Будни помрежа. Кошмар 1

– Люсик! Мерзавец! Фашист!  Сапог рваный! Петух резаный!

Все эти и другие фольклорные выражения неслись из рации на весь огромный концертный зал, в котором, как назло, не было ни одного свободного места.

Рация болталась в чехле на поясе у несущегося по проходу помощника режиссёра по имени Люсик. Он мчался мимо почётных гостей, мимо зрителей, покатывающихся со смеху, мимо депутатов городского собрания и мимо лично госпожи губернатора.

А из рации доносился голос его шефа и режиссёра, Аркаши Дрозда.

***

Люсик с тех пор, как помнил себя, всегда был пай-мальчиком. Не пей-мальчиком, как вы сейчас злорадно подумали, а именно пай. То есть хорошим, воспитанным ребенком. Разве плохого назовут Люсиком? При том, что по документам он был Николаем Петровичем. А мама называла его Колюсиком, от которого со временем осталось более короткое и ласковое «Люсик».

И всё бы ничего, если бы Николай-Люсик Петрович пошел, как все, работать на завод. Где пахло машинным маслом, горячей стружкой и молоком за вредность. Но Люсик захотел стать массовиком-затейником. И даже поступил в институт, где этому обучали. А параллельно, со своим преподавателем Аркадием Михайловичем Дроздом, начал подхалтуривать в Союзе концертных деятелей.

Аркаша, а по другому Дрозда никто и не называл, в молодости организовывал любые мероприятия. Хотите повеселиться на поминках или погрустить на свадьбе – это к Аркаше. Съездить за пуховиками в Турцию – аналогично. Попить водки под весёлый треп? Туда же. Но прошли те времена. Теперь Дрозд режиссировал более масштабные вещи.

…В Большом концертном зале проходил смотр детских талантов со всей России. Три дня шел отбор лучших певческих и танцевальных номеров. Люсик, предпочитавший русский рок, от постоянного детского пения стал нервно вскакивать по ночам и пугать соседей по коммуналке протяжными стонами и неразборчивыми криками.

И вот наконец настал долгожданный день гала-концерта. Как говорил когда-то мальчиш-Кибальчиш: «Нам бы только день простоять». И он был, как никогда, прав.

Помимо  конкурсантов в этом концерте участвовали профессиональные артисты и звёзды эстрады.

– Дети мои, – начал Аркаша вводную речь, любовно обводя взглядом обоих своих помощников, Люсика и его сокурсника по прозвищу Батя.  – Дети мои, Люсик и Батя, шоб я так жил, если сегодня вы не получите боевое крещение! Это вам не кошельки по карманам тырить! Шутю. Если всё пройдёт без сучка и без других негативных последствий, дети мои, то мы получим одно очень выгодное предложение. И вы сможете начать гордиться друг другом. Про гордиться собой не упоминаю, это в нашей профессии вредно. Каждый помнит, за что он отвечает?

Люсик и Батя кивнули. Ещё бы! Они столько раз прогнали эту программу устно и письменно.

***

Всё шло просто замечательно. Дрозд уже даже почти расслабился и сказал Люсику в рацию:

– А у меня есть недурной коньячок. Возьми лимон в буфете.

Конкурсанты выступили, получили подарки и дипломы. Госпожа губернатор даже прослезилась во время поздравительного слова. После антракта начался концерт приглашённых звезд.

Они, как люди занятые, съезжались непосредственно к своему выступлению. Люсик и Батя носились как Шумахеры, встречая и провожая любимцев публики.

Подъехали артисты из известного балета. Трое, извините за выражение, балерунов и три балерины.

– Вот вам фонограмма, – сказал один из них Люсику. – А нам бы  переодеться где-нибудь.

Помреж бегом вместе с балетными спустился за сцену. Мужчин он определил в свободную раздевалку и выдал им ключ, предложив без сопровождения явиться за кулисы. А женщин, поплутав минуту, провёл в пустующую гримерку. От предложения пройти на сцену самостоятельно балерины отказались, велев Люсику прийти за ними в нужное время. И даже ключ не взяли.

Рация Люсика зашипела и голосом Дрозда матюгнулась:

– Ты где, удод ощипанный? Проводи старуху. У неё маразм, она пальто своё не узнает!

Люсик извинился перед балеринами и помчался в холл, одевать слегка подсохшую местную примадонну.

Он крутился, подавал, снимал, улыбался и сдувал пылинки. Тут разве всё упомнишь.

Воспользовавшись затишьем во время выступления жонглёра булавами, Люсик вышел покурить. Из зала после паузы послышалась классическая музыка.

«Чайковский, – подумал Люсик. – Балет, наверное». Но эта мысль ещё не вызвала его тревогу.

Вот когда, докурив, он вошёл в зал, то неожиданно понял, что ему вполне нравится запах горячей стружки и машинного масла.

Хорошо, что сообразительные балеруны не растерялись и начали исполнять свой номер без дам. Хотя это ещё и не гомосексуализм, но уже путь к нему.

Один из них, повыше и покрепче, делал поддержки другому, маленькому. Он его подбрасывал, носил по сцене, крутил в разные стороны. Маленький мило улыбался сверху губернаторше и посылал ей воздушные поцелуи. Третий балерун делал какие-то па на заднем плане, нашёптывая своей тени на полу весь скопившийся словарный запас ненормативной лексики.

Зрители, плохо разбирающиеся в балете, решили, что так и нужно. А что? Я бы тоже так решил.

– Люсик! – заорал преждевременно размечтавшийся о коньяке Аркаша. – Что за голубятня на сцене? Ты, придурок, где балерины?

Задние ряды концертного зала, между которыми прохлаждался Люсик, тоже услышали вопрос Дрозда, задумались вместе с помрежем и начали хихикать. А несчастный Люсик, похолодев, нащупал в кармане ключ от гримёрки, где переодевались балерины.

– Или шоб через секунду доставил их на сцену, или беги на вокзал и покупай билет на все четыре стороны! Убью без выходного пособия! – надрывался Аркаша.

А Люсик уже нёсся по зрительному залу к сцене, выбрав кратчайший путь. Молнию на чехле, в котором  болталась рация, для полного счастья заело. По мере  передвижения помрежа всё новые и новые зрители узнавали подробности личной жизни Люсика и балетного люда.

– Этим пидорасам за счастье щупать друг друга на глазах у губернатора! А тебе, Люсик, статью за извращение в публичном месте припаяют! Беги, придурок, это твой последний забег! Хоть бы у губернаторши понос случился, чтобы она весь этот номер в сортире пересидела!

Как вы думаете, мимо кого пробегал Люсик в этот момент?

Последним рывком он вскочил на сцену и скрылся за ней. Поплутав минуту, взмыленный помреж вбежал в гримерку. Балерины играли в карты и слушали в динамике знакомую до боли фонограмму.

– Где эти суки балетные? – продолжал орать Аркаша. – Они совсем кстати уже в белых тапочках? Возьми, лишенец, и себе комплект, шоб потом не переодеваться!

– Бежим, – нервно выдохнул Люсик.

– Так сейчас музыка закончится, – мило улыбнулась молоденькая балерина, не обращая внимания на крики из рации, и подмигнула помрежу.

И правда, через три секунды раздалось финальное «па-пам». Люсик упал на свободный стул и выдохнул.

– Гонорар нашим мальчикам отдайте, – сказала другая балерина, постарше.

…Балеруны под лёгкий свист и жидкие хлопки сбежали со сцены, но зрители тут же забыли про них. На смену «голубым» вышел известный бард в очках и с гитарой. Раздались овации. Это был заключительный номер.

– Люсик, – раздался из рации траурный голос Дрозда, – про лимон не забыл?

– Несу, Аркадий Михайлович, – прошептал помреж.

Боевое крещение состоялось.

Как сказал Аркаша Люсику и Бате через неделю, выйдя слегка поседевшим после совета по культуре при губернаторе:

– Похоже, мы отскочили, засранцы! Ну шо, будем продолжать нести людям? Шо нести? А шо дадут!


2010