Самый счастливый 3-6

                Самый счастливый 3-6

     Когда Али обещал мне самый счастливый год моей жизни, он не знал, что наступит, в разгар бабеьго лета, в конце октября, как и обещали синоптики, (а это чудо, наши клены в аллее!)  мой самый счастливый день.
     Накануне он подарил мне третью книжку Кундеры "Невыносимая легкость бытия", Азбука-классика, Санкт-Перербург, 2013,  и оттрахал семь раз.  Я на станек летела как пчела, наполненная медом, хотя и на час позже обычного: я выбирала наряд на вечер, на очередное литературное заседание Левицкого, не знаю, может, я надеялась встретить там Романа, или меня удивил приглашенный на заседание психолог, в общем, я надела бархатное платье синего цвета. И даже не столько синего, сколько синего с зеленым, зеленым, как я люблю. И к нему медальон серебряного с золотым окаймления.
     Я развесилась только к полудню (платье же,  на коленях стоять неудобно), тем более, звонил Али, и предупредил, что на обед он пойти не может, лучше мы вместе поужинаем, я пыталась сказать ему, что ведь вечером я иду к Левицкому, или не ходить, как передо мной возник Роман. Натурально.
     - Давайте я Вам помогу встать с колен, - сказал он.
     - Ах, - сказала я, - Как я рада Вас видеть! - и положила трубку, и протянула руку.
     - Я хочу купить у Вас картину, для моего друга, картину Ждановой, но для начала я хочу получить для себя обещанные Вами "Утопию" и "Антиутопию",  Ваши книжки, но вперед всего я хотел бы поесть, Вы не голодны, не могли бы мы пообедать вместе?  - выпалил Роман, спуская меня на землю.
      Я одернула изумрудное платье и аж рассмеялась, до того мне понравился Роман снова.
     Я повела его в "Гавелку"*, сказала, как когда-то Левицкому "у нас тут все по-домашнему, хотите пельменей?"  Что Вы, сказал Роман,  я только что из Москвы, там пельменей... И заказал себе рыбу, печеного лосося. Я собезьянничала. Но к лососю заказала бокал белого вина. А Роман бутылку безалкогольного пива. Неужели бокал белого вина заставил меня весь обед трещать, как сороку?! Я выкладывала Роману обо всем, о чем только он меня ни спрашивал. Взахлеб.
      Потом мы вернулись на станек, и он купил картину Ждановой не за четыреста крон, как я обещала, а за семьсот, хотя на картине стоял ценник, пятьсот пятьдесят крон, и указав на две моих книжки, которые первыми попали ему в руки, сказал "более-менее справедливо", и я опять рассмеялась. Есть, есть люди в России.
     - К сожалению, вечером  быть у Левицкого я не смогу, у меня очень важная встреча, но в ближайшем будущем мы непременно встретимся, на предмет серьезного разговора о литературе, - сказал Роман.
     - Серьезного разговора о романе, - сказала я серьезно.
     И аж рассмеялся Роман.
     Для меня часа два прошли как в тумане.
     Тем не менее, у меня было плюсом четыреста или плюсом двести, смотря как относится к романовскому жесту (или романическому) , до самых без десяти минут пять вечера. Я Владику велела придти в пять. А он пришел без десяти. И какая-то пара итальянцев пришла во столько же. Я продала им два больших Черныша за пятьдесят евро. Тысячу двести пятьдесят крон. Пятьсот крон Кате, пятьсот мне, а двести пятьдесят Владику. Сказала:
     - Я тебе заплачу не за один час работы, пятьдесят крон, а за два, ты же еще добирался ко мне сорок минут, и на складе проведешь не меньше, чем минут двадцать. Плюс за то, что отвезешь тележку, это такса, ты же не работал на станке целый день. Ну, и сто двадцать твоих карманных, к тому. Ничего, если всего сто?
      - Что ты, баби, - сказал Владик, - с лихвой. Ты уже иди, может, я еще сам что-то продам.
     И я пошла.
      Впервые на Градчанской** была в половину шестого.  Как славно, что у меня подрос такой помощник. Села в кафе неподалеку  от РЦНК, заказала бокал белого вина, и открыла Кундеру:
     "Миф вечного возвращения говорит, что жизнь, которая не повторяется, подобна тени, она без веса, она мертва наперед, и как бы ни была она страшна, прекрасна или возвышенна, этот ужас, возвышенность или красота ровно ничего  не значат. Мы должны воспринимать ее не иначе как, скажем, войну между двумя африканскими государствами в четырнадцатом столетии, ничего не изменившую в облике мира, невзирая на то что в ней погибло в несказанных мучениях триста тысяч чернокожих"...
     О, подумалось мне, миф вечного возвращения говорит, что жизнь повторяется, но не по кругу, а по спирали. Если ты стремишься всеми фибрами души вверх, домой, назад на небо, ты с каждой новой жизнью будешь подниматься на ступеньку выше...