Любава и лариса

   


Кирилл с трудом открыл глаза. Голова страшно кружилась. Потолок  расплывался,  исчезая  в  чёрную  дыру  слева.  Он снова напрягал зрение, пытаясь понять, где он находится. Бросил взгляд в сторону. Моментально возникшая боль стрелой пронзила виски и тупо растеклась по лбу. Кирилл осторожно ощупал лоб.  Забинтован. На левом глазу тоже марлевая повязка.
– Очнулся. Тише…, тише.., не трогай! – услышал он молодой женский голос слева.
  Повернул голову, перед ним стояла приятной наружности девушка.
– Где я?
– В Москве. В военном госпитале имени Бурденко.
– Что у меня с глазом?
– Не знаю. Вы ранены, вам лучше поговорить с врачом. Я сейчас позову, – ответила девушка и быстро вышла.
– Ранен…. – Кирилл сразу вспомнил, как они втроём отправились патрулировать…  Посёлок  Янды….  Было  всё  спокойно,  они,  молча,  шли  по  узкой  дороге.  Вдруг  в  придорожной пыли что-то блеснуло.
 Кирилл остановился, осторожно ткнул ногой. Часы. Он наклонился, чтобы их поднять. Впереди раздался взрыв. Подняв голову, он тут же получил удар в лоб.  Больше Кирилл ничего не помнил.
   Вошёл врач, мужчина средних лет, с приятным, добродушным лицом.
– Ну, солдат, как у нас дела?
– Голова трещит, глаза больно поворачивать.
– Понятно. А ноги чувствуешь?
– А что ноги? – испугался Кирилл и машинально попытался их поджать.
Они оказались такими тяжелыми, словно к ним были привязаны стопудовые гири. Потревоженные ноги резко заныли, загорели жарким огнём от колен до самых кончиков пальцев.
– М-м-м, – простонал Кирилл.
Врач откинул покрывало с ног парня. Осторожно ощупал колени, потом взял большую медицинскую иглу, стал легонько тыкать в пальцы ног.
– Чувствуешь боль?
– Да.
– А вот тут?
– Да.
–  Замечательно,  –  улыбнулся  врач,  возвращая покрывало на место. – Легко отделался солдат. На мине подорваться и живым остаться... Осколочные ранения в обе ноги, кости перебиты. Не беда, мы их восстановим. Не таких поднимали!
– А с глазом что? – спросил Кирилл.
– А вот глаз, брат, мы не смогли спасти. Удалили.
На голову Кирилла, словно ушат кипятка вылили.   Дико вскрикнув,  он съёжился, до крови закусив нижнюю губу.
– Ну, ну, парень, без фокусов! Ты не красная девка, ты - солдат!
Весь считай, цел, а без глаза сто лет прожить можно. Кутузов вон – фельдмаршалом стал,  всеми войсками командовал.
Уходя, приказал медсестре: « В общую палату его».
Кирилл, чтобы не разрыдаться, всё кусал уже припухшую губу. Кровь тоненькой струйкой скатывалась на подбородок.
– Что ты так разволновался? Боли тебе мало? Оставь губу в покое, – потребовала медсестра,  аккуратно вытирая ватным тампоном кровь.– У нас сапёр лежит. Ему оторвало кисти рук, повредило оба глаза. Жив остался благодаря защитному костюму. Так он радёхонький, что Живой! А ты?....   Слышал, что тебе врач сказал: весь цел. А глаз они тебе стеклянный  поставят,  сам  не  отличишь  от  настоящего.  Тут  работают специалисты высшего класса.  Изо всех сил воюют за каждого солдата,  делают всё возможное и невозможное. Бывало, привезут полутруп, едва признаки жизни подаёт, а через месяц, другой глядишь - улыбается, поехал домой.
Слова девушки успокоили, даже стыдновато  перед ней слало за свою слабость.
   А через час Кирилл уже находился в общей палате.Тут  же  к нему подошел  парень  с  загипсованной рукой, подвешенной на бинте через шею.
– Тебя как зовут– Кирилл.
– Меня – Борис. Где тебя так окрестили?
– Около поселка Янды.
– А где это?
– Чечня, Ачхой – Мартановский район.
– Так это тебя, значит, вчера однополчанин разыскивал, к нам в палату заходил на костылях.
– Васька! – догадался Кирилл.
– Не знаю. Он не представился.  Сказал, что ещё зайдёт.
– А ты, Борис, как сюда попал?
– Да по своей дури. Я в конном полку служу.  Под Москвой.  Мы в кино кавалерию изображаем, ну и другое там, при дипломатических церемониалах….  Стали отрабавать навыки владения шашкой и джигитовку. Ну, я и… гарценул! Результат: два сломанных ребра, перелом ключицы.
В дверях палаты появилась белобрысая голова.
- Васька! Я здесь! – радостно воскликнул Кирилл.
– Кирюха! – Сослуживец, широко распахнул двери, чтобы пройти на костылях. Долго и неловко усаживался на край кровати.
 Потом сообщил:
– А я от ребят из нашей роты письмо получил.  Пишут, как вы на растяжку наткнулись. Ну, ты, Кирюха, в рубашке родился. Вовку и Лёшку… насмерть.. Пацаны пишут, жутко смотреть было, а тебя в сторону отбросило на обочину дороги. Лежит, пылью припорошенный. Лицо в крови, ноги друг к другу носками повёрнуты.  Решили, что ты тоже мертвый. За руки, за ноги потащили, а ты застонал.  Они засуетились, щиты под тебя и - в медсанбат. А там сразу вызвали «Скальпель».
– Что за «Скальпель»? – не понял Борис.
– Сразу видно, не был в горячих точках, – Василий полуобернулся к Борису. – Это летающая операционная лаборатория для экстренной эвакуации раненых из очагов военных действий.
– Понятно, – улыбнулся Борис. – Отчеканил, как перед комбатом. Почувствовав себя лишним, он лёг на свою кровать, взял  книгу, начал читать.
– Так вот, – продолжил Василий, – я как узнал, что ты здесь, давай разыскивать тебя. День пробегал, не нашёл. Тут, представляешь,  полторы  тысячи  лежит!  Сорок  отделений!  Как найти? Решил подойти к своему врачу. Он мне моментом нашёл. Оказывается, ты в нашем отделении, в реанимации лежишь. Я туда заглянул: ты как дохленький. А сегодня заглянул – тебя нет. Сказали, ты в общей палате. Ну, как ты, Кирюха?
– Да х…, хреново. Глаз левый выбило.
– А ноги?
– Загипсованы. Врач сказал, что замечательно.
– Значит, целы ноги! – обрадовался Василий. – Я же говорю - в рубашке родился.
Василий огляделся, заметил аккуратно заправленную кровать, довольный улыбнулся.
– Свободное местечко! Я, наверное, переберусь сюда. Потопаю,  разрешения  у  лечащего  врача  спрошу.  А  то  быстро кого-нибудь положат.
Он поднялся, глухо постукивая костылями, вышел из палаты.
– Я понял, что вы даже с одной роты. А с ним что случилось? –спросил Борис.
– При налёте гранатой подорвали. Ранен был в живот и ногу.
– Лаконичны вы, всё у вас чётко, просто. А не страшно воевать?
– Страшно.  Кровь и смерть - всегда страшно. Но, как говорит  наш  комбат,  мужество  –  это  искусство  бояться,  не  подавая виду.
Борис задумался, отложив в сторону книгу.
Вскоре вернулся Василий, держа в руках целлофановый пакет. Он сел на свободную кровать, поставил возле тумбочки костыли.
– Ну вот, я теперь тут на законном основании.
 Вынул из пакета бритвенный прибор, туалетные принадлежности и два письма.
– Кирюха, тут тебе корреспонденция  ребята переслали.
– Давай сюда, – рванулся, было, Кирилл,  приподнимаясь, но резкая боль снова пронзила виски. Он закрыл единственный глаз, затих.
– Тебе, может, прочитать? – тихо спросил Василий.
– Нет, я сам, дай сюда.
Одно письмо было от матери, другое от Любавы. Так Кирилл называл свою любимую девушку. С  Любой они одноклассники, жили  по  соседству,  всегда  дружили.  Настоящая  любовь  вспыхнула в десятом классе. Когда они вдруг поняли, что не могут друг без  друга.  Всё  свободное  время  проводили  вместе. Казалось, знали  друг  о друге всё, или почти всё. Безграничное доверие соединяло два любящих сердца. Любава проводила его в армию. Ждала. Регулярно писала письма. Её письмо  Кирилл  вскрыл  первым. Прочитав, закрыл глаз. Блаженствуя, представил свою  Любаву, мысленно разговаривая с ней: « Какое счастье, что ты есть у меня...».  И - ни тени сомнения, что Любава ответит ему этими же словами. «Говорила, что чувствует меня на расстоянии. Наверно, чувствует, что мне тяжело, волнуется…».
– Вась, а когда письмо пришло?
– Вчера. Я и начал сразу бегать, тебя искать.
– А число сегодня, какое?
– Семнадцатое.
– А патрулировать мы пошли десятого января. Ёлки-палки! Это, выходит, я неделю без сознания был? Любава там, наверное, с ума сходит.
– А ты уверен? – съязвил Борис.
– Уверен.
– Да ты знаешь, какая она у него?! – поддержал друга Василий.
– В роте ему всех чаще приходили письма. Фотографию видели – красавица. Счастье – иметь такую девушку.
– Не хвастайтесь, что ваша девушка лучше всех: остальные девушки могут обидеться, а парни захотят убедиться, – рассмеялся Борис.
Кирилл с ненавистью посмотрел на шутника: «Надо сегодня же ей ответить.  А почта далеко?»
– На первом этаже почтовый ящик висит. Пиши – отнесу, – ответил Василий.
Быстро прочитав письмо от матери, Кирилл попросил:
– Вась, пиши письмо Любаве, я голову от подушки оторвать не могу.
– Ну, конечно,  Васька! Ты знаешь, как я пишу? – недовольно пробурчал друг, доставая блокнот и ручку. –  Ладно, диктуй.
– Начало ты знаешь, потом напиши, что я в госпитале, в Москве  лежу.   Ноги  перебиты,  левый  глаз  выбило,  поэтому пока писать не могу. Немного позже, как оклемаюсь, сам напишу.
– Чё, так и писать? – усомнился Василий.
– Так и пиши. У нас с ней уговор: всегда говорить друг другу правду, какая бы она ни была.
– А матери? - осторожно спросил Борис.
- Нет! Маме – ни гу-гу. Служу всё в порядке.
В  комнате  воцарилась  тишина.  Василий,  словно  первоклассник, старательно водил ручкой.
  Через неделю Кириллу стало лучше. Голова перестала ломить, прошло головокружение. Он  уже легко садился на кровати, свешивая загипсованные ноги. Врач приказал выдать ему коляску.  Кирилл быстро освоил новое средство передвижения, часами раскатывая по коридору отделения. Вечером в холле подолгу смотрел телевизор. Настроение было сносное, омрачило только одно: долго не было ответа от Любавы, хотя  он ей написал уже второе письмо. Наконец, Василий принес долгожданную весточку. Кирилл в это время безмятежно спал, но друг его разбудил, зная, как он ждёт это письмо.
Кирилл приподнялся, нетерпеливо надорвал беленький конверт, жадно впился в синие строчки.  И вдруг  переменился  в  лице.  Заскрежетал зубами,  упал  на подушку, комкая письмо в руке.
Василий с большим трудом разжал руку друга. Расправив бумажный листок, прочитал: « Кирилл, мы договорились с тобой говорить друг другу правду.  Я встретила парня, мы собираемся пожениться. Я думаю, ты поймёшь меня и простишь…»
 Василий со злостью смял письмо и швырнул его в раскрытую форточку.
– Вот, стерва! А мы все ей верили...
    Кирилл лежал молча. Потрясённый предательством любимой девушки,  он  перестал  вставать,  перестал  принимать  лекарства, почти ничего не ел. Лежал неподвижно, вперив свой единственный глаз в потолок, не закрывая его ни днем, ни ночью. Василий понимал состояние друга, сопереживал. Но, видя, что это продолжается третьи сутки, попытался его развлечь. Анекдотом. На что Кирилл ответил отборным матом. Сослуживец забеспокоился:    "  Как бы  ни удумал   чего. Ведь не укараулишь!"
 Он пошёл к лечащему врачу  и объяснил всю ситуацию.
      На обходе врач особо внимательно осмотрел Кирилла.
– Что-то я не вижу улучшения. Говорят, тебе девушка изменила?
Кирилл  демонстративно  отвернул  голову  к  стене.
–  А  знаешь,  парень,  это  даже  очень  хорошо,  что  она  ушла
именно сейчас. Ты - счастливчик!
Не ожидая ничего подобного, Кирилл повернулся и уставился на доктора.
- Да, да, не удивляйся. Ты - счастливчик, – улыбнулся тот.
– Ты же знаешь, солдат, что человек, предавший один раз, предаст и второй. А нам, мужикам, нужен тыл надёжный. Вот почему с одними мы дружим, а на других женимся. Представь, если бы она изменила тебе, когда вы поженились, и были бы дети. Делёж имущества, а самое главное, как правило, с женщиной уходят дети. А это часть тебя самого. Вот это трагедия! Конечно, это будет долго жечь душу. Но всё пройдёт. Теперь ты понял, что она за человек. С тобой была, когда ты был красив и силён. Узнала, что покалечен – бросила. Вот так, парень, думай сам, решай сам: стоит ли она твоих переживаний в ущерб здоровью.
Врач ещё раз ощупал правую ногу:
– Нога в норме, даже отёка нет. Надо разрабатывать. Бросай коляску, солдат, на костыли и - вперед! Да, чуть не забыл - к протезисту зайди – заказывал.
После ухода врача Кирилл снова уставился в потолок. Лежал неподвижно часа два. Василий с тревогой поглядывал на Кирилла, приходя к мысли, что его ожидания  положительных перемен в настроении друга не оправдались.
Вдруг Кирилл возмутился:
– Сколько можно ждать? Когда принесут эти костыли?
– Я сейчас … ! – обрадовался Василий. Зная  напористый  характер  друга,  он  понял,  что  теперь  всё будет нормально.
   И в самом деле, Кирилл стал работать над собой с удвоенной силой. Он целыми днями ходил по коридору, постукивая костылями. Было видно, что передвижение даётся ему с большим трудом, но он ходил. Натёр мозоли на руках, стёр поручнем костыля подмышки, но все равно ходил. Утрами делал, как мог, зарядку. По рекомендации врача стал посещать массажиста, для укрепления общего тонуса. Синева  под  глазами  и  мрачные  тучи  с  его  лица  потихоньку стали сходить. Он всё чаще стал улыбаться.
  А  потом получил письмо от одноклассницы, Ларисы.  Чему был очень удивлён. Она писала, что все ребята возмущены поведением Любы, а на дискотеке только что «дембельнувшийся»   Пашка Толстых при всех врезал ей по лицу. «… Она в своё оправдание закричала: «Он не ходит. Я что, его всю жизнь должна на коляске возить?!» Вот я и решила тебе напитать…
 Если ответишь, буду рада…».
– Не дождешься Лариска-крыска! – вслух сказал Кирилл.
– На кого это ты так? – спросил Василий, внимательно наблюдавший за другом.
–  Да учились мы  вместе в школе..., - Кирилл  небрежно махнул листком и бросил письмо на тумбочку.
– Почему «крыска»?  Для рифмы или характер плохой?
– Характер у неё ничего. А вот нос во всё лицо. Глазки маленькие, черненькие…
–  Некрасивых  девушек  не  быва-а-ет, –протяжно, с расстановкой произнес Борис, читавший книгу, вернее делавший вид, что читает. - Есть  девушки  редкой красоты,
– Да ты бы видел её, – оправдывался Кирилл. Немного подумав, тихо добавил:
– Да и я теперь не тот красавчик, по которому сходили с ума девки…
  Он сник, лёг на кровать, застыл в своей излюбленной позе, уставившись в потолок. Внезапно подскочил, как ужаленный.
– Васька! Дай блокнот и ручку. А как всё до матери дойдёт?! Она ведь и дом продаст, чтобы деньги выручить, сюда прилететь. А чем она мне тут поможет? Только слезами! Сама изведётся и мне будет сердце рвать. Срочно надо писать «крыске», чтобы молчали там все до единого.
– Ты прав: святая материнская любовь безгранична, – изрёк Борис и снова уставился в книгу.
Так неожиданно для Кирилла завязалась переписка с Ларисой. Вскоре он уже с нетерпением стал ждать от неё очередного письма,как когда-то ждал от Любавы. Правда, от любимой письма согревали душу, а Ларисины – возбуждали живой интерес  узнать о друзьях, о родителях. От писем одноклассницы веяло домашним теплом, чем-то  родным.
Она подробно описывала все  житейские новости. Письма были приятные, с изюминкой юмора. Кирилл невольно отмечал, что умом Бог Ларису не обидел.
    Молодая  жизненная  энергия  юноши  и  усилия  опытнейших врачей потихоньку делали своё дело. Кирилл уже ходил на костылях, уверенно наступая на правую ногу, хотя левая ещё беспокоила.
    Ему вставили стеклянный протез, с тщательно подобранной по цвету. радужной оболочкой живого глаза. Взглянув на себя в зеркало, Кирилл чуть  не подпрыгнул  от  радости. Если б смог, точно подпрыгнул!  На  него  смотрел  прежний  красавец-мужчина, только чуть бледноватый. Единственное неудобство – необозреваемость с левого боку. Приходилось чаше поворачивать голову влево, но это уже было совсем не важно.
   К Кириллу вернулось его весёлое расположение духа. Он снова стал шутить, травить анекдоты, как прежде в части.
    Василий  искренне радовался  положительным переменам друга.
Почти всё время они проводили вдвоем. Вместе ходили на обязательные процедуры, вместе тренировались в тренажёрном зале, восстанавливая физическую форму. Василия  готовили  к  выписке.  Чувствуя  скорое  расставание, друзья часами разговаривали, вспоминая службу в Чечне, рябят из своей роты. Служба, война….  Всё это уходило в безвозвратное прошлое. Оба понимали, что в часть они уже не вернутся, после лечения их комиссуют. Осточертел госпиталь. Душа рвалась домой.

          В родные места Кирилл вернулся через три месяца после ранения.
Мать, узнав правду, заплакала:
– А я, Кирюша, чувствовала, что с тобой что-то случилось. Уж больно письма твои мелодичными стали, будто не пишешь, а поёшь. Ты как ушёл служить, а у меня сердце стало рваться, видно, беду- то предчувствовало.  Ты  знаешь -  я  атеисткой была,  а  вот  стала  молиться. Утром встаю, солнышко прошу, чтобы тебя защитило. Вечером – луну да звёздную ночь, чтобы от всякого лиха укрыли. Отец, глядит на меня, ворчат: « Совсем мать рехнулась». А я всё равно молилась.  Правду говорят: сердце матери не обманешь. Вымолила я тебя, сынок, у смерти. Не время тебе умирать, внуками ещё нас надо порадовать.
    Кирилл вздрогнул: «Не время…. Я ведь нагнулся, чтобы поднять часы. А были ли они там…?» Ему стало не по себе. Он вытер рукой слёзы с  материнских щёк, прижал её к своей груди.
– Мама, всё хорошо. Я вернулся. Я живой!
– И то, правда, что это я, дурёха, радость слезами заливаю.
–  Ну,  вот  и  хорошо!  А  я  пойду,  пройдусь,  родным  воздухом подышу.
   Он  медленно  шёл  по  улице,  а  в  голове,  словно  дятел  стучал:не время тебе умирать…, не время…  «А вот Вовке и Лешке, значит,  время?»
 Жутко захотелось курить. Кирилл остановился, сунул руку в карман, достал пачку сигарет. Но мягкая картонная коробочка оказалась пустой. Он с  досадой  отбросил  её  в  сторону и прямиком направился в магазин.
 В небольшом магазинчике возле прилавка стояли три женщины. Омраченный, не обращая  на них внимания, он подошёл к продавцу, выложив из кармана мелочь, попросил:
–Пачку « Примы», без сдачи.
Сбоку раздался знакомый голос:
– Кирилл ! Вернулся?!
 Он повернул голову. Между двух  женщин стояла, удивлённая встречей, Люба. Не стесняясь посторонних, она бросилась к нему, хотела обнять. Кирилл перехватил её руки, отшатнулся. Грубо ответил, зло.
– Я всё понял и простил, как ты хотела.
– Но ты же писал, что нет глаза, перебиты ноги! – почти завизжала Люба.
Кирилл  растерялся,  взглянул  на  женщин в очереди, на продавца. На него смотрели  три пары любопытных глаз.
–   Испугалась?  – бросил презрительно и громко.  – А я… я наврал тебе! Хотел проверить, так ли ты меня любишь, как в письмах писала.
Увидав смятение Любы, Кирилл засмеялся и,  прихватив с прилавка пачку сигарет, гордо вышел.
На  улице  его  пробрала  дрожь,  хотя  вовсю  царствовала весна. Денёк выдался на редкость теплый, ярко сияло солнышко и ласковый ветерок слегка покачивал молоденькие листочки берёзки, посаженной возле магазина.
Он  кое-как  прикурил  сигарету.  Руки  не  слушались,  все  время тухла спичка. Вздохнув полной грудью табачный дым, Кирилл выругался про себя: «Вот, тварь! При всех ляпнула, что нет глаза. Сейчас бабьё начнёт судачить». Но, сделав ещё пару хороших затяжек, успокоился.
– Да плевать! Пусть говорят, что хотят. Я вернулся домой живой, на своих ногах, а остальное по барабану!
Вспомнив, как Люба бросилась к нему, понял: он ей не безразличен. Это приятно щекотало его мужское самолюбие. Кирилл, прикусил зубами сигарету, засмеялся и твердой походкой пошёл домой.

Там его ждал Пашка, узнавший о прибытии друга. Они крепко обнялись.
– Дай, Керя, я взгляну на тебя хорошенько, – Павел отошёл в сторону, улыбнулся. – Краса-а-ец! А тут кое-кто побоялся коляску возить. Вот обломилась!
– Да ладно тебе. Проехали, – махнул рукой Кирилл, – пойдём лучше за стол, выпьем за встречу. Ты же знаешь, что сердце мужика  состоит  из  двух  желудочков.  Так  вот,  один  для  водочки, другой для закусочки.
Пашка стукнул друга по плечу:
– Узнаю...   Ну, значит, и вправду всё нормально!
За столом Кирилл поинтересовался:
– А ты, Паха, уже устроился на работу?
– Нет. В город надо подаваться, здесь трудно устроиться.
– А воинская часть за посёлком ещё стоит?
– Стоит. Твоя зазноба с солдатом и снюхалась, – простодушно выпалил подвыпивший Павел.
Кирилл сделал вид, что ничего не слышал.
– Я вот надумал найти работёнку в воинской части: не в этой, так в другой.
– А это, Керя, идея. Надо попробовать.
– Насчет зазнобы честно скажу тебе, друг: отрезанный это ломоть. Хотя сегодня увидел, сердечко ёкнуло.
– Ты чё, к ней ходил? – с негодованием спросил Павел.
– Нет. В магазине встретил.
– Ну и как?
– А никак! Женюсь вон на первой встречной. Или лучше на «крыске».
– А что…? Лариска стала очень даже ничего – умная, деликатная такая. Я тут к ней клинья подбивал. Она ласково говорит, как с бывшим одноклассником, а держит на расстоянии.
– Что умная, я тоже понял из писем. А с лица воду не пить. Привыкну.
– Э-э, друг, ты и впрямь давно её не видел. Я же тебе говорю, она ничего такая, пухленькая. Пошли на дискотеку, сам увидишь.
– Пошли.
   В зале громыхала музыка, танцевала молодежь.
– Вон Лариска, – показал рукой Павел.
  Хмельной Кирилл не сразу признал в полненькой девушке Ларису. Но, подойдя ближе, узнал прежние маленькие, черненькие глаза,  На полном лице сидел  нормальный и очень даже аккуратный нос. Разгоряченная  танцем,  она  смеялась.  На  розовых  щёчках  красовались ямочки, которых прежде не было. И эти ямочки сразу запали в сердце Кирилла. Он приветливо улыбнулся, подал ей руку:
– Здравствуй Лариса, спасибо тебе.
– За что?
– За всё. За то, что в трудную минуту поддержала.
– Не преувеличивай. Ты сам мужественный человек, сам  справился.  Я  тут  ни при чём? 
 Улыбнувшись, она   снова показала   свои  прелестные  ямочки,  которые  окончательно вытеснили Любаву из сердца Кирилла.
Через неделю он устроился на работу в воинскую часть. Гражданским служащим, слесарничать в автобатальоне.  К его удивлению, комбат отнёсся к нему с большим пониманием: представил работу и даже двухкомнатную квартиру бывшего прапорщика. А через месяц Кирилл привёл туда молодую жену – Ларису.