Дитя диких гусей. Перевод сказки Кэндзи Миядзава

  На юге пустыни, сидя у маленького родничка, окруженного ивами, я смешал свой жареный ячмень с водой и принялся за свой завтрак. Вскоре подошел старый пилигрим. В тишине мы поклонились друг другу. За всё утро я так и не встретил ни одной живой души на своем пути, и до чего же мне не хотелось подниматься и покидать родник и пилигрима после того, как я закончил завтракать.
  Какое-то время я не мог оторвать глаз от выдающегося кадыка старика, который дергался вверх и вниз во время еды. Мне так хотелось завязать разговор, но он сидел так тихо, что я счел неуместным беспокоить его.
  Как вдруг я заметил позади родника маленький памятный знак. Он был так мал, что любой географ или исследователь легко мог унести его с собой как реликвию. Он был почти новый, выкрашенный в желтый и красный цвета, и выглядел довольно необычным. До этого он служил обычным знаком.
  Я заметил, что старик как будто бы закончил с едой, и спросил его: "Простите, вы случайно не знаете, кому посвящено это место?"
  Я догадался, что старику тоже очень хотелось начать разговор. Он молча кивнул мне два или три раза, проглатывая последний кусочек, и негромко заговорил со мной:
  "Оно посвящено ребенку..."
  "Какому именно ребенку?"
  "Говорят, он был Ребенком Диких Гусей".

  Старик положил свою чашку на бок и, наклонив ее, зачерпнул немного родниковой воды, чтобы ополоснуть свой рот.

  "Говорят, он был Ребенком Диких Гусей, и его история передавалась из уст в уста как сказка. Говорят, он был ребенком с небес, который появился в наших краях не так давно. Такие памятные знаки, как этот, можно найти здесь повсюду, даже на другом конце пустыни."
  "Ребенок, спустившийся с небес? Он был изгнан из рая за какой-то совершенный им проступок?"
  "Этого я не знаю наверняка, но об этом часто ходит молва среди здешних людей. Возможно, это и было причиной его появления здесь".
    "Пожалуйста, могли бы вы рассказать эту историю? Или вы спешите продолжить свой путь?"
  "Нет, я вообще никогда не спешу. Я поведаю тебе обо всем, что знаю. Жил в Сасе один человек по имени Кэй Сурья. Люди говорили, что он происходил из богатой семьи. Но тогда он переживал тяжелые времена и жил простой жизнью вместе со своей женой. Свои дни он проводил, переписывая старые буддийские сутры, пока его жена ткала на своем станке.
  Как-то утром Сурья отправился на прогулку по полям со своим кузеном, прихватившим ружье. На земле лежали прекрасные синие и зеленые камни, небо было туманно-белым, и в воздухе витал аромат снега.
  Сурья спросил своего кузена, быть может, наконец, он оставит свою привычку убивать зверей ради удовольствия? Но тот лишь сухо ответил, что не видит причин изменять себе.
  "Какой же ты жестокий, бессердечный парень! Знаешь ли ты, что это за создания, которых ты так беззаботно ранишь и убиваешь? Кем бы они ни были, их доля тяжела и несчастна", - вновь и вновь повторял ему Сурья.
  "С одной стороны ты прав, но с другой можешь и ошибаться. Если всё так, как ты говоришь, то это еще больше забавит меня. Почему бы тебе не перестать толковать обо всем этом? Я уже слышал это раньше в тех проповедях, что читает нам священник. Оглянись вокруг! Здесь столько диких гусей! Вместо того, чтобы смотреть на меня, лучше пристрели их!" Кузен Сурьи выхватил его винтовку и попытался увлечь его в рьяную погоню. Но Сурья не сдвинулся с места, воззрившись на огромного черного гуся, летящего в стае.

  Внезапно прозвучал выстрел. Вожак стаи был подстрелен в грудь и качался из стороны в сторону, покуда его не объял огонь, после чего стал стремительно падать на землю, жалобно крича. Бах! Вырвалась еще одна пуля, пронзив грудь следующего гуся. Несмотря на это, ни одна из оставшихся птиц не сделала попытку отбиться от стаи и тем самым спастись. Напротив, они летели позади своих раненых братьев, крича и плача всё это время.
  Третья пуля взлетела в воздух, и затем четвертая. Вскоре было выпущено шесть пуль и подбито шесть гусей; и вот осталась всего одна, самая маленькая птица. Шесть пылающих гусей изгибались от боли и падали с неба, крича в агонии. Маленький гусь следовал за ними, провожая их плачем. Даже в предсмертных муках гуси поддерживали стаю, пока не упали на землю.
  Как вдруг, к ужасу Сурьи, все гуси обернулись людьми; и теперь уже шесть человек, объятые пламенем, кричали и корчились от боли. Позади них стоял неземной красоты ребенок, который единственный оказался невредим. Сурья узнал этого ребенка - в этом не было сомнений. Первый из шести низвергнутых на землю был стариком с белой бородой. Изнемогая в пламени на земле, он сложил вместе свои костлявые руки как для молитвы, обращенной к Сурье. Он кричал в агонии:
 "Пожалуйста, господин Сурья, я умоляю вас. Прошу, позаботьтесь о моем внуке вместо меня!"
  Сурья подбежал к нему и сказал: "Да, конечно, я присмотрю за ним. Но что случилось с вами?"

  Один за другим дикие гуси падали на землю, пылая огнем. Все они были взрослыми и одной из них была женщина с прекрасным ожерельем на шее. Говорят, что эта женщина протягивала руки к ребенку, кружащему и кружащему вокруг нее в непрерывном плаче. Старик говорил вот еще, что:
  "Мы принадлежим к небесной расе. За наши грехи мы были превращены в диких гусей, но сейчас, наконец, мы искупили свою вину и можем вернуться в рай. И лишь мой внук пока не может вернуться. Его судьба была связана с твоей. Поэтому умоляю тебя, воспитай это дитя, как свое собственное".
  "Прошу вас, не беспокойтесь. Даю вам слово, что приму его, как родного". - Успокоил его Сурья.
  После чего старик потер друг о друга свои ладони, вознося молитву. Как только его голова поникла и коснулась земли, быстрые огни вознеслись к небу, и все эти существа вместе со своими тенями исчезли.
  Сурья и его кузен с перекинутой через плечо винтовкой еще долго стояли, ошеломленные и изумленные, словно увидев одновременно один и тот же сон. Уже позже кузен рассказывал, что его ружье еще долго оставалось теплым, и что пуль у него оказалось на шесть штук меньше, чем когда он заряжал ружье рано утром. А трава, на которой те существа стояли на коленях, еще долго оставалась примятой.
  А кроме того был мальчик.
  "Отныне и навсегда ты мой сын, тебе не нужно больше плакать. Твои мать и братья отправились в прекрасную страну. Прошу, идём со мной", - сказал мальчику Сурья.
  И он повел ребенка в свой дом. Глухие места, через которые они шли, покрывали сине-зеленые камни; вокруг царила тишина, и ее нарушало лишь всхлипывание мальчика, следующего за Сурьей домой.
  Сурья потолковал со своей женой об имени, которое им следовало дать ребёнку. Поразмыслив над тем, как скоро разошлась по всей Сасе история мальчика, прозванного людьми Гусиным Мальчиком, Сурья не придумал ничего другого, как назвать его именно так".
 
  На мгновение старик сделал передышку. Уставившись в мох под ногами, я мог видеть своим внутренним взглядом ужасную картину того, как дикие гуси, объятые пламенем, падали с небес, страшно мучаясь. Прежде, чем закончить свою историю, старик внимательно посмотрел на меня.
  "В конце весны зацвела пшеница, мерцая над полями. Резкий белый свет далеких айсбергов с нещадной силой слепил глаза. Свежий морской ветерок покачивал плодовые деревья, и жаворонок наполнял небеса кристально чистыми переливами своего звенящего радостью голоса. Ребенку уже исполнилось шесть лет. Одним весенним вечером Сурья взял его на прогулку по городу. Промелькнула летучая мышь, будто ночная тень, под тяжелыми облаками цвета красного вина.
  Городские дети привязали веревки к своим палкам и побежали вслед за ними, выкрикивая: "Гусиный мальчик! Гусиный мальчик!". А потом, побросав свои палки, взялись за руки и окружили Сурью и ребенка.
  Сурья рассмеялся. Ребятня дразнила мальчика, как это  умеют дети, припевая в один голос: "Гусиный мальчик, гусиный мальчик! Ты свалился с неба на Сурью." Один из них крикнул: "Эй, подкидыш, ты улетишь, когда настанет осень?"
  Все так и покатились со смеху от этих слов, как вдруг в Гусиного Мальчика прилетел маленький камешек, задев его по щеке. Сурья заслонил собой ребенка, чтобы защитить его от других детей, и сердито прикрикнул на них: "Что за игру вы затеяли? Разве этот мальчик чем-то обидел вас? Не следует бросаться камнями, даже в шутку!"
  По очереди дети подходили к мальчику, чтобы извиниться и ободрить его. Один из них даже хотел поделиться с ним сушеным инжиром, лежавшим у него в кармане.
  Еще долго улыбка играла на губах Гусиного Мальчика. Лицо Сурьи тоже озаряла улыбка, ведь зла на детей он не держал, после чего они продолжили свою прогулку по городу. В неподвижности ярко-желтого и агатового закатного тумана Сурья сказал  мальчику:
- Ты молодец, что не заплакал.
  Говорят, что затем ребенок крепко прижался к своему отцу и спросил: "Но ведь в дедушку попало семь пуль, верно?"

  Старый пилигрим пристально вгляделся в мое лицо. Я ответил тем же, заглянув в его печальные глаза. Он продолжил свое повествование.
  "Прошло какое-то время, и вот однажды вечером мальчик не мог уснуть. Без сна он метался и ворочался на своей кровати.
  "Мама, я никак не могу уснуть", - сказал мальчик. Жена Сурьи проснулась и, подойдя к нему, ласково погладила его по голове. Лоб ребенка был объят жаром, и он весь дрожал, как осиновый лист. Ему казалось, огромная трехдневная луна плавала внутри его головы; казалось, она была полна папоротниковых почек. Словно что-то квадратное медленно разворачивалось в нем, что-то удивительно мягкое и белое. Затем этот квадрат превратился в большую коробку. Его мать встревожилась, каким вдруг горячим сделался его лоб.
   Сурья сложил ладони в молитве, сидя перед столом, на котором он только что переписывал сутру. Затем он встал со стула и помог подняться ребенку. Сурья повязал вокруг талии мальчика красный кожаный пояс, и вместе они вышли на открытый воздух.
  Все соседние дома, застыв, стояли с закрытыми дверями, и их крыши вырисовывались ровными рядами под звездным небом. Вдруг мальчику послышался звук льющейся воды. Немного подумав, он спросил: "Отец, разве вода ночью тоже течет?"
  Сурья посмотрел на большую голубую звезду, что всходила над пустынными далями, и ответил: "Да, вода ночью тоже течет. Независимо оттого, день или ночь, вода всегда будет течь, разве что за исключением мест, где земля совсем плоская".
  Неожиданно лихорадка мальчика унялась, и вот ему уже захотелось поскорей вернуться к своей матери.
  "Отец, пойдем домой", - сказал он, потянув Сурью за рукав пальто. И они вернулись в дом, где их ждала его мать, и пока она закрывала за ними двери, мальчик уже лежал в кровати, быстро уснув.

  Также я слышал еще одну историю об этом мальчике.

  Однажды Сурья и мальчик сели поесть за обеденный стол. Перед ними стояло множество самых разных блюд, в том числе два карпа, приготовленных в меду. Жена Сурьи положила одного карпа своему мужу, а другого - ребенку. "Мне не хочется", - сказал мальчик.
  "Но они такие вкусные! Дай-ка мне свои палочки".
  Жена Сурьи взяла у мальчика палочки для еды и умело отделила мясо от костей.
  "Почему бы тебе не попробовать маленький кусочек? Он такой нежный!"
  Мальчик пристально смотрел, как его мать разделывает рыбу. Вдруг его грудь сковало странное чувство. Ему стало невыносимо горестно и печально. Соскочив со стула, он вылетел оттуда как стрела, мчащаяся по воздуху. Глядя в небо, покрытое белыми облаками, мальчик расплакался.
  "Что же это с ним?" - в изумлении спросила жена Сурьи. "Догони его и спроси, что случилось", - ответил ей Сурья с тревогой на лице. Но едва лишь достигла она двери ---история продолжается--- мальчик уже перестал плакать. На его губах показалась улыбка.
  Как-то в другой раз Сурья с мальчиком шли мимо рынка лошадей. Жеребенок стоял рядом со своей матерью и сосал молоко, когда к ним приблизился торговец лошадьми, одетый в грубую черную форму, и связав вместе двоих жеребят, увел их. В отчаянии кобыла громко заржала им вслед, но человек продолжал идти, не обращая на нее внимания. Как только они зашли за угол, один жеребенок принялся лягаться, пытаясь согнать мух, сидящих на его животе.
  Мальчик снова заглянул в карие глаза кобылы. И вдруг, крепко вцепившись в Сурью, разрыдался. Но Сурья не стал его сдерживать. Напротив, он укрыл лицо мальчика своими рукавами, стремясь его заслонить его. После они покинули рынок лошадей, и Сурья усадил ребенка на зеленую травку, покрывавшую берег реки. Он достал из кармана абрикос, вручил его мальчику и ласково спросил его:
- Что тебя так расстроило?
- Отец, они отняли жеребенка от матери против их воли!
- Так часто бывает с лошадьми, ты ведь знаешь. Жеребенок уже стал достаточно большим, поэтому теперь он должен трудиться самостоятельно.
- Но ведь он еще настолько мал, что пьет молоко своей матери. Он еще малыш!
- Сколько бы он ни оставался со своей матерью, он всегда будет полагаться на нее. Тут уж ничего не поделать.
- Но папа, скоро они заставят его тащить тяжелые тюки на те ужасные горы! И потом, когда им станет нечего есть, они зарежут его на мясо!
  Сурья спокойно посоветовал мальчику не говорить по-взрослому и не действовать необдуманно. Но, по правде говоря, слова ребенка необычайно его удивили. Когда мальчику исполнилось двенадцать, Сурья отправил его в частную школу в столице, которая находилась в некотором отдалении.

  Мать мальчика без устали сидела за тканьем у своего прядильного колеса, зарабатывая деньги на оплату его обучения и карманные расходы.
  Пришла зима, укутав снегом горы Тянь-Шань. Тутовые листья, уже подвявшие и пожелтевшие, с шелестом опадали с деревьев. В один из дней мальчик вернулся домой. Стоя у окна, его мать заметила его вдалеке и вышла навстречу. Сурья же продолжил переписывать свои сутры, как будто бы ничего и не заметив.
- Что ты здесь делаешь? Тебе следует быть в школе.
- Но я хочу работать вместе с тобой, мама. У меня нет времени учится.
   Не желая мешать мужу, жена Сурьи упрекнула мальчика:
- Перестань говорить, как взрослый! Сей же миг возвращайся в школу и займись учебой, иначе ты ничего не добьешься в жизни!
- Но мама, твои ладони совсем загрубели и потрескались. А взгляни на мои ладони - как они мягки!
- Тебе не следует говорить такие вещи! Ладони любого человека грубеют с возрастом. Немедленно вернись в школу, слышишь? Я рассчитываю на то, что ты выйдешь в мир и сделаешь что-то в своей жизни. Ты получишь заслуженный нагоняй от отца, если он услышит подобное! А сейчас мне нечего больше тебе сказать!
  Мальчик уныло поплелся за ворота сада и вдруг остановился. Его мать вышла и провожала его до самого болота, пока он не направился назад в школу.
  Перед тем, как уйти, его мать еще раз сказала ему: "Не сворачивай теперь со своего пути!"
  Но мальчик так и стоял, не сводя глаз со своего дома вдали. Его мать обернулась, чтобы еще раз на него посмотреть, и ее сердце устремилось к нему. Выбрав среди кустов подходящую тростинку, она сделала из нее маленькую флейту и вручила ее мальчику. Наконец, он продолжил свой путь. Его силуэт становился все меньше и меньше по мере того, как росло расстояние, растягивались в вышине холодные облака и изгибался под ветерком тростник. Внезапно в небе послышался резкий звук хлопающих крыльев, словно летела стая диких гусей. Сурья выглянул из-за своего стола в окно и задрожал.
  То было самое холодное время года. Позже, когда суровая зима отступила, показались ростки пшеницы, и туманные накидки устлали пол пустыни, словно сахарная вода. Следом пришло время вспыхнуть белым цветам абрикоса и груши. Рощи и луга стали бездонно-зелеными, и по небу закружились облака с макушками цвета халцедона.
  Наступило самое время, чтобы начать раскопки руин древнего храма Сасы, который таился в песках на окраине города. Была найдена почти полностью сохранившаяся стена, на которой были изображены портреты трех небесных детей. Каждый, кому доводилось ее увидеть, замечал, что один из детей был столь ярко изображен, что казался почти живым.
  В один прекрасный день Сурья отправился в столицу, чтобы повидаться с учителем своего сына. Сурья поблагодарил его за то, что присматривает за мальчиком, и подарил ему три узла с одеждой. Он предупредил учителя, что хочет взять сына на прогулку, и что вернет его в школу днем позже.
  Они шли через оживленные улицы, и Сурья сказал без задней мысли:
- О, какое сегодня необыкновенно голубое небо! Ты сейчас как раз в том возрасте, когда начинаешь задумываться о том, как здорово иметь крылья, чтобы взлететь в небо!
  Мальчик воскликнул с отчаянием:
- Отец, но я хочу остаться с тобой! Я не хочу улетать!

  Сурья рассмеялся.
- Не беспокойся. Никто не может так просто улететь. Жизнь не так-то проста.
- Отец, но я не хочу никуда уходить! Ведь никому на самом деле не нужно оставлять свой дом, верно? - спросил мальчик.

  Его отец был немного ошарашен.
- Что ты имеешь в виду под "никому не нужно оставлять свой дом"?
- Никто ведь не обязан, так? Никто не обязан скитаться вдали от дома?
- Конечно, нет. Никто не должен покидать свой дом... - коротко ответил Сурья, погрузившись в размышления.

  Они обошли рыночную площадь и направились на окраину города. Кругом был песок. Множество людей стояло в огромной яме, которая была только что выкопана. Сурья с сыном спустились вниз, чтобы к ним присоединиться, и оказались перед старой стеной, на которой были изображены портреты трех небесных детей; краски ее облупились и выцвели. Сурья задрожал. Он почувствовал, как будто над ним вдруг нависло что-то большое и тяжелое, упавшее с далеких небес. Но когда он заговорил, в его голосе не было ни тени тревоги:
- Это поистине замечательно. Этот портрет так выразительно написан, что становится жутко. Я не в силах прикоснуться к нему и пальцем, ибо это небесное дитя мне чем-то напоминает тебя.
  Сурья обернулся, чтобы взглянуть на сына. Как вдруг мальчик с улыбкой на лице резко упал на землю. Оторопев, Сурья схватил его обеими руками и крепко прижал к себе. На отцовских руках ребенок бормотал, словно во сне: "Дедушка передал мне послание".
 - Что с тобой? - воскликнул в панике Сурья. - Ты не можешь так просто меня покинуть!
- Прости меня, папа, - слабым голосом сказал мальчик. - Я твой сын. Ведь это ты в прежней жизни нарисовал портрет на этой стене.
  Люди заметались туда-сюда, крича друг другу: "Это Гусиное Дитя! Это Гусиное Дитя!"
  Ребенок слабо пошевелил губами, словно бормоча что-то, но Сурья не смог разобрать, что он сказал. Что ж, на этом история заканчивается. Это всё, что я знаю".

  Старик собрался восвояси. Мне было грустно его провожать. Я поднялся и сложил ладони своих рук вместе в благодарном поклоне. "Спасибо вам за чудесную историю, которую вы мне поведали. Мы с вами всего лишь странники, встретившиеся весной на краю пустыни. Но я верю, что наша встреча не просто совпадение. Мы не более, чем путники, чьим путям посчастливилось пересечься. Но, может так статься, мы и дальше пойдем вместе по пути к просветлению, открытому нам Святым Буддой. Я прощаюсь с вами и желаю вам счастливой жизни".
  Старик молча поклонился мне в ответ. Казалось, он хотел сказать что-то, но затем вдруг повернулся и без единого слова медленно побрел в неведомые дали, откуда я пришел. Весь свой путь я продолжил со сложенными вместе ладонями, идя через безлюдную, каменистую пустыню в направлении, противоположном пути старого пилигрима.

(перевод с английского)