Заклание Моцарта на Михаэлерплац

                (Письмо президенту Австрии Хайнцу Фишеру. Исх. N 1 от 25.10.2013)

 Уважаемая Ангела Меркель, или, нет, лучше президент Австрии господин Хайнц Фишер, а с ним и мэр города  Вены, с которым я пока не имею чести быть!... Пишу Вам, потому что не могу не писать. Да и жить теперь, после того, что случилось со мной в столице Австрии,  трудновато.  Не могу не поделиться. Не могу не посоветоваться, чтоб вместе думать, что бы предпринять.
 Михаэлерплац, как известно - сердце Вены, а Вена- сердце  и печень мировой музыкальной культуры. Быть может,  все-таки больше печень, чем сердце, потому что услышанное здесь останется в печенках навсегда.
 Здесь жили и работали (если можно назвать это работой) Моцарт,  Гайдн, как минимум два-три Штрауса(Йоган, Рихард, и т.п.), Малер, Бетховен,  Караян. В замке Шенбрунни  5-летний Моцарт впервые выступал перед  императором, что в австрийской культуре приравнивается к выступлению Пушкина перед Державиным на экзамене в  лицее. Караян создал здесь свои лучшие записи. Вольфганг Амадей провел лучшие годы и написал лучшие произведения ("Волшебную флейту", например), Штраус взобрался на пик популярности, откуда так и не упал. В Вене до сих пор живет и работает российско подданная оперо-дива А. Нетребко.
 Без сомнения все вышеописанные музыканты не могли бы сделать ничего подобного в каком-то другом городе. В других местах никто бы этого не оценил ТАК. Только здесь благодарность слушателей достигает уровня в 200 евро за 2 часа в опере. Так повелось со времен императора, обеспечившего Моцарту и его отцу безбедное существование, по крайней мере, на некоторое время.  За последующие 200 с гаком лет уровень избалованности и музыкальной  взыскательности  венцев  повысились до уровня Монблана.  Ни у кого не остается сомнения в том, что Моцарта лучше всего слушать в Вене. До последней поездки в Вену не оставалось его и у меня…
 Близился к развязке 2009 год свиньи.  Казалось, с ним из жизни уходит все свинское.Предновогодняя Вена всходила как сладкий рождественский пирог на дрожжах. С каждым днем в столице мирового искусства становилось все лучше и лучше. Хорошела и сама Вена. В небо взлетали разноцветные ракеты. По улицам разъезжали роскошные фиакры. Извозчики в шляпах были изысканно вежливы, а без шляп - утонченно учтивы. Изумрудными огнями сверкала ярмарка на Ратушной площади. В воздухе разливался аромат апельсинового пунша и свежих булок. Штрудели в кафе Zaher, казалось, только того и ждали, что какая-нибудь молодая  аристократка вопьется в них своими острыми зубками. В Вену съезжались красивые люди в черных пальто и лайковых перчатках. Дамы утопали в мягких шубах и шли на невообразимые ухищрения в поисках повода их снять, обнажив глубокий, почти до пяток, вырез платья на спине.
 Мы провели в Вене уже три или четыре прекрасных дня, насладившись бидермайером и Климтом в Бельведере, Рембрандтом и Рубенсом в Государственном историческом и собственной стойкостью в галерее ужасов имени Гойи, что в подвале Музея Леопольда… День клонился к вечеру, когда вся порядочная Вена предается прекрасному ничегонеделанью, иначе говоря - искусству, но вполне определенному: по мере сгущения сумерек зрение всякого человека заметно притупляется, обостряя другие чувства. Иные сразу же предаются осязанию, обонянию,  и, как следствие, обаянию и обниманию. Иные позволяют себе промежуточные удовольствия. Например, обращаются в слух.
  После трех дней хождения по художественным музеям, глаза и мозги наши, утомленные созерцанием несметных сокровищ, требовали определенной реанимации. Так что общедоступная музыка Моцарта и Штрауса казалась лучшим лекарством. Пройти мимо билетов на концерт, где исполнялись произведения и того и другого венских маэстро, было решительно невозможно. Нас нимало не смутило то, что сразу после покупки билетов в арке дворца Хофбург (около 40 евро с носа за полуторачасовой концерт) почти русскоговорящая гидесса сербского происхождения повела нас не в Хофбург, а в другой, гораздо менее известный дворец в 5 минутах ходьбы отсюда. Не смутила  и программка концерта, наспех отпечатанная на принтере. Мне уже приходилось бывать в Вене и ходить на концерт в Хофбурге. Обычный концерт, предназначенный в основном для туристов. Программа значения не имеет. Она всегда примерно одинакова: в первом отделении Моцарт с легкой примесью Штрауса, во втором - Штраус с вкраплениями Моцарта. Исполнители тем более не важны, они всегда великолепны. Так, как на родине, Моцарта и Штрауса не играют нигде. Уровень подготовки музыкантов, выступающих в Вене, настолько высок,  что вовсе  не обязательно ходить только на звезд. В этом я убедился на собственных ушах, побывав на аналогичном концерте в Хофбурге летом, за год до описываемых событий. Мало того, что оркестр, в котором не было ни одного известного (по крайней мере, мне) музыканта, играл великолепно. Концерт был в меру театрализован: так, что видеоряд несколькими изящными мазками дополняет звуковую палитру. Чего стоил один только ударник-гуманист, то и дело стрелявший из пистолета, но так и не убивший ни одного слушателя.
 Зал, куда нас привели  на сей раз, оказался раз в 5 меньше обычного и забит до потолка. Мы пробрались на оставшиеся места в одном из последних рядов. Я немого ослабил ненавистную удавку галстука, откинулся на стуле, закрыл глаза и приготовился к наслаждению…
 Первые звуки заставили вздрогнуть и выпучить глаза подобно раку на сковородке. Музыканты настраивались прямо на сцене. В этом не было бы ничего особенного - оркестры довольно часто делаю так в оркестровой яме, но очень осторожно, скорее подстраиваются, чем настраиваются. Даже известные своей развязностью гитаристы из панк-групп не позволяют себе делать это прямо на сцене. Эти же, не моргнув глазом, как лебедь, рак и щука тянули в разные стороны струны скрипок, расходящиеся как минимум на полтона. Когда раздались звуки первой пьесы, стало понятно, что они их так и не дотянули. Это была "Маленькая ночная серенада" Моцарта, точнее ее отдаленное до степени невозможности опознания подобие ее. И дело было не в оригинальности интертрепации. Музыканты откровенно мазали мимо нот. Особенно отличался солист-скрипач. 
 Я присмотрелся к выступавшим.  Рояль, виолончель, контрабас, группа скрипок. За исключением солиста,  все очень молодые люди. Студентов набрали, мелькнула мысль. Все в одеждах а ля барокко, кто-то даже в париках. Если все остальные, за исключением солиста играли неумело, то солист - просто безнадежно. С очередным тутти становилось особенно заметным несовпадение по ритму. Там, где ноты должны слиться в торжественном экстазе, они бросались в рассыпную, в ужасе разбегаясь друг от друга. Но особенно мучило несовпадение по высоте. У скрипачей, как и у певцов, бывает склонность к завышению или занижению.  Например, многие скрипачи немного сужают малые интервалы  и увеличивают большие. Иной раз это даже украшает музыку. Утроенные струны в рояли никогда не настраиваются в абсолютный унисон, а немного сдвигаются по высоте, так, чтобы возникала так украшающая звучание рояля вибрация. Но если сдвиг по частоте достигает чуть ли не четверти тона, музыка превращается в какофонию. Эти разъезжались на все три четверти. До сих пор я думал, что физически не переношу только два звука – скрип разрываемого скотча и визг женщины. От них пробегает мороз по коже, меня передергивает, а сморщенное лицо потом можно расправить лишь плоскогубцами, и то только после двухчасового распаривания в ванне. Но здесь, на концерте в Вене, я понял, что все самое страшное в моей жизни еще впереди.   
 Жертвой N 1 cтала увертюра к «Волшебной флейте».  За ней вивисекции подверглись «Маленькая ночная серенада» и  Рондо а ля турка (в просторечии - «Турецкий марш»). И это было особенно ужасным, как всякое издевательство над хорошо знакомым и нежным. Шрамы на лице Николая Валуева производят несколько иное впечатление, чем, если бы они появились на лице балерины. Казалось, музыканты намеренно выбирают самые знакомые публике и самые трогательные  произведения, чтобы подвергнуть их публичному садизму. На 10-й минуте концерта я начал испытывать невыносимые физические мучения. Воспаленный мозг раздулся до размеров, явно превышающих габариты черепа. Мурашки на коже превратились в волдыри, готовые лопнуть. Уши свернулись, вены покраснели и набрякли.  На 15-ой минуте концерта я встал и изо всех сил, до боли и побелевших пальцев сжал спинку впереди стоявшего кресла, представляя, что это шея скрипача-солиста. На 16-й -  начал свистеть, чего прежде никогда не делал не только на концертах, но и вообще. На 20-й меня вывели из зала, заломав руки за спиной. Меня тошнило. А зал за спиной утопал в несмолкаемых овациях.
Уже теряя сознание, в коридоре, я услышал голос откуда-то сверху, с вышнего или даже всевышнего этажа дворца: «Рок-н-ролл мертв». И подумал: Похоже, не только рок-н-ролл.   
Оставшиеся 6 дней в Вене были потеряны не только для меня, но и для всех моих близких. Я так и  не смог, и, наверное, уже никогда не смогу отойти от услышанного тогда, 5 января 2009 года на Михаэлерплац. Ушам моим нанесен непоправимый урон. Я перестал слушать музыку, не хожу на концерты, сторонюсь  собеседников и вообще людей. И даже не видя в радиусе 100 метров от себя никого, на всякий случай натягиваю на уши ушанку, чтоб не слышать уже ничего...
 Уважаемый г-н Хайнц! Если Вы думаете, что это можно так оставить, вынужден Вас огорчить: этого так оставить нельзя. Совершенное музыкантами, подданными вашего государства 5 января 2009 года на Михаэлерплац расцениваю как беспрецедентный акт вандализма. За какие-то полчаса, нет, даже 20 минут были изуродованы до неузнаваемости три не худших произведений австрийского верноподданного В.А.Моцарта. Также травмированы не менее 300 ушей граждан различных государств, в среднем по 2 уха на каждое физлицо. Хотя, по совести говоря, у некоторых лиц  и пол-уха на рыло не наберется, судя по их реакции. Виновные в содеянном должны быть объявлены во всемирный розыск Интерполом, пойманы и жестко ущемлены в правах и достоинствах. К сожалению, Высшая мера пресечения почти повсеместно отменена, испанские сапоги почти исчезли из продажи и придется обходиться унылым  компромиссом. Думаю, приемлемой  мерой наказания могут быть хотя бы 25 лет работ по распиловке  кедров лобзиками на Колыме.  Это Вам не скрипки перепиливать!
 Во избежание подобных случаев в дальнейшем, считаю необходимым учредить Всемирную комиссию по контролю качества за музыкальным исполнением имени Родиона Щедрина. Членов комиссии, набранные из проверенных экспертов, обязую посещать все концерты классической музыки по миру и в случае ненадлежащего исполнения  незамедлительно стопорить  таковые. Понимаю, набрать достойных экспертов будет трудно, но необходимо. Принципиально не  возражаю против своей кандидатуры. Заранее предупреждаю, что переговоры будут трудными, но не безнадежными. Мужайтесь, г-н Хайнц!

                Искренне Ваш, ветеран Санэпиднадзора Геннадий Нищенко.