Альби. глава7

Быстро спускалась январская ночь. Рваные берега Роны почти скрылись из виду. С реки дул студеный ветер, и Жан был рад тому, что на нем меховой плащ. Кони шли рысью по гулкой дороге, круша лед на лужах. Жан глядел вперед, ослепнув от мрака, что стенами обступил его отряд, и чувствовал только, как морозный воздух врывается в его горло.

Река сделала зигзаг, и появились огни Сен-Жиль-на-Роне, похожие на заплаканные глаза. Кони пошли быстрее, уже проступали очертания замка, ограниченные огнями на башнях.

По обледеневшему мосту всадники пересекли ров и въехали во двор. Здесь их встретили. Жан спешился, снял перчатку и, растирая замерзшее лицо, спросил у подошедшего солдата:

- Граф де Монвалан здесь?

- Нет, господин, - ответили ему. – Его светлость еще не возвращался.

- Понятно.

Жан пошел к каменному крыльцу, слыша за спиной голоса своих воинов. Он чувствовал кожей, что сегодня-завтра все решится, что времени мало, оно бежит, наступая на пятки, и смерть дышит в затылок.

Зал замка, принадлежавшего Раулю де Салье, кузену молодого Монвалана, был полон гостей. Громкие разговоры, смех, музыка создавали невообразимый шум. Жан остановился в дверях, как вкопанный. Зачем собрались здесь эти люди? Пир во время чумы – вот что напоминало ему это сборище.

Навстречу уже шёл Рауль.

- Наконец-то ты явился, - проговорил он. – Заждались уже. Идём, выпьем.

- Что празднуете? – мрачно спросил Жан.

- Начало войны, брат мой!

- Ты говоришь об этом с уверенностью.

- Ты тоже.

- Подожди. Отца нет. Значит, переговоры ещё не завершились.

- И что это меняет? Неужто ты забыл, с кем мы имеем дело? Папа хочет Прованс, и этот пёс де Монфор сделает всё, чтобы Иннокентий получил желаемое. Я не узнаю тебя, Жан. На что ты надеешься?

Рауль проследил за взглядом Жана. В стороне собрались дамы. Среди них была Колетта. Он хлопнул брата по плечу:

- Идём. Напьемся, как следует, и будем ждать вестей.

Жан кивнул и расстегнул плащ.

В десятке миль отсюда граф Раймунд Тулузский и папский легат Пьер де Кастельно вели переговоры. Решалась судьба юга Франции. Карл де Монвалан, как советник Раймунда, отправился туда ещё до рассвета. Уже царила ночь, но известий не было.
Все были на нервах, хоть и делали вид, что спокойны. Почти все рыцари прибыли с отрядами, а присутствие дам было как воспоминание о мирных днях.
Внимание Жана привлекла любовная песня, и он оглянулся.

Закат тускнеет.
Звуки колокола
Плывут к небесам.
День тает, как моя печаль.
И в мыслях вижу
Рвущуюся нить,
С которой падает
Нанизанный янтарь…

Молодой трубадур перебирал струны и вышагивал вокруг Колетты, которая встала, чтобы куда-то идти, но, застигнутая врасплох, лишь рассеянно улыбалась. Жан похолодел. Красота её пленяла, разбивала сердца, но настоящую Колетту, без оболочек и масок, знал только он. Порой ему казалось, что постель загорится от пламени их страсти, и она была светом, к которому он бесконечно шёл.

Трубадур пел чистым сильным голосом. Стихи были красивы, а повторение фраз завораживало, как заклинание. Внезапно Колетта сделала жест, словно хотела отстранить певца. Теперь она смотрела прямо на Жана, и в глазах её мерцали слёзы.
Жан встал из-за стола, и почувствовал на плече чью-то руку – руку отца. Он резко обернулся. Карл был мрачен. Рядом с ним стоял рыцарь-тамплиер с коричневым лицом, обожжённым солнцем – солнцем Палестины. Их плащи несли морозное дыхание зимней ночи.

- Я уже думал выходить навстречу, - сказал Жан.- Уже давно стемнело.

- Да, уж куда темней, чем ты думаешь, - отозвался Карл.

Он устало отстегнул перевязь и передал подбежавшему мальчику-слуге. Тот едва удержал тяжёлый меч.

- Господа, рад познакомить вас с графом де Безье. Он проделал со мной долгий путь, чтобы увидеться с вами.

Рыцари холодно приветствовали тамплиера, но тот ничуть не смутился.

- Вот как! – спокойно произнёс он. – На другой приём я и не рассчитывал.

- Прошу вас, граф, - сказал Рауль, указывая на место за их столом. – Я хозяин этого замка Рауль де Салье. Прошу чувствовать себя свободно в этих стенах. Вы – мой гость.

Тамплиер благодарно склонил голову. На короткое время  Жан отвлёкся, забыл о Колетте, рассказ прибывших от графа Раймунда захватил его. Он пил вино, не ощущая вкуса, чувствуя лишь, как в нём закипает ярость. Пьянел он медленно, но всё-таки опьянел, неожиданно, сразу. И когда вдруг подумал о ней, что нужно подойти, успокоить, узнать, почему она плачет, хотя и сам знал ответ, он обернулся и стал взглядом искать её. Но было поздно. Ни Колетты, ни её служанок в зале не оказалось.

- Раймунд вне себя от ярости, - говорил тамплиер, сжимая и разжимая рукоять меча, - в отличие от Карла он оставался вооружённым. Взглядом рыси он обвёл собравшихся за столом.

- Что там произошло? – тревожно спросил Рауль.

- Уверяю вас, господа, всё хорошо начиналось. Все были вежливы, но вскоре едва не вцепились друг другу в глотки.

Выяснилось следующее: легат заявил, что графу не видать прощения церкви, если он и впредь станет попустительствовать еретикам и допускать в свои земли евреев и арабов. Поначалу Раймунд успокаивал легата, уверяя, что сам выкорчует зло, но де Кастельно даже слушать его не стал. Он обвинил Раймунда в нарушении клятвы, на что граф ответил, что пришёл вести переговоры, а не выслушивать оскорбления.

- Не успели мы и глазом моргнуть, - сказал де Монвалан, - как они уже рычали друг на друга.

- Кончилось тем, что Раймунд схватился за меч и угрожал убить легата, - сухо заметил Безье.

- Но он не настолько безрассуден, чтобы дойти до этого! – воскликнул кто-то из рыцарей.

- Это было бы равносильно самоубийству, - кивнул Карл. – Но чтобы долготерпеливый граф угрожал кому-то смертью, нужно было совершенно вывести его из себя. И легат постарался, поверьте. Вообще, у меня сложилось впечатление, что его спровоцировали намеренно. Де Кастельно в гневе покинул дворец. Теперь совершенно ясно, что Раймунд останется без благословения церкви. Напряжённость  в отношениях с папой достигла предела. В эту ночь подули злые ветра, господа. Теперь негде от них укрыться.

При этих словах Жан вспомнил преподобного Бернара, негодяя и пьяницу. Тот любил повторять: каждый сам за себя, и только бог за всех. Где же Колетта? Или она оставила его одного?

Пусть всё будет как будет. Пусть они жгут, режут, вешают друг друга, я останусь в стороне. Пусть руки мои будут чистыми – всё ради Колетты, так хочет она, - думал Жан, пробираясь вслед за слугой извилистыми коридорами в отведённую им с супругой комнату. Только не выйдет так. Нельзя остаться в стороне – это моя война. Я желаю этой войны, и буду драться – всё ради Колетты.

Его подогретое вином воображение рисовало одну и ту же картину: карета мчится сквозь ветер и непроглядную тьму, унося прочь Колетту.

Слуга бесшумно отворил дверь комнаты. Там горела единственная свеча. Стиснув губы и ощущая внутри липкий холод, Жан вошёл.

Колетта спала, свернувшись под одеялом, и он остановился перевести дух.

- Слава богу, ты здесь, - прошептал он.

Раздеваясь, Жан не отводил от неё глаз. Теперь он и сам не смог бы с точностью сказать, почему вдруг решил, что Колетта уехала. Он задул свечу и лёг рядом, обнимая её, вдыхая тёплый запах волос. И вдруг, холодея понял, что она не спит, а молча на него смотрит, белки её глаз блестели в темноте, она всхлипнула. Жан разом сел, вглядываясь в молочно-белый силуэт.

- Ты плачешь? – сказал он.

Она не ответила.

- Почему ты плачешь? Скажи мне, Колетта! Почему? – допытывался он, но она только всхлипывала.

Он не знал, что делать, успокаивал её как мог, целовал залитое слезами лицо. Он хотел быть с ней теперь и всегда, лишь бы она успокоилась, лишь бы не плакала больше. Кончилось всё тем, что он овладел ею в жаркой постели, в кромешной темноте, под вой январского ветра, и она отвечала ему ласками.
Уснул Жан под утро, и снились ему солнечные ромбы на башнях, собака на дороге и алый цветок в чьих-то чёрных волосах.


***

- Что с тобой?

Жан повернулся к Колетте, посмотрел на её лицо, обрамлённое рыжим мехом. По её просьбе Жан сел в карету, а там, снаружи, скакал его конь, и ветер рвал чёрную гриву.

Дело сделано. Они возвращались в Монвалан. Свет тусклого дня вползал в оконце кареты, ложась точно поперёк лица Колетты. Они не разговаривали, они были как чужие, Жан не смотрел на неё, боясь растерять остатки самообладания.

- Жан! - позвала она.

- Да?

- Я спрашиваю, что случилось? У меня дурное предчувствие. Не надо было сегодня ехать.

Он вздрогнул, но не шелохнулся.

- Ничего. Всё в порядке, - сказал он. – Не думай о плохом.

Но Колетта всё равно думала. Она доверяла своей интуиции.
Карета остановилась. Кто-то постучал снаружи. Жан вышел, и Колетта с ужасом услышала доносящиеся откуда-то крики и звон мечей. Это могли быть разбойники, напавшие на кого-то из засады. Она видела, как Жан вскочил в седло, отдавая приказания монваланским солдатам.

- Жан, береги себя! – воскликнула Колетта.

Он обернулся. Она была поражена тем, как изменилось его лицо. Выбивая хлопья грязи, всадники поскакали туда, где шла резня.

Со стороны реки появилось шестеро всадников. Они спешили, но завидев отряд Жана, остановились. Вид у них был совершенно разбойничий. Сжав зубы, Жан снял притороченный к седлу шлем и спешно водрузил его на голову.

- К оружию! – прокричал он.

Верные ему рыцари бросились в атаку вслед за ним. Разбойники не решились принять вызов. Развернув коней, они пустились прочь. Некоторое время их преследовали, пока Жан ни дал команду возвращаться.

На пологом берегу, задрав колёса к небу, темнела перевёрнутая карета. На земле лежали люди в самых немыслимых позах. Жиль Лоссанж, приближённый рыцарь и друг Жана, стал качать головой сразу же, как только они приблизились. Было ясно, что разбойники напали неожиданно, а эти даже не успели как следует оказать сопротивление.

В карете находился труп священника в залитом кровью белоснежном плаще.

- Какого дьявола! – воскликнул Жан. – Жиль…. Ты видишь?

- Вижу.

- Послушай…. Если это то, о чём я подумал, то это чёрт знает как плохо.

- Господин, - взгляд Жиля потемнел. – Карета шла по дороге вдоль реки. Это тупиковая дорога. Вы сами знаете, куда она ведёт.

Жан тяжело вздохнул.

- Да, знаю. – Он протянул руку и, широко улыбнувшись, положил ладонь на плечо Лоссанжа. – Теперь войны не избежать…. Надо убедиться, что тот мертвец действительно легат. Обыщите карету. Там должны быть документы.

Двое солдат спешились и занялись делом. С бледного зимнего неба пошёл снег. Жан запрокинул голову, смотрел в серую муть. В какой-то момент стало казаться, что снег поднимается с земли и уноситься ввысь. Жиль стоял рядом.

- Вы оставите их здесь?

- Пока да.

- Не лучше ли доставить их в Сен-Жиль?

- Это исключено.

- Почему?

- Потому что, если он и впрямь легат, это убийство припишут нам. Всем известно, что Монваланы преданы Раймунду.

- Не хотелось бы быть напрасно обвинённым.

- Мне тоже. – Жан отвернулся.

- Господин…

- Что там?

Жан повернулся к подошедшим солдатам.

- Мы осмотрели убитых. Это слуги и четверо сопровождающих.

Жиль Лоссанж хмыкнул:

- Папа чувствует себя хозяином Франции. Даже своему легату даёт такой хилый эскорт.

- Вот что мы нашли.

Солдат протянул Жану сложенный вчетверо плотный лист бумаги.

- Но это частное письмо… хотя здесь стоит имя адресата. Дьявол!

- Пьер де Кастельно, - констатировал Жиль, глядя прямо на Монвалана.

Тот кивнул:

- Так и есть.

- Но это не всё, господин, - сказал солдат. – Там ещё есть человек.

- Где, в карете? – не понял Жан.

- Именно так. Его завалило шубами, когда карета перевернулась. Мы проверили, он мёртв. Но зато при нём целый ворох бумаг. Вам следует взглянуть на это, господин.
Жан кивнул:

- Хорошо, иду.

Вдвоём с Лоссанжем они вернулись к карете. Заглянули внутрь, стараясь не смотреть на легата.

Лоссанж пожевал губами.

- Ну и ну…. Бедняга. Как думаете, сколько ему лет?

- Шестнадцать-семнадцать, не больше. Вероятно, это секретарь легата.

- Чудовищно.

- Что тебя смущает, Жиль?

- Несправедливость. Он слишком молод, чтобы умирать.

- Ты называешь это несправедливостью, а я – судьбой. Ничего не происходит без божественного вмешательства. Несчастье наше в том, что мы не можем мыслить как бог. А Сатана рассуждает, как человек, поэтому он нам ближе. Где бумаги?

- Вот они. – Солдат подал Жану деревянный ящик с замысловатым рисунком.

Жан просмотрел некоторые из них, потом сломал сургуч на длинном конверте.

- Жиль, - тихо сказал он. – Это протокол переговоров и отчёт. Адресовано лично папе.

- Я вот о чём подумал, господин…

- Ну?

- Те шестеро, что выскочили нам на встречу, на первый взгляд выглядели, как разбойники. Но, даю руку на отсечение, что это опытные вояки. Двоих из них я видел вчера в эскорте, что прибыл в Сен-Жиль с тамплиерами.

- Ты не ошибся?

- Нет. Это точно были они.

- Хуже некуда.

- Теперь понятно. – Жиль сдвинул брови. – Бумаги на месте, зато исчезли все драгоценности. Любой решит, что это дело рук головорезов с большой дороги.

- Этого не может быть. Я ручаюсь за его светлость. Граф Раймунд не опустится до подобного бесчестья.

- Не факт, что это его люди. Возможно, они подчиняются тамплиеру.

- Дьявол! Вчера Раймунд не сдержался и угрожал легату убийством. Это слышали несколько человек. Тот рыцарь мог воспользоваться этим, тамплиеры всегда вели свою игру.

- Как его зовут? – Жиль демонстративно вытащил на треть свой меч из ножен.

- Отец представил его как графа де Безье.

- Люк де Безье.

- Вы знакомы?

- Однажды довелось. Граф из тех людей, которых лучше иметь в числе друзей. Или не знать вовсе. Странно, что мы не встретились вчера.

- Ты был занят с солдатами, Жиль. А граф оставил нашу компанию довольно скоро.
Лоссанж закивал и снова посмотрел на картину убийства.

- Оставим всё как есть. Пора уходить, - сказал Жан.

- Да, пошли отсюда.

Вдалеке над Сен-Жилем сгущались тучи. Сильные порывы холодного ветра били в спину, заносили хвосты лошадей. Совершенно подавленный, Жан вскочил в седло.

- Надо торопиться, господин! – прокричал один из солдат. – Будет буря.

- Никому ни слова о том, что вы видели, - с мрачным видом сказал Жан. – А буря разразится, не сомневайтесь. И обрушится она на головы равно как католиков, так и еретиков.