Женщина, которая...

[Immediate Music – Kingmaker]

Я закрываю глаза.

Мне снова восемь. Я стою у старого черного пианино, прислонившись к нему плечом. Чувствуется запах нового линолеума, который смешивается с сырой осенью и нескончаемыми моросящими дождями. Там, снаружи, порывистый ветер качает высоченные старые тополя через дорогу. Они шепчут друг другу монологи облетевшими ветвями, переплетаясь и пряча в себе покинутые птичьи гнезда. За ними стонет река, медленно передвигая свои темные грязные воды. Но здесь, внутри нашего крохотного кабинета, куда помещаются только два пианино и пара стульев вдоль стены, тепло и уютно, не смотря на убогость обстановки. Комната насквозь пропитана родными, любимыми запахами.

В этом году я занимаюсь плохо. Я вытравил из себя способность чувствовать. И когда я начинаю играть, моя учительница слышит это. Она останавливает меня снова и снова, уже начинает раздражаться и недовольно поглядывать на меня. Ничего, мне не страшно и не обидно. Просто я не понимаю, чего же она хочет от меня.
- Не стучи по клавишам, - в сотый раз повторяет она.
- Держи темп, не ускоряй.
- Следи за пальцами. Не те же ставишь.
В итоге, к концу октября технически я играю очень хорошо, но –
- Я не верю тебе, - говорит Елена Петровна. – Я думала, что играет робот, а не человек.
Я останавливаюсь, да-да, в сотый раз. И это такое мучение. Потому что я не знаю, что еще нужно сделать, чтобы ей понравилась моя игра. Я молча жду, когда она закончит объяснять, какие эмоции я должен вложить в этот чертов Менуэт. Кивнув в подтверждение того, что я все понял, я заново начинаю его играть.

Елене Петровне около сорока пяти. Она высокая и стройная, темно-русые волосы убраны в аккуратный пучок на затылке. Сегодня на ней длинная черная юбка и серая водолазка. Она очень красивая женщина. Выражение лица строгое и мягкое одновременно, но самое главное – ее глаза. Серые, цепкие, смотрящие насквозь и вглубь тебя. Они не холодные, нет. Просто они все видят и все знают. Такое ощущение, что Она знает. А мне уже есть что скрывать и прятать. Ото всех, от себя самого.
- Встань, - просит она, прерывая мою пустую игру. Я встаю, уступая ей место.

Ее пальцы порхают над клавишами. Сначала я не слышу музыки. Я вижу лишь ее руки, худые и бледные, исчерченные синими нитями вен, резкие и четкие линии. Такие же, как и ее игра. Это не просто извлечение звука. Не повторение, ни воспроизведение замыслов гениев. Эта та самая магия, которая ненавязчива, но неуклонно побеждает. Вот теперь звуки проникают непосредственно в меня. Не только через уши. Через каждую пору на моей коже. Я воспринимаю ее каждой своей клеточкой, наполняясь до краев этой красивой и мощной игрой.
Она ставит меня между собой и пианино, кладет мои ладони поверх своих, пальчик к пальчику, так, чтобы я играл вместе с ней. Я вновь смотрю на наши руки. Звуки, несомненно, исходят прямо из них. Не из корпуса пианино, в котором молоточки отплясывают со струнами свои страстные танцы. Они льются из-под купола ее ладоней, вырываясь радужным, прозрачным северным сиянием в искрящееся облако. И это - целая история. Рождение и развитие, драма и печаль, борьба и отчаяние, темнота безысходности, скорость падения и смертельная боль. И – спасение и возрождение. Парящие Фениксы, восставшие из пепла, сильные, молодые, сверкающие во всей своей красе. Доказывая финальными аккордами, что жизнь – это борьба, умение вставать и двигаться вперед, как бы больно тебе не было, способность понимать и любить.

Елена Петровна уже давно закончила играть и, сняв мои ладони со своих, снова торопливо объясняла, что и как нужно делать в определенных тактах и частях, а в моей голове до сих пор звучали сцены из истории, которую я только что услышал. Но, наверное, я был слишком мал или глуп, чтобы суметь постигнуть весь смысл того, что она так упорно в меня вкладывала.
Она учила меня не только музыке. Она воспитывала меня, наверное, больше, чем моя мать. И любила, как собственного сына.
- Доводи дело до конца, чтобы не случилось, - всегда повторяла она. Конечно, чаще всего это касалось музыки, но что мешает применить этот принцип в жизни?
Жить тем, что происходит сейчас.
Любить свое настоящее, не отвергая прошлого, не преграждая путь будущему.

В декабре она выключала свет в нашем маленьком кабинете, все так же ставила меня между собой и пианино, также мои ладони и пальцы лежали поверх ее и повторяли каждое движение. И в этой темноте я наконец-то понял, чего она от меня хочет. Я должен был не просто хорошо играть. Я должен был чувствовать. Играть изнутри. Пропускать все через себя.
Высвобождаться через музыку, выпускать свои страхи. Суметь рассказать ею то, о чем никому никогда не сможешь поведать. Выражать свои чувства…
Я до сих пор помню то зимнее утро.

Каково было ее намерение? Что она знала и видела, когда смотрела своими пронзительными серыми глазами в самую суть меня? Видела ли она меня настоящего? Может быть. Если так, то я завидую ее выдержке, терпению и стремлению заниматься со мной, воспитывать, пытаться освободить и снова срастить то, что было поломано.
Женщина, которой я очень многим обязан. Которой я благодарен за свое духовное начало и развитие.
Женщина, которую я никогда не забуду.