Спец-операция Москва и секс-операция Дача

 Как только начинаешь осознавать жизнь – появляется множество родственников, знакомых и друзей. Ты еще гукать правильно не научился, а родственники уже лезут с поцелуями, тащат тебя из люльки, тискают, щекочут, тыкают пальцем в живот, говорят всякие глупости. А если ты начинаешь возмущаться – затыкают тебе рот пустышкой. Ты еще толком ходить не научился,  а к тебе уже тащат всяких кривоногих и слюнявых – познакомься, это Юрочка, поиграй с ним, познакомься это Ирочка, погуляй с ней. И ты идёшь, играешь и гуляешь. И годы идут с тобой рядом, а куда им деваться от тебя?

Я не исключение. За годы жизни я оброс родственниками, знакомыми и друзьями. И если родственники достались мне по наследству, и я в этом не виноват. Знакомые по случайности, и я тоже не причём – Судьба. А вот друзей я выбирал сам, и в случае чего – сам дурак, а друг не причём. Последняя ревизия дружеского круга  показала, что из друзей половина евреи. Ни мама, ни папа не научили меня с детства различать их в окружающей толпе.
-Да ты посмотри на нос, – говорили доброжелатели
-Ну и что, - отвечал я, - и у меня такой, только загнут в другую сторону. И дырочек две.

Когда мне исполнилось семь, на нашей улице поселились евреи.
-На нашей улице поселились евреи,- сказал мне мой друг Петя Петухов и показал пальцем на дом. За низкой оградой из редкого штакетника бегал очень толстый мальчик, а за ним тётя, тоже очень не худая.
-Беня, съешь пирожок!  - громко кричала тётя,
-Сама ешь! - кричал Беня,
-И съем,- грозила тётя.
-И съест,- сказал Петя, - вот увидишь.
-Кто съест? -
-Тётка конечно, - вздохнул Петя, он очень любил пирожки.

Мы подружились с Беней. Это был мой первый друг-еврей. С его подачи, мы втроём стали заниматься йогой. Через месяц Беня, собственным весом, сломал ногу, пытаясь сесть в позу лотоса. Было ли это причиной их отъезда или их испугала надпись на заборе: «Бей жидов – спасай Россию»  - нам с Петей осталось неизвестным.

Через год мама повела меня к своей подруге, Раисе. За столом, на котором стояло несколько пузырьков с лекарствами, сидело крупное, белое, обмотанное чем-то полупрозрачным, с ярко раскрашенным во все цвета лицом. Я застыл в дверях.
- Входи не бойся, я тебя не съем, я на диете – сказала Раиса, показав пальцем на пузырьки и так весело засмеялась, что я тоже захихикал. Меня отправили на кухню, есть пирожки и читать книжку.
- Читай книжку и не высовывайся, я тебя позову – и мама плотно закрыла дверь. Книжка мне не понравилась, а подслушивать было нехорошо, и я стал смотреть на дерево за окном. На нем было гнездо, в нём пищали птенцы.  Из-за двери доносилось невнятное бубубу,  но одно слово повторялось так часто, что я его стал понимать. Я решил, что это имя, но мужчины или женщины?  Кэгэбе, не то он, не то она.

- Тебе понравилась Раиса? - Спросила мама, когда мы шли домой.
- Очень, она весёлая и добрая, - ответил я, и покрепче прижал к себе пакет с тёплыми пирожками.
- Она сегодня получила письмо от мужа, вот и веселая.
- А его зовут Кэгэбе?
- Ты подслушивал? - остановилась мама.
- Нет, мама, только это слово, оно само подслушалось, нечаянно.
- Да, его так зовут, - и мама засмеялась.
 
После Раисы, всех толстых женщин я считал еврейками. Через немного лет я научился выделять евреев по фамилиям, но не по лицам. Через много лет, когда я стал студентом МГУ,  друзей по лицам  оказалось больше, чем по фамилиям.
- Это веянье Времён и мест, в которых мы живём, – сказал мой новый студенческий друг-еврей Марк, – я думал, ты знаешь.
- Я догадывался.
- Вот и догадывайся, про себя, тихо. Ладно?
- Ладно, - исчерпал тему я.

Как то позвонила мама и спросила:
- Ты помнишь Раису?
- Помню, но пирожки больше.
- Её мужа реабилитировали, и она нас приглашает в гости.
За столом, на котором стояло не менее сотни пузырьков с лекарствами, сидело огромное, белое, обмотанное прозрачным шифоном и раскрашенное сверху в различные оттенки красного. Я застыл в дверях.
- Я на диете, вот она – сказала Раиса, махнула на пузырьки и весело засмеялась. За столом разговор зашёл о «еврейском вопросе». Я сказал, что у меня много евреев друзей и ничего, КГБ не тревожит.   
- У Вас много друзей-евреев, и Вас не знает КГБ? Ах, не морочьте мне мою единственную голову,- сказала Раиса, и как в воду глядела.

Через неделю  мне позвонили и пригласили в гостиницу Москва, «встретится и поговорить».  У бокового входа гостиницы стоял человек в сером плаще.
- Ха, как в кино, - подумал я.

Я с детства мечтал побывать в исторически таинственной гостинице, прокатиться в ленточном лифте без дверей и хоть одним глазом заглянуть в номер люкс. Все это я видел, в очень старом советском кинофильме. Лифт оказался обычным, но номер тот, из кино. Позже я узнал, что номеров люкс на всю гигантскую гостиницу только шесть. Меня «приняли» в двухместном, которых тоже не много - сталинский век был скромным. Два кресла, столик, два стула и лицо с выражением доброжелательности и сочувствующими глазами на последнем. На стене портрет с таким же выражением лица в плохо позолоченной рамке.  Я осмотрелся и у входной двери увидел третье лицо, с дурацкой улыбкой и хитрыми глазами, в такой же рамке. Это было зеркало.
 
Через минуту мы уже сидели в креслах со стаканом чая в правой руке и с печеньем «Привет» в левой. Через две минуты я знал, что его зовут Алексей Иванович, что друзья зовут его «АИ» и ничего не знают о его истинном месте работы. Через четыре минуты выяснилось, что мы с ним  живем в сложное время. На пятой вдруг оказалось, что такие времена были всегда. Мы оба опечалились такому выводу, отхлебнули чаю и откусили печенья.

- У Вас много друзей? – спросил АИ и я понял, что прелюдия окончена.
- Достаточно, - я насторожился, а сознание стало перебирать имена.
- Вы им всем верите?
- Они меня пока не обманывали…
- Один из них не тот, за кого себя выдает.
- А Вы уверены?
- Это наша работа, - АИ мягко улыбнулся.

В глубинах моего мозга что-то забурлило, понеслось волной и выбросило на поверхность сознания имя Марка, у которого я недавно купил приёмник «Грундиг». Недалеко от Марка всплыли строчки из песни Высоцкого, со словами «Грундиг» и «контра». 
- Отберут, мерзавцы, - похолодел я.

АИ поставил стакан на столик и сказал:
- Ваш новый друг - шпион.
- Не может быть, он простой еврей! – Этот вскрик вырвался раньше, чем я осознал его смысл. Представить Марка шпионом? Лучше Энштейном… 
- Он не еврей, он стопроцентный американец – спокойно сказал АИ.
- Марк  американец? С такой рожей, и десяти процентов не наскрести. А я тогда кто? – мелькнуло в моем перегретом мозге, но до языка эта мысль не добралась и очень правильно сделала. 
- Когда происходит обмен студентами, там всегда есть шпионы. Мы это знаем и тоже  не спим, - продолжал АИ.
- В каком смысле? – я все еще ничего не понимал.
- Они нам Дэвиса, а мы им Ивана,- мягко засмеялся АИ.

Тут я все понял и ужаснулся, что чуть не подставил бедного еврея Марка.  Действительно, зачем КГБ фарцовщик Марк? Фарцовщиками занимается МВД – внутренние дела, а КГБ бдит на делах внешних. Но Дэвис, по моим понятиям, на шпиона тоже не тянул.
 
Месяца два назад, на нашем этаже поселилась семья из Америки,  студенты, крупный  Дэвис и длинноногая Хельга. Мы с женой быстро с ними подружились, и ни о каком КГБ не думали, ни днём, ни ночью. А оно о нас думало, денно и нощно – Раиса была права.

После получасового разговора о происках американских конкурентов, АИ подошёл к главному:
- По нашим сведеньям Дэвис будет интересоваться радиолокацией, Вы как раз её изучаете на военной кафедре – фиксируйте его интерес и вопросы по нашим радиолокатора. Я сейчас объясню принципы и методы Вашей, э-э-э…работы.
Из «Москвы» я вышел перегруженный вербальными инструкциями, нацеленный на конкретные действия и вооруженный идеей классовой борьбы на новом уровне. Новый уровень подразумевал, что уже были старые уровни, но чем там кончилось дело, я спрашивать постеснялся.

Никакого шпиона в Дэвисе я не видел, тема его диссертации  - Творчество Есенина. За два месяца никакая локация, кроме локации ножек студенток, его не интересовала. А значит и в оставшиеся до возврата в Америку семь месяцев интересовать не будет.
С этой уверенностью я посещал «Москву». Скоро мои постоянные шутки по поводу «локации ножек» надоели АИ, и он сказал:
-  Мы очень мягкие и вежливы в своей работе, но можем быть и очень жесткими! Понятно?

Как ни странно, эти слова меня не испугали. С самого начала операция  «Москва» - как я ее назвал для себя - казалась мне игрой. Кино, Театр, я артист и режиссёр одновременно. Большая глупость и пижонство, с моей стороны. Мою смелость воодушевляло хрущевское время…
- Понятно, – сказал я, глядя на муху, которая ползла по печенью. Плохой знак, зима и муха,- подумал я, но договорил:
- Я уверен, что он не шпион и Москва ему нравится. Они с женой, после защит диссертаций в Америке, планируют поработать в СССР. Вы знаете, что диссертации у них по истории и литературе СССР – сказал я мухе. Не дождавшись ответа от мухи, я поднял глаза на АИ -  тот смотрел на меня странным взглядом, мне даже показалось, что в глазах его крутятся маленькие колёсики.
- Кэгэбэшные мысли, - подумал я, - что то новенькое приходит ему в голову?
- Вы уверены?
- В чём?
- Что они вернутся?
- Уверен, но не проверен, - сострил я.   
- Возможно - возможно,– пробормотал АИ, как то суетливо собрал свои бумаги, вежливо проводил меня до лифта, тверже, чем обычно, пожал мне руку:
- Спасибо, Вам позвонят.

Так закончилась спец-операция «Москва», и началась секс-операция «Дача».
Я ждал звонка с тревожным любопытством. Слова «Вам позвонят» я расшифровал как «Вами займутся другие».

Но шли дни, никто не звонил, наступили зимние каникулы. Друг семей наших, Марк, ушел в «подполье», где записывал граммофонные пластинки «на костях». Если читатель не из моих времён, то «кости» это использованные рентгеновские плёнки. Дэвис уехал на неделю в Ленинград искать в библиотеках «неизвестное о Есенине». Моя жена к родителям в тот же Ленинград «поесть домашнего», мы с Хельгой тоже время не теряли – мотались по театрам, шатались по вечеринкам.

Как и все долго ожидаемое, звонок из КГБ оказался неожиданным, не вовремя  и некстати - мы с Хельгой собирались на вечеринку. Марк пригласил нас на дачу родителей, которые вовремя  улетели на Юг. Ко всем этим НЕ добавились ещё несколько -  в трубке звучал АИ, а я ожидал нового голоса, хоть ослика ИА, но не АИ. Я ожидал приглашения в новое место, а не в ту же «Москву». Я рассчитывал встретить  новых людей, а не опять и снова АИ. Тоска. Скукота. Никакого разнообразия. А ещё КГБ.
 На улице было темно, холодно и мокро. В автобусе не работал обогреватель. В метро духота и давка. Настроение  испортилось до уровня «нет счастья в жизни».
- Зачем он меня вызывает на ночь глядя? Что за спешка? - думал я, трясясь и раскачиваясь в вагоне по всем трём осям координат одновременно.
- Надо было уехать в Ростов, к маме, и ку-ку АИ.

Я приехал на десять минут раньше и нарвался на незнакомого швейцара, который даже дверь не открыл, скотина. Вход был с боковой части гостиницы, сверху ничем не защищён. Пошёл мокрый снег, я  топтался перед стеклянной дверью, как бездомный пёс и уже хлюпал носом. Настроение упало до уровня «вокруг одни скоты». Наконец, на горизонте холла появился АИ и махнул швейцару рукой, тот открыл дверь и я пошёл навстречу АИ. Видимо вид у меня был не ахти какой, и, пожимая мою руку, он участливо спросил:
- Вы здоровы? 
- Замёрз, швейцар не пускал – наябедничал я и хлюпнул носом.
 
АИ вернулся и что-то сказал швейцару, видимо ответ его не удовлетворил, и он поднёс кулак к лицу швейцара. Я поразился такой грубости, но швейцар не отшатнулся,  а наклонился, понюхал кулак, выпрямился и замер по стойке смирно.  Тут я заметил, что то красное в кулаке АИ и все понял. Стойка швейцара подняла моё настроение до уровня: «Так тебе и надо, скотина».

В лифте АИ успел сказать, что разговор будет долгий, поэтому он заказал нам ужин. Сейчас у него будет телефонный разговор, а я, за это время отдохну и согреюсь чаем. В тёплом номере и мягком кресле, в которое заботливо усадил меня АИ, настроение поднялось до максимального уровня: «Все люди – братья».
«Брат» ушёл звонить в соседнюю комнату, а я, чтобы не думать о предстоящем разговоре, предался размышлениям о смысле слова «здоровье». Простой вопрос,- Вы здоровы?  Какое здоровье имелось в виду? Все говорят: «В здоровом теле – здоровый дух», - это значит что? Что есть ещё и душевное здоровье. Но, Господа, это теория, а на практике иной хиляк такой дух имеет, хоть всех святых выноси, а из какого-нибудь здоровяка один пшик выйдет раз в год, так он и этому рад.

В Америке, как рассказывал Дэвис, если ты кому-нибудь на такой вопрос честно начнёшь рассказывать про своё телесное здоровье, он перестанет с тобой здороваться. Я считаю, только КГБ и ФБР имеет право требовать развёрнутого ответа на такой вопрос от своего «агента», Перед заданием  оба здоровья должны быть здоровы. В данном месте и в данное время «агентом»  был я. Ну и, какие у меня здоровья? Швейцар нанес ущерб обоим моим здоровьям.  Ссскко…

Стук в дверь не дал ещё раз обозвать швейцара.
- Войдите – сказал я, догадавшись,  что это стучит ужин. Симпатичная девушка (а какие ещё могут быть в такой гостинице?) вкатила столик, на котором горбилась белая скатёрка.
- Ножки у ужина очень аппетитны – это подумал не я, а Денис во мне. От столика пахнуло вкусным, и мой желудок благодарно уркнул. Из соседней комнаты не доносилось ни звука.
- Видимо двери имеют специальную звукоизоляцию, - подумал я. Эта мысль из области физики, потянула другую, из области юмора: - Пыточная комната, ха-ха.
Однако время шло, а АИ не шёл. Ужин уже не пах, медленно умирая под белым саваном, а я в кресле, от голода. Наконец шикнула дверь, и АИ образовался в поле моего полусонного зрения.
- Надеюсь, Вы не будете против того, если мы с Вами вначале перекусим? – произнес АИ и даже шаркнул ногой от вежливости.
- Ни в коем случае не буду против перекусить с Вами вначале,- выдал я грамматический перл с полусна и ответно посучил затёкшими ногами. АИ бросил на меня удивлённый  взгляд, но промолчал. Пока я ставил свое тело на ноги и двигал его к столу, АИ успел перенести на него содержимое тележки. И без запаха ужин был очень привлекательный.

- Давайте поужинаем не торопясь, а потом поговорим о деле, - сказал АИ. Я покивал головой, боясь, что в вербальном ответе, поменяю местами слова «поужинаем» и «поговорим».  Второго перла АИ не перенесет. А там и до психушки недалеко…

За неторопливым  ужином АИ неторопливо рассказывал о лже-шпионке всех времён и народов Мата Хари.
Жила-была женщина, которая умела танцевать и спать с мужчинами. И то и другое от природы. А для шпионажа нужен ещё и ум. Был ли он у Мата Хари – вопрос, который замучил многих историков до смерти. Те из них, кто стался в живых, продолжают мучиться, по сей день. Если был ум – она шпионка, а если нет – то не шпионка. Как позже оказалось, от правильного ответа зависела жизнь Мата Хари. Даже в переводе имени Мата Хари нет единства - то ли «Око утренней зари», то ли  «Око дня». Ошибка как минимум в восемь часов.
 
Эта броуновская частица женского пола, хаотично и безрассудно металась в море европейских офицеров, политиков, юристов и иногда сталкивалась с профи-шпионами. А вокруг да около Первая мировая  война. В результате случайных контактов с частицами мужского пола,  она переносила информацию от одного любовника к другому. Например, разговор в постели:
- Дорогая, прощай. Завтра мой эсминец уходит к берегам Франции,- говорит ей английский капитан и она роняет слезу на английскую грудь.
- Дорогая. Почему печальна? - спрашивает ей французской консул на другой день в другой постели.
- Мой английский друг вчера ушёл к берегам Франции на своём эсминце,- отвечает она и роняет слезу на французскую грудь.
«Десять наших эсминцев потоплено у берегов Франции», - кричат газеты Англии.  «Кругом шпионы» – сетует парламент. Какой шпионаж?! Любовная болтовня в постели…

«Око дня» так жила много лет, но однажды, утром, на заре, её расстреляли… потому что на суде её признали умной! Потом жалели об этой ошибке - таких женщин на земле не много, а шпионов пруд пруди. Я разделял возмущение АИ активными кивками головы. Мы не торопясь доужинали и уселись в кресла, друг напротив друга.
 
На этот раз не было никаких погодных и политических вступлений. Те колёсики в глазах АИ накрутили такой план, что в моих глазах потемнело. Они решили завербовать Дэвиса. Ни много ни мало. Мне страшно захотелось в туалет – там окно и на волю… если бы не девятый этаж. Не дождавшись от меня никакой реакции, он вдруг сказал:
- Мы знаем, что у Вас близкие отношения с Хельгой – он смотрел мне в глаза,  ожидая хоть какой-то реакции, но её не было.  Я настолько опупел от вербовки «шпиона» в шпионы, что потерял дар речи вкупе с мимикой лица. Вопрос о Хельге, ударившись о барабанную перепонку, отразился и бесследно рассеялся в объёме комнаты.
- Вы шутите? - Я не сказал это.
- Это серьёзно? - Я не сказал это.
- Это невозможно, - Я не сказал и это.
- Я должен участвовать в… Этом? – вот что я сказал.
- Да! Вы главное лицо!

Я непроизвольно посмотрел в зеркало – лицо в позолоченной раме явно не тянуло на Главное лицо, в глазах тоска и вселенская печаль. Зато АИ сиял всеми частями своей фактуры и ждал от меня радости по поводу его плана. И я понял, что не могу обмануть светлые надежды чекиста. Нельзя, по крайней мере, сейчас. Надо играть пока… пока что? Пока как у Хаджи Насредина - «или шах или ишак»?.
 
-И…как всё… Это? – я, неожиданно для себя, сделал нелепую отмашку рукой, как бы поймал муху и спрятал руку под стол. АИ удивился лицом, но я не дал развиться его эмоциям до вопроса и быстро проговорил:
- Что я должен сделать?
- Вы должны пригласить Хельгу на дачу.
- На дачу Марка?
- На дачу кого?
- На какую дачу?
- На нашу дачу.
- А-а-а, кхе, гм.
- И Хельгу в придачу к Дэвису, - подумал я - вот зачем он рассказывал мне о Мата Хари!
 
Я молчал, так как пытался представить Хельгу на месте Мата Хари и наоборот.
- У нас есть дача, Вы пригласите Хельгу и…
АИ инструктировал меня почти два часа. Было о-очень интересно. Яркие примеры успехов КГБ должны были воодушевлять. Жаль, что не могу ни с кем из современников,  поделиться этой закрытой информация, я не Сноуден, однако. Да и склероз, с ним и под пыткой ничего не выдашь.
 
Обратно я ехал на такси, заказанном АИ. Погода была мерзопакостная. Настроение тревожное. «Операция Дача» казалась безвыходной ловушкой, в которую меня загнало неуёмное любопытство. С другой стороны, моя Судьба всегда оберегала меня от всего большого – денег, женщин и неприятностей. А маленьких - сколько угодно, особенно женщин, все не выше моего плеча.
Внутренний голос навязчиво шептал песенку Марка Бернеса:
- "...чудо свершится,
Сбудется то, что покуда лишь снится.
Всё ещё впереди, всё ещё впереди".

Такси сломалось метров за двести до входа в общежитие. Таксист дал мне газету Правда, прикрыть голову от ледяного дождя. В моём коридоре «работала» опергруппа из студентов во главе с администратором этажа, Базаровой. Отлавливали студенток, застрявших в комнатах  студентов после десяти вечера. Была немая сцена, когда на опергруппу надвинулось мокрое чучело, облепленное цитатами из статей газеты Правда с портретом Хрущёва на причинном месте. 
После горячего душа, Базарова напоила меня ещё более горячей гадостью и принесла второе одеяло. Ночью Марк Бернес, в шубе деда мороза, жонглировал олимпийскими факелами, от которых полыхало жаром.
 
Утро я встретил сорока градусами подмышкой. Убрав термометр в тумбочку, и сократив утренний туалет до минимума, я решил лечиться сном и, выключив свет, немедленно исполнил это решение. Проснулся от света, на потолке светилась лампочка, за окном серела мгла.
- Какой чёрт её включил? – разозлился я и хотел встать, но вдруг лампочка на потолке стала удаляться. Потолок, пытаясь её удержать, превратился вначале в высокий шатёр, а затем в бесконечную трубу, неплохо освещаемую далёкой лампочкой. Я захотел в трубу, протянул к ней руки и медленно полетел к лампочке. Но не долетел, нечто схватило меня сзади за лодыжки, и в этот момент лампочка, сверкнув красным, погасла.

- Чёрт! – громко и гулко разнеслось в наступившей темноте, нечто отпустило лодыжки, и я упал на свою кровать. В голове и темноте звенели колокольчики. Вдруг на потолке появилось светлое пятно, и я различил стены своей комнаты. Два белых ангела,  шелестя опущенными крыльями, шли к кровати. Они подхватили меня, и нежно положили в белую лодку, которая, мягко покачиваясь, поплыла по светлому тоннелю. В конце тоннеля распахнулись огромные белые двери, с кровавыми крестами и всё померкло в моих глазах.

Очнулся я в белой палате без потолка. В вышине слепило белое солнце, вокруг порхали белые ангелы, шелестели крыльями и тихо ругались по-русски. Наконец ангелы улетели к солнцу, погасили его и я уснул. Проснулся я от шелеста крыльев - я уже хорошо знал этот звук - к кровати шла белая ангелица, обнажённая, с полуопущенными крыльями. Её крылья коснулись кровати, и ангельским голосом она передала привет от АИ.
- АИ до неба уже добрался? - удивился  я и решил пощупать крылья, но промахнулся.   
- Ой, чувствую, что Вы поправляетесь,- сказала ангелица и прикрыла своё тело крыльями. От крыльев пахнуло карболкой, и я сразу вернулся на землю. Около кровати в просторном белом халате тонула худенькая симпатичная девушка. Совсем не обнажённая.
- Вы нас  очень напугали.
- Кого я напугал? Я весь день спал, кроме ангелов никого не видел – пытался шутить я.
- Не день, а десять дней.
- Господи, не может быть – сказал я, сразу поверив девушке.
- Вы верующий, - с улыбкой спросила она
- Нет, конечно, нет – испугался я, а вдруг она яростная комсомолка.
- Вот поэтому он Вас и вернул назад, - она засмеялась, и я понял, что снова здоров и жизнь прекрасна.
- Ваша жена и Хельга будут у Вас через час, Дэвис в Ленинграде, о встрече с АИ Вам сообщат, – и ушла, волоча по полу полы халата.

-  Даже не сказала до свидания, и не обернулась - расстроился я и стал смотреть в потолок,  призывая судьбу найти мне выход из дачной ловушки. Но ничто не дрогнуло в высях.  Через час в дверях зашелестели крылья двух ангелиц с сумками. Они вылили на меня поток информации, накопившийся у них за последние десять дней, забили продуктами тумбочку и были выставлены врачом  со словами:
-Если вы не хотите, чтобы он снова ушел туда откуда недавно пришёл – уходите немедленно сами к ... .
 
Из всего потока новостей в моем сознании остались только две.
Первая - у Дэвиса в ленинградской библиотеке спёрли авторучку.
Вторая - Хрущёва  сняли с поста генсека за то, что он использовал крейсер в личных целях.

День прошёл в поедании разных вкусностей из Ленинграда и американского Посольства. Ночь прошла в многократных пробежках между кроватью и туалетом и потерях остатков соображения. Утром желудок и голова были полностью свободны от материального и ментального соответственно, что позволило голове принять свыше одну, но очень важную мысль. Я её думал не более пяти минут и уснул с понятием – операции «Дача» не будет.
 
Меня выписали через три дня, точно к концу каникул. Я шёл на занятия, как на праздник. В душе пела Сердючка. После третей лекции нашу группу отвели в небольшую комнату для семинаров. Появился некто, напоминающий плащом и мягким голосом АИ, и стал нам объяснять, почему сняли Хрущёва, какие ошибки  он понаделал. Время было смелое, посыпались издевательские вопросы – вчера был хорош, сегодня плох, что завтра будет-то? Копия АИ потела и съезжала на историю с крейсером. Получалось, что Хрущев разорил казну СССР, прокатившись на крейсере в сопредельные страны. Поднялся смех…

Я ушёл, понимая, что КГБ сейчас не до Секс-Дач. Паукам в банке не до мух. Муха это я - ж-ж-ж… вперёд, в свободный полёт!