле раю, всё никак не дают покоя тени прошлого?
Одна из них, в виде престарелого козла, дядьки моего, Александра Сергеевича, как он любит, чтобы его называли, припёрлась, не далее, как вчера, прямо в мой главный офис, сильно эпатировав своим непрезентабельным обликом двух президентов союзных банков и одного замминистра, которые, опрометчиво оставив бокалы с двухтысячедолларовым коньяком на столе, спешно ретировались. Дежурная смена секьюрити,  естественно, от работы была отстранена.
Да, я приказывал  своих родственников беспрепятственно пропускать ко мне, но не в таком же виде, в самом деле. Неопрятном, пьяном, лысом и без вставной челюсти. А ведь челюсти металлокерамические вставлены этой образине за мой счет, в память о моем деревенском, безоблачном детстве, когда мы с этим А.С., приезжавшим к моей мамке, Ольге Сергеевне, сестре его, из города на белой «Волге», и, занимавшем в то время неслабый пост главреда какой-то толстой бумажной хрени, ходили на рыбалки, грибалки, коров кормить, коней доить, другое всякое... В общем, прикольно, есть о чем упомянуть на всяких раутах и фуршетах. Он меня и в институт московский устроил, надо отдать ему должное. Ну, так я отдал! И отдаю. Каждую встречу – по пятихатке. Но он же достал. Я ему что, Красный Крест или Зеленый Полумесяц?
Так этот спившийся, бывший работник пера в помятом, нечистом, смрадном пиджаке «от кутюр подворотен», усаживается за мой стол для VIP-персон, допивает оставшийся от предыдущих гостей коньяк – все три бокала – и начинает нести какую-то ахинею. Якобы ему необходимо узнать мое мнение о некой рукописи и мне, «дорогому племяннику», предстоит написать рецензию на нее.
Я, признаться, сперва немного ошалел от такого суперпредложения, разозлился. – Бросай бухать! В психушке сдохнешь!
Но потом взял себя в руки и решил дослушать сивушный бред до конца. Вначале, когда речь шла о Гоголе, а эта фамилия мне знакома, я отрешенно сидел с непроницаемым выражением лица, покачиваясь в кресле из крокодиловой шкуры и попыхивая кубинским табаком. Но как только разговор зашел о прибытии какого-то поезда, воздух Острова Свободы колом встал мне поперек горла, я поперхнулся, схватил бутылку, которой недавно потчевал предыдущих випов, решил  промочить  горло и вытеснить оттуда воздух Фиделя. А этот ухитрился, бутылку выхватил и остатки коньяка мигом опрокинул себе в глотку. И остался от моих двух тысяч гринов только слабый, благородный запах, не стоящий, увы, ни цента.
Дело в том, что поезда и даже упоминание о них, вызывают у меня дикую и неконтролируемую идиосинкразию. До семнадцати лет я жил в селе, рядом с железной дорогой, и вой проносящегося мимо состава, стук колес по рельсовым стыкам и моим мозгам, пронзительный гудок в три часа ночи, вбили в мое подсознание вселенскую ненависть к этому популярному виду транспорта. Использовал я его для своего перемещения единственный раз в жизни – когда убирался из осточертевшего мне села в город учиться.  С тех пор – только автомобили, самолеты и яхты. 
И вот, этот старый, выживший из ума мастурдонт, осмелился напомнить мне о моем комплексе, о моей слабости! Кому? МНЕ! У кого туалетная бумага стирает не только вторичный продукт, но и вчерашние грехи. Тому, чей простой росчерк пера стоит немало нулей перед единицей. И никакие гоголи-моголи не могут и не смогли никогда, в их жалких жизнях, заработать столько, сколько могу я одной только подписью, поставленной на последней странице грамотно составленного контракта. Никакие! И кто в этой жизни имеет большее значение: писателишки, которых прочитаешь - интересно, не прочитаешь – ещё лучше, не потратил зря время, или я, от которого зависят судьбы, не побоюсь сказать, человеческих масс? На кого надо молиться,  кому петь осанны и  воскуривать фимиам? Ответ очевиден, не правда ли?
Мы – всесильны и всемогущи, Нам ровня только Смерть. Она есть – Нас нет. Но пока мы есть – Её нет. НАСТОЯЩИЕ ПАРОВОЗЫ – ЭТО МЫ. Мы тянем за собой весь мир по рельсам и шпалам, проложенными самой Судьбой и ничто, никто и никогда не сможет остановить Нас, поскольку Мы есмь Всё – Абсолют мыслимых и немыслимых возможностей и неиссякаемый источник аналогичных потребностей. Мы и только Мы диктуем людскому стаду, ЧТО ему крайне необходимо и ЧТО оно обязано потребить в этой жизни.
 И, опять-таки, МЫ заставляем стадо работать на нас, чтобы покупали то, что велим им Мы. Стадо не имеет мозгов, им управляют жалкие низменные инстинкты. Смешной сброд!
Но откуда они берутся эти писателишки? Черти, мутанты, мутанты человеческого рода, пытающиеся убедить баранов в обратном. Они доказывают быдлячьему стаду, что в каждом теплится искра Божья. Ничего там такого не теплится. Если есть в них тепло, то не от Духа Святого, а от перманентного процесса гниения и распада, ибо они - навоз, из которого торжественно вырастаем Мы, те, ради кого и создан этот жутко комичный, но иногда сладко-приятный Космос. Аминь. 
«И что значит после этого твоя дурацкая рецензия?» – мысленно обратился я к лежащему под столом в зале, мертвецки пьяному дядьке моему, Александру Сергеевичу.





 
Рецензия на "Прибытие Поезда"
главврача Реабилитационного Центра ГУ КПБ
 Сексембаева А.К.


Не надо бояться психиатров! Не надо! Чего нас бояться? Мы не кусаемся. Уколоть, это мы можем, завсегда, пожалуйста, с превеликим удовольствием. Но чтобы укусить? Скорее, наоборот, мы сами частенько страдаем от укусов и иных агрессий наших пациентов, которых, впрочем, очень даже любим, жалеем, лелеем и лечим денно и нощно, отмывая кафель и отстирывая постельное бельё и смирительные рубашки.
Мы всегда, пусть даже заочно, всегда всем вам рады. Всем и каждому в отдельности. И предлагаем в любое удобное для вас время посетить нашу замечательную клинику, познакомиться с настоящими профессионалами своего дела и с передовыми методами современной психиатрии. Может быть, вам даже понравится у нас. Пока, добровольно, предлагаем. Не настаиваем, просто предлагаем. Перефразирую широко известное в милицейских кругах выражение: "Если вы еще не у нас, то это не ваша заслуга, а наша недоработка".
Ладно, это все шутки. Шутки.  Шутки. Перейдем к делу.
Вчера, только я собирался вечером отчалить домой на своем любимом внедорожнике "Pajero" (он достался мне в полцены от одного благодарного клиента), как раздался звонок на сотовый. Пугачев, один из руководителей компании поставщиков медикаментов в наше заведение, самолично решил переговорить со мной. Это редко бывает, уж больно высокого данная птичка полета. Мы с ним несколько раз сталкивались на приемах, благотворительных мероприятиях, ещё где-то, но снизойти лично (не через секретаря) руководителю компании, имеющей миллиардные обороты, до беседы по мобильнику с одним из многих клиентов, хоть и солидной клиники, надо найти серьезную причину. Утверждаю, как психиатр со стажем.
Он, без банальных предисловий (как жизнь, как дела?), попросил (попросил!) принять своего непутевого родственника на время, какое потребуется, подлечить от запоя – прокапать, поколоть – ну, как надо, для реабилитации. За это – пятнадцатипроцентная скидка на следующую партию лекарств. Я замялся, обдумывая ситуацию, а он сразу: "Двадцать процентов и доставка за мой счет, а так же спонсорскую помощь в конце квартала переведем на ваш счет". "Привозите" – немедленно выпалил я. "Так они, менты, уже здесь, у шлагбаума, ждут ваше добро на въезд". "Ноу проблем", – я дал отбой и тут же сообщил охранникам по рации: – “Впустить, ментов", и только вслед подумал: "Какие менты? Это, что криминал? С чем я связался? "
К счастью, все обошлось. Сотрудниками 5-го Октябрьского РОВД, был доставлен гражданин лет 60-65, с явными признаками хронической алкогольной интоксикации. С их слов, находясь в закусочной, этот гос-подин, величавший себя Александром Сергеевичем, приставал к окружающим его собутыльникам, нервно размахивая перед ними, а затем и перед постовыми патрульной службы, пачкой каких-то бумаг, взволнованно утверждая, будто бы некие литературные агенты заказали ему написать отзыв на содержание данного текста. И, через них, некий Николай Васильевич, якобы, сообщил, что дело это есть дело его жизни.
Органы немедленно зафиксировали демонстративное нарушение общественного порядка, выражавшееся, по свидетельству старшего сержанта патруля Небабы, "в публичной декларации  виршей какого-то, вроде бы известного поэта", и оскорблении находящихся при исполнении работников правоохранительных органов, издевательским вопросом – "а не выпить ли нам, господа лапотники, на брудершафт?"
Милиционеры от такого заманчивого предложения отказались и, очень вежливо, попросили предъявить документы, которых, как впрочем, и денег, у гражданина не оказалось. Сотрудники милиции, приняв, по их мнению, единственно правильное в данной ситуации решение, задержали нарушителя для установления его личности, предварительно разъяснив, как можно доходчивее, что лапотники – это царские крестьяне, а они люди служивые и, притом, вполне современные.
Однако, у Арапова, задержанного звали так, в родственниках оказался сам Пугачев, который позвонил в милицию и решил вопрос о до-ставке пациента к нам в клинику.
И вот, он, родственник, здесь. После необходимой, в данном случае, внутривенной дозы галоперидола, я провел с ним получасовую беседу, и, на основании собранных данных анамнеза, пришел к выводу, что больной давно страдает маниакально-депрессивным психозом на почве длительной алкогольной интоксикации. Также наблюдались признаки конфабуляции на фоне латентного парафренного синдрома. Пациент был убежден, будто является действующим редактором журнала "Ваш Современник", и ему нужно срочно сделать рецензионный материал на какую-то рукопись, а то "денежки утекут Колдыреву, а я, как золотая рыбка, так и останусь в разбитом корыте". Затем он зарыдал, стал угрожать, что доберется, наконец, до проклятого Горбачева Бориса Николаевича и "замочит в унитазе сукину мать". Он даже хотел изобразить, как выглядит эта "мать", но в смирительной рубашке у него не совсем получилось. Тогда он спокойно загробным голосом произнес: – "грядет, скоро, скоро уже, грядет." Что грядет я так и не успел выяснить, поскольку подействовал галоперидол и Александр Сергеич уснул.
А рукопись-то я пролистал. Да-с, пролистал, пролистал. Занима-тельная вещица, должен вам сказать. Настоящая икебана психопатоло-гий. Взять хотя бы главного героя, – явные признаки галлюцинаторно-параноидального синдрома, вкупе с онейродной кататонией (псевдо-галлюцинации в сочетании с явлением сенестопатического или, даже, кинестетического автоматизма).
Эффект дежавю у пристава, видимо, на почве вялотекущей шизо-френии, шизофрении. Манифестация персекуторного бреда у психасте-ника Ивана Сергеевича. Отчетливо выраженная логорея или гипомания у Лермонтова. И прочее. И прочее. И прочее. Не говоря уж о безумных фантазиях самих авторов данного повествования, где четко прослеживается синдром сверхценных идей, с хорошей перспективой развития паранойяльного или интерпретативного бреда.
Что касается авторов "откровений", в начале и конце рукописи, то они также нуждаются, кто более, а кто менее, в психиатрической по-мощи...
Черт, стал замечать у себя признаки эхолалии.  Что бы его такого попробовать из новейших препаратов?


P.S.  Прочитал несколько приложенных листков – рецензий. С Колдыревым все очевидно – алкоголик и дебил. А делинквентное поведение Пети говорит о гебоидном расстройстве, результатом которого и явилась его ктитомания, и, если не принять срочные меры, то последствия могут быть весьма и весьма печальными…
Звонит селектор. – Кто? Опять полковник?! Рецензий ему не хватает? Понял, всё. – Выключил, подумал. – А что я могу поделать? Иду, несу свою личную рецензию.





Рецензия на «Прибытие Поезда»
сержанта полиции отдельной роты ППСМ ОВД
 Октябрьского района, Небабы Г.С.


        А зачем мени про це писать? Ну, можэ, у русской мове потренуватысь, а то протоколы, протоколы, только поспевай  их составлять, а капитан мени сколько уже раз казал: – “Что ты тут понаписал? Русский учи, а то снег пойдёшь грести.” Пугает. А я иноди на российской мове кое-чего не можу произнести. Ну не можу и всё. Немае силы так говорить. А вин стращае, ой, а я й злякался.   
А що, в натуре, я росиян уважаю. Особливо тех хлопцев, кто со мной в наряде патрулюет. Завсегда помогут и отмажут, и за пивом по душам погуторят. Я ж прибув сюди с Полтавщины, десять рокив  тому на сэстрину свадьбу приихал и там…  закохався, мицно – ух! – залюбился, женился, детенка зробил. Тесть выправил гражданство и устроил в милицию..
Мени моя служба дуже нравится. Две ночи через две в наряд на свежем воздухе. Опять же, казенная форма, табельный «Макаров», гумова палыця, наручники, рация. Все, что нужно настоящему мужику. Работаем с людьми тесно, да и робота сама, що называется, «не бий лежачого». Правда, иноди достается по полной программе как лежачему, так и сидячему, а также стоячему, ходячему и тому, кто бигцем. Це я жартую, ну, типа, шучу. Комроты, спочатку, тэж подло подшутил над моим призвищем.
«Повтори», спрашивает, «как фамилие твое?» «Небаба», – отвечаю. «Ну, Небаба – это неплохо, уже кое-что, хотя, конечно, еще не мужик». И уся эта кодла так заржала, что я покраснел, кулаки сжал, а они у мене немалые и комроты, увидев это, руку поднял, смих прекратил и говорит: – «А проверим-ка, братцы, мы его в настоящем деле, что за поляну он нам накроет, ведь какова поляна, таков и зверь». Я сообразил мигом, магазин рядом. Взял всё и, вдогонку, слегка другое, для души, як ей приглянулось. Пришёл и выгрузил пакеты в отделении. Там же, за дружбу наших народов весело и завзято всё  зныщылы, попили и поели. С тех пор, мы с хлопцами из нашей роты не розлий вода, да и кто замахнётся или вякнет на бугая ростом под 2 метра и весом в 120 килограмм? Хто? 
Вот сегодни у мене выкралась свободная хвылынка, я взял папирци, какими розмахивал задержанный Арапов А.С., и от нечего делать, дай, миркую, загляну. Заглянул – у-у! – дивуюся, отчего у этих перепивших кацапов чердак  йидэ? Из-за какой-то литературы-макулатуры на ментов нарываться? Ведь одним штрафом не отделается, могут еще и в дурку запхнуть.  А пока привезли его к нам. Листаю папирки и натыкаюсь на Гоголя, ё-мое, так я ж его земляк!
 И накатило на мене, ох, нахлынуло… как в дытынстви бабки, диды мои, собравшись по поводу какого-то свята – праздника, спивалы писню:
Стоить гора высокая
Попид горою гай, гай…
Зэлэный гай, густэсэнький,
Нэначе справди рай!

Пид гаем вьется риченька,
Як скло вода блыщить,
Долыною зэлэною
Кудысь вона бижыть.

Черт, аж слёзы навернулись. Дэ ж платок? Утёрся, дорогие мои, э-хх…
Заехали мы вечером в закусочную, что на бульваре Героев, с морозца пропустить по маленькой, а заодно на живця зловить кого-нибудь. А там Арапов этот концерт дает. Собрал вокруг своего столика алкашей, наливает им и орет: – «Вы, твари недоразвитые, никогда не сможете понять, кто перед вами стоит! Я скольким гениям дал путевку в жизнь, вам себе даже не представить, ну и где их гениальная благодарность? Такая же, как и от вас, серое вы стадо!». Алкаши, ухмыляясь, попивають халяву, да, знай соби, подначивают оратора, мол, а что, брат, Александр Сергеевич, может ты еще и с Гоголем знаком был?
 Мы встали в дверях и дывимся на цирк бесплатный. Этот клоун Арапов замолк на минуту, побагровел, плюнул на пол, достал из пакета какую-то папку, хлопнул ею об стол и, в наступившей  тише, зловеще так прошепотил на всю горницю: – «А как вы думаете, с чего это мне вас сегодня поить?» Тут один из компании, махнул полстакана, уставился на него налившимися кровью очами,  икнул: – «Тебя наливать никто не просил, а сделал доброе дело, так с интеллигентными людьми и поговори интеллигентно, а не бреши про каких-то гоголей-шмоголей.» Тут Арапов перевернув стол, бросился на кривдныка, и вцепился тому в бороду, со словами: – «Смерть беккендорфам!»  Ну и мы, конечно, согласно 282 статьи, «за разжигание национальной розни», и 214, «хулиганка», аккуратно так, задержали господина Арапова, практически не повредив его, – як сказал Аркадий, водий наш, а вин грамотный з выщим образованием, – «траченную во многих органах в неравной борьбе с зеленым змием, телесность». Скрутили буяна, привезли в отделение.
 В обезьяннике, Олэкса не унялся, всё так же приставал к задержанным и требовал от них чего-то, то и дело, поминая Гоголя. А задержанные, воны пригрозили, що будут жаловаться, если не уберём хулигана в КПЗ. Капитан, бачивший виды не малые, запидозрил неладное в речи нарушителя общественного порядка, и рассудил: – “Какой-то алкаш неправильный.” И послал дежурного за ним. Я только беляш надкусил, он как заорет: «Небаба, ко мне.»  Захожу, а он: «Отвезешь этого, как там его, Арапова, за город, в больничку, по этому адресу. Одна нога там, другая здесь.»
      Оно може и к лучшему, там фахивци, и Наполеонов и Лениных с Кутузовыми ликуют, а уж просто со знакомством  с письменником великим, быстро справятся. Всё,  мне пора.


P.S.
     Едем. Звонок. Женский голос:
«– Арапов с вами?
– Это кто?
– Жена. Я не совсем поняла, куда его везут.
– И що?
– А то, що передать белье, трусы, носки надо.
– А-а, так це ж мы зараз…Э-э, так вы жена, так пишите адрес. Да, там еще с ним какие-то папирки были.
– Кто был?
– Ну, папирки, бумажки, и блокнот ещё. Куда их?
– Отдайте ему, пусть ими закусывает, сволочь».

(От бiсова баба! Звiдки вона прознала нумер моеї мобiли? Дзвоню у відділ і з'ясовую, що черговий по розпорядженню начальства, дав цій відьмі мій телефон. Мабуть, родич блатний підметушився…)






Рецензия на «Прибытие поезда»
фермера Г*- ского района, В*- ской области,
Вишневского Александра.


Я привёз, как обычно, картофель, капусту и лук. А он мне: – Возьму по ценам прошлого года.
– Ахмет Ералыич, в деревне, знаешь, что творится? Конец. Всем конец. А тут ещё ты, так обращаешься. Большое, конечно, тебе спасибо…
А он мне: – Правильно, дорогой, у всех, не только у тебя, у всех крызис.
– Ахмет, – говорю, – мы ж как-никак старые приятели, зачем обижаешь?
– Ну, знаешь, дружба-дружбой, а деньги? Деньги йок. У меня c бюджетом проблемы, урезают.  И на лекарства и на всё.
– А у меня, – кричу, – у меня за кредит все имущество в залоге. А деньги на горючку не дают. Я ж пшеницы больше не сею, 100 га земли  нераспаханной. На картошке с капустой только и живу. И на поросятах.
Ахмет, удивлённо: – Да? И как же ты теперь?
– А так, приставы пришли  и чтоб дом не отдавать, технику продал. Трактор один остался.
И тут дверь открывается: – Ахмет Ералыевич, там этот Ржавин буянит. Лечиться отказывается. Требует писать каких-то рецензий. Без рецензий – ни уколов, ни таблеток. И костылём машет.
Ахмет сразу посерьёзнел, встал: – Посиди пока, – бросил, и быстро вышел. Явился минут через десять, потный, с какой-то книжкой. Плюхнулся в кресло, утёр ладонью лоб, ударил книжкой о стол.
– Ладно, Саш, войду в твоё положение, беру всю картошку по 9, сколько просишь, 500? Ну и остальное, тоже, но с тебя – рецензия.
– Что с меня?
– Да, понимаешь, Саш, – Ералыич запнулся, вздохнул, нагнул голову, покряхтел. – Две недели назад, среди дня, звонят мне сюда на сотовый.

                ***

– Добрый день, привезли вам пациента.
– А кто вы?
– Мы представимся, где ваш кабинет?
Я глянул в окно, у ворот машины – «Майбах» и «Хаммер». Из первой выходит молодой, ну, из новых, и старик с костылём. Из второй, "Хаммера", ребятки квадратные в черных костюмах выскакивают. Молодой заходит ко мне и предлагает подлечить деда-ветерана. Плотно так просит, подольше подержать, но не залечивать. Оказался – внук. Он, дед, всем там надоел. То и дело команды отдаёт, приказывает, бранится, распекает каждого в пух и прах, учит жизни, наставляет, чего надо и чего не надо. Встревает в личные их, видишь ли, отношения. А уж когда выпьет, то и мебель в два счёта погромит и гостей оскорбит, а ежели что не по нему  – и костылём может огреть. Кого угодно. 
Потомки и определили его в дом отдыха. Тут ему у нас и врачи и массажисты,  и  природа – дубрава, озеро, чистый воздух. А самое главное – общение. Пришлось взять ветерана  на попечение. А как мне его лечить, он не только вменяемый, несмотря на девятый десяток, но и активный, просто жуть! Костылём своим, как саблей машет. Старая закалка! Всех за водкой гоняет, даже медперсонал, но пьёт, правда, умеренно. Короче, он тут стал главным, все его слушаются, даже я, в некоторых случаях. А ведь ни тронуть, ни в смирительную рубашку его никак, он ведь, вон чей родственник... 
– А на днях привозят мне менты алканавта. Александра Сергеевича. Не простого старикана. Тоже оттуда. – Ахмет многозначительно показал вверх. И, представь себе, сразу с ветераном сдружился, показал ему какую-то рукопись про Гоголя, откуда она у него, не представляю. И дед вбил себе в голову, что надо на неё писать эти хреновы рецензии. Чем больше, тем лучше. Так, что ты, Саш, напиши что-нибудь, а я уж со своей стороны и к твоим овощам отнесусь по-божески.
Слушал я эту ахинею безучастно, привык, этот Ахмет он сам, знаю его, тот ещё фрукт. Немного помолчали. Я спросил: – И что же писать?
Главврач с ответом затруднился, замялся. Затем вскинулся: – А что хочешь, то и пиши. Старикан сказал, писать можно, что угодно, но чтоб рецензия была от каждого. Так ему, ёксель-моксель, Александр Сергеевич поручил. Ты уж, Саш, по-быстрому, вот бумага. Я опять туда, за этого деда головой отвечаю. А когда приду, постарайся, чтоб было всё готово. Тогда и решим все вопросы. Вот тебе рукопись, найди что-нибудь по своей теме.

                ***

Главврач ушёл. Я взял рукопись, полистал, ничего не понял и вдруг наткнулся на слово – «ГОЛОДОМОР». Вокруг – останки хат, поля заросли бурьяном, пустые сёла.
Посмотрел, полистал. Про нас? Нет, тридцатые годы. Что же, минуло 70 лет – и опять, то же самое. Зачем же прошли эти 70 лет? Зачем трудились люди на земле, если окрест вымершие деревни?!
Я задумался. Он сказал, что можно писать что угодно. Ладно. Я взял ручку и записал наш с ним разговор. Пока писал, возникло ощущение бессмыслицы всего, и моей жизни, и жизни селян, и вообще …
Что же дальше писать? Хронику последнего ограбления крестьян?
О том, как я в позапрошлом году продал пшеницу по 6 за тонну по госзакупкам, обрадовался, прикупил технику, расширил посевы, собрал  через год большой урожай, хотел по закону, по госценам отдать, а тут посредники налетели. И рожи-то все знакомые, те же, кто в прошлом году по госценам покупал. Только у них теперь ООО и ОАО. Пальцы гнут и вопят: – «Ты, дядька, если в полцены не отдашь, сгинешь сам вместе со своим урожаем». Не договорился я с ними, решил подождать, а зерно где хранить? Элеваторы частные, дорогущие и те уже до отказа забиты. Не хватает их. Я на железную дорогу. А мне начальник вокзала сообщает: –«Дорого тебе транспортировка обойдётся. Зерно – не социально значимый товар. Так правительство считает. Вот если б у тебя цемент был или гравий, тогда да, тут цены умеренные. Камень – он, товар первой необходимости.»
И отдал я зерно своё меньше, чем за три, а теперь банкрот. И причём здесь кризис?.. Грабят, просто грабят  нашего брата напропалую. Ну, о чём ещё  рассказывать, хотя уже и от этого тошно.
О том, что бензин  и дизтопливо в разгар полевых работ дорожает на несколько рублей сразу и привозят нередко бутореный?
О том, что нам, крестьянам, чтобы быстро продать зерно, на биржи доступа нет. Не пускают нас туда. Кто угодно торгует зерном. Чёрти – кто торгует, но только не фермеры.
Или о том, что в селе нашем всех коров порезали – невыгодно держать. Ни одной не осталось. Ни одной! Да что там, у нас в селе – за долги банку –  стельных коров резали! Доярки ревели как оглашенные!
Россия, Большая Россия – кому она теперь нужна?.. Сибирь необъятная, Дальний Восток – что там, как? Уходят люди оттуда, уходят, а земля-то – наша, родная.
Мне про дальние края российские поведали недавно: Староверы. Вот ведь как, вернулись через 60 лет из Южной Америки, вместе со своими семьями, где жили, не тужили, домой. В Приморье. Земли здешние пустующие пахать бы да сеять. А им местная администрация говорит: – «Никаких проблем, берите сколько хотите, только три миллиона за межевание отдайте». И ничего не попишешь, закон. Но они все потратили на перелет, обустройство, закупку семян и вот, оказались на родных просторах у разбитого корыта.
Слыхал я, где-то, тоже в дальнем краю, доярки и трактористы перекрыли магистраль с плакатами. А на плакатах написано "Вымираем. Спасите!". Этим всё сказано. Спасать нас кто будет? Кто?.. Жаловаться некому. На этом кончаю. Жду врача-психиатра. Вместе со всей страной…