Аргентинское танго

Тамара Спектор.
Аргентинское танго

               

                «Аргентинское танго –
                парный эстрадный танец»

                --------------------------------
                Музык. Энцикл. словарь


              Очаровательная пара из Буэнос-Айреса, Рути  и Серхио, украшала в ульпане нашу группу «Алеф». Их влюблённость друг в друга освещала всё вокруг. Высокий, красивый, очень мужественный Серхио не ходил, а шествовал. На занятиях он не сидел, а восседал. Убогий стул под ним казался креслом. Необыкновенно благородная посадка крупной головы, постоянная курительная трубка во рту, которую он поддерживал правой рукой (левая рука была предназначена для объятия своей изящной Рути), приковывали к себе взгляд.
     Записи во время урока вела Рути, так как обе руки её мужа были заняты важным делом. Маленькая, худенькая и стройная, как балерина, хотя кроме Аргентинского танго она ничего не умела танцевать, Рути едва доставала до уровня груди Серхио. Рыжие волнистые волосы были распущены, зелёные глаза влюбленно смотрели на своего гиганта.
    Вальяжность в манерах Серхио совершенно не соответ-
ствовала его застенчивому характеру. Первое впечатление
навевало мысль, что это очень обеспеченная пара, которая
может жить безмятежно, любить друг друга, танцевать
танго и плодить детей. Их уже было семеро – красивых,
добрых, мал мала меньше мальчиков и восьмая, зелено-
глазая, огненно-рыжая девочка Виктория. «Аргентинское
танго» (так я их про себя называла) одержало победу над
природой и, в конце концов, создало очаровательную де-
вочку, кумира всей семьи.
    Я старалась успеть не к началу урока, а к моменту выхо-
да всей семьи Рути и Серхио из дома. Это был ежедневный
ритуал. Первыми появлялись мальчики: каждый старший
вёл за руку младшего. Седьмой (самый младший) ожидал
своего padre, который выходил последним.
  Все мальчики были в белоснежных рубашечках и в раз-
нобойных штанишках. На их волосёнках всех оттенков
(рыжие, блондинные, шатеновые) прочно сидели чёрные
кипы, как маленькие перевёрнутые кофейные блюдечки. У
всех мальчиков были оформлены пейсы, очаровательные
нежные локоны. Семь мальчиков – четырнадцать «пружи-
нок». Мне казалось, что они немного отличаются ростом.
По штанишкам я не могла их различить, так как, похоже,
они были у них общие. Имена я не могла запомнить по
той причине, что все они были двойные.
    Наконец, появлялась «madre» Рути. Крошечная, ослепи-
тельно рыжая девочка смешно сидела в специальном шар-
фе на руках и чуть-чуть на животе у Рути. Она безмятежно
прижималась к едва заметной материнской груди.
За ними появлялся Серхио, как всегда, с массивной
трубкой во рту. Правой рукой он помогал идти младшему
мальчику, одновременно поправляя привычным движени-
ем свою трубку, а левой легко, как в танце, на ходу под-
хватывал Рути. И вот всё семейство на пути к ульпану.
    Я наблюдала невидимкой всю эту церемонию, наслаж-
даясь потрясающе новым для меня зрелищем. Я пред-
ставляла себе, как выглядело бы это, почти театральное
действо, в России. Представить себе такую картину там               
было невозможно. У входа в ульпан мальчики разбегались,
Каждый находил себе занятие. Они никому не мешали.
    Меня сблизило с этой парой знание испанского языка.
Общение с Рути освежало, молодило. Чувство удовлет-
ворения собой, тем, что владение языком перекрывало
безысходность и ущербность новой жизни при изнуряю-
щем «восхождении» (так называется эмиграция евреев
в Израиль), придавало мне силы.
Только после многих встреч, субботних бесед при
зажжённых свечах, за чашечкой кофе, сваренного по-
аргентински, или мате, я узнала, что Серхио и Рути бедны,
как церковные мыши. Мате – это парагвайские чайные
листья. Их можно заваривать, а можно, как табаком, на-
полнять трубку и курить. Во время курения по комнате
распространяется тонкий, тонизирующий запах. Так же
называется специальный сосуд для заваривания и питья
мате.
   Серхио и Рути приехали в Израиль, чтобы дать своим
детям воспитание в еврейских традициях, а сыновьям –
обязательно высшее образование. Мне очень нравилось
общение с этой семьей. Я приобщалась с ними к ритуалу
курения и питья мате, прибавляя ещё одну ночь к моей
бесконечной череде бессонных израильских ночей.
Вечерами мальчики очень мило и спокойно уходили
спать. Кровати были казённые. Дети укладывались попе-
рёк, каждый со своей подушкой. Самый маленький спал с
родителями, а Виктория – в колыбельке. Видно было, что
через эту колыбельку прошло не одно поколение. Наступа-
ла благодатная тишина. Лица Рути и Серхио расслаблялись
и становились ещё красивее.
    Для меня это были чудесные минуты вхождения в жи-
вой испанский язык. Выяснилось, что родители Серхио
из Польши.Обосновались в Буэнос-Айресе,будучи молодыми.
 Серхио получил классическое образование и очень
этим гордился. Создать достаточную материальную базу
для своей семьи он не успел, влюбившись в Рути. Кипу
он одел только здесь, в Израиле.
    Корни Рути уходили в Испанию. Её далёкие предки
были изгнаны оттуда в 1492 году. Прошло не одно поколе-
ние, пока её родители обосновались в пригороде Буэнос-
Айреса. Рути умела шить и надеялась, что в Израиле
она будет материальной опорой своей большой семьи.
Мальчиков они собирались воспитать и дать образование
через иешиву.
    Перед нашим отъездом из Мевасерета Рути с Серхио
устроили прощальное кофепитие с лейках. Этот еврейский
медовый пряник навеял на меня воспоминание о моей
маме. Её еврейство «маскировали» крупный курносый
нос и серые глаза. В Израиле этим не удивишь. Мамин
лэйках был очень вкусный. Ещё бы, она училась его печь
в семье её дедушки – раввина. Своё происхождение мама
тщательно скрывала. Я не понимала тогда, почему она
плачет в «лейкеховский» день…
    В тот последний вечер мы танцевали Аргентинское тан-
го и русскую барыню. Несмотря на большую разницу в воз-
расте, нас объединяла неизвестность будущего, безденежье
настоящего, изучение иврита, а также еврейство. Нам было
весело при общении и грустно при расставании.
Рути подарила нам фотографию всей своей семьи и
отдельно небольшой портрет Виктории в чепце и при за-
жжённых свечах. Я поняла, что самое дорогое, что у неё
есть – это семья.
   На прощание мы ещё раз станцевали Аргентинское танго.
                1991 г. Мевасерет Цион.

   P.S. Где вы сейчас, милые аргентинские друзья? Как               
сложилась дальше ваша жизнь? Увы, мы этого не знаем…
Сейчас вашим деткам уже за двадцать. Почему мы не
сохранили наши хрупкие связи? К сожалению, мы часто
понимаем наши потери безнадёжно поздно…
          
                Продолжение следует