Сказ о Железной гусенице

© Георгий Давиташвили, 2013 г.

синопсис игрового фильма

жанр: военно-историческая драма с элементами детектива
Телеверсия 4 сер. х 52 мин. Киноверсия – 90 мин.

Видеотизер https://youtu.be/bhZOQ2bTF98


…Когда у входа в один из небоскрёбов Делового центра «Москва-Сити» из салона огромного лимузина пересаживают в кресло-каталку скромно одетого старика, а затем в сопровождении двух охранников и юной красавицы везут к лифтам, это вызывает некоторое удивление у тех, кто в эту минуту находится в холле одного из самых дорогих офисных зданий Москвы…

После подъема на скоростном лифте на 73-й этаж старик, которого зовут Кирьян Авдеевич, и сопровождающая его правнучка Леся, оказавшись в просторной переговорной комнате, любуются с высоты птичьего полета видами летней Москвы, а потом наблюдают, как к зданию приближается небольшой вертолет. Со слов встретившей их на этаже помощницы хозяина офиса, это на своей винтокрылой машине прилетел сам шеф – Герман Иванович Смолич, хозяин компании Word of Armor. Судя по всему, Кирьян Авдеевич и Леся прибыли на встречу с Смоличем первыми. Однако сюда же должны подъехать еще нескольких человек. И вот, друг за другом в переговорной комнате появляются остальные лица: первым, буквально на цыпочках, в двери переговорной входит молодой человек по имени Константин Лапин, или просто Костя, военно-исторический консультант компании Word of Armor. Следующим появляется немногословный эксперт неопределённого возраста по имени Роман Петрович. Последним в переговорную буквально врывается припозднившийся профессор из Бостона по имени Эраст Кутузов, скандально известный широкой публике военный историк. Своё опоздание профессор объясняет нескончаемыми пробками на пути из аэропорта в «Москва-Сити». Наконец, когда все в сборе, появляется и сам Герман Смолич.
Нет предела изумлению Кирьяна Авдеевича и Леси, впрочем, как и всех остальных гостей Смолича, когда стеклянный стол, за которым Герман Иванович предлагает расположиться гостям, превращается в огромный планшетник, открывающий перед гостями интерактивную 3D-карту довоенного Минска. Смолич, благодарит всех присутствующих за то, что они откликнулись на его просьбу и приехали к нему. Смолич напоминает присутствующим, что согласно подписанному с каждым из них соглашению, он заплатит обещанные 10 миллионов рублей тому, чья версия окажется наиболее аргументированной.

Итак, он просит каждого из присутствующих поочередно изложить их собственную версию датированного 3 июля 1941 года загадочного рейда одиночного танка Т-28 через оккупированный гитлеровцами Минск. Пока он не хочет разъяснять присутствующим, с какой целью ему, владельцу варгеймерского мегаресурса, Герману Смоличу, понадобилась достоверная информация о том далеком событии. Но он обещает рассказать об этом совим гостям в конце сегодняшней беседы. Одно он может сказать сразу: этот эпизод интересует его отнюдь не в целях включения его в сценарий распространяемой им по всему миру кибер-игры.

Первым Смолич предоставляет слово постоянному военно-историческому консультанту своей компании Косте Лапину, который, пока Смолич произносил вступительную речь, стал заглядываться на Лесю. Отвлекшись от юной красавицы, свой доклад Костя начинает со сделанного им недавно открытия: в одиночном рейде через Минск танка Т-28 не было, так как в то время танков Т-28 под Минском на вооружении вообще не стояло, а на вооружение 6-ого мехкорпуса РККА в то время уже были новые Т-34. Так вот, на самом деле в рейде через Минск участвовали не один, а два танка Т-34, причем историкам так и не удалось пока выяснить, кто находился в этих боевых машинах. Данное утверждение Кости явно заинтриговывает Германа Смолича. Вдохновленный реакцией Смолича Костя рассказывает о том, что ему удалось разведать в военных архивах, и теперь мы видим, как два танка движутся по столу-планшетнику от Могилевского шоссе в сторону Минска, а потом оказываемся в реальности под оккупированным Минском (флешбэк) и видим, как два танка Т-34, разбрасывая гусеницами комья земли, движутся с грохотом по пересеченной местности…

Со слов Константина, за два дня до описываемых событий немецкие войска оккупировали Минск, и отступающие советские войска стали заполнять дороги, ведущие на восток (дальше всё описываемое предстает в виде развернутых флешбэков). По Могилёвскому шоссе движется одна из танковых рот. Во время бомбардировки от близкого разрыва авиационной бомбы у двух танков Т-34 повреждены гусеницы. Экипажам дается команда уничтожить танки и продолжать отступление пешим порядком. Но механик-водитель одной из боевых машин просит командира взвода дать ему время на починку столь незначительных поломок. Мехвод второй машины поддерживает почин сослуживца и тоже вызывается отремонтировать новенький Т-34. Однако на ремонт уходят почти сутки. За это время линия фронта откатывается далеко на восток. Оба мехвода – старших сержанта, понимая всю сложность последующего прорыва, принимают неожиданное решение: вернуться в Минск и продолжить отход для соединения с частями отступающей армии в другом направлении – по Московскому шоссе. Взяв курс на Минск, среди отступающих пешим порядком они встречают майора танковых войск Ереемева, а затем и пятерых курсантов артиллерийского училища, которые тоже в пешем порядке двигались из Минска на восток вместе с отступлением. Сержанты просят их о помощи. Они прекрасно понимают, что шансов прорваться к своим не так уж и много, но молодость и отчаяние берут вверх. И вот ранним утром 3 июля на улицы Минска въезжают два советских танка. Первой жертвой танкистов становится немецкий велосипедист, которого буквально вминают в асфальт (флешбэком мы видим, как огромная гусеница танка переезжает немецкого велосипедиста вместе с велосипедом; далее все описываемое предстает на экране развернутым флешбэком). Затем танк проезжает по улице Ворошилова до местного ликероводочного завода. Там, увидев большую группу немцев, занимающихся погрузкой в грузовики готовой продукции завода, танкисты расстреливают солдат из пулемёта и давят танками грузовик. Продолжая движение, в районе улицы Лекерта два Т-34 встречаются лоб в лоб с небольшой колонной мотоциклистов. Ситуация повторяется – немцы разгромлены, не успевая даже понять, что же, собственно, произошло. В районе Филармонии танкисты обстреливают группу пехотинцев, а свернув на улицу Пролетарскую, встречаются с большим количеством немецких солдат. Вся огневая мощь двух танков ударяет по ним практически в упор. В рядах противника начинается паника, ведь никто не мог предположить наличие советских танков в глубоком тылу. Танки преодолевают всю улицу, разгромив врага, и только тогда один из танков получает попадание 37мм-го снаряда противотанковой пушки в нижний лобовой лист. Но броня выдерживает. В следующий момент немецкое орудие уничтожено. Танки добираются до Московского проспекта и начинают выходить из города. Однако немцы, оправившись от первоначального шока, организовывают охоту на два советских танка. Вблизи старого кладбища оба Т-34 попадают в засаду. Замаскированная немецкая противотанковая батарея расстреливает один из них с фланга попаданием в борт. Машина дымиться и встает. А второй танк, открыв встречный огонь из пулемёта, уходит от погони… (Мы видим только руки танкистов, их затылки, подбородки, ноги, пот, кровь…) Кто из советских воинов был в тех танках, говорит Костя, так и остается невыясненным, а вот то, что среди них не было старшего сержанта сверхсрочной службы Дмитрия Ивановича Малько, от начала и до конца, придумавшего легенду о своем рейде через Минск на танке Т-28, можно утверждать с полной уверенностью.

В конечном итоге версия Кости не очень радует Смолича, особенно утверждение о непричастности к этой истории Малько, но, не подавая виду, Смолич спрашивает Костю, а как же он относиться к тому, что в 1966 году факт боя подтвердил Николай Педан, сидевший в танке с Малько, за что Малько вручили орден Отечественной войны I степени? Костя отвечает, что Педан солгал, возможно, по просьбе самого Малько, а, может, его кто-то об этом попросил с весьма высокого уровня. Роман Петрович, который слушал рассказ Кости, глядя то в пол, то постукивая ручкой о край стола, сейчас реагирует на слова молодого консультанта с едва заметной ухмылкой, в то время как Смолич сразу же просит высказать свое мнение очевидца тех давних событий – 96-летнего Кирьяна Авдеевича, который все это время слушал рассказ Кости с большим вниманием, отражавшемся на его изборожденном морщинами лице…

Флешбэк: ранним июньским утром несколько курсантов, прячась за заборами, наблюдают, как по городу проезжает немецкая колонна мотоциклистов. В курсантах мы узнает тех же ребят, что в рассказе Кости помогали танкистам чинить гусеницы, а затем участвовали в рейде по Минску. Теперь же курсанты ищут случая, чтобы подорвать какую-нибудь немецкую машину бутылками с горючей смесью и незаметно скрыться во дворах. Но в этот момент из-за угла появляются два советских танка, курсанты думают, что в машинах немцы, захватившие наши танки в трофей. Ребята уже готовятся подобраться ближе и бросить в танки бутылки с зажигательной смесью, как тут они видят, что из люка притормозившего танка высовывается голова советского сержанта, а затем из другого танка появляется голова красноармейского майора. Сквозь грохот моторов едва слышно, как один кричит другому по-русски: «Идем направо, на Лекерта сворачиваем!» «Есть!», - отвечает ему сержант, и танки движутся дальше. Затем курсанты видят, как из-за угла той самой улицы Лекерта выскакивает немецкий велосипедист-почтальон, и первый из танков, не замедляя ход, переезжает велосипедиста и поворачивает за угол, именно в то мгновение, когда из подъезда углового дома навстречу боевым машинам выбегает машущая косынкой беременная женщина. Застав переезд велосипедиста танком, поначалу женщина почти теряет сознание, а потом у нее начинаются рвота, а оба танка, свернув за угол, устремляются в сторону городского сквера и филармонии. Курсанты бегут вслед за танками, оглядываясь на раздавленного велосипедиста и беременную женщину, которой подают знаки не стоять на тротуаре, а быстрее укрыться в доме. Продолжая свой рассказ, Кирьян Авдеевич, говорит, что у сквера наши танки встретили две противотанковые пушки немцев. Первый выстрел они произвели по шедшему впереди танку майора, попали в плохо защищенный борт, пробили топливные баки, танк загорелся, и тут же сдетонировали все боеприпасы, танк взорвался, выпрыгнуть из него никто не успел. Все сгорели заживо. Второй танк сумел развернуть башню и произвести один залп в сторону противотанковой пушки, но промахнулся, снаряд упал в реку Свислочь, где и разорвался. А вот следующий выстрел наш танк произвести не смог, так как по нему ударила вторая противотанковая пушка и этому танку тоже попала в борт и пробила топливные баки, танк загорелся, но издалека сквозь завесу дыма курсанты разглядели, как кто-то один успел выпрыгнуть из машины, прежде чем в танке сдетонировали боеприпасы. Видимо, выпрыгнувший скрылся во дворах, остальные же погибли прямо в боевой машине. Сколько людей было в каждом из танков, и откуда вообще взялись эти два танка рано утром в оккупированном немцами Минске, ему до сих пор неизвестно. Было пять утра. Немцы, услышавшие разрывы снарядов, появились на месте подрыва танков очень быстро. Тем временем, курсанты, пробравшись сквозь кусты сквера, обошли противотанковые пушки немцев с тыла и закидали один из расчетов бутылками с горючей смесью. Немцы, атакованные минутами ранее взявшимися из ниоткуда танками, вконец растерялись, не успев затушить огонь, и весь боекомплект одного из расчетов взлетел на воздух, произведя страшный грохот, какого он раньше, говорит Кирьян Авдеевич, никогда не слышал. На площади у сквера среди немцев начался переполох, появились мотоциклисты, а группа курсантов успешно рассеялась в соседних дворах. Кирьяну Авдеевичу удалось добраться до наших отступающих войск и попасть в распоряжение артиллерийского полка 4-й Армии. Вот и вся история о героическом рейде наших танкистов по оккупированному Минску… А где же подвиг, где десятки уничтоженных гитлеровцев и горы разнесенной в щепки немецкой техники, о которых написал Малько, спрашивает Смолич? Не было ничего, отвечает ветеран-очевидец, не успели они ничего сотворить такого, погибли все, кроме одного, который убежал и, возможно, спасся…

Смолич устремляет на старика испытующий взгляд и спрашивает, не помнит ли Кирьян Авдеевич, как выглядела та беременная женщина, что выбежала с косынкой навстречу танкам? Но старик лишь устало разводит руками… Все переглядываются. Костя смотрит то на Смолича, то на старика, то на его красавицу-правнучку, которая тоже выглядит несколько растерянной. Рассказ старика возбудил интерес и у бостонского профессора Эраста Кутузова, который стал нетерпеливо ерзать на стуле, окидывая бегающим взглядом всех присутствующих. «Всё не так было, всё было не так», - берёт слово профессор, однако, в ту же минуту, утомленный долгим рассказом Кирьян Авдеевич просит разрешить ему ненадолго отлучиться. Смолич предлагает всем сделать паузу и дождаться ветерана, чтобы затем выслушать еще одну версию. Леся толкает кресло-каталку с сидящим стариком к выходу из переговорной в коридор офиса. Смолич спрашивает, не нужна ли им с Кирьяном Авдеевичем какая-либо помощь, на что Леся отвечает, что неплохо бы помочь дедушке привстать, когда она довезет его до места, правда, желательно, чтобы это был кто-то из мужчин. Тут же помочь старику вызывается Костя. Толкая вместе с Лесей кресло-каталку с ветераном по коридору офиса и обмениваясь с ней фразами ни о чем, Костя всем своим видом старается продемонстрировать девушке внезапно вспыхнувшие чувства. Когда они доезжают до двери с буквой «М», Кирьян Авдеевич просит правнучку оставить его в сугубо мужской компании. Леся поясняет Косте, что ему нужно только лишь помочь деду привстать с каталки. Уже в туалете Костя скороговоркой успевает сказать старику, что он крайне разочарован его рассказом. Ведь у них всё сходится: танков было два, и оба были «тридцатьчетверки», а не один Т-28, как написано у Малько. Но по версии Кирьяна Авдеевича танки не нанесли почти никакого ущерба фашистам. Так он уверен в этом? Может они уничтожили нацистов до того момента, как Кирьян Авдеевич и его товарищи увидели танки? На это старик отвечает, что не может врать, хотя накануне собирался сделать именно это. Ведь эти 10 миллионов рублей от Смолича ему нужны не для шикарной жизни в его девяносто шесть, а лишь для того, чтобы отправить Лесю на лечение в Швейцарию в одну ужасно дорогую клинику, так как у его ангелочка, у его любимой девочки крайне редкая и опасная болезнь крови, которую у нас, к сожалению, не лечат. На это Костя с юношеской пылкостью говорит старику, что, если 10 миллионов Смолич заплатит ему, Косте Лапину, он обещает всё до копейки потратить на лечение Леси, ведь он в одночасье потерял от нее голову, влюбился с первого взгляда! Костя предлагает Кирьяну Авдеевичу ради Леси пойти с ним на сговор и сказать, что немцы подбили танки уже после того, как те два часа утюжили фашистов по всему Минску, просто он не видел этого лично, не мог видеть, вот и всё. Тогда, возможно, Смолич примет их коллективную версию. Но тут происходит совершенно неожиданное: старик говорит, что он сам сидел в одном из танков вместе с Николаем Педаном, его сокурсником по артиллерийскому училищу… Сам! …Костя потрясен. Как же так? Зачем же Кирьян Авдеевич рассказывал Смоличу, что якобы видел всё со стороны, зачем же было говорить про подрыв немецкого противотанкового расчета зажигательной смесью, зачем? И был ли в одном из танков Малько? Старик отвечает, что не было в тех танках Малько, ни в одном из танков его не было, а пять курсантов были, и майор был. Все погибли, кроме него и Педана. Они с Педаном в одном танке были, и успели выпрыгнуть. А танк с майором взорвался первым сразу же после попадания противотанкового снаряда. Но толпы фрицев они погромить не успели. Только велосипедиста вмяли в асфальт, а еще увидели беременную, которую стошнило на тротуаре (слова ветерана сопровождают короткие флешбэки)… Так что же рассказать такое, терзается Костя, чтобы и Смолич денег заплатил, и у Кирьяна Авдеевича совесть была чиста? И откуда Педан появился тогда в мемуарах Малько, если самого Малько там вообще не было? Были Малько с Педаном, были! - отвечает старик, - но только потом, в 43-ом, когда они в одной танковой дивизии Минск от немцев освобождали. Там и познакомились. И оба уже лейтенантами были. И подбитый танк на дороге под Минском они вместе видели, и это был именно Т-28, но только, что это был за танк, Кирьян Авдеевич не знает…

Смолич тем временем интересуется у помощницы, а не случилось ли там что с ветераном, и посылает её проведать старика. По просьбе подошедшей помощницы, Леся стучится в дверь туалета и зовет дедушку. В ответ она слышит бодрый голос Кирьяна Авдеевича: «Иду, внученька, иду!» На обратном пути в переговорную Костя с Кирьяном Авдеевичем успевают договориться, что ветеран не расскажет больше ни о чем – ни о себе в танке, ни о Педане, ни о Малько, только подчеркнет, что доподлинно не знает, что делали две «тридцатьчетверки» до того момента, как они с друзьями увидели, как оба танка подбили немцы, тогда и версия Кости окажется вполне состоятельной, ибо весь рейд с массовым уничтожением сил противника мог произойти до момента гибели танков у городского сквера, свидетелем которой и стал Кирьян Авдеевич…

По возвращении старика-ветерана в сопровождении правнучки Леси и Кости, Смолич обращается к Эрасту Кутузову и Роману Петровичу с просьбой высказаться. Спокойный Роман Петрович говорит, что предпочитает поделиться имеющейся у него информацией последним, однако Кутузов наотрез отказывается высказывать свое мнение до того, пока не выскажутся все, так как у него припасено нечто такое, после чего станет неинтересным слушать всех остальных. Не зря же он летел через океан…

Саркастично ухмыльнувшись и следом окинув всех присутствующих внимательным взглядом, Роман Петрович говорит, что, в общем-то, не видит большой разницы в том, вслед за кем говорить. Итак, имея по долгу службы постоянный доступ к секретным архивам ГРУ и ФСБ, ему удалось выяснить, что упомянутый танковый рейд был частью спецоперации под условным названием «Железная гусеница». План этот был связан с пленением сына Сталина Якова, которое произошло вовсе не под Витебском 16 июля 41-го года, как объявила об этом геббельсовская пропаганда, а гораздо раньше – в ночь с 21 на 22 июня в поезде, пересекшем границу и ехавшем по территории Германии к Северному морю. Яков Джугашвили ехал в Германию под чужим именем со сверхсекретным заданием в рамках военно-технического сотрудничества Рейха и СССР против Великобритании, которое Германия для отвода глаз продолжала вести с СССР до последней минуты. Выманив и пленив сына вождя, Германия тут же начала наступление на границы СССР. Советская разведка доложила в Ставку Верховного главнокомандующего о пленении сына Сталина уже вечером 22 июня утром. Сталин дал указание лично Лаврентию Берии (флешбэк) в условиях строжайшей секретности разработать план по определению местонахождения пленного Якова и освобождению его из оков фашистского плена. Сын вождя в плену у напавшего противника – вещь недопустимая. Чуть позже разведка доложила, что арестованного Якова немцы якобы перебросили из Германии для допросов в ставку командования группы «Центр» в Минск. Так ли это было или нет, пока выяснить не удается (мы видим короткие обрывочные флешбэки того, что описывает Роман Петрович…) Есть предположение, что люфтваффе доставило его самолетом в оккупированный город Борисов, что в 80 километрами восточнее Минска. «Уткой» о местонахождение Якова непосредственно в самом Минске нацисты хотели обезопасить ставку немецкого командования от бомбежек захваченного города советской авиацией. Ведь, согласно их собственных представлений о большевицкой власти, советское командование могло начать бомбить захваченный немцами город, несмотря на то, что в нем оставалась большая часть городского населения. Сын Сталина, находящийся в центре Минска в ставке немецкого командования, должен был стать живым щитом для нацистов. Но Сталин не «купился» на этот трюк немцев. Берия и Меркулов разработали план по забросу в тыл противника диверсионной танковой группы, которая, не зная конечной цели, будет действовать на редкость отчаянно, на грани абсурда, устроит переполох среди захватчиков в самом центре Минска, а особисты в третьем танке проведут более целенаправленную разведку боем, выявив особо охраняемый объект в оккупированном городе, где теоретически может или не может находиться плененный сын Сталина. Но никто кроме Сталина, Берии и Меркулова не должен был знать, что искомый объект под именем «Алеша» (быть может, по некой жестокой аналогии с именем сына Петра I) есть сын вождя. Вся операция с поломкой двух танков была придумана и подготовлена заранее. Майор танковых войск, о котором говорил уважаемый Кирьян Авдеевич, был на самом деле майором-особистом Еремеевым, проинструктированным на предмет операции лично Берией. Майор-то и завербовал пятерых курсантов, которых командиры училища по указанию из Ставки главнокомандующего отправили пешим маршем уходить с отступлением по Могилевскому тракту, где и застряли две вышедших из строя «тридцатьчетверки». При этом на случай быстрого обнаружения диверсионной группы была разработана легенда о сдаче экипажей обоих танков немцам в плен. А вот мехводом танка Т-28, диверсионный экипаж которого был полностью укомплектован особистами, был опытный танкист Дмитрий Малько, прошедший Испанию, Белофинскую войну и Халхин-Гол…

Потрясенный этим рассказом Кирьян Авдеевич не знает, что сказать и как реагировать, от волнения у него трясутся руки: «Так что выходит, мы…?» Да, уважаемый Кирьян Авдеевич, авторитетно отвечает ему Роман Петрович, вы были частью спецоперации, отвлекающим маневром, и Т-28 тоже в той операции участвовал, только он двигался с юго-востока, со стороны Чернигова через Гомель, а «тридцатьчетверки» заходили с востока, чтобы прорваться через самый центр города на северо-восток. Так что, коллеги, говорит Роман Петрович, каждый из вас рассказал нам часть правды. Я предполагаю, что наезд на одиночного немецкого велосипедиста во многом нарушил план операции, которой тайно руководил майор… Останки немца быстро обнаружил немецкий патруль, и об это сразу же оповестили немецкое командование. Стало понятно, что в городе орудует русская бронетехника. Ведь только гусеница тяжелой бронемашины могла сотворить такое. В сквер молниеносно выкатили две противотанковые пушки и встретили наши «тридцатьчетверки» огнем. А вот трехбашенный                Т-28 с экранированной 20-миллиметровой броней успел потрепать нацистов посильнее, и даже уйти на северо-восток, но удалось ли особистам обнаружить в Минске местонахождение пленного сына Сталина, так и остается загадкой. Поскольку письменных отчетов о той операции не существует и, думаю, не существовало, судьба Якова будет оставаться не разгаданной… Когда же Малько в 1986 году решил опубликовать свои воспоминания, говорит Роман Петрович, в органах переполошились, ведь Малько не знал, зачем он врывался на танке в оккупированный Минск, но на Лубянке побоялись, что он может сказануть лишнего об операции «Железная гусеница» и об объекте «Алеше». Тогда его и проинструктировали о том, как лучше рассказать о героическом рейде, объединив две истории в одну как об одиночном героическом рейде Т-28. Вы правы, обращается к Косте Роман Петрович, к июню 1941-го в 6-ом мехкорпусе РККА на вооружении не стояло ни одного Т-28. Как я уже говорил, его перебросили из Чернигова через Гомель (на столе-планшетнике по карте местности перемещается маленький танк с тремя башнями, потом мы его видим все крупнее и крупнее, и вот он уже виртуальный танк стреляет по фашистам из всех своих орудий…) То была крепость на колесах, что и позволило этому монстру в течение двух часов долбать фашистов по всему городу… Костя спрашивает Романа Петровича, какова же судьба особистов, сидевших в Т-28 с Малько, на что Роман Петрович отвечает, что о судьбе особистов ему ничего не известно.

Когда же в разговор вступает бостонский профессор Эраст Кутузов, он же Нетудыхата, картина произошедшего в Минске 3 июля 1941 года предстает в совершенно неожиданном свете. Профессор говорит, что только ему известна тайна танкового рейда по Минску 3 июля 41-го, и, мол, не поверите, узнал он ее от всемирного известного фантаста Айзека Азимова. Все присутствующие весело переглядываются, еле заметная улыбка пробегает и по лицу Смолича… А причем тут писатель-фантаст?

Так вот, господа, не обращая на скепсис присутствующих, продолжает свой рассказ Кутузов, когда в 76-ом году волею судьбы я оказался в США без доллара в кармане, мне чудом удалось устроиться стажером в Бостонский университет, где читал лекции по биохимии профессор Айзек Азимов. (На эти слова кривой ухмылкой реагирует Роман Петрович, но никто из присутствующих не замечает этого). Думаю, никому не нужно рассказывать, что Айзек, он же Исаак Азимов родился в еврейской семье под Гомелем в 1920 году. В Бостонском университете мы с ним и познакомились (флешбэк). Он знал, что сфера моей деятельности военная история, и, как-то раз, поведал мне о своей двоюродной сестре Злате Азимовой, попавшей в оккупацию в Минске в первые дни войны. Мирных жителей Минска немцы согнали в гетто немногим позже, а в самые первые дни оккупации большинство оставалось в своих домах, но учет евреев немцы начали сразу же (флешбэк). Некоторым удалось эвакуироваться с отступающими войсками, известны случаи, когда в танках вывозили детей и даже целые семьи (флешбек: семья с маленькими детьми запрыгивает через люк в башню танка). Сестра Айзека жила в доме со своими родителями, но получилось так, что в момент нападения немцев на СССР родители с ее младшим братом отдыхали на Черноморском курорте. Вернуться в оккупированный Минск у них не было никакой возможности. Девятнадцатилетняя студентка медицинского института Злата была в доме одна и панически боялась фашистов. И вот, когда ранним утром она увидела, как мимо ее дома по Университетской улице едут два советских танка (следует развернутый флешбэк), она кинулась за ними, пытаясь догнать и попросить вывести ее из города. Танки двигались друг за другом как-то странно. Тот, что ехал сзади притормаживал, как бы отпуская первый вперед, а потом догонял его. Первый же танк двигался на постоянной скорости, не останавливаясь. Злата догнала сзади идущий танк, стала размахивать перед ним руками, танк в очередной раз притормозил, она подбежала к нему, пытаясь взобраться на броню, но танк тотчас дернулся, и она поняла, что залезть на едущую машину у нее не получится. Тогда она кинулась догонять впереди идущий танк, который на повороте с улицей Красноармейской внезапно остановился. С минуту боевая машина стояла, как вкопанная. Злата запрыгнула на броню в поисках люка, с трудом открыла его и влезла в башню танка с криком «Товарищи краснормейцы, спасите комсомолку от фашистских извергов!», но, к своему изумлению, не обнаружила в машине ни одного танкиста – вообще никого! «Как так?» - удивляется Смолич.  Кирьян Авдеевич окидывает присутствующих тревожным взором. Костя вовсе не знает, как реагировать. Леся смотрит то на деда, то на всех остальных. Только Роман Петрович, постукивая ручкой о край стола, сохраняет невозмутимость. Когда танк без экипажа тронулся и поехал, продолжает свой рассказ Кутузов, Злата со страху уписалась прямо в танке (флешбэк), так она потом рассказывала об этом брату Айзеку. Танк поехал прямо (продолжается развернутый флешбэк), испуганная, потрясенная происходящим Злата стала вглядываться в смотровую щель, узнавая впереди себя городской сквер и Филармонию. Танк-было сильно разогнался, но вдруг резко остановился, и Злата увидела, как огромный снаряд сам заправляется в затвор, а потом она потеряла сознание, а когда очнулась, уже ничего не слышала, а из ушей текла кровь. Через смотровую щель она лишь видела, как несется в танке по Савицкой улице в сторону Московского шоссе…

После театрально выдержанной паузы Эраст Кутузов торжественно заявляет: так вот, знайте, господа-товарищи, в РККА уже в 1941 году имелось два батальона так называемых телетанков. Вы не ослышались – теле-танков! Дистанционно радиоуправляемых боевых машин. Один такой танковый батальон базировался под Москвой, а второй – в Украине под Ровно. Это были легкие танки ТТ-46, созданные на базе Т-26 –  по-своему тоже легендарной машины, зарекомендовавшей себя еще в Испании. Телетанк управлялся дистанционно из второго машины – танка управления ТУ-46. Вот потому тем утром в Минске их и было – два. В одном танке сидел экипаж управления, а во втором – не было никого! Какова была боевая задача этой группы боевых машин, мне, увы, неизвестно. Я не исключаю, что это мог быть банальный побег советских танкистов и их попытка сдаться в плен противнику. Наши сдавались врагу целыми взводами, ротами, батальонами, полками, дезертировали, бежали от оков режима, говорит Кутузов, и возможно, танкисты решили сдаться в плен вместе с сверхсекретными боевыми машинами. Правда, с этим не вяжется столь дальний марш-бросок в 800 верст из Ровно в Минск, сдаться в плен они могли и на украинской линии фронта. Не понятен, в случае сдачи в плен, и боевой выстрел из телетанка, от которого оглохла Злата. Хотя произвести его могли и по случайности, ведь пульт управления, как мне потом удалось выяснить из архивных источников, во втором танке насчитывал двадцать кнопок, бойцы могли просто не туда нажать, а может увидели, что в танк забралась девушка, и решили ее временно оглоушить залпом… Далее, Кутузов сообщает, что имеет доступ к хранящимся в спецархивах США и Великобритании документам Вермахта, Абвера, СС, на которые до 2044 года наложен гриф «Сов.секретно». Но нигде он не нашел немецких отчетов о происшествии в Минске 3 июля 41-го. Скорее всего, немцы уничтожили все штабные архивы при отступлении в 43-м.

На это Смолич, полушутливо говорит, что, может, вся эта история про телетанки –гениальный вымысел великого фантаста? Кутузов, отвечает, что это могло быть самым простым объяснением, но радиоуправляемая военная техника к 1941 году в действительности была на вооружении и у РККА, и у Верхмахта. А первый радиоуправляемый танк в истории так вообще был создан аж в 1929-м году японским офицером Нагаямой. В Японии был изготовлен только один опытный образец. Но в Кремле об этом очень скоро узнали, и уже в первой половине 30-х СССР стал создавать свой радиоуправляемый танк. Это были секретные разработки, по тем временам, сверхсекретное оружие. Рассказ о побеге в танке без экипажа Айзек Азимов услышал от своей сестры в 1946 году, не будучи в то время знаменитым фантастом.  Как признался Эрасту Кутузову сам писатель (флешбэк), услышанная от двоюродной сестры история о танке-роботе, как он его окрестил, произвела на него неизгладимое впечатление. Мало того, это и стало началом его писательского увлечения робототехникой!

Костя, которого буквально «колбасит» от россказней Кутузова, не выдерживает и кричит: «Не хватит ли вам того, что вы про «телетанк» выдумали байку, еще и про знаменитого писателя сказки сочиняете! Двойной сенсации жаждете, чтобы лучше продавалась ваша писанина?!» В этот момент Смоличу звонят на мобильный, он просит извинения и на короткое время выходит из переговорной. Пользуясь отсутствием хозяина, Костя с удвоенной яростью кидается на профессора – мол, неужели тот надеется, что Герман Иванович примет его версию и оплатит ему гонорар за его бред, на что самодовольный профессор говорит, что его книги продаются по всему миру миллионными тиражами, и подачки российского варгеймера ему не нужны. Он приехал сюда, чтобы рассказать то, что узнал от знаменитого писателя, а потом перепроверил в закрытых архивах, «из любви к искусству», так сказать, не более того. Вскочив со своего места, Костя обзывает Кутузова попсовым историком, циничным торгашом! Откуда в 1941 году могли появиться радиоуправляемые танки? И как Злата вдруг оказалась в 46-ом году в США? Словесную перебранку, грозившую перейти чуть ли не в рукопашную стычку, прерывает возращение в переговорную Смолича, после чего Кутузов, как ни в чем не бывало, продолжает свой рассказ: где-то на выезде из города, говорит он, девушка удалось вылезти из потерявшего управление и завалившегося набок танка, оглоушенная, с легкой контузией, ссадинами и ушибами, она добралась лесами до отступавших по Московскому тракту советских войск. Уже под Москвой она попала в госпиталь, слух к ней вернулся, хотя головные боли и ночные кошмары после контузии не покадили ее всю оставшуюся жизнь. Связи с родителями у нее не было. Злату определили медсестрой во 2-ударную армию, остатки которой под командованием Власова в 42-ом попали в плен. Злата оказалась в Шталаге-126. В наполовину славянке, светловолосой девочке с голубыми глазами, нацисты не признали еврейку, свое происхождения скрыла от них и сама Злата, и вскоре как славянка она была отправлена в X Гамбургский округ – в военный бордель, обсуживавший немецких солдат и офицеров. После освобождения Гамбурга войсками союзниками, Злата пароходом отправилась в США, зная, что у нее там есть дядя с тетей и двоюродный брат Исаак. В Америке она разыскала их и какое-то время жила в Нью-Йорке на их попечении. Но контузия, многолетний стресс от работы в борделе, одним словом, все тяготы войны и военного плена сказались на здоровье молодой девушки, и вскоре в возрасте 25 лет, измученная эпилепсией, она свела счеты жизнью, кинулась с моста в Гудзон (флешбэк)…

Тут вдруг в разговор вмешивается Леся, которую рассказ о Злате видимо особенно взволновал. Она спрашивает Кутузова, а был ли вообще наезд на велосипедиста, и тогда, быть может, та девушка, которую стошнило, и была Злата? Сильно обеспокоенный Кирьян Авдеевич прерывает свою правнучку, и говорит, что женщина та была беременна, с животом, где-то на месяце седьмом-восьмом. А Злата, судя по рассказу, беременной быть не могла. Но теперь он хочет сообщить нечто, чего говорить не собирался: он, Кирьян Авдеевич Безбородко, сам лично сидел в одной из «тридцатьчетверок», и они действительно прорывались через город к своим на Московское шоссе. Смолич, Роман Петрович, Кутузов и Костя устремляют свои взоры на старика. Да, мы сами были в танке, твердо говорит старик. Это правда. После легкого замешательства присутствующие спрашивают старика: «А тот майор, во втором танке, был ли там он? Или танк был пустой, как только что поведал всем господин Кутузов?» Кирьян Авдеевич отвечает, что майор встретил их на Могилевке, когда они пешим порядком шли вслед за отступлением наших войск (флешбэк). А после их вместе с майором остановили танкисты и попросил помочь с установкой гусениц. Так они и застряли на пути из Минска, а потом им ничего не оставалось, как прорываться через оккупированный город на северо-восток. Мне с трудом верится, говорит старик, что это была какая-то заранее придуманная вербовка, и что нас использовали втемную, хотя война есть война, всякое могло быть… Но сейчас мне тяжело представить себе, что все это могло быть из-за пленного сына Сталина, признается Кирьян Авдеевич, и про радиоуправляемый танк я тоже ничего не могу сказать. Мне 96 года, и мне непросто заставить себя принять другую правду, нежели ту, с которой я прожил всю жизнь, но одно я вам говорю, как на духу: наш с Колей Педаном танк подбили возле сквера вторым, и мы с Колей успели выпрыгнуть и бежали дворами, а потом ушли к партизанам, а после примкнули к наших частях восточнее Смоленска. Так и было…

Но уверен ли Кирьян Авдеевич, что во втором танке был экипаж с майором? И были ли это «тридцатьчетверки» или все-таки легкие танки Т-46? На этот вопрос Кирьян Авдеевич вдруг начинает как-то беспомощно озираться, словно ища сочувствия присутствующих, затем растеряно смотрит на внучку, а потом на глазах старика выступают слезы. Трясущимися от волнения губами, он едва слышно произносит, что они были тогда шестнадцатилетними курсантами-артиллеристами, война только началась, в танках они не разбирались, а «тридцатьчетверки» только поступили на вооружение Красной армии, и они могли перепутать модели, ведь они с Колей и остальными ребятами помогали ставить гусеницы, а потом впервые в жизни сели в танк, и поехали в оккупированный город. Страшно было… За столько лет у него могло многое спутаться в голове, старый он уже совсем, плачет ветеран, плохо с памятью стало… Испуганная состоянием деда, Леся бросает недовольный взгляд на Костю, потом на Смолича, на что Смолич реагирует вызовом помощницы, которую просит принести уважаемому ветерану что-то успокоительное. Смолич встает, подходит к сидящему в кресле-каталке старику, садится рядом, берет за руку: «Вы не волнуйтесь, Кирьян Авдеевич, не волнуйтесь… Вы же наши герои, вы наши герои… Вы только не волнуйтесь…»

После долгой паузы Смолич резюмирует предварительный итог встречи. Итак, выходит, 3 июля 1941 года в Минск въехало три советских танка, а не один, но если один точно мог быть Т-28 с особистами внутри, то остальные два непонятно – то ли это была пара Т-46-ых с одним радиоуправляемым без экипажа, то ли две «тридцатьчетверки» с экипажами? Просто прорывались к своим? Искали сына вождя? Сдавались в плен врагу? Последнее менее всего вероятно, хотя домыслы господина Кутузова о добровольной сдаче наших танкистов в плен тоже могут иметь под собой почву, но только как легендирование на случай провала операции, согласно версии Романа Петровича… Не зная точных ответов на все эти вопросы, Смолич говорит, что тем не менее настала минута и ему объяснить присутствующим, почему он обратился к ним за помощью в расследовании того загадочного танкового рейда. Самое удивительное, что беременная женщина, которую стошнило при виде раздавленного велосипедиста, о чем помнит и уважаемый ветеран, – была его родная бабушка по маминой линии Алевтина Михайловна! Бабушка Алевтина скончалась в 1996 году и похоронена на старом кладбище в Минске. Он долго не мог понять, почему она с ужасом отворачивалась, когда по телевизору показывали военный парады на Красной площади или, когда перед Домом правительства в Минске проходили танки. Однажды, она забрала его из школы, они шли по улице (флешбэк), мимо проезжал гусеничный скрепер, и бабушку стошнило прямо на улице. Ее также мучил вид велосипедов и велосипедистов, и она почему-то не разрешала его родителям покупать внуку велосипед. Ни родители, ни тем более сам маленький Герман, не могли понять этой странной нелюбви бабушки к велосипедам. Но однажды, незадолго до своей кончины, она попросила Германа отвести ее на угол улицы Лекерта (флешбэк). Она уже не в первый раз показывала мне окна дома, чудом сохранившегося, в которой в канун войны жила с дедом. Но в этот раз она сказала, что это самое проклятое место не Земле! Дело в том, что ее мужем и моим дедом был тот самый майор - майор Антон Еремеев, который сгорел в танке у сквера! Так вот, друзья, она знала, что в том танке, который у нее глазах переехал немца, сидел он, мой дед. Дед погиб через десять минут после наезда на велосипедиста… За три дня до этого он попрощался с бабушкой Алевтиной, зная, что они уже вряд ли увидятся. Он сказал, что идет с отступлением на восток, но очень скоро вернется и прокатится на танке мимо их дома, а танк его она узнает по букету полевых цветов на брони (флешбэк). Бабушка не спала сутки, прислушиваясь к шуму танковых моторов (флешбэк). Мимо дома за эти сутки проехало множество немецкой бронетехники, но шум того дедушкиного Т-34 она узнала, когда он еще был за версту от дома. Увидев издалека охапку цветов на броне, она выбежала навстречу деду с платком, и в этот момент танк у нее на глазах переехал немецкого велосипедиста (флешбэк). Сначала она чуть было не потеряла сознание, ее стошнило прямо на улице, а потом она почему-то подошла вплотную к тому, что осталось от немца, и помнит, как велосипедная цепь смешалась с его кишками, и как что-то там сокращалось еще, и цепь шевелилась, как живая (флешбэк). А всего через десять минут мой дед, говорит Смолич, сгорел в подбитом танке, бабушка об этом узнала в тот же день, когда немцы согнали горожан, чтобы показать им сожжённые русские танки. Похоронку, правда, она так и не получила, дед навсегда остался «пропавшим без вести». Так вот, потом она всю жизнь не могла понять, с чем ее столкнула судьба. Ее муж как лягушку раздавил велосипедиста гусеницами своей 30-тонной машины и через несколько минут в этой же машине сгорел сам. Чудовищная бессмыслица войны в одно мгновение вдруг открылась перед молодой беременной женщиной всем своим безобразием. Я внук танкиста, жену которого потом всю жизнь выворачивало при виде железных гусениц мирных скреперов… Наверное, потому я и занялся варгеймингом. Возможно, в этой своей невсамделишности виртуальная война избавляет меня от внушенного бабушкой ужаса перед войной настоящей, реальной. А может, я ошибаюсь, и все еще сложнее, и сегодня в варгейминге мы интуитивно угадываем природу всякой войны. Ведь в какой-то момент и для фюрера она стала попросту виртуальной. Он воспринимал ее на карте, рисовал в своем воспаленном мозгу, как в какой-то кибер-игре, посылая миллионы людей убивать друг друга (флешбек: Гитлер, склонившись на картой, что-то энергично на ней рисует, а потом вскидывает голову и экстатически закатывает глаза…) Разве человек адекватный мог назвать СССР, простиравшийся по всему материку на 10 тысяч километров, «британской шпагой, направленной на Японию»? Только ополоумевший игроман, мыслящий масштабами карты на своем столе, мог напасть на страну с бескрайним тылом…

После некоторой паузы Смолич тихо произносит: «Одного я не знал: я не знал, что дед мой, танкист Антон Еремеев, был особистом, получавшим прямые указания от Берии и Меркулова…» Потом Смолич обращается к Роману Петровичу и спрашивает: «Так может, он в том особистском Т-28 и сидел, а те два танка выполняли параллельную задачу, и тогда один из них вполне мог быть радиоуправляемым телетанком без экипажа?» Не дожидаясь ответа, Смолич обращается к немного успокоившемуся Кирьяну Авдеевичу: «Вы ведь с вашими товарищами могли не видеть, когда майор пересел в третий танк?» Ветеран усталым взором смотрит на Смолича и отвечает: «Как же мог я это видеть, сидя в танке? В смотровую щель мало что можно разглядеть…»

Герман Смолич, смущенно улыбаясь, замолкает. Молчат и все остальные. Роман Петрович бросает внимательный взгляд сначала на Смолича, явно намереваясь что-то сказать, но в этот момент внезапно побледневшая Леся падает в обморок. Первым к оказавшейся на полу девушке подбегает Костя, поднимает на руки, кладет на диван. Он вопрошающе смотрит на растерянного Кирьяна Авдеевича, который, привстав со свой каталки, требует, чтобы немедленно вызывали «скорую». Стоящие поодаль Роман Петрович и Эраст Кутузов обмениваются репликами о впечатлительности девушки.
Приехавшие врачи «скорой», измерив Лесе давление, фиксируют резкое падение до «60 на 40», одновременно делают экспресс-анализ крови и обнаруживают резкое понижение гемоглобина. Врачи констатируют у девушки предкоматозное состояние. Разнервничавшемуся Кирьяну Авдеевичу медики делают укол успокоительного, и за это время старик успевает сообщить им, что у его правнучки очень редкая болезнь крови – ведь она как барометр. Видно, сегодня буря серьезная надвигается, раз ей стало так плохо. Обычно она через пять минут приходит в себя, а тут…

Санитары «скорой помощи» на носилках относят юную Лесю к лифтам. В коридоре офиса их сопровождают Костя и помощницы Смолича. После того, как лифт увозит Лесю вниз, Костя подбегает к стоящему в глубине коридора Смоличу, отводит его в сторонку и тихо сообщает ему, что ветеран приехал сюда только ради того, чтобы проплатить своим 10-миллионным гонораром лечение правнучки в Швейцарии. Костя просит, независимо от того, какую версию Герман Иванович принял за самую достоверную, отдать деньги старику ради спасения жизни юной девушки. Смолич, не колеблясь, соглашается с этим. После чего хозяин офиса вместе с Костей возвращается в переговорную, где находятся чуть успокоившийся Кирьян Авдеевич, нетерпеливо разгуливающий по помещению Эраст Кутузов и сидящий за столом и привычно постукивающий ручкой о его край Роман Петрович. Смолич объявляет присутствующим, что, учитывая общий вклад в историческое расследование танкового рейда 3 июля 1941 года всех участников сегодняшней весьма плодотворной беседы, гонорар в размере 10 миллионов рублей он предлагает поделить между всеми консультантами, с той лишь оговоркой, что все эти средства в полном объеме пойдут на лечение в Швейцарии правнучки ветерана Леси. Как выяснилось, девушка страдает очень редкой болезнью, и ради спасения ее здоровья уважаемый Кирьян Авдеевич проделал путь из Смоленска в Москву. Гостям Смолича ничего не остается, как согласиться с таким решением. Перечислить деньги в клинику они, естественно, доверяют самому Смоличу. Костя спрашивает у Кирьяна Авдеевича, не может ли он назвать клинику в Швейцарии, в которую нужно направить Лесю. Старик дрожащими пальцами достает из внутреннего кармана сложенный лист бумаги и протягивает Косте. Костя разворачивает лист, передает Смоличу. Смолич тут же отдает распоряжение сотрудникам связаться с французской клиникой и оплатить лечение Алеси Безбродко в сумме 125 тысяч евро. Понимая, что Костя успел проникнуться к Лесе нежными чувствами, Смолич предлагает ему как своему представителю сопровождать Лесю в поездке в Швейцарию, эти расходы он тоже берет на себя…

Эраст Кутузов заявляет, что сегодня же улетает обратно в Штаты. При этом он не жалеет, что совершил этот вояж через океан, хотя бы ради избавления столь юного создания от опасной болезни. Роман Петрович, в свою очередь, вручает Смоличу папку с документами, сопровождая словами: «Теперь это ваше». При этом Роман Петрович прикладывает к папке руку, как к чему-то весьма драгоценному внимательно смотрит в глаза Смоличу. Взяв в руки папку, Смолич просит Костю проводить ветерана до дому на предоставленном для старика служебном лимузине.

Костя толкает кресло-каталку с Кирьяном Авдеевичем по коридору до лифтов. Затем все вместе, Костя, Кирьян Авдеевич в каталке, Роман Петрович и Эраст Кутузов спускается на лифте вниз. На улице поднялся сильный ветер, предвещающий бурю. Выйдя из офисного небоскреба на улицу, Кирьян Авдеевич и Костя прощаются с Романом Петровичем и бостонским профессором. Костя извиняется перед Эрастом Кутузовым за резкость и эмоции, а затем усаживает старика в лимузин, складывает кресло-каталку и садится с ним рядом.

Роман Петрович предлагает Эрасту Кутузову пройтись вместе до парковки пару сотен метров. Шагая под сильными порывами ветра по территории Москва-Сити, Роман Петрович просит Кутузова ответить на один вопрос, на который тот вправе и не отвечать:
- Так это из-за вас в 70-ые ФБР стало приглядывать в Бостонском университете за Айзеком Азимовым как за лицом, сочувствующим коммунизму?
Недоумение на физиономии Кутузова перемешивается с хитрой ухмылкой:
- А я думал вы хотели спросить меня о чем-то по существу нашей сегодняшней дискуссии…
- Ну что ж, уважаемый господин Нетудыхата, - говорит Роман Петрович, - тогда скажите, почему вы не спросили ветерана как очевидца, видел ли он в танке, в котором они въехали в Минск, пульт дистанционного радиоуправления вторым танком?
- А смысл было его об этом спрашивать? Он вообще в первый раз в танке сидел, разве он мог обратить внимание на какую-то дополнительную панель приборов?
- Ну а все же, может, им мехвод что-то рассказал-показал?
- Да навряд ли, ведь вы лучше меня понимаете, что эта была на то время сверхсекретная техника, кто бы осмелился. Вот и вы доступ к архивам имеете, а про телетанки, въехавшие в Минске, ничегошеньки не нашли, они у вас как «тридцатьчетверки» по архивам проходили… Секретность, батенька, секретность…
- Зато я нашел то, что больше всего интересовало Смолича – информацию о его деде майоре Ереемеве.
- Но вы же нам ничего об этом не сказали?
- Не стоило говорить при всех. Я передал ему папку с копиями всех документов.
- Так что по майору-то?
- Расстреляли его особисты 18 июля 1941-го как паникера-дезертира, а в 1956-ом посмертно реабилитировали. И жене его Алевтине, той самой бабушке Смолича, выслали документ соответствующий…
- Так выходит, она…?
- Выходит так. Не рассказывала внуку правду. Легенду про деда придумала. Но велосипедиста, похоже, и в самом деле танк у нее на глазах раздавил.
- Так Смолич сейчас эти бумаги увидит?
- Да увидит. Он же из-за этого нас собрал. Танки тут не при чем. Это был лишь повод. Вы поймите – он владелец всемирно известного интернет-ресурса, ему нужно и о себе легенду строить, о славном боевом прошлом своих предков. Но правду знать тоже не мешает. Так вот, той танковой спецоперацией управлял майор-особист по фамилии не Еремеев, а Карпов. Он и сгорел в Т-28, о котором потом Малько написал…
- Да-а, - задумчиво говорит Кутузов, - но девушке с прадедом повезло, считай, спас он внучке здоровье с ее-то редко болезнью…
- Хорошо, хоть так. Глядишь, вылечат французы его раскрасавицу. А малец-то на нее запааал…
- Запал, запал, однозначно запал, еще бы не запасть, - подтверждает Кутузов.

В это же время, пока Эраст Кутузов обменивается мнением с Романом Петровичем, по Можайскому шоссе лимузин Смолича везет в сторону области ветерана Кирьяна Авдеевича в сопровождении Кости. «Как там моя девочка? Что же я скажу ее родителям? Как там моя девочка?» - бормочет старик и под воздействием успокоительного клюет носом. Костя говорит ветерану, что Герман Иванович поступил очень мудро, и Лесю во французской клинике скоро вылечат, а он, Костя, по поручению Германа Ивановича за ее лечением там же в Швейцарии проследит. Уже видя в молодом парне не чужого для своей любимицы-внучки человека, полусонный старик берет руку Кости в свои холодные ладони и говорит ему: «Костенька, спасибо тебе, сынок, и Герману твоему Ивановичу спасибо огромное, низкий мой вам ветеранский поклон… Но ты знай, ты-то знай это, сынок: я промолчал, но ведь не было никаких цветов на первом танке, не было! Беременную женщину помню, видел ее в смотровую щель и еще заметить успел, как ее мутить стало, когда танк велосипедиста переехал, но цветов на броне не было, не было цветов…» 

В какой-то момент в поле, мимо которого едет машина с ветераном и Костей, поднимается высоченный столб пыли, похожий на смерч.
- Глядите, глядите, Кирьян Авдеевич, смерч в Подмосковье! Обалдеть! Отродясь такого не видел! Ну и денек! - восклицает Костя, но старик не слышит слов молодого человека, так как уже крепко спит в мягком сидении лимузина.

Роман Петрович, выехав на своей машине с территории Москва-Сити, едет по Третьему кольцу. Эраст Кутузов садится в подъехавшее такси, а в это время, сидя в летящем вертолете рядом с пилотом, Герман Смолич открывает папку, которую ему вручил Роман Петрович. Листая бумаги, он находит страницу с фотографией майора Карпова Федора Степановича, погибшего смертью храбрых 3 июля 1941 года в Минске. «За мужество и отвагу, проявленные при исполнении воинского долга, в условиях, сопряженных с риском для жизни наградить КАРПОВА Федора Степановича Орденом Красной Звезды посмертно. Подпись: Нарком НКВД Л.П. Берия». В папке Смолич находит и другой документ, в котором говорится: «На Ваше заявление о пересмотре уголовного дела по обвинению ЕРЕМЕЕВА Никиты Михайловича, арестованного в 1941 году, сообщаю, что по протесту прокурора Постановлением Президиума Верховного Суда Белорусской ССР от 11 мая 1956 года уголовное дело 1941 года по обвинению ЕРЕМЕЕВА Антона Михайловича прекращено за недоказанностью обвинения, и он по суду полностью реабилитирован. Поскольку ЕРЕМЕЕВ Антон Михайлович реабилитирован посмертно, то его двухмесячную зарплату, исходя из существующего ко дню реабилитации месячного оклада по должности, занимаемой до ареста может получить его семья…» Смолич в недоумении хватается за мобильный телефон, звонит Роману Петровичу, но мобильной связи в летящем вертолете нет. Смолич просит пилота немедленно развернуть вертолет и вернуться в офис. Пилот говорит, что нужно садиться, ветер ураганный, но Смолич орет на пилота, чтобы тот возвращался в город. Пилот делает разворот и вертолет буквально заносит в столб внезапно возникшего на пути смерча, после чего машина теряет управление, падает на землю и взрывается…

Газеты и новостные сайты пестрят информацией о нелепой трагической гибели в вертолетной аварии крупного бизнесмена – медиа-магната Германа Смолича.

Год спустя. Взявшись за руки, Костя и Леся (с заметно округлившимся животиком), проходят по старому смоленскому кладбищу между поросших бурьяном могил к скромной могиле Кирьяна Авдеевича и Софии Мироновны Безбородко. Под именем Кирьяна Авдеевича значится дата рождения и смерти: 1925-2019 гг. Костя кладет на могилу цветы и небольшую, размером с ладонь, модель танка Т-46. Постояв у могилы, через какое-то время молодые люди уходят... Оставшийся на могиле игрушечный танк вдруг словно бы оживает и начинает вращать своей игрушечной башней, а затем, превратившись в танк виртуальный, уже едет, гремя мотором, по виртуальному шоссе мимо горящих вдоль дороги машин, после чего въезжает в разбомбленный город, в котором мы узнаем 3D-модель довоенного Минска, и теперь мы видим, как сидящие за мониторами компьютеров молодые люди в пылу кибер-сражения перебрасываются короткими репликами, а на самих мониторах два Т-46 и один Т-28 ведут диверсионную атаку на силы противника на улицах оккупированного города. И вот уже на многочисленных телеэкранах букмекерской конторы команда кибер-спортсменов радостно вскидывает руки, находясь в каком-то большом игровом зале, судя по крупным иероглифам на стенах, расположенном в Юго-Восточной Азии. Радость спортсменов на телеэкранах переходит в бурное ликование посетителей «букмекерки». С экранов спортивный обозреватель сообщает, что сегодня в Пекине Кубок имени легендарного Германа Смолича в самой популярной в мире кибер-игре «Операция “Железная гусеница”» вновь достался команде российских кибер-спортсменов…