Моя Украина княжны Дабижи-Ростковской

                Но не быть чудесам - журавлём я не буду,
                Здесь под небом чужим остаюсь навсегда.
                Так летите ж быстрей на мою Украину,
                Передайте привет, журавли, от меня.
                По мотивам А.Жемчужникова

           Начало этой истории относится к 1981 г., когда итальянец Эннио Бордато впервые приехал в СССР в качестве туриста. Тогда он и заболел Россией, вдруг почувствовав, что у него, как он сам объясняет, “русская душа”.
           Часто бывая в маленьком трентинском городке Беццекка в горах на севере Италии, откуда родом была его жена, он слышал рассказы о проживавшей и тихо скончавшейся там principessa russa  (русской княгине), изысканный образ которой так поразил местных жителей.  На скромном кладбище городка он действительно нашел беломраморную плиту с православным крестом и надписью внизу Cosi Dio vuole (Так хочет Бог), на которой были выбиты на итальянском языке имена Екатерины Ростковской, урожденной княжны Дабижа, и её дочери Марии. А далее начались поиски, расспросы, и здесь Эннио Бордато улыбнулась удача: в архиве музея Рисорджименто города Тренто он нашел мемуары Катерины Ростковской, написанные на французском языке под псевдонимом “княгиня де Каэр”.
           Далее были четыре года кропотливой работы, в результате которых Эннио Бордато нашел родственников и знакомых княжны Дабижи-Ростковской и восстановил её биографию. Результаты исторических исследований вошли в монографию автора, опубликованную в 2000 г. Книга получила положительные отзывы в Италии, а когда встал вопрос об издании книги на русском языке, к работе был привлечен в качестве переводчика Михаил Талалай, который впоследствии и стал соавтором русского издания книги.
           Книга “Под чуждым небосводом” была издана в России в 2009 г. издательством Алетейя в серии “Русское зарубежье”. Это прекрасная книга, в ней без всякой политики изложена во многом драматическая история жизни Екатерины Васильевны Дабижи-Ростковской, протекавшая на фоне переломных для России событий, издание иллюстрировано уникальными фотографиями, приведены в полном объеме и мемуары  “украинской княгини де Каэр”.
           Екатерина Дабижа-Ростковская проживала и в холодном Санкт-Петербурге и в солнечной Одессе, но центральное место в её воспоминаниях занимает Украина, где на юге Черниговской губернии находилось родовое имение Романовщина, ныне это Ичнянский район Черниговской области.
           Наша героиня проникновенно писала в своих мемуарах: “О моя Украина! Сегодня, вдали, я взываю к тебе, я, лишенная всего и изгнанная с земли, где похоронены мои предки, имена которых сквозь века связаны с твоей историей! Колыбель моего детства, мечты юности, жизненные радости и печали до последних слез, скатившиеся в момент насильственного и фатального прощания! Все погребено под землей, на которую моя нога больше не ступит, которую глаза мои не увидят, дабы вновь отыскать следы прошлого, стертого, изгнанного разбушевавшейся силою”.
           Княжну Екатерину Дабижу помнят на её малой родине местные историки и краеведы, хотя хутора Романовщина уже давно нет. Поэтому хотелось бы дополнить содержание  чудесной книги “Под чуждым небосводом”, приведя и неосвещенные в публикации сведения.
           Княгиня Анастасия Александровна Дабижа (1839-1903), мать Екатерины, происходила из древнего казацко-старшинского рода Горленко. Её предок, Лазарь Андреевич Горленко (?- 1687) был полковником Прилуцким Войска Запорожского с 1659  по 1687 г. с некоторыми перерывами, его трудно назвать соратником Богдана Хмельницкого, поскольку в своей деятельности за основу он брал верноподданническую службу, не забывая и о собственной выгоде.
           В 1665 г. полковник Лазарь Горленко по поручению гетмана Ивана Брюховецкого вел переговоры с царем Алексеем Михайловичем о визите гетмана в Москву. Визит был подготовлен весьма тщательно, имел место царский прием казацкой делегации в количестве более 200 человек, гетман Брюховецкий два месяца почти не вставал из-за банкетного стола, подписав, в итоге, Московские соглашения, которые перечеркнули статьи Переяславских соглашений, подписанных Богданом Хмельницким. За проделанную работу Лазарь Горленко одним из первых в Малороссии получил дворянское достоинство, тогда еще в Московском царстве.
           Полковник успешно пережил свержение и убийство гетмана Брюховецкого, начав служить верой и правдой новому гетману Ивану Самойловичу. В 1687 г. казацкое войско вместе с русской армией выступило в неудачный Крымский поход. В составе войска был и Лазарь Горленко со своим Прилуцким полком.
           Возле крепости Кодак (ныне Днепропетровск) казаки получили известие, что гетмана Самойловича арестовал за измену князь Голицын, командующий русской армии, как стало известно позже, по лживому доносу. Тогда и начался в войсках стихийный бунт, Самойловича казаки ненавидели, это он реализовал Московские соглашения, подписанные Брюховецким. Даже патриархат Украинской православной церкви перевел в Москву. А жертвами бунта стала казацкая старшина, своего престарелого полковника Лазаря Горленко казаки изрубили саблями и, еще живого, бросили в раскаленную печь. Только спустя 10 лет кости полковника были перезахоронены в Густинском монастыре под Прилуками.
           Эти события детально описал в 1887 г. князь Александр Дабижа, брат Екатерины, в журнале “Киевская старина”.
           Сын Лазаря Горленко, Дмитрий, неожиданно был обласкан следующим гетманом Иваном Мазепой. Хотя Дмитрий Горленко и не занимал никакой должности в Войске Запорожском, Иван Мазепа назначил его полковником Прилуцким, наделив селами на Черниговщине и Полтавщине. После поражения в Полтавской битве в 1709 г. гетман Мазепа отступил вместе со шведскими войсками в Молдавию, с ним ушел и Дмитрий Горленко, забрав и своего сына, бунчукового товарища Андрея Горленко.
           В 1715 г., когда страсти по поводу измены Мазепы несколько улеглись, Дмитрий Горленко вернулся в Малороссию, его вывезли в Москву, где содержали под домашним арестом.
           Андрей Горленко вернулся домой в том же 1709 г., сумев оправдаться перед царем,  и даже претендовал на пост гетмана, но занять этот пост у него было мало шансов, новым гетманом стал Иван Скоропадский. Дальше Андрею Горленко пришлось служить верой и правдой русскому царю, поскольку отец находился в заложниках.
           В 1725-1728 гг. Андрей Горленко участвовал в Гилянском (Персидском) походе русской армии, в состав которой входило две тысячи украинских казаков. Был он наказным полковником (по другим сведениям наказным гетманом), на территории Персии находился около пяти лет.
           Преданная служба Андрея Горленко царю не осталась незамеченной, за ним в 1744 г. царским указом были окончательно утверждены все владения отца, отобранные после измены гетмана Ивана Мазепы. С тех пор потомки Андрея Горленко и владели рядом сел на Полтавщине и Черниговщине.
           А хутор Романовщина был основан ичнянскими сотниками Иваном Романовичем (1772-1778) и его братом Петром Романовичем (1780-1782). Существовало два хутора с таким названием, которые располагались возле Ични вниз по течению речки Иченька. В тот период весьма доходными предприятиями были водяные мельницы, на речке Иченька было устроено несколько плотин, мельницы имелись в обоих хуторах, а также в расположенном дальше по течению хуторе Вернигоровщина, который основал Андрей Дмитриевич Горленко. Ближний к Ичне хутор принадлежал Романовичам и в ХІХ веке, постепенно он разросся в большое село, которое называлось Софиевка, ныне это район города Ичня.
           А другой хутор, расположенный в 5 верстах от Ични, в смешанном лесу, Романовичи примерно в 1780 г. продали Андрею Андреевичу Горленко, полковнику Полтавскому. В 1854 г. Горленко прикупили у мелкопоместных помещиков часть леса и земли возле Романовщины, став собственниками огромного лесного массива с прилегающими землями.
           Анастасия Александровна Горленко родилась в сотенном местечке Иваница, её дед Иван Андреевич Горленко построил там невиданной в этих краях красоты роскошный двухэтажный дворец, расположенный внутри тщательно отреставрированной казацкой крепости. У него было четыре сына и три дочери, после смерти в 1810 г. Прилуцкого уездного маршала Ивана Горленко часть владений пришлось продать при разделе наследства, хутор Вернигоровщину и земли в селе Хаенки купил тогда прилуцкий помещик Иван Яковлевич Величко. А имение в Иванице досталось Александру Ивановичу Горленко, штабс-ротмистру, участнику Отечественной войны 1812 г.
           У Александра Горленко от двух браков было 14 детей, 8 сыновей и 6 дочерей. Дочь Анастасия родилась во втором браке отца с Екатериной Григорьевной Забелло, происходившей из древнего казацко-старшинского рода. При таком количестве наследников невозможно было сохранить в целостности имевшиеся владения, да и дочерей трудно было обеспечить достойным приданым. Но когда в 1859 г. руки Анастасии попросил молдавский князь Василий Дмитриевич Дабижа, камер-юнкер царского двора, Горленко преподнесли новобрачным воистину “царский” подарок, отдав за Анастасией в качестве приданого хутор Романовщину. Так и появилось у князя Василия Дабижи имение в Черниговской губернии.
           В Романовщине был построен дворец, не уступавший по великолепию дворцу в Иванице. На фотографии, приведенной в книге Эннио Бордато и Михаила Талалая, показана веранда дворца, такая веранда могла украсить любой престижный дом в Москве или в Санкт-Петербурге.
           Ичнянский краевед В. Балабай в своей книге “На землі Ічнянській”, изданной в Нежине издательством “Аспект-Полиграф” в 2004 г., приводит краткое описание дворца князя Дабижи. Этот дворец имел форму вытянутой буквы П, центральная часть имела два этажа с колоннами и мезонином, а боковые флигели по одному, во дворце было 54 комнаты.
           Украинский писатель Степан Васильченко, ездивший ещё ребенком вместе с отцом в лес за дровами, так описывает увиденное в детском возрасте: “Веранда с колоннами, большие окна, строгие и красивые линии строений, вся эта невиданная величественная архитектура, перед которой сразу померкли и почернели в мыслях все лучшие хаты в нашем селе…”.
           Как пишет В. Балабай, с 80-х годов ХІХ века дворец поражал богатством эстетики. Старинная дорогая мебель, художественный фарфор, портреты, древние гравюры – все это со вкусом размещалось в комнатах дома. Среди множества фарфоровых ваз одна была из раскопок в Помпее.
           Был в имении и набор старинного оружия, принадлежавшего казацким старшинам, в том числе боевые доспехи одного из родоначальников рода Горленко.
           Библиотека имения насчитывала несколько тысяч томов книг на русском и иностранных языках, были там и старопечатные издания и рукописи.
           Хранились в имении фамильные ценности гетманов Украины Данила Апостола, Павла Полуботка, Ивана Скоропадского, Кирилла Разумовского и др. Среди многочисленных портретов предков и их жен был и написанный неизвестным художником портрет Иоакима Андреевича Горленко (1705-1754), известного святителя Иоасафа Белгородского.
           В имении находилась и этнографическая комната, в которой были собраны сотни вещей: украинские рушники, вышивки, скатерти, вещи домашнего народного употребления. Горленко уважали украинские обычаи, язык, одежду, песни, и даже свою квартиру в Санкт-Петербурге обставляли в украинском народном стиле.
           На верхушках вековых дубов возле имения гнездились аисты. К дому примыкал большой сад, а дальше находился парк лесного типа. Южнее усадьбы за парком имелся большой пруд со старой водяной мельницей, устроенный еще сотниками Романовичами, на берегу пруда находилась лодочная станция. Вдоль дороги от водяной мельницы на север к имению располагались крестьянские хаты жителей хутора.
           В доме часто гостили известные деятели культуры и науки: коллекционер и меценат, владелец имения Качановка Василий Тарновский-младший, академик Академии художеств В.М. Резанов, этнограф и фольклорист В.П. Горленко, генерал Павел Скоропадский, будущий гетман Украины в 1918 г., и другие. Неоднократно в комнатах дворца звучал чудесный голос известной оперной певицы Марии Долиной-Горленко. Как вспоминала Мария Ростковская, дочь Екатерины, по воскресеньям в имении за обеденным столом собиралось до 30 человек.
           В этой среде и росла княжна Екатерина Дабижа, которая родилась в 1862 г. Отец Екатерины, князь Дабижа, в последнем периоде своей государственной деятельности служил в Санкт-Петербурге по Ведомству учреждений императрицы Марии – государственного органа, управлявшего благотворительностью в Российской империи. Ведал князь вопросами образования в женских институтах, на этом поприще он достиг вершин своей служебной карьеры, стал тайным советником, камергером царского двора и получил высшие награды Российской империи, включая орден Белого Орла.
           В 1892 г. император Александр III утвердил за Василием Дабижей российский титул князя, с которым его отец начал службу в Российской империи. Иностранные дворянские титулы в России признавались, но они вносились в наименее престижную ІУ часть Дворянской родословной книги, а тут род Дабижа был внесен в У часть книги (Дворянство украшенное титулами, как родовыми, так и пожалованными). Только дети дворян, записанных в У и УІ части книги, могли учиться в наиболее престижных учебных заведениях России, например, в Пажеском корпусе.
           Все детство княжны Екатерины Дабижи прошло в имении Романовщина, с этим имением и связаны её самые светлые детские воспоминания. Далее она 6 лет училась в Смольном институте благородных девиц, с нетерпением ожидая лета, когда семья приезжала на три месяца каникул из Санкт-Петербурга в Романовщину. Последнюю ночь перед приездом княжна не могла уснуть, всё высматривая в окошко, когда появятся, пусть и при лунном свете, или при свете утренней зари, белые украинские хутора.
           С фотографии конца 1870-х годов на нас смотрит юная красавица, её лицо полно девичьих надежд, она еще не знает, что её ожидает в дальнейшем. Жизнь княжны Дабижи складывалась вполне благополучно, в 1886 г. имел место удачный брак с Александром Аркадьевичем Ростковским, другом детства по Одессе, блестящим русским дипломатом. Александр Ростковский еще в детстве тайно решил, что подружка по детским играм Катя, дочь князя Василия Дабижи, станет его женой и добился ее руки.
           После венчания, происходившего в Санкт-Петербурге, молодожены отправились в имение Романовщину, столь любимую княжной. Происходило это летом 1886 г., сведения содержатся в метрических записях церкви Иоанна Богослова села Хаенки: княжна была свидетельницей при крещении сына местного священника Василия Фесенко-Навроцкого и его жены Ефросинии Петра.
           После женитьбы Александр Ростковский служил дипломатом в Иерусалиме, далее был город Янина в Греции, а затем Бейрут, столица Сирии, где Ростковский служил вице-консулом. В этом городе родилась дочь Ростковских Мария (1888 г.).
           Отпуск 1891 г. Ростковские провели на родине княжны в Романовщине. С ними приехал жених младшей сестры Екатерины, княжны Софии, Эдуард Леон Коз – директор Газового общества в Бейруте, французский подданный. Венчание состоялось 16 октября в церкви Иоанна Богослова села Хаенки, поручителями жениха были Александр Аркадьевич Ростковский и штаб-ротмистр, князь Евгений Михайлович Дабижа, а сторону невесты представляли статский советник Василий Петрович Тарновский и князь Александр Васильевич Дабижа.
           Василий Петрович Тарновский был родственником известных коллекционеров и помещиков-меценатов Тарновских. Принадлежащая Тарновским усадьба Качановка в Борзнянском уезде в течении трех поколений была кружком передовой русской мысли, здесь собирались, в разное время – Марко Вовчок, Николай Ге, Михаил Глинка, Пантелеймон Кулиш, Николай Гоголь, Николай Костомаров, Илья Репин, Тарас Шевченко, Илья Штернберг, Дмитрий Яворницкий…
           Ростковские нанесли визит Василию Тарновскому-младшему, последнему владельцу усадьбы Качановка, ознакомились с собранной им уникальной коллекцией казацких раритетов периода Гетманщины и оставили запись о визите в гостевой книге.
           Следующим местом службы Александра Ростковского стал город Бриндизи, итальянский порт на Адриатике, в этом городе родился сын Борис (1894 г.) Дальше Александр Ростковский восемь лет служил в Македонии. Это были города Монастире (Битоли), Ускюбе (Скопье) и снова Битоли.
           В последнем периоде супружеской жизни Екатерина Ростковская потеряла многих близких ей людей – в 1899 г. скончался от чахотки её брат, князь Александр Дабижа, не дожив и до 40 лет, а через полтора года умерла и его жена София Михайловна, урожденная графиня Муравьева. Сын Александра Дабижи и Софии Муравьевой Александр родился в имении Романовщина в начале сентября 1895 г., после смерти родителей его опекунами стали князь Василий Дабижа и княгиня Анастасия.
           20 декабря 1902 г. в имении Романовщина скончался отец Екатерины, тайный советник, князь Василий Дмитриевич Дабижа. В последние годы жизни князь тяжело болел, не мог ходить, передвигался в инвалидной коляске. Мать Екатерины, княгиня Анастасия Дабижа, не пережила смерти мужа и умерла полтора года спустя, хотя была она на 16 лет моложе супруга. Произошло это 13 августа 1904 г. 
           Князь и княгиня Дабижа были похоронены на церковном погосте церкви Иоанна Богослова села Хаенки в специально подготовленном склепе. Церковь разрушили в 1931 г., а церковное кладбище снесли, но участок церковного погоста, примыкавший к церкви, сохранился.
           Сейчас там находятся надмогильные плиты сестер княгини Анастасии Дабижи от первого брака отца с Елизаветой Алексеевной Болдыревой:  Софьи Александровны Горленко (1820-1889) и Надежды Александровны Горленко (1818-1891), которые проживали в Романовщине, и памятник полковнику Ивану Ивановичу Куриленко (1839-1905). Склеп князя Дабижи не сохранился, известно только место, где он находился. Старожилы утверждают, что между могилами сестер Горленко и памятником лежали еще две надгробные плиты, вероятно, оставшиеся от склепа, но кому они принадлежали, вспомнить не могут. Судя по последовательности дат захоронений, пропавшие плиты относятся к 1891-1905 гг. Сейчас сложно ответить, куда делись надгробия, возможно, их использовали для изготовления жернов ветряной мельницы, которую восстанавливали после войны, так утверждают местные жители.
           Здесь имелась еще одна загадка. В трудные для Украины 90-е годы прошлого века место, где находились могилы, раскапывал в поисках ценностей местный “гробокопатель”. Его ожидало разочарование, могилы, выложенные изнутри кирпичом, были пустыми. Оказалось, что Екатерина Ростковская перезахоронила родителей в Одессе на Старом кладбище Храма Всех Святых.
           Смерть родителей, безусловно, тяжелая утрата, но в 1903 г. Екатерину Ростковскую ждало куда более тяжкое испытание. В августе 1903 г. её мужа и отца детей, русского консула в Битоли Александра Ростковского застрелил на полицейском посту турецкий жандарм. Убийство русского дипломата едва не привело к войне, из Севастополя к берегам Турции вышла русская военная эскадра из 14 кораблей. И только извинения турецкого султана перед императором Николаем ІІ, немедленная казнь убийц и освобождение с должности наместника Оттоманской Порты в Битоли позволили замять конфликт. Екатерина Ростковская с негодованием отказалась от предложенной представителем султана Хильми-пашой огромной денежной компенсации в 400 000 франков за убийство мужа.
           Канонерская лодка “Терец” с прахом дипломата и семьей покойного прибыла в Одессу 13 августа, а похороны состоялись 14 августа. Как писали газеты, “торжественная церемония была настолько грандиозна и величественна, при образцовом порядке, несмотря на массы народа, следовавшего за нею, что подобных похорон в Одессе никто не видел”. Похоронили  Александра Ростковского на Новом (Втором христианском) кладбище рядом с отцом, генералом Аркадием Ростковским. Вдове дипломата Екатерине Ростковской  и её детям император Николай II назначил пенсии.
           Из фотографии 1902 г., приведенной на обложке книги “Под чуждым небосводом”, на нас смотрит молодая, изящная и очень красивая женщина. Но Екатерина Ростковская больше не выходила замуж, посвятив свою жизнь воспитанию собственных детей и племянника Александра, и занималась хозяйственными делами в родовом имении Романовщина.
           После отмены крепостного права основой сельскохозяйственного производства в Романовщине стала помещичья экономия. Жители хутора работали на землях, принадлежащих князю Дабиже, они выращивали пшеницу, рожь, просо и другие культуры. Выращивали также табак, это была прибыльная отрасль сельского хозяйства. Богатством экономии был лес, дубовая древесина являлась ценным строительным материалом. Поэтому около трех тысяч вековых дубов в Романовщине были пронумерованы.
           Во второй половине ХІХ века помещичьи экономии часто становились нерентабельными, помещики разорялись, но князю Дабиже удалось этого избежать. Разве что в 1892 г. пришлось закрыть винокуренный завод, поскольку кустарное производство водки стало невыгодным.
           Екатерине Ростковской в наследство досталось вполне налаженное сельскохозяйственное производство, она не стремилась получать с него сверхприбыли, как это делали другие помещики. Жители хутора получали половину урожая выращенных зерновых культур, поэтому экономию миновали поджоги амбаров с зерном во время революции 1905-1907 гг., что имело место в других имениях.
           В отношениях с крестьянами у княжны была полная идиллия, Екатерина знала всех жителей хутора по именам и была в курсе их маленьких и больших проблем. Она делала вид, что не замечает, откуда берутся лесоматериалы на строительство хат, ставком разрешала пользоваться  местным рыбакам, не интересуясь их доходами, лишь бы поставляли к столу свежую рыбу. Жители хутора любили и уважали свою княжну, в тревожном 1905 г. они обещали её защитить, если будет нападение на экономию.
           В этот период был в жизни Екатерины близкий друг детства по Одессе, лейтенант Петр Шмидт. Он состоял в неудачном браке с Доминикой Павловой, женщиной низкого звания, которую по юношеской самонадеянности хотел перевоспитать. Увы, из этого благого намерения ничего не вышло, пришлось лейтенанту с ней расстаться.
           Лейтенант Шмидт приезжал в Романовщину накануне праздника Ивана Купала в 1905 г. Петра Шмидта привел в восторг этот народный праздник: пылающие костры возле дороги на Ичню, танцы под музыку местных музыкантов, прыжки через костер, от которых и он сам не смог удержаться, катание на белой лодке по освещенному лунным светом озеру, в котором плавали брошенные сельскими девушками ритуальные венки. Выслушав восхищенные речи друга, Екатерина ответила ему столь же возвышенно: “Это Украина и её душа! И ничто не может быть более возвышенным для меня, ничто меня не разлучит с ней!”.
           Утром лейтенант уехал, а дальше было восстание на броненосце “Очаков”. Лейтенанта Шмидта арестовали, Екатерина Ростковская использовала все свои связи, чтобы спасти его от смертной казни, но добилась лишь последнего свидания с другом в тюрьме на острове Березань.
           Прибыли от экономии вместе с пенсиями, назначенными императором, позволяли Екатерине Ростковской жить весьма безбедно, имела она дом в Одессе и квартиру в Санкт-Петербурге, ездила с дочерью за границу на отдых и лечение. Дочь Мария окончила женскую гимназию в Одессе, далее был колледж в Англии. Сын Борис учился в Пажеском корпусе, стал офицером. Жизнь Екатерины и её детей складывалась вполне благополучно, но тут грянула Февральская революция, а затем и Октябрьский переворот, тогда все и рухнуло.
           Сын Борис ушел служить в Добровольческую армию, туда же вступила и дочь Мария, служившая в І-ю мировую войну сестрой милосердия. А Екатерина Ростковская уехала из Санкт-Петербурга в Романовщину, надеясь переждать в провинции смуту, но события на Черниговщине были еще более драматичными, чем в столице.
           Государственный переворот в октябре 1917 г. активизировал национально-освободительные движения в Российской империи, в Украине власть перешла к Центральной Раде, провозгласившей сначала автономию Украинской Народной Республики, а затем и полную независимость от России. Правительство Центральной рады не смогло обеспечить эффективное управление государством, на местах происходил самовольный захват помещичьих земель и имений, а в селах и городках царил хаос.
           29 апреля 1918 г. произошел государственный переворот, к власти при помощи войск кайзеровской Германии пришел генерал Павел Скоропадский, провозглашенный гетманом Украинского государства. Правительство гетмана Скоропадского, которого привел к власти Союз хлебовладельцев-собственников, несколько стабилизировало ситуацию, в селах наступило относительное спокойствие, производство сельскохозяйственной продукции существенно увеличилось, но это продолжалось только в течение весны, лета и осени 1918 г.
           В ноябре 1918 г. Симон Петлюра поднял восстание против гетмана Скоропадского, была восстановлена Украинская Народная Республика с правительством Директории, гетманская варта разгромлена, а сам гетман бежал за границу.
           А на Черниговщине еще в начале 1918 г. начали формироваться отряды украинских казаков, поддерживающих независимость Украины. Особенностью местной ситуации было то обстоятельство, что в Украине, в отличие от России, не было повсеместного крепостного права. Часть украинцев, состоявших в реестрах казачьих полков, после введения крепостного права Екатериной ІІ в 1783 г., остались казаками, они вошли в податные сословия, и всегда были вольными людьми. Эти казаки имели собственную организацию по типу кубанских казаков, сельских атаманов, поветовое и губернское войско. Разве что не формировали из них регулярные казачьи полки, привлекая только в ополчение, как это было в 1812, 1831 и в 1853-1855 гг. Казаки в селах Ичнянщины и Прилуччины составляли до половины населения. Так, в селе Хаенки в 1886 г. казацкая община насчитывала 70 дворов, а крестьянская – 82 двора.
           Эти казаки и сформировали армию Украинской Народной Республики, которую возглавил Симон Петлюра. При этом ему пришлось опираться на людей, которых в другое время он  никогда-бы и не поддержал. В январе 1919 г. с ним встречался  Евгений Петрович Ангел, поручик, недавно прибывший с фронта. Был Евгений Ангел  совсем молодым и достаточно образованным человеком. Он родился в 1897 г. в селе Власовка Черниговской губернии в семье егеря имения Тарновских, учился в кадетском корпусе, окончил Ичнянское высшее министерское училище, вступил в армию добровольцем, а  после школы прапорщиков продолжил военную службу.
            Евгений Ангел организовал и возглавлял на Черниговщине Курень Смерти имени Кошевого Ивана Сирко, состоявший из добровольцев, преимущественно местных казаков. Это воинское формирование входило в состав армии УНР.
            Принадлежал Евгений Ангел к категории молодых людей, которые научились на фронте решать все проблемы  насильственным путем, других методов политической борьбы он не знал. Поэтому атаман Ангел и разошелся во взглядах с Симоном Петлюрой на методы  борьбы за независимость. За самоуправство, расстрелы русских и немецких офицеров без суда и следствия и за еврейские погромы Петлюра хотел отстранить его от командования, тогда Ангел вышел из армии Директории, за ним последовало около 400 казаков.
           В ближайшей к Романовщине помещичьей экономии Вернигоровщина хозяйкой была Наталия Платоновна Муретова. Имение досталось её мужу Дмитрию Дмитриевичу Муретову в наследство от русского поэта и публициста Василия Величко. Мать Дмитрия Мария, урожденная графиня Ла Барт, была близким другом поэта в последние 16 лет его жизни, приходилась она Василию Величко двоюродной сестрой. Дмитрия Муретова повстанцы застрелили весной 1918 г. в имении на пороге собственной спальни спустя несколько дней после его возвращения с Румынского фронта. Не был он русским офицером, а служил “земгусаром” во “Всероссийском союзе земств и городов” – полувоенной организации, которая занималась обеспечением армии. “Земгусары” носили офицерскую форму, но в такие детали вольные казаки не вникали. Из имения тогда ничего не пропало, убийство было чисто политическим актом.
           Казацкие формирования на Черниговщине, хотя часть из них и не подчинялась Директории, лояльно относились к местным землевладельцам из казацких родов, княжне Екатерине Дабиже-Ростковской из рода Горленко тогда ничего не угрожало. При Директории, как и при гетмане, хутор Романовщина жил достаточно спокойно.
           Но потом для Екатерины Ростковской настали трудные времена. В январе 1919 г. войска УНР покинули Черниговскую губернию под натиском Красной армии, остались только отряды вольных казаков.
           Вскоре вольные казаки подняли восстание против власти большевиков, 25 марта они захватили Ичню, но смогли удерживать город только два дня. Локальные бои шли с переменным успехом, в апреле Иваница несколько раз переходила из рук в руки. 27 июня 1919 г. атаман Ангел снова захватил Ичню, но спустя три дня оставил волостной центр, чтобы избежать жертв среди мирного населения. Фактически на Ичнянщине тогда было двоевластие, днем в Ичне действовали государственные учреждения, а ночью все прятались, милиция закрывалась в своем помещении, а на улицах появлялись вооруженные люди и звучали выстрелы.
           Более подробно о тех событиях можно прочитать в моей статье “Борьба и смерть атамана Ангела”.
           Вооруженная борьба сопровождалась невиданным насилием, расстрелами без суда и следствия, реквизициями продовольствия и гужевого транспорта, конфискациями имущества. Возросло количество грабежей состоятельных граждан бандитами. Хутор Романовщина, находившийся в лесу, был тогда для бандитов легкой добычей. Да и дезертиров из Красной армии в окрестных лесах было предостаточно.
           Ичнянский краевед В. Балабай так писал в своей книге о событиях 1919 г.: “Под угрозой полного опустошения пребывает поместье Дабижи в Романовщине, где только благодаря моральному авторитету хозяйки – Екатерины Васильевны удается удержать стихию разрушающих сил”.
           Но не удалось Екатерине Ростковской удержать стихию, не смогли ей помочь и жители хутора, настал “момент насильственного и фатального прощания”, пришлось княжне бежать из Романовщины. Покинуть имение княжне помогли преданные ей жители хутора. Екатерину Ростковскую вывезли из Романовщины на телеге под стогом сена.
           В августе 1919 г. Красная армия покинула Украину под натиском армии УНР Симона Петлюры, объединившейся с Украинской Галицкой армией, и наступавшей с запада на Киев, и Добровольческой армии генерала Деникина, двигавшейся с юга на Москву. В ночь с 10 на 11 августа на станцию Ичня прибыл легкий бронепоезд “Витязь” Добровольческой армии под командованием полковника Гурского, а город заняла конница 5-го конного корпуса генерала Юзефовича.
           Екатерина Ростковская тогда поступила весьма разумно, не став дожидаться прихода Добровольческой армии, в которой служили и её дети, этим она спасла свою жизнь. Её соседку из хутора Вернигоровщина Наталию Муретову перед отступлением смертельно ранил выстрелом в лицо боец конного отряда Прилуцкого ревкома. Пуля попала в глаз, Наталия Платоновна через 4 дня скончалась в больнице г. Ичня.
           Более подробно о тех событиях можно прочитать в моей статье “Судьбы дворян Муретовых”.
           Странная все-таки вещь человеческая память. Жители села Хаенки работали в помещичьих экономиях Романовщина и Вернигоровщина, и служили в обоих имениях, они хорошо знали семьи Дабижи и Муретовых. Но уже их дети, родившиеся в конце 20-х годов прошлого века,  называли невинно убиенную Наталию Муретову княгиней, вспоминали и детские имена её детей: Алик, Бобик и Мима. В действительности детей Муретовой звали Татьяна, Алексей, Георгий и Никита, Алек – это сын князя Александра Дабижи Александр, а Бобик и Мима – дети Екатерины Ростковской Борис и Мария. Воспоминания жителей села опубликованы, но, как видно, к подобным свидетельствам следует относиться с осторожностью. 
           Отступая на север к Чернигову, прилуцкие большевики разграбили и частично разгромили дворец князя Дабижи, а также сожгли дотла оплот вольных казаков, непокорную Иваницу, где их встретили пулями. В результате пожара сгорело 330 крестьянских дворов и весь хлеб нового урожая.
           Добровольческая армия смогла продержаться на Черниговщине два месяца, а далее из России пришла трехмиллионная Красная армия, началось отступление “белых”, а вольные казаки перешли к тактике партизанской войны, которая длилась до 1923 г.
           Имение князя Дабижи осталось бесхозным, грабежи продолжались, из ближних сел приезжали на телегах крестьяне, забирая все, что понравится. Разграбили и хозяйственные постройки помещичьей экономии.
           В январе 1920 г. уполномоченный Черниговского губернского отдела народного образования Мачерет вместе с ичнянским краеведом Самбурским, имея мандат на сбор художественных и исторических ценностей, посетили имение Дабижи в Романовщине, но уже ничего не нашли. Все было разграблено или уничтожено. Как утверждает В. Балабай, часть ценностей была вывезена большевиками при наступлении Добровольческой армии, а остальное вывезли белые при отступлении осенью 1919 г.
           Сохранилась только часть библиотеки имения, которую в марте 1919 г. вывезли в Ичню с разрешения Екатерины Васильевны члены ичнянской “Просвиты”, да учитель Штанько из села Гужовка взял для сельского этнографического коллектива старинную одежду и часть других экспонатов из этнографической комнаты.
           В апреле 1920 г. дворец подожгли неизвестные, а в июле того же года поместье Дабижи еще раз посетил К. Самбурский. На месте дворца он увидел только горы битого кирпича в окружении обгоревших тополей, каштанов, кленов.
            Сельские хаты хутора Романовщина тогда уцелели, но жители потеряли основу своего экономического существования, помещичью экономию, да и страшно было проживать в лесу, где скрывались отряды дезертиров и бандитов. Поэтому жители хутора переселились в Софиевку, а хутор Романовщина исчез из географической карты. Сейчас в лесу можно увидеть только сильно заросшие остатки фундаментов дворца.
           Екатерина Ростковская покинула Россию в начале 1920 г. Добралась она до Новороссийска и нашла там свою дочь Марию, служившую в Красном Кресте. Порт Новороссийск находился тогда под контролем Вооруженных сил Юга России. Записали княжну служащей Красного Креста, и затем эвакуировали из Новороссийска в Константинополь на корабле "Брауенфелз". На причале перед отплытием она, как пишут, видела в последний раз сына Бориса.
           Свою дочь Марию Екатерина Ростковская нашла в Александрии, русская военная эскадра вместе с плавучим госпиталем, на котором служила Мария, прибыла из Крыма в Египет, где и была интернирована. А сын Борис так и пропал в лихолетьи гражданской войны, о его судьбе ничего неизвестно. По неподтвержденным сведениям он погиб при взрыве миноносца.
            Холодная и чопорная Англия пришлась Екатерине Васильевне не по душе, хотя в британских банках и хранились все ее сбережения, вернулась она в более близкую ей Италию. Надеялась княжна, что сын Борис все-таки жив и станет её искать именно здесь, ведь родился он на юге Италии, в городе Бриндизи на Адриатике.
           Мелодичная итальянская речь напоминала ей певучий язык жителей родной Романовщины, да и отношение итальянцев к дворянским титулам было совсем другим. По итальянской традиции, в отличие от России или Франции, княжеский титул передается и дочерям, когда те выходят замуж за нетитулованных дворян: Екатерина Дабижа-Ростковская в Италии была княжной (principessina), причем разнице между титулами “княжна” и “княгиня” итальянцы не придавали значения. Обладатели таких титулов весьма почитались.
           Екатерина Ростковская в своих мемуарах вспоминает случай, когда она в 1922 г. ехала к подруге поездом из Вероны в Тренто. Неожиданно в купе набилось много молодых вооруженных людей, сторонников Бенито Муссолини, который только пришел к власти. Единственным достоянием русской эмигрантки тогда была сумочка, которую она всячески пыталась прикрыть, но итальянцы её увидели. Княжна изнутри вся похолодела, думала, что её хотят ограбить, но оказалось, что итальянцев просто заинтересовал княжеский герб, прикрепленный к сумочке. Когда она объяснила, что это её родовой герб, молодые люди встали, сняли головные уборы и стали по очереди жать ей руку. Долго они расспрашивали русскую княгиню, почему она покинула Россию, обещали помочь и отомстить.
            Жила Екатерина Ростковская с дочерью в Неаполе, приезжая на лето в Беццекку, где поражала местных жителей своим изяществом, изысканными нарядами, грацией и манерами, с тех пор и рассказывают о ней легенды. А потом началась война, Неаполь стали бомбить британцы, княжна с дочерью остались в Беццекке. Жила княжна своей ностальгией и все вспоминала прошлое. А перелетные журавли, которые весной садились на отмели горного озера Ледро для отдыха, летя из теплых краев в её любимую Украину, напоминали княжне своим тревожным курлыканьем об утерянном доме.